magnum opus

01:15. Чонгук: «Что делаешь?» 01:26. Виктор: «Снова за старое?» 01:27. Чонгук: «Мне просто не спится. Запиши мне на голосовое сказку». 01:34. Виктор: «Я уже лёг спать, не отвлекай меня». 01:34. Чонгук: «Это займёт несколько минут, давай, жду». 01:36. Чонгук: «Эй, ты уснул?» 01:40. Чонгук: «Паааа». Чимин просыпается, когда уже совсем светло. Он поворачивается набок и смотрит на часы, стоящие на прикроватной тумбе. Те показывают «11:36», и Пак даже удивлённо вытягивает губы, потому что давно не спал так долго. Он снова переворачивается на спину и тянется, слыша и чувствуя, как хрустят позвонки. И больно, и приятно одновременно. В прочем, как и все в жизни Чимина в последнее время. С другой части домика слышится шипение масла на разгоряченной сковороде, из приоткрытого окна — морской шум внизу. Осознание того, что он здесь, в этом райском месте, в коттедже своей мечты, с самым прекрасным омегой из всех, что когда-либо встречал, делает его настолько счастливым, что он невольно растягивает губы в улыбке. Ничего более приятного в последнее время с ним не происходило. Ни одна, даже самая дорогая вещь, купленная в брендовом магазине, не стоит того, что он чувствует здесь и сейчас. Омега лениво поднимается, выпутывается из одеяла и наспех натягивает на себя кофту с длинным рукавом и спортивные штаны. Перед тем, как заглянуть на кухню, он сворачивает в ванную, чистит зубы и причёсывается. Его глаза выглядят слишком сонными, и сам он весь далёк сейчас от того горячего омеги, который когда-то заинтересовал Чонгука, но это совсем его не заботит. Сегодня у него, несмотря на вчерашнюю ссору, отличное настроение. Чимин показывается на кухне и замечает Чона, стоящего к нему спиной и в наушниках. Пак невольно улыбается, смотрит некоторое время молча, любуется красивыми лопатками, перекатывающимися под тонкой тканью лёгкого свитера. Прекрасно. Просто потрясающе. Именно так Пак хотел бы начинать каждый свой день. Он осторожно, чтобы не спугнуть момент, буквально на цыпочках приближается к мужчине и неожиданно для второго обхватывает его со спины, скрещивая руки на животе. Чон удивлённо поворачивает голову и снимает один наушник. — Проснулся? — спрашивает он и слегка ударяется своим лбом о лоб Пака. Тот часто кивает, а потом прижимается губами к острой лопатке. — Ты решил побаловать меня завтраком? — Кто сказал? Я готовлю только для себя, — спокойно говорит он и тут же чувствует несильный удар в бок, что заставляет его несдержанно засмеяться. — Хорошо, я выделю порцию и для тебя. Ты же ешь омлет? — Конечно! — Я собираюсь посыпать его зелёным луком сверху. Пойдёт? — Да, супер. Мы ведь купили вчера кимчхи? С ним вкусно будет. — Да, посмотри в холодильнике, там должен быть. Чимин нехотя отлипает от вкуснопахнущего тела и, еле-еле перебирая ногами, шлепает до холодильника. Открыв его, он почти сразу замечает нужную баночку, достает ее и открывает, ставя на стол и садясь на своё место. — Как ты себя чувствуешь? Течка ещё не началась? — Ещё нет, мне немного лучше. — Это очень странно, ты всегда так долго ее ждёшь? — омега внимательно наблюдает за тем, как на стол опускается подставка, а на неё сковородка. — Да. Первые пару дней бывают немного непонятными. Слабость и боли, а потом она начинается. Я проверялся, доктор сказал, что это нормально. У всех по-разному проходят эти дни. У меня так с юношества, поэтому нет причин для переживаний. Он садится за стол берет нож и режет омлет на две части. — Мне ещё нравится шакшука. Ты пробовал? Это яйца с помидорами, я часто ел так в Чехии. Если честно, я и сейчас хотел приготовить ее, но у нас не оказалось помидоров. — Думаю, что я никогда не пробовал ничего подобного. Вкусно выходит? — Очень вкусно! — восклицает мужчина. — Когда я только приехал в Чехию, я жил в дорогом, но шумном районе, поэтому я переехал в район подешевле, в небольшой собственный дом. Там недалеко готовили очень вкусные лаваши. Это что-то типа хлебной лепешки. Я возвращался домой, делал шакшуку и макал в неё хлеб. Было очень вкусно. Подперев голову рукой, Чимин улыбается и внимательно слушает Чона. — Я слышал, что в славянских странах хлеб довольно дешевый. — Да, они используют его вместо риса. Я был удивлён, хотя я быстро привык. Но мой организм — нет, я набрал вес. — Ты отлично выглядишь, не говори ерунды, — рука Чимина невольно тянется к ладони Чонгука, лежащей на столе, а потом он, неожиданно даже для себя просит: — расскажи ещё что-нибудь, пожалуйста. И Чонгук рассказывает. Рассказывает про смешного соседа, у которого была болезнь Альцгеймера и он знакомился с Чонгуком несколько раз в неделю, про поездку в Россию, работу с занудными эстонцами, они свыше пятнадцати раз позвонили Чонгуку перед утверждением проекта. — Моя работа открыла передо мной большие горизонты. Я бы не увидел столько, сколько увидел, если бы стал кем-то другим по профессии. Я не вижу себя ни в чем другом. То, что я могу смотреть мир, общаться с разными людьми и посещать крутые мероприятия — держит меня в тонусе. Я бы заскучал, будь я художником, как Богом или репетитором, как ты. Чимин закатывает глаза и слышит победный смешок. — А я вот тоже заскучал, поэтому нашёл себе богатенького Буратино. — И ещё его брата. Теперь ты сосешь деньги с обоих, — говорит Чонгук, принимаясь за омлет, а потом вдруг замечает, что Чимин молчит, и приподнимает глаза. Тот изо всех сил старается выглядеть обычным, но очевидно, что ему неприятно все это. И Чон, сам от себя не ожидая, решает изменить ситуацию: — да, ладно тебе, соси, я не против, — бросает он простую фразу, которая звучит так комично, что Пак не выдерживает и прыскает. — Сосать? — Да, — кивает мужчина, — соси, как ты умеешь, глубоко заглатывая до самых гланд. Чимин сглатывает, потому что подобные вещи изо рта Чона звучат особенного грязно. — Мерзость. — Мне кажется, тебе понравится сосать мне так глубоко. Почему мы никогда не пробовали? — Думаю, у меня к этому нет таланта, — слегка краснея, говорит омега, и Чон, замечая это, довольнее улыбается. — Хочешь сказать, что никогда не отсасывал Намджуну? — брови мужчины удивлённо приподнимаются, и он чувствует, как начинает возбуждаться. Будучи чрезмерно сексуально активным, ему странно наблюдать за таким во многом неопытным Чимином. Чонгук соблазнительно проводит языком по губам и поднимается, обходя стол и становясь рядом с младшим. Тот переводит на него удивленной взгляд и откладывает палочки. — Что? — Ничего, — просто отвечает Чонгук, — давай попробуем это сейчас. Чимин уже в предвкушении чувствует, как мурашки ползут у него по спине, потому что понимает, что именно Чонгук имеет в виду, но на всякий случай уточняет: — Что именно? — Отсоси мне. Я хочу научить тебя этому. Давай, слезай и вставай на колени. — Прямо сейчас? Чонгук, ты с ума сошёл? — совершенно серьезно спрашивает омега, на что получает такой же серьёзный кивок. — Мы могли бы найти для этого более подходящее время? Мы завтракаем сейчас. — Я хочу научить тебя. Чимин закатывает глаза и отворачивается, откидываясь на спинку стула. Его раздражает то, как Чонгук всегда пытается выпятить свой богатый сексуальный опыт. — Он уже сто раз был у меня во рту, — напоминает омега и проводит языком по губам. — Но ещё ни разу это не было максимально серьезно. А я хочу, чтобы это было серьезно. Хочу, чтобы ты насладился процессом, чтобы это было не вскользь между заходами, а полноценно. Давай, — он говорит это с таким серьёзным видом, будто предлагает не минету научить, а объясняет квантовую физику. А Чимину хочется, но в то же время он чувствует себя очень неуютно. Одно дело, когда они вытворяют всякие грязные вещи в порыве страсти, а другое — вот так, как что-то вынужденное. — Может, лучше позавтракаем? — предпринимает последнюю попытку Чимин и, когда понимает, что Чонгук в этом категоричен, тяжело вздыхает и спускается со стула. — Хорошо. Мне нужно встать на колени? —Да, — говорит Чон и соблазнительно проводит языком по нижней губе. — Можешь приподнять штанины? — вдруг просит он и ловит удивлённый взгляд омеги. — Хочу, чтобы на твоих коленках наверняка остались синяки. Чимин прикрывает глаза, потому что в какой-то степени это слишком для него, но он понимает, что это Чонгук, и для него подобные фразочки — абсолютно нормально. Пак делает так, как говорит Чон. Поднимает домашние штаны и опускается голыми коленками на холодную плитку. Твёрдый пол больно впивается в нежную кожу, но Чимин даже не морщится. Он поднимает голову и, тяжело вздымая грудь, смотрит на Чонгука снизу вверх. Что-то внутри него взбудораженно дрожит в предвкушении. Он уже заведомо знает, что будет очень хорошо, потому что с Чонгуком иначе невозможно. Особенно, когда тот так сумасшедше пахнет в предверии течки. Старший проводит по волосам Чимина, зачёсывает их пальцами назад, гладит по волосам, за ушком, заставляя второго буквально мурлыкать от удовольствия. — У тебя очень красивые губы, —комментирует омега, убирает руки и начинает медленно расстегивать пуговицу на чёрных джинсах. А потом также медленно вести вниз собачку. У Чимина сердце колотится быстро-быстро, это слишком порнографично, слишком красиво, чтобы быть правдой, потому что в тонких пальцах Чонгука, в его выступающих жилах на руках, неспешных движениях, во всем этом есть своя эстетика. Он лишь немного приспускает джинсы вместе с бельём, освобождая небольшой член с аккуратной бледно-розовой головкой. Чимин сам ничего не делает, он понимает, что это одна из формы доминирования, которое так нравится Чонгуку. Он лишь следит за его действиями и покорно ждёт дальнейших указаний, но во рту, тем временем, невольно собирается слюна. Он безумно хочет попробовать Чонгука, снова ощутить его неповторимый вкус. Чон проводит большим пальцем по пухлым губам Чимина и приоткрывает их, следя за тем, как те подрагивают в предвкушении. По нему очевидно, что он тоже очень хочет этого, безумно. И Чон не может сдержать улыбки, тянет уголки губ вверх, а потом берет свой член в руку и проводит головкой по мягким губам. Чимин приоткрывает рот и позволяет толкнуться глубже, чувствуя уже привычный соленый привкус. Чимин прикрывает глаза и позволяет Чонгуку самому управлять процессом. Младший пытается максимально расслабиться, особенно, когда член входит уже довольно глубоко, а головка упирается в небо. — А теперь твоя очередь, — шёпотом зовёт мужчина и впутывает пальцы в чужие волосы. — Можешь делать это медленно или быстро, на твоё усмотрение. Но будет здорово и приятнее, если ты поможешь себе рукой и попробуешь ещё сильнее расслабить горло. Чимин приоткрывает глаза, обхватывает слегка влажный член рукой и начинает активно двигать головой, поглаживая пальцами ствол. Чонгук же, тяжело дыша, перебирает темные волосы и наслаждается горячим ртом и обжигающим дыханием, которое то и дело обдаёт его лобок. Его член становится максимально крепким, и Чон должен признать, что, несмотря на скудный опыт, у Пака хорошо получается. У старшего для омеги идеальный размер, и Чимин может заглотить его почти целиком, при этом он не давится и лишь слегка краснеет, когда головка давит на корень языка. Спереди Чонгук всегда был намного менее чувствительным, но сейчас ему очень хорошо, ему нравятся эти тёплые волны возбуждения, которые окутывают его тело, проходятся по венам, но не захлестывают с головой, а напротив дарят умиротворение. Комок наслаждения, скопившийся внизу живота, то и дело грозится взорваться, и Чонгук уже начинает тяжелее дышать и даже позволяет себе лёгкие полу-стоны. Чимин же очень старается. Он ни на минуту не отрывается, даже чтобы вздохнуть, он хочет сделать Чонгуку, как можно приятнее. Его самолюбие тешит то, как подрагивают чужие икры, и, как в какой-то момент, мужчина хватается ладонью за край стола, потому что это становится все сложнее и сложнее выносить. В то же время челюсть Чимина буквально сводит от усталости, он не привык, он никогда ничего подобного раньше не делал, но это приятно — приятно ощущать небольшой твёрдый член у себя во рту, приятно двигать головой и получать ответные движение, которыми старший буквально просит прекратить эту сладкую пытку. В какой-то момент, когда Чонгук остаётся буквально в паре шагов от оргазма, Чимин вдруг останавливается и выпускает член изо рта, оставляя его приоткрытым. Оба тяжело дышат. Чонгук замечает едва заметную ниточку слюны, что тянется от уголка губы к головке члена, и это выглядит магнитически. — Мышцы сводит, — откровенно признаётся младший, а Чон в это время становится свидетелем того, как ниточка разрывается у него на глазах. Жаль. Выглядело до невозможности эстетично. Блестящие от слюны и чонгуковой смазки губы Пака вообще сейчас выглядят, как чертово произведение искусства. — Открой рот, я сам сделаю, — пребывающий в какой-то прострации Чонгук мало что понимает из слов Чимина. Он просто хочет закончить начатое, потому что Чимин невероятный. А с его членом во рту — особенно прекрасен, и его кроет от мысли, что вся эта красота принадлежит ему. Чимин пытается пошевелиться, но понимает, что затекли не только мышцы лица. Коленки нещадно болят, а под лопаткой уже тянет от неудобной позы. Но Чонгук уже был на грани, ему много не понадобится, и это Пака успокаивает. Но его ничуть не успокаивает горячий взгляд Чона, который он мимолетно перехватывает. Тот практически неосознанный, и это заставляет Чимина почувствовать очередную волну возбуждения, потому что ему нравится осознавать, что этот мужчина теряется в нем. И это абсолютная правда. Чонгук сходит с ума от этой чиминовой покорности, а ещё от вседозволенности. Он сглатывает вязкую слюну, когда Пак открывает рот и слегка вытаскивает язык, чтобы член легко вошёл. Чонгук сильнее сжимает край стола и снова толкается в горячее нутро. Он придерживает Пака свободной рукой за затылок и входит одним грубым движением, сразу доходя до самого горла, так глубоко, как Чимин ещё не брал. У младшего невольно выступают слёзы на глазах, и это только сильнее Чонгука заводит. — Расслабься, — просит он, дыша через раз. Он хочет, чтобы Чимин научился самому глубокому минету. Хочет, чтобы в теле этого человека не было ни одного места, которое бы не принадлежало ему. Чимин инстинктивно сжимает глотку и тщетно пытается расслабиться. Мужчина успокаивающе поглаживает его по влажным волосам, и это помогает. Горло Чимина раскрывается, и Чонгук пользуется этим, сразу входя глубже, и чувствуя эту пленительную глубину, от которой у него буквально ноги подкашиваются. У Чимина слишком сильно растянут рот, который очень болит. Он практически не может дышать, у него все онемело, начиная со спины, носом он утыкается в живот Чонгука. Мужчина прижимает его к себе буквально несколько секунд, но Чимину кажется, что проходит вечность. Он чувствует, как по виску стекает слеза, но одновременно с этим невыносимым распирающим чувством безысходности, он ощущает невозможный восторг, наслаждение, эйфорию. Никогда прежде никто так не наслаждался им, как Чонгук, и этот мужчина делает все, чтобы выжать как можно больше из Чимина. И им обоим эта пытка нравится, Пак готов пойти на это снова, и сейчас он понимает, что это не предел того, что они могут дать друг другу. Лучшее — впереди. В какой-то момент Чимин уже четко понимает, что не может дышать, и его горло начинает само собой сокращаться. Именно это становится для Чонгука последней каплей, и оргазм накрывает его, забирая все силы, заставляя дрожать всем телом, а потом и вовсе беспомощно опуститься на пол. Чимин его убил. Забрал его душу. Подчинил себе. Он пытается привести дыхание, но получается не очень хорошо, и его схватывает кашель, а потом догоняет смехом. Чонгук переводит взгляд на лежащего на спине Чимина, который трёт пальцем уголок губы, и, когда их взгляды встречаются, уже оба почти беззвучно посмеиваются. — Мне было больно, — признаётся Чимин. — Не ври, тебе понравилось. — Понравилось, — приподнимаясь, кивает Чимин, — но мне было больно, — он недовольно морщится, и это выглядит так по-детски мило, будто это не он только что целиком заглатывал чонгуков член. Чон становится на колени, поправляет белье, застёгивает джинсы и садится ближе к Чимину, после чего, внимательно смотря в его глаза, нежно проводит указательным пальцем по контуру его губ. — Ты умница, мне было очень хорошо с тобой, — а потом тёплый поцелуй ложится на суховатые губы. Он совсем нежный и невесомый, и это именно то, что сейчас нужно. Сердце Чимина подпрыгивает где-то в грудной клетке. Он нехотя приподнимает руки и обнимает Чонгука за плечи, продолжая нежиться с ним. — Я только сейчас вспомнил о котёнке. Где он? — вдруг спрашивает младший и ударяется кончиком своего носа о нос мужчины. — Он был где-то здесь. — Точно? Ты не выкинул его на улицу? — Не выкинул, — отрицательно качает головой Чон и зарывается носом в ключицы Чимина. — С утра я даже налил ему молока в миску. Учитывая, что у него проблемы с ногой... — С лапкой. — Учитывая, что у него проблемы с лапкой, он не уйдёт далеко. Но, если ты все же хочешь вышвырнуть его, я только за. — Мы никогда этого не сделаем. Он теперь наш. — Твой. — Наш. — Твой. — Ты можешь придумать ему кличку, — говорит Чимин, целуя мужчину в висок. — Не имею никакого желания. — Джордж. Красиво звучит? Чонгук сводит брови и удивлённо смотрит на Чимина, мол, ты серьезно?! — Давай лучше поговорим о том, как круто твои губы смотрятся вокруг моего члена. Чонгук тут же чувствует, как лёгкий кулачок прилетает ему по спине, но это его не останавливает, и он продолжает говорить что-то смущающее до тех пор, пока Чимин не вскакивает на ноги, уносясь в ванную, для того, чтобы привести себя в порядок и переодеться. А ещё сбежать от смущения на некоторое время. Чимин переодевается в светлые джинсы и белую футболку, наносит тон и слегка подкрашивает губы блеском. Выходя из ванной, он сталкивается с Чонгуком, который стоит у двери с полотенцем, то висит у него на правом предплечье. — Все хорошо? — спрашивает он и тянется к лицу Чимина, сжимает пальцами его щеки и слегка надавливает, массируя. — Больше не болит? — Слегка побаливает. — Куда ты собрался? — Схожу в магазин. Мы вчера много всего купили, но, по факту, нам нечего есть ни на обед, ни на ужин. — Один? — удивляется Чонгук. — Ну, да. От тебя несёт за километр и в любой момент может начаться течка, я не хочу, чтобы у нас были неприятности. Чонгук усмехается и закатывает глаза. — Чимин, ты переживаешь обо мне? Брось, мы живем в двадцать первом веке. Времена, когда альфы могли насиловать течных омег прямо на улице, давно прошли. — Нет, в Пусане были случаи... — Чимин, Пусан — деревня, а мы в Сеуле. А ещё я — Чон Чонгук, и если кто-то захочет тронуть меня, я превращу жизнь этого человека в ад, я смогу за себя постоять. Теперь, — он шутливо бьет младшего по подбородку и скрывается за дверью ванной комнаты. — Жди меня, я быстро, мне нужно помыть член от твоих слюнок. Чимин закатывает глаза и ругается едва слышно, потому что Чонгук всегда таким серьёзным тоном выдает какую-то очередную пошлость или гадость, что к этому невозможно привыкнуть. Чон проводит в ванной немного времени. Чимин замечает у него на лице минимум косметики, чувствует привычный аромат одеколона, который достаточно сильно перебивает его природный аромат. Мужчина накидывает чёрную джинсовку поверх такого же цвета футболки. Чимин тоже надевает джинсовую куртку, почти такую же, как у Чонгука, только светлую. — Это можно считать за капл-лук? — деловито интересуется Чон перед выходом, на что Чимин отрицательно качает головой. — Но почему? Мы выглядим, как инь и ян. Чимин не отвечает, но он согласен с этим. Согласен не только по поводу одежды, это хорошее определение для того, что творится в их душах. — Получается, что ты тёмная сторона, а я светлая? — спрашивает Чимин, наблюдая за тем, как Чонгук закрывает дверь. Тот пожимает плечами. — Как знать. Быть может, во мне больше светлого, чем в тебе, просто я этого не показываю. Не забывай, что ты все ещё тот, кто женился по расчету. У тебя тот ещё блядский характер. — Зато с тобой искренне никто не сможет тягаться. У тебя больше скелетов в шкафу. У тебя и шкафов-то небось целый грузовик. — Глупо с этим спорить, — просто отвечает Чон, а потом тянется к Чимину и прижимает его к себе всего на несколько мгновений. А Паку от этого становится так тепло, как не было ещё никогда. Ему нравится осознавать, что не все в действиях Чонгука рассчитано на сто шагов вперёд, и он тоже способен на проявление неожиданных чувств. В супермаркет они отправляются на машине. Чимину нравится наблюдать за тем, как Чонгук водит, как натягивается кожа на костяшках, когда он с силой сжимает руль. Он всегда максимально сосредоточен, и это пленяет. А ещё — маленький Чонгук просто невозможно горячо смотрится в этом огромном автомобиле. — Что означают твои татуировки? — вдруг спрашивает Чимин, понимая, что интересовался этим всегда, ещё с самого первого дня их знакомства, но почему-то никогда раньше не спрашивал. — Это масонская символика, — с серьёзным лицом отвечает мужчина, и это заставляет брови Чимина поползти вверх. — Ты сейчас серьезно? Ты вступил в массоны? Чонгук переводит взгляд на Пака и не сдерживает смешка. — Господи, Чимин, почему ты веришь всему, что я говорю? Это просто буквы, в них мало смысла. Тебя так легко обвести вокруг пальца. — Нет, просто ты умеешь обманывать, и у меня ещё не очень хорошо получается распознавать твою ложь. Но я все равно не верю, что они ничего не значат. Чонгук заезжает на парковку супермаркета и глушит мотор, поворачиваясь к Чимину вполоборота. — Как-нибудь я тебе расскажу. Если сам не догадаешься, — мужчина расплывается в улыбке и чмокает парня в губы. — А что мне будет, если догадаюсь? Чонгук пожимает плечами. — Хочешь что-то особенное? — Да! Ты исполнишь любое мое желание. Мужчина задумчиво приподнимает зрачки, а потом положительно кивает. — Идёт. — Хорошо? — удивляется Чимин, потому что ему казалось, что Чонгуку не нравится что-то подобное. Ему не нравится от кого-то или чего-то зависеть. — Да, я согласен. — Тогда, дай сюда, — командует младший, берет ладонь мужчины в свою руку, достает мобильный и фотографирует, — я буду рассматривать и пытаться понять ее днём и ночью. И тогда берегись. Чонгук кивает и смеётся. Он взъерошивает волосы Чимина и выбирается из машины. Второй, бурча что-то недовольное и нечленораздельное, пытается привести причёску в порядок и тоже выходит. Прогуливаясь по супермаркету омеги понимают, что и купить-то в общем-то нечего, чтобы приготовить вкусный обед. И у одного, и у другого совсем скудные представления о готовке. — Я могу снова пожарить стейк. Или вообще, скажи, что бы ты хотел поесть, я загуглю и постараюсь приготовить. — Может, просто закажем что-то из kfc и не будем заморачиваться? — Давай лучше пиццу. — Можно, и то, и другое. И вообще лучше запастись. Если у меня начнётся течка, нам будет не до еды. — Не переживай, я буду заказывать и не оставлю тебя голодным. — Я много ем в эти дни. Кто-то не ест вообще... — Я! — А я, наоборот, как бегемот. Нормальные омеги за течку прилично сбрасывают, а я набираю. Ты готов увидеть мои вываливающиеся бока? — Всегда готов, — смеётся Чимин и останавливается в отделе косметики. Чонгук становится рядом и хватает первый попавшийся чёрный карандаш, принимаясь разглядывать его. — Я не знаю эту марку, думаешь, хороший? У меня остался кончик. — Я тоже не знаю такой. Оставь, я тебе дам свой, — говорит омега и замечает внимательные взгляды двух альф, проходящих мимо. Что-то внутри него неприятно екает, и он спешно отворачивается. Ему неприятно, что кто-то смотрит на Чонгука, особенно при нем, будто он пустое место, будто его тут нет. А потом он вдруг с досадой вспоминает, что их, скорее всего, все окружающие воспринимают, как друзей, и это немного расстраивает Чимина. Тем временем, Чонгук, который возвращает карандаш на место, замечает на своих пальцах чёрные следы от него. — Твою мать, — недовольно бурчит он и оглядывается по сторонам в поисках того, обо что можно вытереть руку. Его взгляд вдруг падает на белую ткань куртки стоящего в полуметре спиной к нему незнакомого омеги, и Чон, как само собой разумеющееся, обхватывает край плащевки пальцами, стирая с кожи грязь от карандаша и оставляя ее на чужой одежде. Чимин, который становится невольным свидетелем этой сцены, не сдерживается и прикрывает рот рукой. Светловолосый омега оборачивается, очевидно, почувствовав прикосновения к себе и вопросительно смотрит на Чонгука, который натягивает на себя самое невозмутимое выражение лица. — Что-то не так? — спрашивает омега, держа в руках несколько блесков для губ. — У Вас тут запачкалось, — оповещает мужчину, указывая в сторону тёмных следов. — Вам лучше сходить в уборную и попробовать почистить куртку, очень жаль, она выглядит дорогой. — О Господи, где я мог так изляпаться, — расстроенно произносит парень, оглядываясь на тёмное пятно. — В любом случае, спасибо Вам. — Не за что, попробуйте белизну, если не будет отходить. Омега благодарно кивает, кладёт блески для губ на место, и стащив с себя куртку идёт к выходу из отдела, где подходит, вероятно, к своему альфе и показывает испорченную вещь. — Как ты мог это сделать? — недовольно спрашивает Чимин, сложив руки на груди. — Нет, Чонгук, серьезно, как ты мог? — больше всего его поражает тот факт, что Чону удалось без труда выкрутить все в свою сторону. — Не знаю, — пожимает плечами Чонгук, делая нарочито недовольное выражение лица, мол, его раздражают осуждающие вопросы. — Я сделал ему одолжение, надеюсь, что пятно не отойдёт, и он больше не будет носить этот ужас. — Чонгук, так нельзя делать! — разводит руками омега и подходит ближе к Чонгуку, прижимаясь щекой к его руке. — Обещай, что больше так не будешь. — Относись к вещам проще. — Обещай! Чонгук переводит недовольный взгляд на Чимина, они смотрят в глаза друг другу некоторое время, а потом первый спокойно кивает. — Хорошо, договорились. — Я куплю тебе за это конфетку. — Лучше вылижи мою конфетку, — непринуждённо говорит старший, за что получает увесистый удар по спине. — Тебе обязательно всегда быть таким? — А тебе обязательно не принимать меня таким, какой я есть? — говорит Чонгук, и видимо не придаёт особого значения тому, что сказал, но у Чимина в этот момент что-то внутри неприятно екает, потому что это неправда, он Чона принимает, принимает любым, и все его недовольства лишь от смущения — не больше. Но сказать он этого почему-то не решается, лишь неотрывно смотрит за тем, как Чонгук перебирает мыло на полке. Пак хочет что-то сказать, но так и не решается, поэтому вынужденно принимается за покупки. После они заканчивают дела в супермаркете и отправляются к машине. Чонгук, заметив, что настроение Чимина несколько испортилось, предлагает прокатиться к морю, на что тот охотно соглашается. Автомобиль останавливается у пляжа, Чон ждёт пока Пак выберется из машины и ставит ее на сигнализацию. Он ступает по белому песку, приближаясь к воде и чувствует прохладный ветер, обдающий лицо. — Тебе подходит здесь находиться. Ты прекрасно сочетаешься с этим пейзажем, — не удержавшись, комментирует Чимин и садится на холодный песок. Чонгук следует его примеру и оказывается рядом. Он неожиданно укладывает голову на чужое плечо и прикрывает глаза. — Нехорошо? — угадывает Чимин. — Да, живот крутит. Давай немного посидим и поедем домой. Пак кивает и обнимает Чонгука за плечи, оставляя лёгкий поцелуй на его мягких волосах. — Ты так и не рассказал, что у тебя с носом. Вчера этот вопрос перерос в скандал и... — Подрался в подростковом возрасте, была сломана перегородка. Мне наложили гипс, но как сказал доктор из Чехии, кость срослась неправильно, и нужно делать операцию. — Сделай. Тебе так станет в разы комфортнее, ты заживешь другой жизнью. Разве хорошо вот так со сломаным носом? Ты хорошо чувствуешь запахи? — Хорошо. Я не хочу делать операцию. Я не выношу, когда что-то происходит с носом. Даже, когда я просто простужаюсь, и мне приходится дышать ртом, я чувствую себя ужасно. У меня начинает болеть сердце, я ощущаю себя смертельно больным. Чимин прыскает и качает головой. — Нужно немного потерпеть, чтобы потом стало хорошо. Не будь маленьким. — Раз уж мы решили откровенно поговорить, я тоже хочу кое-что узнать. — Что? [1] — Почему ты не общаешься с родителями? — неожиданно спрашивает мужчина и приподнимает голову, кладя подбородок на плечо парня и пытаясь заглянуть ему в глаза, но тот тут же отворачивается, смотря куда-то вниз на свои пальцы. — Так получилось. — Как? На самом деле, Чимин не хочет говорить об этом. Но с другой стороны, ему кажется, что если он будет хотя бы немного откровенным с Чонгуком, то тот тоже доверит ему что-то важное. — Первые проблемы начались в подростковом возрасте. В то время мне нравился мальчик из параллельного класса. Омега. Они узнали об этом, папа подслушал мой разговор с Тэмином. Тогда я толком не понимал, что нужно делать. — Ты тогда впервые столкнулся с осознанием своей ориентации? Чимин кивает. Чонгук выпрямляется и позволяет Паку опереться головой на свою грудь, а сам обнимает его обеими руками, сцепляя пальцы в замок на его животе. — Тэмин старше, и я думал, что он подскажет, что мне нужно делать. Но он не сказал ничего дельного кроме того, что это просто период, и я перерасту его однажды. — А папа что? — Он устроил скандал, мы даже подрались. Ну как, подрались... — усмехается Чимин. — Бил в основном он, а я старался отбиваться. Правда несильно, чтобы мне потом ещё не влетело и за то, что я поднимаю руку на старших. Он любит все приукрашивать. — А что было потом? — Потом папа рассказал отцу, потому что не хотел брать на себя ответственность за то, что может случиться. Отец у меня более понимающий, хоть это и странно. Он попытался поговорить со мной, узнать, что я чувствую, но после того, что устроил папа, я уже не хотел ни с кем ничем делиться. Я просто сказал, что ещё слишком мал, и все это мне просто показалось, — Чимин тяжело вздыхает и прикрывает глаза на несколько секунд. Ему кажется, что он чувствует удары чонгукова сердце, но понимает, что сквозь ткань куртки, это невозможно. Он ощущает прикосновение сухих губ у себя на затылке, и от этого становится особенно приятно, будто Чонгук хочет успокоить его этим. — Я окунулся в танцы, пропадал в зале, мечтал чего-то добиться, чтобы жить своей жизнью. Я был очень зависим от мнения родителей, и я думал, что если у меня будет много денег, я смогу вырваться из-под их влияния. А ещё я хотел красивой жизни. Мне кажется, любой молодой омега хочет дорогие наряды и достойную жизнь. Поэтому, когда не срослось с танцами, я решил, что нужно найти богатого альфу. Ты меня осуждаешь? — Нет, — просто отвечает Чонгук. — Вот и славно. Наверное, многие мои слова звучат, как оправдания, но это не так. Я не оправдываюсь, я просто рассказываю, как оно было, — он делает паузу, а потом продолжает. Почему-то именно сейчас ему хочется говорить, будто Чонгук на все сто процентов понимает его. — Несмотря на то, что я много лет занимался танцами, я не был стройным, я всегда был в теле, поэтому я стал усердно худеть. Обычно я питался какими-то булочками или полуфабрикатами, раменом, но при диете все это под запретом. Это было где-то в двадцать лет. Я совсем перестал есть. Я съедал на завтрак одно яблоко, а на обед сладкую картошку. И где-то за полтора месяца я похудел почти на пятнадцать килограмм. — Это слишком быстро, так нельзя. — Я знаю, но я хотел быстрого результата. Потом у меня начали появляться ученики, первые нормальные деньги, и я перешёл на правильное питание и стал ходить в зал. Накачал задницу. Чонгук смеётся. — Ты так и не научил меня упражнениям. — Я научу, если это ещё актуально. Но у тебя она и так классная, сочная. — Она на девяносто процентов состоит из бургеров, а не из мышц, как у тебя. Чимин смеётся и запрокидывает голову. — Меня все устраивает, серьезно. Тебе ничего не нужно в себе менять. — Я знаю. Я просто говорю это, потому что что-то же мне нужно говорить. А эта тема всегда актуальна. — С этим не поспоришь. — Так значит, ты накачал задницу, и встретил Намджуна, да? — Да. А что было дальше, ты и так уже знаешь. — Знаю. Потом главный герой-альфа, сменился на главного героя-омегу, и твоя жизнь стала в разы круче. Чимин одобрительно кивает. — Да. Можно сказать, что так оно и было. А ты? Ты не хочешь ничего мне больше рассказать? — Спрашивай, — просто отвечает Чонгук и ёжится от холода. — У тебя есть шрам на животе. Я почти на сто процентов уверен, что он от кесарево. Не расскажешь? Чонгук складывает губы в трубочку и задумчиво водит ими из стороны в сторону. — Ты знаешь, я как-то не очень люблю об этом говорить. — Я не настаиваю, если ты не хочешь, если это личное. Чонгуку рассказать хочется. Не потому, что это как-то его гложет или причиняет дискомфорт, не потому что ему нужно об этом поговорить. Просто он самому себе хочет доказать, что нет в этой теме ничего такого, что он должен скрывать от других. — У меня была нежелательная беременность в пятнадцать лет. Родился ребенок, альфа. И я отдал его в семью. Все. Чимин сначала даже не замечает, что он вдохнул вначале фразы, но так и не выдохнул. От последнего предложения у него внутри все замерло, и ему даже потребовались усилия, и некоторое время, чтобы прийти в себя. — Стой, что значит, ты отдал его? — Вот так. Отдал в хорошую семью. Я нашёл для него родителей, у них был свой бизнес. Я не отдал его каким-то бродягам и не выкинул на улицу. Я нашёл хорошую семью для ребёнка. — Но как? — удивлённо вскрикивает Чимин и отсаживается, чтобы сесть напротив. Его глаза округлены, и сам он выглядит таким поражённым, что Чонгук чувствует, как злость рождается где-то на дне желудка. Зря он рассказал. — Что «как»? Как нашёл? Как отдал? Просто. — Я тебя не понимаю. А что сказал господин Чон, Виктор? — Виктор — ничего, а отец был на моей стороне, он сказал, что это правильное решение. Чимин громко сглатывает и чешет лоб. — Если ты и так не собирался оставлять его, почему тогда не сделал аборт, в чем был смысл вынашивать его, а потом отдавать кому-то? — Ну, значит был смысл, Чимин. — Какой?! — Давай закроем тему. — Нет, скажи! — Пошли к машине, — Чонгук поднимается, а Чимин следом за ним. Он перегораживает ему путь, тяжело дышит и смотрит в глаза. — Я хочу хоть немного тебя понять. Просто сейчас я немного в ужасе оттого, что ты так просто и легко рассказываешь. И я просто хочу понимать, ты ничего не чувствовал к своему ребёнку? Ты никогда не видел его за все эти годы? В пятнадцать? Сколько тогда ему сейчас лет? Восемнадцать? — Семнадцать, — поправляет Чимина Чонгук. — Окей, семнадцать, — омега замолкает и хватается за голову. — Чонгук, ты слышишь, что ты говоришь? Блять, у меня такое ощущение, что ты разводишь меня. У тебя такой взрослый сын, и ты ни разу не видел его, — Чонгук выслушивает его с непроницаемым выражением лица. — Ты его не видел и ничего не знаешь о нем, и даже не хочешь узнать? Да, черт возьми, Чон Чонгук, ты в своём вообще уме? — у Чимина все дрожит внутри. В этот момент он словно просыпается от долгой спячки, и понимает, что все бесполезно. Эту каменную глыбу ничем не пронять. Чимин своими глазами видел, как Чон вчера ударил ногой котёнка. Забрал его, чтобы показать, как нужно относиться к животным. Сегодня он пытался объяснить ему, что нельзя так просто брать и портить чужие вещи. Серьезно?! Он серьезно думал, что у него что-то выйдет? Животное и чужая куртка ни в какое сравнение не идут с тем, что он семнадцать лет не интересуется жизнью своего собственного ребёнка. — Ты все сказал? — Ты знаешь эту семью? Где они сейчас? — Нет. — Узнай! Давай поедем, увидишь его хоть издалека. — Нет. — Да! — Нет, Чимин. Я никуда не поеду, а ты — тем более. — Почему? — Чимин чувствует, как к его щекам приливает кровь. — Почему нет? Что с тобой станет, если ты просто увидишь его? А вдруг он вылитый ты. Вдруг ты увидишь его и что-то почувствуешь, и не захочешь отпускать?! — Чимин, ты дорам насмотрелся? Нет! Я не воспылаю к нему чувствами. Не буду его любить. Не буду, понятно?! — Чонгук уже не выглядит таким спокойным, и Пак хватается за это, как за спасительную соломинку. — А что если все так и будет. Как в дораме. Ты увидишь его и поймёшь, что не можешь без него жить. Он же твой сын, ты не можешь не любить его. — Могу! — кричит Чонгук уже взбешенно, потому что больше остального, он ненавидит, когда его учат чувствам. — Могу! Я не обязан никого любить. А тем более — я не обязан любить детей насильников, понятно? Поэтому оставь меня в покое со своими нравоучениями. Ты меня спросил, а я тебе ответил. И точка на этом, — после последней фразы Чонгук слишком тяжело выдыхает. Он направляется к своему автомобилю и забирается в салон. Ждёт Чимина. Тот потрясённый всей этой информацией старается кое-как перебирать ногами, но выходит не очень хорошо. Он слишком медлителен, и это Чонгука злит, он несколько раз давит на сигнал, чтобы заставить парня идти быстрее. Когда Чимин молча садится на соседнее сидение, Чон на скорости выруливает к дороге и буквально за несколько минут довозит их до коттеджа. Весь последующий вечер омеги не разговаривают. Чонгук лежит перед телевизором и безразлично хрустит чипсами, а Чимин — на кухне, просматривает сайты доставки еды, но при этом думает совсем о другом. Чонгук сказал «сын насильника», и от воспоминаний об этих словах, у Чимина внутри все переворачивается. Он не знает, что именно произошло, но очевидно, что это какое-то слабое место Чона. Что-то, что несмотря на его особенность, все же причиняет ему боль. По крайней мере, так Чимину показалось. Он хочет обо всем Чонгука расспросить, но понимает, что сейчас, пока тот так зол, это не лучшая идея, поэтому омега поднимается, идёт в зал и останавливается рядом с телевизором. — Что тебе заказать в kfc? — Я уже не голоден. — Я все равно что-то закажу, просто скажи, что. — Ничего. — Может быть... — Нет. — Я знаю, что ты любишь... — Я сыт. — Я не хочу с тобой ругаться, — вдруг говорит Чимин и делает несколько шагов вперёд, чтобы через несколько секунд лечь рядом и прижаться к старшему всем телом. — Я знаю, что наговорил лишнего, я не должен был. Извини, — он поднимает голову и чмокает омегу в губы, тот на поцелуй не отвечает, но Чимин заметно чувствует изменения в его настроении. — Я кстати видел Джорджа. Он, в самом деле, бродит по дому, извини, что подумал, что ты выкинул его. Я налил ему молока в миску и дал варёной колбасы. Мы забыли купить ему еды, как думаешь, у него не будет несварения? — Думаю, что нет. Джордж — бродячий кот, он многое ест, я думаю. — Звучит, как какой-то кошачий расизм. — Я не хотел, — говорит Чон, и на его лице проскальзывает тень улыбки. С этого момента все налаживается. Тему о ребёнке они больше не поднимают, несмотря на то, что Чимину очень хочется узнать все подробнее. Просто он понимает, что сейчас не лучшее время. Обязательно представится более удачный момент, и тогда он его точно не упустит. До самой ночи омеги смотрят телевизор, болтают о всякой ерунде, едят заказную еду, смеются и делают вид, что днём не было никакого серьёзного разговора. С каждым часом Чонгук чувствует себя все более разбитым и чувствительным. Каждое прикосновение Чимина огнём ложится на его разгоряченную кожу. Когда Пак идёт в душ, Чон позволяет себе погладить себя сквозь ткань домашних штанов. Он начинает ощущать, как влага обильно вытекает из его возбужденного входа, а сам он мгновенно вспыхивает, как спичка, ему даже становится трудно дышать. — Черт, — бурчит он, несмотря на то, что был готов к этому. Чонгук ненавидит период течки, в эти мгновения он чувствует себя уязвимым, слабым, он словно безвольное желе, у которого нет сил даже на то, чтобы перевернуться или встать. Мужчина достает из тумбочки подавители и глотает две таблетки, чтобы стало немного полегче. Но во время течки пить их уже поздно, поэтому они практически не работают. Когда Чимин выходит из ванной комнаты, первым делом он слышит похрапывающие звуки, доносящиеся из зала. До него сразу доходит, что у Чона началась течка, потому что буквально в каждом уголке дома пахнет его неповторимым морским ароматом. Омега проходит в комнату и садится на край кровати. Чонгук лежит на спине, прикрывая глаза предплечьем. Его футболка задралась, и Чимин пользуется этим, кладя свою холодную ладошку на горячий живот. Чонгук от прикосновения резко дергается и громко выдыхает через рот. А Чимин не прекращает, дразнится. Он начинает водить короткими ногтями по коже, это заставляет светлую кожу покрыться мурашками прямо на глазах младшего. [2] — Насколько хочется по десятибалльной шкале? — спрашивает Чимин и слышит, как громко Чонгук сглатывает вязкую слюну. — На тысячу. Такой ответ заставляет Пака улыбнуться и схватиться обеими руками за резинку на чужих штанах. — Мне стоит сделать тебе приятно? — Ты просто обязан, — хрипит Чонгук и приподнимает задницу, чтобы помочь Чимину стащить с себя штаны вместе с бельём. Пак садится на пол, приподнимает ноги Чонгука, придерживая одной рукой, а потом широко проходится всей поверхностью языка по сочащейся смазкой дырочке. Чонгук громко выдыхает и хватается пальцами за простыни. — Блять, Чимин, — его голос звучит умоляюще, и Пак внемлет его просьбам. Он начинает гладить вход двумя пальцами, буквально дурея от возбуждающего аромата Чонгука, а потом время от времени вводить внутрь два пальца. Это заставляет старшего блаженно откидывать голову и просить ещё. Чонгук никогда не просит. Даже, если он на грани того, чтобы взорваться от возбуждения, он не просит, а сейчас просит. Его голос звучит по-особенному, особенно когда он протяжно тянет: «Чим-иии-н». У второго от этого буквально крышу срывает, и он сдаётся, оставляет свои игры и начинает жадно вылизывать сжимающуюся дырочку. В какой-то момент Чимину кажется, что у него едет крыша, но он ловит себя на мысли, что этот розовый кружок мышц просто нечеловечески красив. Его затапливает возбуждением, когда он думает об этом, а глухие стоны Чонгука и вовсе заставляют молодого омегу терять голову. Он не дышит, он задыхается, потому что Чонгук не просто вкусный, он идеальный, он на сто процентов ему подходит. Он своим желанием поглощает Чимина, съедает, сводит с ума, подчиняет себе. У Чимина дрожат руки и болят колени ещё после утренних синяков, но он не хочет останавливаться. Ему нравится водить губами по нежной коже, нравится, как Чонгук реагирует, как тяжело дышит, позволяет себе иногда постанывать. Нравится, как этот ледяной мужчина в мгновенье ока превратился в нежного и податливого. Чимину хочется дать ему все удовольствие на свете, хочется залюбить его, хочется свою душу положить на алтарь его удовольствия. Маленькое сердце Чимина колотится, как сумасшедшее, когда он несколько резко и даже слегка грубо толкается языком в открытый вход. — Чимин, — выдыхает Чонгук и тянется к нему рукой. Он весь вспотевший и взмокший, не чувствует ничего, кроме горящего в огне низа и юркого язычка своего любовника. Никогда в течку ему ещё не было так хорошо. Никто так, как Чимин не угадывает его желаний, никто так хорошо не чувствует его тела, и это до безумия подкупает, Чимин становится ему ещё интереснее, Чимин становится тем самым человеком, который способен вознести до небес и опустить в бездну. Таких в жизни Чонгука мало, таких почти нет. Чонгук крепко сжимает в своей руке маленькую ладонь Чимина и кончает с громким стоном, дыша тяжело, словно выброшенная на берег рыба. — Блять, Чимин, — зовёт он, заставляя омегу приподняться к своему лицу, — Чимин, — зовёт он, словно в бреду. Пак помогает омеге снять футболку, заглаживает его взмокшие волосы и мокро целует губы. Чонгук вообще мало, что соображает, а Чимин слишком возбуждён, чтобы делать что-то эстетичное, он просто вылизывает губы старшего, его рот, его язык, спускается к подбородку и оставляет на нем влажные следы, делает это нарочно, сводит Чонгука с ума, заставляет его закатывать глаза от удовольствия, особенно, когда гладит его обнаженное тело или ласкает пальцами колом стоящий член. — Чонгук... — едва слышно зовёт Чимин, и Чон приоткрывает глаза, показывая, что слушает его, по крайней мере, очень старается слушать. — Ты помнишь, о чем мы вчера говорили? — его голос звучит хрипло и взволнованно от возбуждения. — Ты не против? Чонгук не понимает, он тяжело дышит и буквально дрожит от возбуждения в руках Чимина. — Я хочу взять тебя, как омегу альфа, я хочу попробовать это с тобой, ты не против? Тебе же тоже очень хочется... — Хорошо, — легко соглашается Чонгук, потому что ему тоже это сейчас нужно, и он точно не в состоянии вести долгие обсуждения, взвешивать плюсы и минусы. Это не то, от чего он получает удовольствие, он не понимает эти ощущения, и никогда не понимал, но он согласен, потому что Чимин хочет, а ещё потому, что его нутро разрывается от слишком сильной течки. Раньше он заблаговременно принимал большое количество подавителей, а сейчас из-за того, что решил провести ее с Чимином — нет, и его так сильно кроет, что он едва остаётся в сознании. Чимин сам не уверен в том, что поступает правильно, но не факт, что в другой ситуации Чонгук позволит ему, именно поэтому он решает не терять, возможно, свой единственный шанс. Он наспех раздевается и ложится поверх разгоряченного тела Чонгука, не зная, получится ли у него что-то или это просто пустая трата времени. Он поглаживает внутреннюю сторону бедра Чона, поднимается к члену и начинает осторожно ласкать его, при этом то и дело сглатывая вязкую слюну. Если говорить объективно, то у Чимина буквально слюни текут оттого, настолько сексуальным выглядит его мужчина. Он осторожно разводит стройные ноги в стороны, поглаживает уже растянутый вход пальцами и нависает над лицом Чонгука, замирая на мгновение. Он очень красивый, он идеальный, он нравится Чимину больше всех в жизни, он никогда ни к кому не испытывал ничего подобного. Чон полностью завладел им, он — это не только сумасшедшее сексуальные влечение, хотя все началось именно с этого, он — это целый мир, познавая который, не хватит жизни. Он — это самое большое и необъятное чувство, безграничные эмоции от криков и ссор, до нежных касаний и страстного, дикого секса. В какой-то момент мир Чимина странным образом сузился до одного человека. Чон Чонгук полностью его наполнил собой, до краев, до каждой клетки. Чимин только в этот момент четко понимает, что это не просто привязанность, желание. Это любовь. Он уже любит Чонгука. Он уже не мыслит себя без него, он не представляет, что в космосе есть Вселенная, где они не встретились, где их судьбы не переплелись, не соединились. — Чонгук, тебе не будет больно, ладно? Я буду очень осторожен. Я обещаю, расслабься, — просит младший и утыкается лбом в острое плечо мужчины. Когда головка касается влажного входа, оба вздрагивают. Чимину страшно, но он очень хочет. Он хочет быть в памяти Чонгука именно тем, кто обладал им, кто полностью им завладел, кто подчинил его себе. Он надеется не оплошать, делает первое движение вперёд и тут же замечает, как Чонгук откидывает голову и открывает рот в немом стоне. Ему хорошо, Чимин понимает это по расширившимся зрачкам. Он делает ещё одно движение, а потом ещё. Свои ощущения ему пока сложно понять, он чувствует узость и жар, и это очень заводит, но самое большое удовольствие ему доставляет наблюдать за Чонгуком и понимать, что он принадлежит ему, отдаётся ему и получает от этого удовольствие. После нескольких толчков, Чимин старается двигаться быстрее. Это сложнее, чем может показаться на первый взгляд, у него быстро затекают колени, но громкие стоны Чонгука стоят этого. — Чимин, пожалуйста... — просит старший, но чего именно просит, сам не понимает. Он просто хочет произносить имя Чимина, ему это нравится. Он чувствует что-то иное, что-то отличительное от любого другого секса, что был с ним раньше, и дело даже не в течке. Просто сейчас это кажется ни каким-то физическим набором привычных движений, это чувствуется и ощущается иначе, более горячо, более ярко, и Чонгуку в какой-то момент приходит на ум слово «эмоционально». Он ощущает не только наслаждение от секса, но и какое-то другое, странное чувство, которое ему совсем незнакомо, но оно пронизывает его всего где-то под мышцами, заставляет мурашками бежать по телу, он задыхается от каждого нового толчка. Чимин останавливается на пару мгновений, чтобы поцеловать Чонгука, ему кажется, что это именно то, что нужно им обоим сейчас, и угадывает. Чонгук отвечает горячо и жадно, он буквально хнычет, когда Чимину удаётся войти особенно глубоко и задеть внутри него простату. — Сделай так ещё раз, — умоляюще просит он, — сделай, сделай, — и Чимин делает. Он сбавляет темп, но зато входит теперь на всю длину, упираясь головкой в комок нервов. Чонгук начинает сильнее дрожать. Он ловит себя на мысли, что ему идеально подходит размер Чимина. Небольшой и очень приятный, с крепкой головкой, член Пака совсем не причиняет боли Чонгуку, а напротив, дарит удовольствие. Чонгук скрещивает ноги за спиной у парня, обхватывает его руками и, когда Чимин делает неосторожное резкое движение, случайно причиняя боль, Чон нарочно впивается ногтями в кожу его спины и с силой ведёт вниз, сдирая верхний слой кожи. Чимин сдерживается, чтобы не закричать, но эта боль того стоит, она приятная, она сводит с ума, как и сам Чонгук. И пусть его движения совсем неумелые, он все равно доводит Чонгука до яркого оргазма. Чон сначала весь сжимается, подбирается, а потом ещё теснее прижимается к телу Чимину и некоторое продолжительное время вздрагивает всем телом, красиво закатывая глаза от удовольствия. — Молодец, — комментирует Чонгук, когда Чимин осторожно укладывается рядом, тяжело дыша. — Для первого раза это было просто идеально, — он спускается пальцами вниз, когда немного приходит в себя, и помогает Чимину тоже закончить. Следующие несколько дней омеги не вылезают из постели. Еду заказывают и расстаются только для того, чтобы сходить в туалет, даже душ вместе принимают. Чимину Чонгука отпускать не хочется, ему не хочется расставаться. Он знает, что за возращением в Сеул, возможно, последует их расставание. Он хочет спросить напрямую, чего ему ждать, когда их брак с Намджуном будет закончен, но не решается. Слишком страшно падать с высоты своих надежд. Он решает жить в неведении, нежели правду узнать и вариться в ней, как в адовом котле. Уезжают они на пятый день. Чимин забирает Джорджа, нехотя прощается с коттеджом и садится в автомобиль, погруженный в свои мысли. Чонгук выглядит иначе. Кажется, ему наскучили дни сурка, поэтому он воодушленно ведёт автомобиль, подпевая колонке. — У тебя что-то болит? — в какой-то момент Чонгук замечает унылое настроение омеги. — Опять Намджун звонил? Обычно ты расстраиваешься, когда видишь пропущенные от него. — Нет, все хорошо. Просто мне было очень круто на отдыхе, а теперь возвращаться в эти серые будни... В общем, я не совсем подготовился к этому. — Мы ещё куда-нибудь поедем. Хочешь, даже на эти выходные поедем? Выбери место. Чимин смотрит на Чонгука, пытаясь вытянуть из себя вопрос, но не выходит, и он просто кивает. Слова о том, что они ещё могут провести совместное время дарят ему надежду, потому что он уже оповещал Чонгука, что собирается разводиться, и тот должен учитывать это, когда что-то говорит. — А ещё мне не нравится, что ты такой бледный. Это морской воздух так неблаготворно на тебя повлиял? Чимин пожимает плечами. — Меня укачивает. — Обычно же не укачивает, что случилось? Младший снова пожимает плечами и отворачивается к окну, принимаясь нервно кусать губы. — А теперь укачивает. Я хочу поскорее доехать и прилечь. Чонгук кивает и ускоряется. — Будет сделано, сир! Они добираются до особняка быстрее обычного, Чонгука забавляет это, ему нравится быстрая езда и адреналин, а Чимину попросту все равно, он не обращает внимания, он просто думает о том, что будет потом. Со всеми ними. Что будет потом?! Когда автомобиль останавливается у ворот, Чимин бросает: — Нам будет лучше пойти по-отдельности, чтобы никто ничего не понял. — Никто и так ничего не поймёт, — спокойно отвечает Чонгук и хочет выйти из машины, но Чимин останавливает его. — Не надо. Я зайду первым. Я пойду в комнату к Тэхену. Но я не хочу, чтобы Давон или кто-то ещё видел нас, потому что они могут догадаться. Я не хочу, чтобы у нас... — «у тебя», — были проблемы потом. Чонгук кивает, не находя ничего лучшего, кроме как согласиться. Если Чимин так этого хочет, то пусть будет так. Младший уходит первым, предварительно даже не поцеловав Чонгука, и это у второго вызывает лёгкое недоумение, он тут же вслед пишет сообщение, но понимает, что, вероятно, ему ответят нескоро, и это бесит. — Окей, ладно, — недовольно бормочет Чон и сидит в машине ещё некоторое время. Потом он замечает, как на втором этаже загорается свет, и почему-то ему кажется, что это Чимин. Тогда Чонгук открывает ворота и заезжает во двор, ставит автомобиль на парковку, выбирается из машины и идёт в дом. Он не особенно любит сюда возвращаться, но иногда не бывает другого выхода. В кухне светло, но пусто. Чонгук слегка голодный с дороги. Он оглядывается по сторонам и усаживается за стол, хватает с тарелки печенье, наливает остывшую заварку в первую попавшуюся кружку и делает несколько первых глотков. Он замечает лежащий на столе синий ежедневник, деловито хватает его и начинает листать. Первые страницы пустые, а потом идут рванные записи и все похожего типа. Они начинаются со слов: «не забудь». «Не забудь!!! отец дал тебе деньги, чтобы ты оплатил ремонт асфальта на парковке». «Не забудь!!! в воскресенье нужно поехать в поликлинику на анализы». «Не забудь!!! не разговаривай с папой, он сказал, что от тебя нет никакого толка, и вы поругались». «Не забудь!!! Намджун делает какие-то махинации с документами компании». Брови Чонгука удивлённо ползут вверх. Он слышит приближающиеся чужие шаги, но не может сдержаться от того, чтобы перелистнуть ещё одну страницу. «Не забудь!!! У Чонгука и Чимина связь». — И что, интересно мне знать, ты подразумеваешь под этим «не забудь»?! — спрашивает мужчина, без труда узнав младшего брата по шагам. Тот стоит в дверях и с лёгким прищуром смотрит на старшего. Громко шаркая тапками, он проходит дальше, останавливается у стола и бросает взгляд на блокнот, который держит в руках Чонгук. — С чего ты взял, что он мой? — взгляд Богома падает на открытую страницу, а брови недовольно сводятся в переносице. — Почти на каждой странице какие-то нелепые рисунки. Нелепые, но достаточно профессиональные. Нетрудно было догадаться. И ещё Чимин говорил мне... — Я пил чай. Отлучился в туалет, а потом пришёл ты. С твоего позволения, я хочу допить его в одиночестве. — Я хочу поговорить с тобой. Мне кажется, у тебя есть проблемы. — Проблемы будут у тебя, если я открою рот. Я видел, как вы целовались с Чимином. Тошнотворное зрелище. — Такое же, как твои художества, —деловито заявляет мужчина и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди. — Смею полагать, что ты помнишь об этом лишь потому, что делаешь эти записи. У тебя проблемы с памятью? Богом проводит языком по губам, садится напротив и обхватывает ладонями свою уже холодную чашку. — Если скажу «да», ты знаешь, как мне помочь? — Честно сказать, нет, я не врач. — Тогда мне нет смысла говорить с тобой о моей жизни. Я не собираюсь с тобой делиться тем, что со мной происходит. Глупо делиться с человеком, который сосется с мужем своего брата. И который — гей. Чонгук хмурится, как от самого ужасного оскорбления в своей жизни. — Ну, зачем ты так. Быть геем не так уж и плохо. Лучше, чем нереализованным художником. — Лучше быть нереализованным художником, чем такой падалью, как ты. — Окей. Не против, если это я возьму это с собой? — он маячит ежедневником перед лицом омеги, который, конечно же, не станет тщетно пытаться отнять его. Он лишь недовольно сжимает губы и ничего не отвечает. Чонгук победно улыбается, благодарно кивает и уходит. В дверях он все же останавливается и бросает: — Очень надеюсь, что ты не будешь болтать лишнего. Подумай о своём брате. Подумай, насколько сильно будет разбито его сердце и задеты чувства, если ты расскажешь. Тебе и вправду, лучше просто забыть об этом. Я буду молиться за твоё скорейшее выздоровление, и если ты ещё не был у врача, я скину тебе номер хорошего нейрохирурга, — на этих словах он, наконец, покидает кухню и идёт наверх в свою комнату. Чимин лежит на кровати в комнате Тэхена и сверлит взглядом его спину. Тот сосредоточенно сидит за компьютером и доделывает уроки. — Я так и не понял, куда ты уезжал, — серьезно говорит юноша и передергивает шеей. — Не хочешь рассказать? Я ни за что не поверю, что ты ездил к родителям. Намджун спрашивал у меня. Сказал, что за это время всего один раз поговорил с тобой, его не очень это устраивало. Мне кажется или у вас не все гладко? Чимин пожимает плечами. — Да, все как-то странно. — Почему? — парень встаёт с кровати и валится на кровать рядом с братом, укладывая голову на руку Чимина. — Не знаю. Не хочу об этом говорить. Лучше расскажи, что нового у тебя? Как Юнги? — Почему ты спрашиваешь о нем? — Не знаю, он мне нравится, — улыбается Пак. — Забавный такой, улыбка милая, прикольная. — Он неплохой парень, — как-то безразлично отвечает альфа, а потом трёт уставшие глаза. — Но...? [3] — Но у меня сейчас другие заботы. Я много думаю в последнее время. — О чем? Что-то случилось? — Нет, я... Я тут думал кое о чем. Чимин невольно напрягается. Ему не нравится, когда Тэхен такой серьёзный. — О чем же? — Помнишь, несколько лет назад я пытался взламывать сайты роддомов, чтобы найти информацию о своём родном отце. Чимин закатывает глаза и резко поднимается, садясь по-турецки. — Нет, Тэхен. Нет, мы больше не вспоминаем об этом. Мы же договорились, что больше не говорим об этом, что эта тема теперь под запретом. У тебя есть только мы, и тебе не нужно думать о ком, кто отказался от тебя... — говорит он и невольно сглатывает комок, неожиданно образовавшийся у него в горле. Он вспоминает разговор с Чонгуком о его сыне, и ему становится очень и очень не по себе. — Хорошо, — кивает Тэхен. — Точно? — Чимин заглядывает в глаза брату, на что тот положительно кивает. — И ты больше не думаешь об этом и не переживаешь, ладно? — Да, я просто... Да, это была минутная слабость. Чимин слегка расстроенно улыбается и взъерошивает волосы младшего, после чего прижимает к себе и крепко целует в щеку. — Вот и славно. Тебе незачем думать об этом и переживать. Я рядом, я тебя люблю, и Тэмин тоже. Не нужно оглядываться назад и думать о тех, кто не думает о тебе. Не надо из-за этого страдать и грустить. Роднее тебя у меня нет никого, поэтому тебе не нужно искать своих родных. Вот они. Вот я, Тэмин и наши родители, несмотря на то, что у вас тоже не очень хорошие отношения. — Я знаю, — кивает Тэхен и тоже в ответ целует брата. — Ладно, — он поднимается, скидывает куртку и ветровку. — Я спущусь вниз, приму душ и приду ночевать к тебе. Присмотришь за Джорджем? — спрашивает омега, переводя взгляд на котёнка, который сжавшись клубком, спит в уголке кровати. — Зачем ты его вообще притащил? Чимин усмехается. — Ты Чонгуку никак не доводишься? — Чонгуку? — удивляется Тэхен. — Ты его видел? Он тоже уже приехал? Чимин на мгновение теряется, а потом пытается взять себя в руки и придумывает первую ложь, которая приходит ему в голову: — Да, мы столкнулись в дверях. Он... кажется, он давно уже приехал. — Странно, я ещё не видел его. — Да... Ну, я пойду, — говорит Пак и пятится назад, а потом и вовсе выходит из комнаты, оставляя брата одного. Тот тяжело вздыхает, зевает достает мобильный и снова укладывается на подушки, набирая Юнги. Длинные гудки на том конце провода заставляют его сердце замирать. Что-то в глубине души подстегивает его поскорее поделиться с омегой новостями. — Да? — Хэй, — выдыхает через нос альфа и слегка замявшись, спрашивает: — как дела? Не спал? — Нет, я готовился к математике. — Правда? Я уже сделал, могу поделиться, если хочешь. — Нет, я справлюсь. Что-то случилось? — Да. Я попытался поговорить с Чимином, как ты и советовал, но ничего не вышло. Он не хочет ничего слышать, потому что знает, что эта тема расстраивает меня. И я не знаю, как быть. Я хочу съехать отсюда, но в то же время мне кажется, что если я съеду, мне станет хуже. С самого начала соглашаться жить здесь, было ошибкой. — Почему? Что именно тебя гложет? — Тэхен слышит какой-то шум на том конце провода и понимает, что Юнги переместился на кровать. Это вызывает у него улыбку. — Как оказалось жить с самым родным и одновременно самым чужим человеком в одном доме — выше моих сил. Я не думал, что такой жадный. Раньше мне просто хотелось его внимания, и я глупо радовался, когда получал его, а сейчас... Сейчас я посягаю на большее. Мне хочется его любви. Юнги молчит некоторое время, а потом выдаёт простое: — Возненавидь его. Самое лучшее, что ты можешь сделать — это ненавидеть его. Если будешь любить, сделаешь себе только больнее. Любовь никогда ничего не решает, она только разрушает. — Я пытался, но не получается, — отвечает Тэхен и тянется к Джорджу, чтобы погладить. — Видно, я люблю идти против системы. Слишком просто ненавидеть родителя, который бросил тебя, и так сложно любить, но у меня наоборот. Я хочу быть для него особенным. Хочу, чтобы он посмотрел на меня другими глазами, увидел, каким я стал, сколько всего достиг, и пожалел, что так поступил со мной. Я хочу, чтобы Чонгук пожалел обо всем и тоже полюбил меня. Юнги выдыхает. Стремление Тэхена быть любимым сыном для Чонгука ему понятно, потому что он тоже нелюбимый сын своего папы. — Не переживай, все так и будет. По крайней мере, мой папа с радостью продал бы меня, чтобы заменить на тебя, — альфа воспринимает это, как шутку и смеётся, но Юнги серьезен, он такими вещами не шутит, потому что это больная тема. — Ладно, я должен доделать математику. Если папа придёт и увидит, что я говорю по телефону вместо того, чтобы заниматься делом, мне влетит. Пиши, если что-то ещё случится. — Хорошо, ты тоже. Пока. — Пока, — и Тэхен слышит короткие гудки, которые возвращают его в суровую реальность. Странно, но с Юнги он забывается, всегда. Этот омега действует на него успокаивающе, и расставаясь всякий раз, пусть даже по телефону, ему становится особенно грустно и одиноко. Альфа заходит в какао-толк, в чат с Чонгуком и быстро набирает: «Вы уже приехали? Я Вас не видел. Как насчёт того, чтобы поехать на выходных кататься на велосипедах?» — он быстро отправляет, а потом откидывается на кровать и заставляет себя выкинуть из головы все мысли, хотя бы на вечер.