magnum opus

В полумраке пустой души, все ещё ярким пятном горит твоя тень.

Слабый лунный свет, пробирающийся сквозь прозрачные занавеси, освещает деревянный стол молочного цвета, на котором разбросаны чертежи, карандаши, стоит полуоткрытый ноутбук и чашка с остывшим кофе. Едва ощутимые комнатные духи с тлеющим на кончиках ноздрей ароматом морской соли, белые стены с молочными дверьми и косяками в тон мебели, панорамные окна и прекрасный вид — на озеро с лебедями и аркой для украшения. А ещё деревья вокруг, густой запах хвои, солнечная сторона, бассейн с заднего двора, лежаки, зонтики и полнейшее ощущение свободы. В гараже один автомобиль. На столе в кухне — три комплекта приборов. Два душа, на первом и втором этажах, и четыре личные комнаты. В самой большой спальне с отдельной душевой сбиты молочные шелковые простыни, на полу валяется бежевый спальный костюм, а из-за едва прикрытой двери валит пар и слышны звуки воды. Тэхен нажимает на ручку двери и оглядывается, сразу цепляясь глазами за разбросанные вещи. Он подбирает их, складывает на кровати, а потом заваляется на неё же сверху, лицом в подушку. Так лень, как сегодня, не было ещё никогда. Голова после ночи раскалывается и гудит, в ушах свист непонятный и хочется просто спать весь день, а потом проснуться под вечер, завалиться к телевизору с огромной чашкой чипсов и смотреть фильм. Просто прожить этот день в своё удовольствие. Стоит Тэхену прикрыть на мгновение глаза, как краем сознания он начинает понимать, что если не встанет сейчас, то уснёт. Будильник не разбудит, он проспит все на свете. Но мысль ускользает. Ускользает она также явно, как то, что сон ему сейчас просто необходим. «Вот бы никто не вмешался…», — последняя здравая мысль перед тем, как провалиться в бездну… Минута и… — Свалил нахрен с моей кровати, — слышит Тэхен уже после того, как подушка с силой прилетает ему в голову. Улыбка сама собой расползается на его лице, хотя надо бы разозлиться, но черт дери его, не получается. И не получается, возможно потому, что это именно то, чего он хотел много лет, а может и всю жизнь. — Ты поступаешь жестоко, — бубнит Тэхен и переворачивается на спину, свесив с края кровати ногу и потирая глаза. — Серьезно, я вообще не выспался, — он пытается похрустеть позвонками, но не получается, и от этого голова начинает болеть ещё сильнее. — Перелёт был трудный, да ещё и рейс ночной, да будь ты человеком! — Не заговаривай мне зубы и убирайся с моей постели! — омега хватается за край одеяла со своей стороны и начинает вытягивать из-под Тэхена, который вжимается в матрац всем телом, принимая вызов. — Нет, ну серьезно, у меня голова раскалывается… Ай! — вскрикивает альфа, когда оказывается пластом лежащим на полу. — Я останусь сегодня спать, — хнычет он, предпринимая последнюю попытку, приподнимается и осторожно заглядывает стоящему по другую сторону кровати мужчине в глаза. — Нет? — спрашивает он, хотя ответ и так очевиден. Тяжелый, недовольный вздох разрезает тишину, а потом альфа поднимается и шаркает ногами, отправляясь в свою комнату. Расправленная кровать манит улечься сверху, накинуть на голову одеяло и отоспаться, но парень понимает, что так не пойдёт и подобные выходки уже не прокатывают, поэтому он хватает сменные вещи прямо из не разобранного чемодана, зубную щетку и полотенце и выходит из комнаты, шлепая вниз по лестницам. Умывшись и вымыв волосы прямо в раковине, альфа некоторое время недовольно разглядывает собственное отражение в зеркале и понимает, что он из тех людей, кому здоровый сон просто необходим. Лицо в ужасном состоянии, а огромные мешки под глазами вызывают лишь чувство жалости. — Кажется, я один так тяжело перенёс перелёт, — бормочет Тэхен себе поднос, выходит из ванной и направляется в сторону кухни. Помимо сна организм требует плотного завтрака, но только не готовки, и его сердце радостно опускается, когда он замечает отца, который уже во всю хозяйничает у плиты. Тот пританцовывает музыке из беспроводных наушников и ловко переверчивает омлет с одной стороны на другую. — А это интересно, — Тэхен опирается на стол и внимательно смотрит на мужчину, который заметив шпиона, снимает один наушник и откладывает в сторону. — Можешь пока погулять, завтрак будет готов через десять минут. — Никогда не видел тебя таким довольным, что случилось? Ты всё-таки закадрил того красавчика? — Тэхен хватает яблоко их корзины и сочно откусывает от него. — Кажется, у нас сегодня будет свидание, — мужчина играет бровями и ловит безразличный смешок сына. — Ты как ребёнок, будь более напористым, будь смелее! — он подходит ближе и устремляет взгляд в содержимое сковородки, ощущая, как во рту собирается слюна. — Я смотрю, ты многое в омегах понимаешь, да? — эта фраза звучит, как откровенная издевка, потому что всем и так известно, что в последнее время у Тэхена в личной жизни ничего не ладится. — Мне хотя бы не за сорок, в моем возрасте ещё… Ай! — парень не успевает закончить фразу, его затыкает увесистый подзатыльник. — Да это же насилие в чистом виде! С такими родственниками надо было поступать на юридический, хотя я и без этого хорошо знаю свои права. — Жаль, что обязанностей не знаешь, — строгий голос омеги, который, наконец, переоделся после душа, и теперь щеголяет босыми ступнями по плитке звучит спокойно, но действует, как невидимый строгач, и это заставляет Тэхена мгновенно осечься. — Я уже проснулся, — демонстративно разводит руками он, мол, можешь теперь похвалить. Чонгук на это лишь жмёт плечами и усаживается за стол, звучно и резко отодвинув стул. — Не делай вид, что это нужно только мне. Ты тоже в этом нуждаешься, — мужчина подтягивает к себе стоящий на столе чайник и заполняет из него чашку до самых краев. — Ты же сегодня с нами? — обращаешься он к альфе, и это звучит больше, как утверждение, нежели вопрос. — Да, днём я свободен, — Ин принимается выкладывать хлебные тосты на уже согретую над другой конфоркой сковородку. — А ночью? Альфа усмехается и качает головой. — Прекрати меня контролировать, папочка Чон, — он ловко перекладывает омлет на тарелки, а потом выставляет на стол под внимательный взгляд омеги. — Ты всё-таки закадрил того малолетку? — Ты звучишь так, будто ревнуешь, — замечает Тэхен и усаживается за стол, ловя при этом не очень одобрительный взгляд родителя. — Я что-то не так сказал? — его невинные глаза на Чонгука не действуют, это не Чимин или Тэмин, которых этим можно было взять, здесь подобные методы не подойдут. — Он просто хочет, чтобы я 24/7 принадлежал этому дому, пока Давон не приехал. Я прав, дорогой? — Абсолютно, — криво улыбается Чонгук, наливает себе сок из графина и принимается за завтрак. — Ты уже сдал свой проект для вступительных? — обращается он к Тэхену, который уже активно жует завтрак. — Там ещё нужно корректировки внести, отправлю со дня на день. Почему ты договорился с господином Намом в такую рань? Он не мог принять нас позже, знает же, что мы только после перелёта. Чонгук пожимает плечами. — Он тоже занятой человек. Предложил время, я согласился, почему нет. Ты неплохо выглядишь, а говоришь, что недоспал. — У меня выхода нет. Кстати, я после обеда вижусь с Тэмином, — голос альфы отчего-то звучит неуверенно. Нет, разговоры о его приемной семье вовсе не под запретом, просто где разговоры о семье, там невидимая красная нить ведёт к разговору о Чимине. Чонгук пожимает плечами и кивает. В этом простом жесте Тэхен замечает мгновенно вспыхнувшую нервозность и думает, что омега спросит что-то, но тот ничего не говорит, спокойно доедая свой завтрак. Через какое-то время Ин садится за стол, ставя посередине тосты, и тоже принимается за еду. Тогда, два года назад, когда в пылу боли и обиды Чонгук предложил Тэхену полететь в Чехию, он даже предположить не мог, что пацан согласится. Правда ответ последовал не сразу, да и был он какой-то скомканный, неуверенный, опасливый. Конечно, это страшно. Страшнее и быть не может — уехать с человеком, который никогда тобой не интересовался, который пусть и был твоим кровным родителем, но не испытывал никаких тёплых чувств, по крайней мере никогда их не показывал. Ужаснее ситуации не придумать. Вот только Тэхен захотел попробовать. Возможно, это была единственная возможность побыть рядом с Чонгуком, понять его, дать ему возможность понять себя, привыкнуть к себе, полюбить себя, если это возможно. А потом был долгий и сложный разговор с приемными родителями, которые будто сунули в уши беруши и вообще не хотели принимать то, что говорил их сын. Он приводил доводы, начал даже умолять понять причину своих поступков, но его не слушали. И в какой-то момент юный альфа просто бросил эти попытки достучаться. С братьями было не проще. И если Чимин просто молчал, выглядя при этом задумчивым и разбитым, то Тэмин устроил настоящий скандал, говоря очень неприятные, но правдивые вещи. В какой-то степени все они были правы, и Чонгук, мягко говоря, не внушал доверия. Но Тэхена к папе непреодолимо тянуло. Это происходило на каком-то ментальном, невидимом уровне, в народе говорят «пуповина». Возможно, это оно и было, но Тэхен до тошноты, до бессонных ночей хотел попробовать. Чимин ничего не комментировал, никак не реагировал на происходящее. Где-то в глубине души он понимал, что таким образом Чонгук снова специально причиняет ему боль, возможно, наказывает. Расставание и реальная боль от происходящего, заглушалась тем, что Тэхен стремился уехать с ним, и тогда одинокий Чимин грозил остаться совсем один. Тэмин не стал тем лучиком, который бы тянул его из ямы на поверхность. У них налаживались отношения, но были по-прежнему слегка натянутыми, поэтому, когда старший увидел, как Тэхен собирает вещи, в полной мере осознал своё положение. Это было эгоистично, но он попытался остановить брата. Попытался с ним поговорить, убедить, что лучше остаться. Напомнил про школу, про неразбериху в отношениях с Богомом, про Юнги. Про собственное состояние. — Чимин, я очень вас люблю, — сказал тогда Тэхен, у которого тоже разрывалось сердце. — Но я всегда пытаюсь выступать в роли супергероя. Но я никакой не герой, и я не могу все время всех спасать. Один раз. Только один раз в этой жизни, я хочу сделать так, как хочется мне. И несмотря на все противоречия, Чимин понимал, что это правильно. Это и есть здоровый взгляд на происходящее. Высшую степень грусти омега выразил в заботе и приготовил еду для младшего и Чонгука в самолёт. Однако провожать не поехал, у них с Чонгуком один родной человек на двоих, но даже это не явилось для Чимина причиной поменять решение. Два года жизни в Чехии дались очень непросто. Первые месяцы была притирка, и совсем не похожие друг на друга Чонгук и Тэхен просто не могли найти точки соприкосновения. Они ругались несколько раз на дню, однажды даже до драки дошло. Правда, бил только Чонгук, но это было вполне ожидаемо с темпераментом этого омеги. Поводами для ссор служили различные, самые незначительные мелочи. Иногда хватало того, что Тэхен не там оставил немытую чашку, что тоже происходило крайне редко, потому что по своей натуре Тэ очень чистоплотный мальчик, и этого было трудно не заметить. Часто ругались из-за расхождения во мнениях, например, по поводу фильма. Спорили, потому что эмпатичному Тэхену было трудно понять холоднокровные мысли старшего. Не находили точек соприкосновения даже в том, что заказать на обед. И это было до того выматывающе, что пацан часто думал о том, что лучше просто собрать вещи и уехать. Однажды ему даже представилась такая возможность, когда у него истёк срок визы. Он вернулся в Корею один, чтобы продлить ее и перед вылетом папа с сыном снова умудрились поругаться. Тэхен ждал тепла. Он не ждал любви, потому что понимал, что Чонгуку любить непросто, если он вообще умеет. Но он не ожидал, что все будет настолько мрачно. Они не становились близкими друг другу людьми, напротив, отдалялись, и со стороны вообще могло показаться, что ненавидят друг друга. Когда Тэхен пришёл домой в ту поездку, он улыбался, но Чимин сразу все понял, и, когда они остались наедине, спросил невзначай: — Очень тяжело? — закуривая при этом, что стало для Тэхена тоже своеобразным открытием. Однако обращать на это слишком пристальное внимание он не стал, понимал, что Чимин должен как-то расслабляться после всего произошедшего. Тяжелый вздох младшего сказал о многом даже без слов, а потом эта тяжёлая, кривая, замученная усмешка, и сердце Чимина пропустило удар. — Очень. Даже себе не можешь представить, насколько. Черт возьми, он такой непредсказуемый, я никогда не знаю, чего от него ожидать. Это же пиздец. Он побил меня недавно, представляешь? — и Тэхен в тот момент не думал о том, что подобное лучше не рассказывать Чимину, который и так был разбит на миллион осколков из-за этого человека. И он будто добивал подробностями, заставляя осколки глубже входить в израненную кожу. — За что? — кажется, это Пака даже не удивило, он спросил безразлично и лишь сделал очередную затяжку. — Да ерунда сущая, я не знаю, Чимин. Может, я ошибался, и вообще не нужно было этого затевать. У меня есть вы, у меня уже есть родители, но я просто… я просто так хотел любви именно от него, что… я не знаю. Я не поеду обратно. И это было окончательно, он был уверен, что не передумает, но однажды ночью ему пришло смс: «Когда ты уже закончишь с делами? Я жду тебя». И сердце у Тэхена тогда забилось сильнее. Чонгук не тот человек, который скажет «скучаю», но почему-то пацану показалось, что это именно оно. И после долгих раздумий, взвешиваний всех «за» и «против», он решился попробовать ещё раз. Если не получится, всегда сможет вернуться домой. Несмотря на то, что в ту поездку Тэмин практически с ним не разговаривал, по каким-то незначительным, но приятным мелочам, он понял, что оба брата ждут его назад в любой момент. Вторая поездка оказалась более удачная. Сначала все пошло, как обычно. Чонгук выводил из себя и иногда казалось, что он делает это нарочно. Он был до тошноты придирчивый, язвительный и очень далеким. Но однажды вечером, когда Тэхен вернулся с выставки, на которую не мог попасть несколько раз из-за аншлага, он заметил Чонгука, дремавшего в наушниках на диване. Решил, что будет неплохо укрыть его покрывалом, в небольшой квартире, которую они снимали, было довольно прохладно, а потом заметил мобильный Чона, который валялся на диване неподалёку. С него вновь свисал ловец снов, который Тэхен дарил ещё вначале их непростых взаимоотношений. Чонгук снимал его и не использовал довольно долго, а вот теперь вновь начал. Плохо спит, стало быть. Что-то его тревожит. Тэхен не брался утверждать, что это из-за него, но тот факт, что он использовал именно этот ловец снов, тот самый, который он от чистого сердца ему подарил, заставлял что-то теплеть внутри. В тот момент Тэхен понял, что должен просто дать Чонгуку немного времени. Он ещё никогда не был папой, у него не было такого опыта, и ему есть еще много всего, чему следует научиться. И тогда все стало налаживаться. Тэхен перестал ждать от Чонгука того, что тот не мог ему дать, по крайней мере, пока. А Чонгук, кажется, каким-то шестым чувством это заметил. Все было интуитивно, они искали, подбирали ключики друг к другу, и Тэхен совсем облегченно выдохнул, когда старший предложил пойти вместе к психологу. Это означало, что Чонгуку не наплевать на все, что происходит между ними, и, конечно, Тэ охотно согласился. Первый поход к специалисту не кончился ничем хорошим. Молодой мужчина в белом халате и огромных очках на пол-лицо неумело и коряво говорил по-английски, хотя на сайте было указано, что его уровень выше среднего. Кончилось все тем, что Чонгук просто рассмеялся ему в лицо, а Тэхен покраснел до темно-бардового и буквально за локоть выволок старшего из кабинета. К слову, за приём омега тоже отказался платить, сыграв такую сцену вселенского разочарования, что Тэхен диву дался подобным актёрским способностям. — Ты бы неплохо смотрелся на экране, — заметил пацан, когда они уже сидели в булочной и уплетали багеты с кофе. — Никогда не думал на кастинг сходить? Это была откровенная издёвка, но Чонгук вдруг со всей серьёзностью ответил: — Думал и даже ходил. — Серьезно? — брови альфы непроизвольно вскинулись, но тут же опустились, когда Чон с таким же каменным выражением лица бросил: — Нет. А Тэхен все никак не мог привыкнуть к Чонгуку. Пытался-пытался, но не мог. А ещё подход искать к нему — та ещё задачка. Как находиться рядом с человеком, дарить ему тепло и заботу, но при этом не выглядеть навязчивым? В их отношениях казалось, что Тэхен — папа, а Чонгук — маленький капризный ребёнок. Однако уже первые онлайн-сеансы с господином Намом помогли решить им двоим множество проблем. Чонгук в какой-то момент просто психанул и понял, что в Чехии нормальных специалистов не найти, поэтому обратился к уже проверенному человеку. Довольное лицо мужчины в экране ноутбука, заставило Чонгука зло поджать губы. Именно Чон был тем, кто всегда бежал от терапии, а теперь уже второй раз самолично обращается за помощью. Это ущемляло его эгоистичную натуру, но ничего не оставалось, и Чонгук просто свыкся с той мыслью, что им нужна была помощь. — Нормально? — интересуется омега, когда после завтрака влезает в сатиновую рубашку молочного цвета и прямые светлые джинсы. Ин неприкрыто осматривает стройные ноги и многозначно закусывает губу, но, когда сталкивается со злым взглядом омеги, хмыкает и пожимает плечами. — Для омеги средних лет, довольно неплохо. — Тебе уже сорок, — напоминает Чонгук и топает массивными кроссовками к серебристому Шевроле. — Может хватит поочередно вспоминать мой возраст? — бурчит себе под нос Ин и усаживается на место водителя, на соседнем сидении уже сидит Тэхен, который роется в мобильнике, прислонившись лбом к окну, а назад залезает Чонгук, сразу откидывая голову на кожаные сиденья и прикрывая глаза. После еды начало клонить в сон, всё-таки, ночной перелёт сказался не только на пацане. — Просто обычно в нашем окружении нет таких стариков, — смеётся Тэхен и слышит, как Чонгук подхватывает его смех. — Поэтому нам интересно анализировать, насколько старый ты на самом деле. — Раунд, — хмыкает Ин, признавая поражение, и заводит автомобиль. Он появился в жизни Тэхена стремительно. В какой-то момент просто оказался на пороге их с Чонгуком съемной квартиры в Чехии. В руках держал огромную корзину с фруктами, лицо было покрасневшее и усталое, но улыбка искренняя, а вот Тэхен, которому в тот день довелось открыть дверь, так и прирос к месту, совершенно не зная, как реагировать. Ясности внёс Чонгук, который проходя мимо прихожей, застал эту картину, просто хмыкнул и разрешил альфе войти. А когда они остались с Тэхеном наедине на кухне, сказал: — Я и не переставал с ним общаться. Вернее, это он общался со мной, — и в доказательство сунул пацану телефон, где была открыта переписка между его родителями. Почти все сообщения писал Ин, причём это были целые полотна, на которые Чонгук отвечал односложно и то не всегда. Тэхен не очень понимал, для чего этот человек приехал и каких целей хочет добиться, поэтому присматривался к нему с осторожностью и старался лишний раз не разговаривать. Зато Чонгук, кажется, был рад его видеть. По крайней мере, они провели несколько вечеров за пивом и различными закусками. — У доктора Нама большой опыт работы? — спрашивает Ин, выезжая со двора и сильнее давя на газ. — Я немного поражён его методами, он довольно… выглядит компетентным, — а потом включает музыку, не слишком громко, потому что Чонгуку не нравится, когда слишком шумно, Тэхен, кстати, тоже знает об этом и коротко улыбается, отмечая, что Ин учёл этот значительный факт. Иногда ему казалось, что у отца все ещё есть чувства к папе. Это проявлялось в различных мелочах, которые иногда даже уловить было практически невозможно, но от глаз Тэхена не ускользало. За то время, что они трое провели вместе, удалось хорошо друг друга узнать. То, как Чонгук просто и по-дружески общался с Ином, заставило Тэхена взглянуть на мужчину под другим углом. Он уже не казался тем вселенским злом, каковым Тэхен привык его считать, но все равно этого мало было для того, чтобы просто взять и довериться, простить все. Та ситуация, заложниками, которой они стали, произошла только по вине этого человека. Здесь две жертвы и один преступник, и хоть Тэхен понимал, не произойди той чудовищной ситуации, его бы не было, он все равно не мог этого простить так легко. Дни сменялись неделями, недели месяцами и сердце Тэхена потихоньку успокаивалось. Ин показывал свои положительные стороны. Он остался в Чехии на несколько месяцев, работал дистанционно, и люди, которые не подозревали ни о чем, со стороны могли подумать, что перед ними пример образцовой семьи. Хотя если отбросить печальные факты из прошлого, это по-прежнему было не так, и скандалы, которые время от времени устраивал Чонгук, заставляли хвататься за голову обоих альф. Они сплотились, когда поняли, что у них общий враг, и эти моменты помогли им немного сдружиться. Конечно, бурчания Чонгука в какой-то момент просто перестали восприниматься всерьёз, и альфы старались лишь усмехаться с очередной недовольной фразочки, колкого взгляда или ядовитого высказывания. Это уже не походило на привычные манипуляции, и стало ясно, что Чонгук иногда поступает так лишь потому, что просто не знает, как надо. Он узнавал. Со временем. Господин Нам помогал. Помогал им всем. Они проходили и семейную терапию, и индивидуальную, и впервые за все время знакомства с Чонгуком доктор отметил его искреннее стремление и положительную динамику. А второе без первого практически невозможно, поэтому все вдруг стало реальностью. Просто Чонгук сам этого захотел. — Он вёл меня с детства, — отвечает Чонгук, не отрывая внимательного взгляда от плывущих мимо сеульских зданий. Казалось бы, всего два года прошло, а кажется, что целая вечность. Странно так. Изменилось все, изменился даже парфюм, который Чонгук не сменял много лет, тот самый, который когда-то безумно любил Чимин. Мысль о Чимине заставляет Чонгука передёрнуть шеей и тяжело выдохнуть. Он делает так всегда, чтобы отогнать воспоминания, потому что договорился сам с собой — о нем думать нельзя. Всякий раз, как неконтролируемо возвращается в тот период, начинает чувствовать тяжесть в груди. На персональной сессии с доктором Намом они пришли к выводу, что это тоска. Он тоскует по человеку, который когда-то стал для него больше, чем обьектом похоти. И, как оказалось, это вполне нормальная и очень частая эмоция среди людей. Чонгук перестал приписывать приставку «обычный», когда говорит или думает о других людях, потому что так лучше для него. Потому что, как говорит доктор Нам, он тоже совершенно обычный. Необычные марсиане или какие-то другие существа, которые никогда не населяли Землю, а он — обычный. Когда автомобиль останавливается у знакомой клиники, Чонгук недовольно закатывает глаза. По правде, общаться с доктором Намом на расстоянии — куда приятнее, чем вот так вживую. Сейчас, как обычно, будет масса вопросов и его довольная физиономия. В последнее время она только такой и бывает. Чонгук понимает, что от нежелания туда идти, у него начинает крутить живот. — Почему у тебя такое лицо? — замечает Тэхен, когда они выбираются из машины, а лицо у Чонгука, в самом деле, интересное. — Да вон, кто-то приготовил просроченные яйца, — бросает Чонгук, не желая признавать тот факт, что он попросту волнуется. — Ты серьезно? — почти вскрикивает Ин. — Вот сам бы и жарил себе яйца! Боже, почему ты никак не научишься быть просто благо… — Заткнись, — бросает простое Чонгук и направляется к лестницам. Ин и Тэхен идут следом. В кабинете доктора Нама все по-прежнему. Чонгук не видит каких-либо особых изменений, разве что на них троих одной кушетки не хватит, поэтому мужчина заблаговременно подготовил три уютных кресла. — Я рад снова видеть тебя, Чонгук, — говорит мужчина, его лицо довольно сдержанно, и это нравится омеге больше, чем та широкая улыбка во время их сеансов. — Не могу ответить взаимностью, — пожимает плечами Чон и усаживается посередине, позволяя альфам сесть по обе стороны от себя. — Я рад, что вы приехали все вместе, это будет очень полезно. Для налаживания контакта семейная терапия — самое лучшее, что может быть. Как долетели? — обращается он к Тэхену, который лишь коротко кивает, мол, все хорошо. Он видел доктора Нама вживую только однажды, когда тот приходил в особняк семьи Чон, чтобы побеседовать с Чонгуком. Поэтому, можно сказать, это их первая встреча, особенно, как доктора и пациента. — Я предлагаю, чтобы сегодня мы поговорили о том, о чем обычно разговариваем с каждым из вас на индивидуальных сессиях. Это поможет каждому из вас лучше понять чувства других. И это также послужит хорошим мостом для ещё большего укрепления связей между вами тремя. Согласны? Чонгук безразлично пожимает плечами и переводит взгляд на Ина, потому что доктор тоже устремляет взор на него. — Начнём с Вас, господин Ю. Не против? — Пожалуйста, — он кивает, но по его напряжённой позе видно, что он не чувствует себя расслабленным. — Скажите, господин Ю, как поживает Ваш папа? Ин приподнимает брови и усмехается. Он не ожидал, что док сразу зайдёт с козырей. — Он все ещё болен. Я давно его не навещал, потому что мне так проще. — Почему Вам так проще, господин Ю? — Ну, знаете, — он переводит взгляд на Тэхена и Чонгука, которые на него не смотрят, но внимательно слушают. — У нас сложились плохие взаимоотношения из-за той ситуации с Чонгуком. — Напомните, что за ситуация? — доктор слышит недовольный смешок со стороны Чонгука, но никак на него не реагирует. — Ситуация, когда я… — очевидно, что ему неприятно об этом вспоминать, и альфа на мгновение прикрывает глаза, чтобы выдохнуть нервозность, а потом продолжить: — когда я воспользовался состоянием Чонгука и повёл себя недостойно. Я занялся с ним сексом без его согласия. — Какие красивые эпитеты подбираешь, — усмехается Чон и замолкает, когда доктор сводит брови, требуя тишины. — Я знаю, что Ваш папа очень тяжело пережил эту ситуацию. — Он до сих пор со мной не общается. — Зато общается Чонгук. Вы как-то можете это оправдать? Ин передёргивает плечами и опускает взгляд на свои скрещённые в замок руки. — Чонгук очень непростой человек, именно поэтому я не всегда понимаю мотивы его поступков. Возможно, что он смог простить меня, поэтому позволяет быть рядом. — Чонгук, это так? Ты простил господина Ю? — Господин Ю слишком жалкий, чтобы держать на него обиду, посмотрите на него, док. Я знаю, что этот придурок раскаивается. И я понимаю, что он оступился. Я общаюсь с ним, потому что он не умеет быть фальшивкой. Даже тогда, когда пытался меня оболгать или сделать вид, что ненавидит, это было похоже на дешевую актёрскую игру. Мне было стыдно за тебя, Ин. — Ты испытывал что-то кроме стыда за этого человека? — Мне было обидно. Он солгал отцу, и отец наказывал меня из-за него. А больше всего я не хотел, чтобы отец выигрывал. А он выигрывал всякий раз, когда кто-то причинял мне боль, — Чонгук говорит это просто, почти безразлично, но тяжёлым голосом, который оставляет осадок внутри альф, сидящих рядом. — Тебе было обидно? — это то слово, за которое цепляется доктор Нам, и Чонгук некоторое время медлит, пытаясь понять, обида то была ли на самом деле. — Мне было плохо. Я чувствовал себя одиноким, никого не было рядом. Отец меня не любил, папа не делал ничего, чтобы меня защитить, Виктор меня подвёл, а потом меня подвёл Ин. — И ты обозлился на весь мир? — Нет. Я просто хотел сделать так, чтобы не только мне было плохо. — Почему передумал? — голос доктора позволяет Чонгуку абстрагироваться, и несильно думать о том, что альфы тоже его внимательно слушают, потому что в этот момент важнее всего внутренний голос, который говорит ему правду. «Потому что Чимин», — вдруг рождается где-то в сознании, но он не произносит этого вслух, хотя понимает, что должен. Просто не хочет, чтобы кто-то знал, насколько все плохо. А плохо очень. Чонгук искренне думал, что со временем перестанет вспоминать. Это было так обыденно для него — забить, забыть и просто продолжать жить. Но он уже знал, что все, что касается Чимина не проходит так быстро, хотя все равно удивился, когда понял, что время совсем ему не помогает. Хотя как знать. В любом случае, Чонгук пришёл к выводу, что если ему и стало легче, то это больше благодаря людям рядом. Он был лишён человеческого тепла в детстве и на протяжении всей жизни и, как оказалось, получать внимание и заботу совсем неплохо. Можно даже сказать, что это здорово. Тэхен внимательный пацан. К вечеру всегда притащит что-нибудь вкусненькое, чай заварит, фильм найдёт на посмотреть. Его забота проявляется в мелочах, и это особенно. Чонгук ещё не до конца этого осознаёт, но ему нравится быть рядом с Тэхеном. Он совсем не воспринимает его, как своего ребёнка, потому что слишком огромная пропасть образовалась между ними за все время. Но он принимает тот факт, что они родные люди и в последнее время начал потихоньку примерять на себя роль молодого папы взрослого альфы. — Передумал, потому что основной мой враг канул в Лету, и в связи с этим я перестал чувствовать себя ошибкой, — это тоже своеобразная правда, и Чонгук произносит это так просто, что Тэхен невольно и недовольно хмурится. — Что-то хочешь сказать, Тэхен? — обращается к юноше господин Нам. — Да, нет, просто… Наверное, Чонгуку… нет, папе, — прошедший месяц по совету доктора Нама Тэхен осваивает это слово по отношению к Чонгуку, хотя не всегда получается. Да и Чонгук как-то слишком безразлично реагирует, что аж лишний раз говорить не хочется. — Наверное, в глубине души ему не очень приятно это говорить, но мне не нравится, что он делает это так, будто для него это ничего не значит. Любой ребёнок хотел бы, чтобы родители его любили и не считали ошибкой. Я тоже до общения с господином Намом неправильно реагировал на свою жизнь и появление на свет, но сейчас я понимаю, что не должен нести за это ответственность. В данной ситуации вся ответственность на других людях, на моих биологических родителях. На отце, который плохо поступил с папой, и на папе, который решил дать мне шанс. Поэтому я больше не считаю, что должен нести в душе чувство вины, потому что моей вины ни в чем нет. — Кажется, Ваши старания не прошли даром, господин Нам, — хмыкает Ин, на что доктор лишь поправляет съехавшие очки. — Безусловно с подростками работать гораздо легче. У них более гибкий ум и мышление, которое еще не до конца сформировалась, поэтому, дорогие друзья, у Тэхена самые большие успехи. С вами двумя процесс идёт раза в три медленнее. Хотя я доволен Ином, потому что на нашей последней сессии я сумел добиться того, что он принял ту ситуацию, извинился перед собой за эту ошибку, и я очень надеюсь, что искренне простил себе это. Ведь простил? — Я ещё над этим работаю, — хрипло произносит альфа, опустив взгляд. — Отлично, я скину ещё задания. И дневник твой проверю. Что по поводу Чонгука… — Пиздец, док, да? — Нет, я могу сказать, что это колоссальная работа над собой. В первую очередь твоя личная, без чьей-либо помощи. Потому что не каждый человек с твоей проблем добровольно обращается ко мне. Обычно это делают родственники, как твой отец когда-то. Но я вижу большую разницу в нашей работе сейчас и в тот период, когда тебе это было не нужно, и ты всячески пытался уйти от… помощи. Чонгук хочет ответить что-то язвительное, как и всегда, но в голову ничего не идёт, а когда натыкается на довольное лицо Тэхена, не удерживается и закатывает глаза. — Хорошо, я понял, я герой этого года. — Практически, — кивает доктор и выглядит при этом очень серьезно. — На днях я и мои коллеги планируем провести коллективную терапию. Люди садятся по кругу и рассказывают свои истории. Это очень помогает избавиться от давящего изнутри груза. — «Здравствуйте, меня зовут Пак Тэхен, и я алкоголик», — смеётся Тэхен, на что взрослые лишь усмехаются, переглянувшись. — Да, почти так, — Нам тоже улыбается. — Можно над этим шутить, но это то, что помогло многим людям отпустить своё прошлое. — Не знаю, получится ли у меня присутствовать, — сразу даёт заднюю Ин, потому что у него не та историю, которую хотелось бы рассказать на аудиторию. — Я бы тоже предпочёл воздержаться, — Тэхену нетрудно об этом рассказать, но что-то внутри против этого, всё-таки, это только между ними тремя, не для чужих глаз и ушей. — А я бы пришёл, — неожиданно бросает Чонгук и ловит удивленные взгляды альф, на что пожимает плечами. — Что? Скиньте мне всю информацию, док, — он начинает подниматься и двигаться к выходу, Ин и Тэхен попрощавшись с Намом, топают за омегой. — Будешь с умным видом рассказывать о том, какой я подонок? — спрашивает альфа, когда они втроем подходят к автомобилю, и видок у него при этом полу-обиженный, полунедовольный. Чонгук закатывает глаза и усаживается на пассажирское сидение спереди, а когда мужчина садится рядом резко и даже немного грубо выпаливает: — Я не обязан советоваться с тобой по поводу своей жизни, ясно? Что делать и куда ходить. Твой комплекс давит только на тебя, а мы с Тэхеном идём вперёд, так, мелкий? — обращается он к сыну, который слегка сконфужен тем, что ему прямо сейчас нужно принять сторону Чонгука и признать, что отец топчется на месте. — Извини, но он прав, — обращается младший к Ину, на что тот лишь отмахивается и выруливает со стоянки. Не все прошло. И Ин, который давно признал свою вину, кажется, уже тысячу раз извинился, все равно чувствует себя последним подлецом. Оттого и неуверенность эта, и тупое подростковое поведение. Даже его восемнадцатилетний сын ведёт себя более зрело. Неприятная, давящая тишина колет на протяжении всего пути. Только Чонгуку нормально. Он уже привык, что у этого психованного бывают срывы, причём иногда диву даёшься тому, что именно может вывести его из себя. Тэхен помалкивает. Упорно с кем-то переписывается, и звук от его клавиатуры начинает раздражать. Но никто не решается заговорить первым. В такие моменты Чонгук осознаёт, что они ещё не так близки, чтобы быстро решать подобного рода проблемы и на скорую руку разбирать ситуации. Доктор Нам быстро бы их помирил. Хотя, если уж очень серьезно, иногда даже док не знает, что делать. Трое человек, которые так не похожи друг на друга вдруг решают стать семьей. И нужно приложить все, что есть, все запасы внутренней энергии, чтобы из этой несвязной ерунды слепить что-то симпатичное. Когда автомобиль останавливается у коттеджа, а Тэхен уносится в дом, чтобы переодеться, потому что торопится на встречу с Тэмином, Ин вдруг бросает хлопнувшему дверью омеге: — Здесь я был неправ. — Я рад, что ты это понимаешь, — серьезно говорит Чонгук и оборачивается, глядя в лицо мужчине. Они вовсе не обязаны дружить после всего, но Чонгук всегда застревает в людях, которые когда-то хорошо к нему относились. И это открытие он, кстати, тоже благодаря доку сделал. И с Ином, и с Виктором, и с Чимином… со всеми было одинаково, только хотел Чон от всех разного. От альфы — дружбы, от отчима — искренней родительской заботы, а от Чииина — любви. Той, что бывает между двумя страстно жаждущих друг друга людей. — Давай жить мирно, — полушёпотом говорит альфа и тяжело вздыхает. — Мы столько всего прошли, я не хочу с тобой ругаться. — Не напоминай лишний раз никому о том, что сделал. Мы ведь работаем именно над этим, — Чонгук делает упор на последнем слове и складывает руки на груди, уходя в дом. — Подожди Тэхена, отвезёшь его по делам, а сам проваливай, куда вздумаешь, — Чонгук вваливается в помещение, скидывает обувь и заваливается на диван лицом вниз. Снова. Снова это идиотское состояние скуки. Где-то отдалённо слышно копошение пацана, шум воды, звук чего-то соскользнувшего на пол и разлетевшегося на осколки, а потом едва различимый мат и до чёртиков уже знакомый голос, который ещё совсем недавно был далеким и чужим. Чонгук не испытывает вину за то, что бросил Тэхена. В общем-то, с чувствами к Чимину к нему не пришли другие эмоции, толкающие его в тлеющий котёл эмпатии. Он всего лишь начал лучше себя понимать. Осознание того, что в нем всё-таки есть чувства, и он способен на эмоции далось очень тяжело, через сильнейшее отрицание. Чон днями и ночами лежал в своей комнате и смотрел в потолок, время от времени принимая голубые таблетки, после которых становилось весело, и мысли отпускали. В те периоды Тэхен совсем не знал, что с ним делать и просто подыгрывал. Они прыгали на диване, ели всякую вредную еду, танцевали под музыку, и, если бы юноша не знал, что этот омега сейчас под кайфом, то это времяпрепровождение можно было принять за самое обычное веселье двух людей. Чуть позже отпустило, отлегло. Чонгук смотрел на себя в зеркало, видел себя прежнего, но понимал, что ничего уже не будет, как раньше. Он с удивлением, присущим совсем маленьким детям, рассказывал обо всем Давону по телефону, который, кстати, ехать в Чехию отказался, сказав, что возраст уже не тот, и просто отправился к дальним родственникам на юг. Он был удивлён и ещё долго переваривал слова старика о том, что тот никогда в этом и не сомневался. Оказалось, он и не думал иначе. Среди многих людей этого мира Давон один из немногих, кто любит Чонгука искренне, и что кажется абсолютно невероятным — с самого рождения. — Я пошёл, — из вакуумного состояния Чонгука выдёргивает звонкий голос Тэхена. Мужчина нехотя переворачивается на спину и окидывает сына оценивающим взглядом. За последние два года этот пацан стал выше и ещё более похожим на своего отца. Подростковая опухлость почти полностью сошла на нет, скулы заострись, брови загустели. Красавчик, одним словом. Чонгук никак не причастен к тому, какой личностью стал Тэхен, который всю сознательную жизнь провёл в семье Пак, но он доволен тем, что родил такого красавца. Где-то на краю сознание подсказывает, что это лишь генетическая лотерея, и он здесь абсолютно ни при чём, но он убеждает самого себя, что при чём. Тэхен позабавится, если узнает, какая милая борьба происходит в голове его сложного папы. — Купишь яйца, когда будешь возвращаться, — зевает омега и переворачивается набок. Чонгук мычит что-то в знак согласия, а потом невольно косится на мужчину и недовольно сжимает губы. Он уже это знает. На Чонгука накатывает. Тэхен читал, что у таких людей, как Чонгук часто бывают вспышки грусти. Это можно назвать затяжной депрессией, которая то угасает, то разгорается вновь. Не хватает эмоций. Несмотря на то, что они только прилетели из Чехии, внутренний огонь Чонгука не горит, не происходит ничего интересного, ничто не дарит ему удовольствия. Тэхен знает, что в таких ситуациях спасают только наркотики, но они вместе с господином Намом подвели Чонгука к тому, что это не выход, и основным заданием, которое дал док для Чона является именно отказ от запрещённых веществ. Тэхен должен отметить, что его папа отлично справляется вот уже четыре месяца, только… Они вновь в Корее, а здесь полно всего, что причиняет Чонгуку боль, если то чувство пустоты, что он испытывает, можно назвать болью. И есть риск, что все полетит к чертям. Этот риск есть всегда, ведь дело касается Чон Чонгука. С ним никогда не бывает легко. Тем не менее, Тэхен не может остаться, не может ничем помочь, мужчине нужно научиться самому с этим справляться, поэтому он делает вид, что ничего не замечает и выбегает во двор, где садится в автомобиль отца и уже через некоторое время оказывается у дверей дома, в котором сейчас живет один Чимин, а ещё два года назад братья здесь жили втроём. Он набирает воздуха в лёгкие и почему-то чувствует сумасшедшее волнение. Сердце бьется так громко, будто вот-вот пробьёт грудную клетку. Все из-за Чимина. Он чувствует себя виноватым перед ним. Спустя несколько минут уговоров, он все же нажимает на дверную ручку и заглядывает внутрь, а после и вовсе заходит, сразу скидывая обувь на пороге. За те полгода, что его здесь не было, особо ничего не изменилось, разве что Чимин сменил шкаф в прихожей, и теперь всей его огромной коллекции обуви есть, где зимовать. — Незваный гость — хуже татарина, слышал такое? — в дверном проёме, ведущем в общий зал рисуется стройная фигура омеги. Тот с мокрыми волосами и в махровом халате, какой-то уж слишком бледный, но со спокойствием в глазах и тёплой улыбкой на устах. — Не знал, что ты душ принимаешь, — альфа подходит ближе и коротко обнимает брата. В какой-то момент между ними возникла странная неловкость, и она особенно ощутима в те моменты, когда Тэхен только возвращается. Потом странное ощущение постепенно сходит на нет, но все равно очевидно, что они уже не так открыты друг другу, как раньше. — Располагайся, я пока переоденусь. На кухне обед, положи себе и поешь. — Хорошо, — глухо отзывается пацан и шаркает ногами в сторону нужной комнаты. Ароматы в доме стоят потрясающие, проголодавшийся Тэхен накладывает еду в две тарелке, раскладывает на стол все закуски, что попадаются ему на глаза и ставит рядом две бутылки со сладкой водой. Когда Чимин возвращается в тёмной футболке и серых джинсах, это чувство напряжения снова возникает, и Тэхен почему-то вновь ощущает себя виновато, будто не имел права что-либо тут трогать, и это больше не его дом. — Ты ведь тоже ещё не ел? — уточняет альфа, на что старший отрицательный мотает головой и садится за стол, сразу хватаясь за палочки. — Почему не поехал к Тэмину? Он говорил, что вы двое договорились увидеться. — Так мы здесь и договорились. Он сказал, что сюда подъедет. Или ты думал, что я встречусь с ним где-то на нейтральной территории, а тебя не проведаю? — Я не больной и не беременный, нечего меня проведывать, не трать своё время, — вот так было абсолютно всегда. Стоило Тэхену приехать, как Чимин начинал агриться и когти показывать, но продолжалось это всегда недолго, максимум полчаса, и пацан в какой-то степени уже привык, но все равно было не по себе. — Хорошо себя чувствуешь? — игнорируя последний выпад старшего, интересуется альфа и принимается за еду. Чимин тоже начинает есть. На вопрос не отвечает, только плечами пожимает, потому что нечего особо ответить. Вроде все хорошо. Живет, как жил, ничего особо не изменилось. На работу ходит через день. Он всё-таки купил на оставшиеся от продажи квартиры в Сеуле деньги небольшой ресторанчик, который сразу стал популярным среди туристов и местных жителей. В основном там работает Тэмин, но в последнее время и сам Чимин там часто бывает, помогает, продукты привозить. Водить, кстати, тоже всё-таки научился. Делал все, лишь бы отвлечься от мыслей, которые щупальцами проникали в голову, не давая выдохнуть. Открытие ресторанчика до такой степени его выматывало, что в какой-то момент он понял, что просто приходит домой и засыпает. Не было ничего, что терзало, в душе наступал штиль, становилось спокойно и прошлое переставало терзать. Но не навсегда. Лишь на очень недолгое время, потому что потом опять снился он, и все повторялось. А он во снах был таких красивым, таким нежным и родным, касался так осторожно, почти невесомо и что-то шептал на ухо, и Чимин просыпался в холодном поту, задыхаясь от щемящего одиночества и тоски. И даже за мобильный хватался множество раз, чтобы позвонить, чтобы услышать родной голос, поговорить, почувствовать это тепло, но знал, что никто не ответит. Слишком Чонгук гордый, да и он решил эту точку поставить. Тэхен теперь ассоциируется с Чонгуком. Даже сидя вот так нарратив, Чимину кажется, что он чувствует едва играющий на одежде пацана аромат омеги. Не разобрать по нотам, но вот эта свежесть, которой всегда веяло от Чонгука до ноздрей омеги долетает, и в какой-то момент он даже закашливается, потому что глотку перекрывает. — Все хорошо? — испуганно спрашивает Тэхена, резко приподнимаясь, чтобы постучать по спине брата, но тот потихоньку успокаивается и движением руки показывает, чтобы парень сел, мол, нормально все. — Нормально, не в то горло попало, — Чонгук не в то горло попал, причём с самого начала, с самой их первой встречи и обоюдных взглядов. Чимин был тогда растерян, а Чонгук горяч, как сам ад. — Как дела с родителями? — спрашивает старший, чтобы немного отвлечься, но Тэхен неправильно понимает его вопрос. На его лице вдруг расцветает довольная улыбка, и он выдаёт: — Отлично. Ну, как сказать. Они, если честно, оба на голову отбитые. С Чонгуком мне стало гораздо проще, он больше не провоцирует так откровенно. Если и делает это, то неосознанно, и это даже мило, когда ты понимаешь, что он просто вот такой маленький пакостник. Чимин смотрит на Тэхена полупустым взглядом, хочет сказать, что вообще-то имел в виду их общих родителей, но не решается, потому что самому интересно. Так хочется узнать что-то ещё, потому что тревога и тоска по Чонгуку сильнее обещаний. А он обещал. Многое себе обещал. Обещал, что разорвёт этот круг и станет счастливым, будет думать о себе, любить жизнь и не вспоминать тёплое дыхание на своём затылке, прохладный аромат моря, ощущение мягких, но в то же время грубых пальцев на собственной коже. За два года все воспоминания побледнели, но Чимин все равно каждый день возвращается к этому, особенно потому, что время пролетело слишком быстро. Стресс сменился постоянными делами по дому, уборкой, занятостью на работе, получением прав. И Чонгук остался для него лишь воспоминанием. И что самое сумасшедшее — приятным. Он никогда не вспоминает ссоры, в голове черно-белой пленкой прокручиваются только счастливые моменты. Их нежные прикосновения друг к другу, долгие разговоры, сладкие поцелуи, дурацкие свидания, страстный секс. Они идеально друг другу подходили во всем и единственным, что раскидало их так далеко друг от друга стало препятствие, которые Чимин не смог преодолеть — осознание того, что Чонгук никогда не полюбит его той же тёплой и чистой любовью, что он его. Иногда кажется, что это чувство просто заело в омеге, как старый проигрыватель, и он не может, да и не хочет от него избавляться. Оно уже не причиняет ту чудовищную боль, лишь лёгкую тоску, которая, кажется, не пройдёт никогда. Чимин уже ничего не понимает, копает себя глубже с каждым днём, пытаясь выяснить: отказавшись от Чонгука, он стал героем или собственным палачом?! — А Ин? Как он тебе? Он все ещё пытается наладить контакт? — Чимин знает почти обо всем, Тэхен рассказывал в прошлую поездку. — Да, кажется, у нас неплохо получается. Он не такой уж подонок, как может показаться, просто в какой-то момент ему снесло крышу от любви и… — на последнем слове Тэхен осекается и тяжёлым взглядом смотрит на брата. Тот приподнимает брови и усмехается. Да уж, Чон Чонгук умеет сносить крышу. А это даже забавно, люди влюбляются в него, сходят по нему с ума, думают днями и ночами, перемалывают мысли в труху, а ему хоть бы что. Он ни к кому не привыкает так сильно, как кто-то к нему. Чимина подобные мысли посещают слишком частно, и каждый раз в противовес им едва различимый голос шепчет, что все совсем по-другому. И Чонгук тоже к другим людям прикипает, только делает это иначе, не выражает так легко, как другие. Продолжить разговор о родителях не позволяет Тэмин, который неожиданно громко вваливается в квартиру, бросая на пол явно что-то тяжёлое. Тэхен и Чимин стремительно оказываются в коридоре и удивлённо смотрят на брата, который сидя на полу с крайне несчастным выражением лица, пинает носком кроссовка массивную детскую сумку, держа при этом на руках малыша. — Этот урод издевается надо мной, — недовольно бурчит омега и отпускает ребёнка, позволяя ему отползти в сторону. — Занят, видите ли, он! Отвезти меня не может! Я должен с ребёнком и сумкой самостоятельно тащиться в эту даль! Как работа может быть важнее собственного ребёнка? — Тэмин недовольно всхлипывает и поднимается, опираясь на Чимина. Тэхен же в это время ловко подхватывает на руки карапуза и довольно улыбается. — Это кто у нас уже так подрос? — обращается он к ребёнку, массируя ему животик. Тэмин легко улыбается, глядя на эту картину, но все равно выглядит злым и раздражённым. — Ты должен быть снисходительнее к супругу, — тяжело вздыхает Чимин, понимая, что в любовных делах он точно не советчик. Эти двое поженились больше года назад, тогда Тэмин уже был в положении, и они не стали долго оттягивать свадьбу. К слову, Чонгук на свадьбу тоже был приглашён, но приезжать не стал, потому что понимал — приглашён только из чувства долга. Иногда так случается, что двое людей, которые раньше были близки вдруг перестают общаться. Кажется, на это даже не нужны веские причины, возможно, если очень глубоко копнуть, они найдутся, но на поверхности их нет, а Чонгуку и копать не нужно, потому что тут тот случай, когда все и так ясно. Просто раньше Хосок был один, и им вдвоём было чем заняться, а сейчас у Хосока появился кто-то важнее. Почему-то Чон не чувствовал себя плохо из-за этого, как будто знал всегда, что однажды и это случится. Хосок же, который теперь счастливый семьянин, старается и работает, не покладая рук, поэтому у него практически нет времени вспоминать о былой дружбе. О ребёнке Чонгук тоже знал, Тэхен рассказал. Мелкий родился в середине осени, крепенький и здоровенький альфа, копия отца. И Тэхен, казалось, был в восторге после их первой встречи. — Я устал, спина надорвалась, — продолжает возмущаться Тэмин и подходит к альфе, обнимая его за плечи. — Хорошо долетел? — Отлично, голова трещит по швам, папа… — Тэхен осекается, почему-то снова глянув на Чимина. — То есть Чонгук не дал нормально выспаться после дороги. Заставил ехать по делам. Тэмин ничего не отвечает, только хмыкает. Он откровенно недолюбливает Чона, и все разговоры о нем игнорирует. Ловко подхватив детскую сумку, омега направляется в кухню, чтобы приготовить ребёнку смесь. Младшие братья тащатся за ним, попеременно играя с малышом. Весь последующий день они проводят вместе, разговаривают обо всем, делятся новостями и просто хорошо проводят время. Столько времени прошло, и они трое уже успели соскучиться друг по другу. — Ты не хочешь вернуться домой? — в какой-то момент спрашивает Тэмин, заставив Тэхена опустить глаза. — Иногда я думаю о том, что было бы неплохо жить снова дома, но я очень привязан к папе. Моя тяга к нему с самого начала была такой сильной, несмотря на все обстоятельства, что сейчас я чувствую себя, как никогда спокойно. Внутри нет никакой тревоги, никаких страхов или опасений. Как будто именно сейчас я на своём месте. Это не значит, что вы мне стали менее родными. Я люблю вас обоих больше всего в этом мире, но мне очень хорошо рядом с папой. И Ин тоже… очень прикольный мужик. Чимин понимающе кивает и тяжело вздыхает. У Тэхена получилось наладить отношения с Чонгуком. Чонгук не делает ничего плохого, а просто находится рядом. У Чимина тоже могло бы получиться, если бы он разрешил попробовать себе два года назад. Однако во всем этом есть огромное «но», и заключалось оно в том, что Чонгук и Тэхен являются родными людьми, кровными родственниками, а это совсем другой уровень. Быть рядом с собственным сыном, принимать его гораздо проще, чем испытывать чувства к абсолютно чужому человеку. Чимин все ещё грустит из-за того, что они с Чонгуком познакомились именно так. Хотя это было просто потрясающее время, от одних воспоминаний мурашки по коже и сердце трепещет. Эти их игры в кошки-мышки, страх быть пойманными, адреналин в крови, страстные ночи. Все так явно, и этим они настоящие и будто до сих пор существующие. Ближе к одиннадцати у дома Паков паркуется серебристый Шевроле, и Тэмин, смотрящий в окно, переводит недовольный взгляд на Тэхена. — Ты уверен, что общаться с этим типом — хорошая идея? Я могу понять по поводу Чонгука, но он… — Я хочу жить дальше, — просто отвечает Тэхен, и не решается озвучить, что Ин, на самом деле, даёт ему столько тепла, сколько он не получал за многие годы от приемных родителей. — Пойду, не буду заставлять его ждать, — альфа поднимается и идёт в сторону коридора. Тэмин отходит к малышу, который завозился во сне, а Чимин провожает младшего. Второй наспех влезает в кроссовки и выпрямляется. — Я буду забегать каждый день, пока мы снова не улетели. — А когда планируете? — Пака друг с ног до головы пронизывает непонятный холод. Он не хочет снова расставаться с Тэхеном. — Ещё не знаю, мы должны это обсудить. Я не уверен, что Чехия — идеальное место для меня. Но там неплохо. Я бы хотел быть близко к вам, но не знаю, получится ли уговорить Чонгука. — Можешь называть его «папой» при мне. Меня это не задевает, — говорит Чимин, хотя это не совсем правда. Его вообще задевает любое упоминание об этом человеке. — У него все хорошо? — вдруг спрашивает Пак, просто потому, что должен это знать. Так ему легче. Тэхен пожимает плечами. — Настолько, насколько это возможно. Он сейчас не работает. — Почему? Совсем? — удивляется омега, и все его лицо загорается интересом. Тэхену все очевидно — Чимин ничего не забыл. — Да, совсем. Не работал все это время, хотя тратит так, будто каждый день встаёт в девять утра. Хотя он встаёт, только не на работу, а на пробежку. Он стал больше внимания уделять себе, и мне это очень нравится. Он стал намного спокойнее, более позитивным. Но он скучает. Ему не хватает эмоций. Он пытается, очень старается, но этого мало. Чимин задумчиво опускает взгляд и тяжело вздыхает, складывая руки на груди. — Принимает ещё? — Я не видел. Не могу точно сказать, что нет, но он держится. Потому что я рядом. Чимин… — он зовёт брата и легким прикосновением пальцев, приподнимает его голову за подбородок. — Мне тоже очень страшно. Было и есть до сих пор. Я никогда не знаю, в какой момент он вспыхнет. Это происходит неожиданно всегда, к этому невозможно подготовиться. Он часто срывается, даже по пустякам. Иногда пытается манипулировать, хотя уже не получается. Просто к этому привыкаешь и больше не ведёшься на провокации. Если не воспринимать это, как болезнь, если не пытаться сделать ему больно или плохо, если быть с ним простым и искренним, ты даже не представляешь, каким иногда он бывает. Я лежал у него на коленях, поверишь? Я даже представить не мог, что между нами возможно что-то такое. Он тает от заботы. Не показывает, но тает, и становится таким красивым, когда украдкой улыбается какой-то ерунде. Той же шоколадке с фундуком, которую я начал таскать ему, потому что заметил, что она ему понравилась. Я в шоке оттого, как человек меняется в зависимости от среды обитания, и я просто уверен, что ему давно нужно было избавиться от той чокнутой семейки. Отношение, вот, что важно. И Чонгук, он неосознанно оценивает каждый добрый поступок в его сторону. Как ребёнок, который ластится, когда ему покупают вкусняшки. Я ни разу не пожалел, что попробовал наладить с ним общение. Он удивительный, я уверен, ты и так это знаешь, иначе бы…— Тэхен не закачивает фразу, потому что не хочет причинять Чимину ещё больше боли, а боль есть, и она очевидна по этим огромным глазам, которые смотрят с такой наивной заинтересованностью, что у альфы невольно сердце сжимается. — Ладно, пойду я. Ты звони, пиши, хорошо? Я буду стараться забегать каждый день. — Пока, — просто говорит Чимин и провожает брата до тех пор, пока тот не садится в Шевроле, и машина не трогается с места. Тэхен входит в свой взрослый возраст и теперь его природный запах похож на чонгуков только с примесью горьких мускусных ноток, присущих исключительно альфам. Забавно. Чимин уже понял, что этот запах для него — запах любви, и он теперь будет чувствовать его всякий раз, находясь рядом с самым близким своим человеком. А думал, что все начало налаживаться. Сердце больше по ночам не сдавливает, даже сны начали приятные сниться. И мысль о том, что любовь должна приносить счастье, а не страдания крепко укоренилась в голове, и Чимину казалось, что он потихоньку приходит в себя, просыпается, возрождается. А вот теперь опять мысли заполняют голову, и тоска разливается по телу. Все прежние поступки уже не кажутся правильными, внутренняя борьба возобновляется с новой силой, и после того, как Тэмина и малыша забирает Хосок, Чимин проводит всю ночь за просмотром совместных с Чоном фотографий из прошлого и за гипнозом его номера телефона, который так и не был удалён из контактов. Спустя несколько дней Чонгук всё-таки собирается на групповую терапию, на которую позвал доктор Нам. Он долго выбирает, что надеть и останавливается на обычной белой футболке, оверсайз рубашке, светлых джинсах и такого же цвета массивных ботинках. Чон начал экспериментировать со стилем ещё прошлым летом, и нашёл для себя много интересного. Он больше не заложник похожих образов, каждый раз пытается выглядеть иначе, подбирает модели, сочетает цвета. Это отнимает много времени и хорошо занимает мысли. — Не отвезёшь меня к доктору Наму? — в лоб спрашивает Чонгук, когда спускается вниз. Его собственный автомобиль остался в Чехии, поэтому Шевроле Ина для него единственный приемлемый способ передвижения. — Мне не охота, — зевает альфа и откидывает голову назад, в своей манере оценивающе проходясь по стройным ногам омеги. — Иногда я жалею, что ты играешь не за мою команду. Было бы здорово, если бы… — С тобой даже за деньги — нет. — У нас общий сын, — разводит руками альфа, достаёт из кармана брюк ключи и кидает в сторону Чона, который ловко ловит их. — Вообще не аргумент. Твоё место за решёткой, — иногда Чон любит припоминать прошлое, это в его манере, но Ин на это не обижается, и это уже стало что-то вроде их семейной шутки. Самоирония — высшая степень самопрощения, и Чону где-то глубоко внутри спокойно от мысли, что этот придурок уже не терзается так сильно, как раньше. А ещё прекрасен тот факт, что он изо всех сил пытается загладить вину, этим можно пользоваться, а Чонгук не любит упускать такие возможности. За рулем Чон чувствует себя великолепно. Он опускает окно, чувствует прохладный ветерок, пробирающийся к затылку, терзающий волосы, и невольно улыбается. Погода отличная, не слишком жарко, как то бывает в Корее в это время года. Хочется наслаждаться прогулками по набережной, холодным кофе в тёплой компании. Странное желание для такого, как Чонгук, раньше он предпочёл бы тесную духоту какого-нибудь клуба, а сейчас вот так. И дело не в том, что он чувствует в себя какие-то изменения, по факту их практически нет. Скорее всего это то, что всегда сидело внутри него, но он не позволял этому выйти наружу, принимая за слабость, а слабость в семье Чон — непозволительная роскошь. Чонгук со вздохом полного удовлетворения чувствует радость оттого, что этой семьи больше нет. Будто тот дом и те люди были синонимом слова «ненависть». Чонгук умеет ненавидеть, и ненавидел. Кажется, это именно то чувство, которое пробудилось в нем самым первым и все благодаря отцу, которого он теперь больше не вспоминает. На одной из самых тяжёлых сессий с доктором Намом, Чонгук позволил себе признаться, что мог бы что-то сделать для того, чтобы спасти отца от смерти, но он просто этого не захотел. Он не чувствует ни вину, ни желания что-либо исправить, и доктор Нам тогда сделал вывод, что Чонгук способен на чувства. На тёплые к тем, кто дарит ему собственное тепло. На ненависть к тем, кто терзает его. И это не просто хорошая актёрская игра, это настоящие чувства, и это делает его не таким посредственным, каким он может показаться на первый взгляд из-за своей проблемы. Через некоторое время автомобиль паркуется у знакомой клиники, а Чон выбирается на улицу и, пробегаясь по лестницам, поднимается ко входу. Дальше — к лифту и на нужный этаж. Он вроде вышел рано, но все равно опаздывает, и проходит в зал, когда люди уже сидят по кругу, а кто-то даже рассказывает собственную историю. Омега замечает Нама, тот сидит немного поодаль и что-то отмечает в блокноте, кивает ему и громко топая массивной обувью, проходит к кругу и занимает свободное место, сразу закидывая ногу на ногу. Чонгук почти сразу вникает в суть рассказа совсем ещё юного омеги, который взволнованно вещает о наркотической зависимости своего бойфренда, от которого ждёт второго ребёнка. Успехи в лечении, борьба их двоих, срывы, ссоры, скандалы и истерики. И слёзы в конце, а также аплодисменты от всех присутствующих. Чонгук также из себя выдавливает, хотя его абсолютно отсутствующее выражение лица говорит о том, что он совершенно не проникся историей. Дальше о себе рассказывает альфа. Чонгук не очень хорошо слышит, что тот говорит, мало того, что тихо, так ещё и шепеляво. На третьей истории он уже откровенно зевает и съезжает ниже на стуле, сунув руки в карманы и безразлично озираясь по сторонам, за что в какой-то момент получает от господина Нама неодобрительный взгляд. Когда очередь доходит до самого Чонгука, тот садится немного ровнее и закидывает снова закидывает ногу на ногу, коротко отсмотрев всех присутствующих. А потом вдруг почему-то усмехается, передернув шеей. — Всем привет, меня зовут Чонгук, я безработный, — он склоняет голову набок и понимает, что окружающие очень внимательно его слушают, а он вообще-то не думал, что все будет именно так, поэтому особенно не готовился, и теперь даже не знает, с чего лучше начать. — Думаю, это не основная моя проблема. Скорее всего, основная — мое асоциальное расстройство личности. Я точно не помню, когда именно это начало проявляться, думаю, что ещё в раннем детстве, потому что родители уже тогда таскали меня по специалистам. Осознанно понимать, что я значительно отличаюсь от других людей, я начал где-то в десять. Я не испытывал те эмоции, что испытывали другие люди, в том числе и мои сверстники. К подростковому возрасту я понял, что не чувствую вообще ничего. У меня была возможность одеваться в красивую одежду, но я выбирал все чёрное и однообразное, старался косить под отчима, потому что собственных желаний у меня не было. Я покупал тоннами одежду, и она просто валялась по пакетам в моей комнате. Мне не нравилось учиться, я не видел в этом ничего интересного. Я скучал даже от вкусов любимых блюд. Я постоянно испытывал пустоту внутри. Мне все было неважно. Я лежал на кровати и постоянно смотрел в потолок. Я понимал, что со мной происходит что-то странное, но не мог понять что именно. Чуть позже мой друг дал мне попробовать травку, и тогда я пустился во все тяжкие, потому что она дала мне то, чего я не испытывал никогда — радость, веселье. В то время я уже знал, что меня не привлекают альфы, и я просто ходил по клубам, вливал в себя литрами алкоголь, курил траву, глотал таблетки. Я делал все, чтобы снова что-то почувствовать, потому что большую часть своей жизни я не чувствую вообще ничего. Потом у меня началась жёсткая вражда с отцом. Пошли первые крупные проблемы в школе, и мы стали большими недоброжелателями друг для друга. Ему было ужасно от мысли, что я есть. А я ненавидел его, потому что винил. Я понимал, что он такой же, как и я. Он выражал это не так явно, но я догадался по каким-то незначительным мелочам. Он был таким же черствым, неспособным на эмпатию ублюдком, и наша обоюдная ненависть заключалась как раз в том, что глядя друг на друга мы видели собственное отражение. Я каждый день просыпаюсь с мыслью, что мне снова нужно пережить этот день. Он будет таким же серым, как и предыдущий. Хотя сейчас все не так плохо. Точнее, сейчас я тоже нахожусь в этом ужасном пограничном состоянии. Я ем вкусную еду, и мне тошно от неё. Я смотрю интересные фильмы, но не могу сопереживать героям, их проблемы совсем ничего внутри меня не вызывают. Мне не жаль брошенных на улицу животных. И даже если их убивают или издеваются над ними, мне тоже абсолютно все равно, — Чонгук останавливается на мгновение, чтобы перевести дыхание. Рядом с каждым стулом стоит бутылка воды, и он тянется к своей, чтобы сделать пару глотков, а затем продолжить: — кстати, несмотря на это, у меня есть домашний кот. Его зовут Джордж, он путешествует со мной в дорожной сумке и уже разросся просто до невероятных размеров. Мне иногда нравится сидеть на диване, слушать музыку, думать о чём-то и гладить Джорджа, который лежит у меня на коленях, чувствовать пальцами его урчание. С Джорджем связана очень интересная и необычная для меня история. Он появился у меня благодаря одному человеку, о котором я думаю каждый день вот уже почти три года. У меня никогда не было длительных отношений. Все мои романы начинались постелью и ею же заканчивались. Я никогда не привязывался к людям, с которыми сплю, потому что секс для меня — способ испытать удовольствие. Он лёгкий и проверенный, и я часто им пользовался. Пока не начало происходить что-то странное, и мы с доком разбираем это новое и странное для меня ощущение на каждом сеансе. Я не способен к эмпатии, но есть люди, которых я хочу видеть рядом. Мне приятно их общество, потому что что-то внутри на них реагирует. Такие люди были в моей жизни всегда, но я с лёгкостью мог их отпустить. Если наступал момент прощаться, если это не было предательство, а просто стечение обстоятельств, я… забывал. Быстро и легко отпускал. Его я отпустить не могу. Не получается. Мое сознание не забывает его, — Чон снова замолкает. Он не знает, должен ли продолжать дальше, но почему-то хочется. Просто хочется выпустить все это, вдруг это способно помочь. — Я думаю о нем перед сном, хочу знать обо всем: что он делает, о чем думает, каким гелем для душа сейчас пользуется. Какого цвета простыни в его спальне, спит ли он с кем-то другим, и что чувствует, если да. Я давно его не видел, и даже не знаю, какого цвета его волосы сейчас. А очень хочется… На самом деле, несмотря на то, что мой рассказ мог показаться довольно мрачным, и мой мир окрашен не в слишком яркие краски, сейчас я чувствую огромный подъем. Я начал изучать фэшн-скетчинг, чтобы чем-то занять ту часть времени, которую обычно проводил лёжа в кровати и смотря в потолок. Начал бегать по утрам, и, кстати, только тогда до меня дошло, что мне уже тридцать пять, — он коротко усмехается, вспоминая свою первую пробежку и то, как нещадно кололо в боку. — Наконец-то я живу той жизнью, о которой всегда мечтал. У меня есть люди, с которыми я могу смотреть фильмы по вечерам, есть увлечение, это странно, но мне, правда, нравится этим заниматься. У меня есть сын! И альфа рядом, который не обижает меня, как все другие, а стоит за моей спиной, чтобы защитить в случае чего. Его братская любовь делает меня сильным. И только благодаря всем этим мелочам я уже не чувствую себя таким пустым, как раньше, — «хотя моя тоска по нему все ещё размером со Вселенную». После этого подробного рассказа о своих эмоциях, которые Чонгук научился понимать и хоть как-то выражать словами благодаря сессиям доктора Нама, Чонгук чувствует себя абсолютно выжатым, а аплодисменты не подбадривают, а напротив заставляют почувствовать зарождающееся волнение внизу живота. Он делает ещё несколько глотков воды и начинает нервно дёргать ногой. Вытерпеть удаётся ещё только двоих, а когда начинаются очередные аплодисменты, Чон как-то резко поднимается на ноги и покидает помещение, сразу набирая сообщение господину Наму, что его затошнило, и он бы хотел поговорить с ним об этом на следующей сессии. Кажется, он уже знает причину. И это они уже обсуждали. Чонгуку тяжело себя принимать, и его ненависть, которую он умел испытывать всегда отчетливее других чувств, направлена и на него самого. Оттого и такая реакция, это всего лишь отторжение. Сознание сопротивляется произнесённым словам и нужно лишь немного времени, чтобы стало легче. Так уже было. И Чону это ощущение знакомо. Тогда они впервые разобрали природу чонгуковых чувств к Чимину. И осознание того, что это не простая привязанность, которая у него была к Ину или Хосоку, осознание того, что это не просто жажда или похоть, заставило его отреагировать похоже. Прохладный воздух из приоткрытого окна отгоняет рвотные позывы, и Чон сразу начинает чувствовать себя лучше. Хочет потянуться за пачкой сигарет, но понимает, что оставил их в других джинсах, и недовольно цокает. Какого хрена опять?! Его взбудораженное состояние заставляет его стать рассеянным, и он не сразу обращает внимание, хотя в любой другой ситуации заметил бы сразу. Но первое, что попадает под его внимание — это пачка malboro с сиреневой зажигалкой сверху. Они опускаются на подоконник, на который опирается руками Чонгук, маленькими аккуратными пальцами с серебряными кольцами почти на каждом. И только в следующую секунду Чонгук чувствует этот единственный неповторимый сладкий аромат шоколада, который раньше так приятно горчил на его губах. Мужчина зависает на мгновение, которое, кажется, длится вечность. Он уверен, что мир вокруг замирает, и сердце начинает гулко биться в ушах, оглушая. В жизни Чонгука однажды появился человек, которого теперь он узнает по одной лишь тонкой нити знакомого аромата, по присутствию, по мерному, почти спокойному дыханию. Чонгук возвращается к реальности, как-то скомкано и нервно. Он хватается пальцами за пачку с сигаретами, достаёт одну и прикуривает чужой зажигалкой. — Спасибо большое, — говорит он и наконец оборачивается. Как и ожидал. Чимин стоит в нескольких шагах, держит руки в кармане лёгкой ветровка, практически без косметики — лишь лёгкий блеск на губах. Чёрные скини, которые так красиво облегают его стройные ноги, подростковый рюкзак на плече и взлохмаченные уличным ветром волосы. Чон не задается вопросом, что привело Чимина сюда. Собственно, это почти даже неважно. Сам факт того, что он стоит прямо напротив — вот оно важно, остальное — сущий пустяк. Пачка и зажигалка протягиваются владельцу, и до Чонгука невольно доходит, что Чимин курит. А ещё купил себе такую же зажигалку, какая всегда была у Чона. Это совпадение или…? Чимин забирает свои вещи, легко касаясь своими нежными пальцами кожи Чонгука, и второй вдруг чувствует, как его погребло под кипящей лавиной. — Привет, — первым здоровается Чимин, и от звука его голоса у Чонгука мурашки по спине. Оказывается с течением времени стало только хуже, раньше такого не было, и это что-то новенькое. С каждый разом Чимин даёт новые ощущения. — Привет, — отвечает Чонгук и зачёсывает пальцами челку назад. Чимин серьезными глазами смотрит прямо в лицо Чона, и от прежнего смущённого парня больше нет и следа. Чонгук отмечает, что это похоже на то, будто теперь они поменялись местами, и это даже иронично. Хотя грустно, потому что, если копнуть в саму суть, то выяснится, что Чимин к Чонгуку ничего больше не чувствует. — Давно не виделись, — в голосе Чимина слышна едва заметная улыбка, и Чон тоже криво усмехается. — Да, давненько, — соглашается он и делает глубокую затяжку. Тяжёлые, сам он такие не курит уже давно. — Не ожидал тебя здесь увидеть, что делал? — а потом тут же жалеет, потому что думает, что не имеет права так откровенно интересоваться личными делами этого человека. — У меня была терапия, — неожиданно произносит Пак и тянется к карману из которого достаёт жвачку и закидывает а рот. — Будешь? — протягивая пачку. Некоторое время Чонгук молча рассматривает аккуратные пальцы с россыпью колец, и воспоминания накатывают. Он вдруг фантомно начинает ощущать их прикосновение на своей спине, руках… — Нет, спасибо, — Чонгук слишком часто начал говорить «спасибо», и это совсем на него не похоже. Просто все так странно и ненормально, что на язык просятся слова, которые он обычно не использует. — Слышал, у вас с Тэхеном налаживаются отношения? — Чимин спрашивает это, потому что больше нечего, а задержаться хочется. Если бы сам не волновался до подрагивающих пальцев, заметил бы нервозность Чонгука. Очень сложно сохранять спокойствие, когда внутри такое сильное волнение. Хотя хаоса, как раньше уже нет. И самое сильное желание — просто смотреть, впитывать каждую частичку до абсурда, потому что Чонгук для Чимина — настоящее произведение искусства. Со временем только лучше, только глубже проникает в кровоточащее сердце Пака. — Да, все уже… намного лучше. Как ты живешь? — Чон спрашивает, хотя боится услышать, что Чимин счастлив с кем-то другим. Хотя, быть может, это сможет успокоить его окончательно. — Все хорошо. Работаю. Помогаю Тэмину с ребёнком. Ты ведь знал, да? Чонгук докуривает сигарету и швыряет окурок в окно, хотя на территории клиники запрещено бросать мусор. — Слышал, но мы с Хосоком уже не общаемся. — Понятно, — Чимин переминается с пятки на носки, а потом поворачивает голову в сторону коридора и произносит: — ладно, мне пора. Чонгук задыхается вздохом, потому что понимает, что вот сейчас они снова расстанутся и пропадут с радаров друг друга на очень и очень долгий срок. — Подвезти тебя? — вырывается у Чона прежде, чем он успевает осмыслить. Как будто эта фраза сидела внутри с того самого момента, как понял, что перед ним Чимин. Пак отрицательно мотает головой. — Нет, я на колёсах. Чонгук кивает сам себе. И задумчиво водит глазами по лицу Чимина, будто пытаясь найти в нем ответы, и решает предпринять еще одну попытку. — Внизу есть небольшая кофейня. Тем очень вкусные эклеры. Не хочешь сходить? — последнее слово звучит очень неуверенно, потому что по лицу Чимина понятно, что он сейчас откажется. — Не думаю, что получится, — слишком очевидно, и Чонгук усмехается тому, что стал угадывать Чимина только после того, как сломал его. Если бы только он научился чувствовать его на том невидимом ментальном уровне раньше, всего можно было бы избежать. — Хорошо, — Чона хватает на полуулыбку и он отталкивается от подоконника, чтобы уйти первым, но голос Чимина вдруг останавливает его: — Я смогу вечером. Если у тебя будет получаться. Сейчас много дел. Сначала Чонгуку даже кажется, что ему послышалось. Он резко оборачивается и сталкивается с серьёзным взглядом Чимина, в котором нет той растерянности, которую Чон был уверен увидеть. — Будет получаться. Во сколько и куда? — собственная интонация кажется слишком напористой, и Чон прокашливается в кулак, поднимая взгляд на Чимина, и видит в глазах напротив едва заметную улыбку. — У въезда в Чеджу есть кофейня Banny. Знаешь ее? — Знаю. — В семь,— и Чимин уносится вдоль коридора, оставляя шлейф из собственного запаха шоколада, никотина и едва ощутимых ноток парфюма, впитавшегося в одежду. И Чонгук не смог не улыбнуться осознанию того, что это тот самый аромат, которым он пользовался в самом начале их неправильных отношений. Помнит, стало быть… Добравшись до ресторанчика и завезя все необходимое, Чимин сразу уезжает домой, где следующие два часа проводит в размышлениях. Он не передумал по поводу Чонгука, и эта встреча почти ничего не изменила. Дело было лишь в том, что изменился сам Чимин. Терапия ему помогла проработать не только потерю ребёнка, но и травмы из детства. К специалисту Чимин обратился через месяц после расставания с Чонгуком, и полностью проработал своё поведение в этих абьюзивных отношениях. Как оказалось, он с самого начала допустил самую большую ошибку, и если раньше он об этом не задумывался, то доктор Ким ткнул его в это носом. Вся эта цепочка неправильно выстроенных отношений началось задолго до семьи Чон, и шло все из его собственной семьи. Он с самого начала постоянно пытался кому-то что-то доказать, сделать так, чтобы его полюбили не просто так, а за что-то, потому что не испытывал этой бескорыстной родительской любви, которую ребёнок должен испытывать на протяжении всей жизни. В дальнейшем это усугубилось ещё и тем, что у Чимина обострился синдром спасателя. Он взвалил на себя ответственность за жизни близких людей, пытаясь перекрыть этим своё одиночество. Если же копнуть глубже, становится понятно, что единственное, чего так хотел Чимин — это чувства. Настоящая и искренняя любовь. Нежность, ласка, забота. Он хотел найти в другом человеке то, что не мог найти за всю жизнь, поэтому когда на его пути встретился Чонгук, в которого Чимин влюбился глубоко и стремительно, Пак получил ещё один тяжелый удар. По факту, травму, которую также пришлось прорабатывать. Он полюбил человека, который неспособен был полюбить его в ответ, и глубоко внутри Чимин воспринял это, как личный удар. Будто он не заслуживает любви. Будто все, к кому он искренне относится, не могут ответить ему взаимность. И его сильнейшая обида на Чонгука была даже связана не с самим Чонгуком, а с тем, какое впечатление на него произвело это предательство. Сердце хотело, но душа сопротивлялась, боясь подпустить того, кто делает больно, близко. И Чимин прогнал Чонгука, как прогонял всех до него, стоило испытать боль. Так было и с родителями, и с Тэмином, с которым они отдалились друг от друга. И Чимин даже не подозревал, насколько все глубоко. А вот теперь понял. Не понял только одного: что заставило его сегодня решится на вечернюю встречу. И для каких важных решений она ему нужна. Мысли, оказывается, занимают много времени. Чимин начинает собираться только ближе к шести. Он ничего не взвешивает, избавился от этой привычки. Решился, значит решился. Обязан выполнить, чего бы это не стоило. Он задумывается по поводу того, что надеть, всего на несколько секунд, а потом достаёт цветную футболку, светло-желтую ветровку и штаны от неё. Волосы назад зачёсывает, открывает лоб и наносит лёгкий слой косметики. Он уверен, что это не свидание, но на ментальном уровне все равно хочет выглядеть красиво. С собой берет не много — блеск для губ, кошелёк и ключи от автомобиля, который купил относительно недавно и первое время даже не решался выезжать на нем в город. А сейчас уже привык, за рулем чувствует себя все ещё неуверенно, но опыта набирается со всей смелостью. Чимин садится за руль, включает плейлист и выруливает с парковки, выезжая на общую трассу. Странно, но волнения почти не испытывает. Доктор Ким сказал бы, что это все из-за того, что это его личное желание, решение, принятое им самим в здравом уме. В какой-то степени, Чимин и сам понимает. Хотя, когда останавливается возле кофейни, понимает, что не такой смелый, каким казался себе ещё пять минут назад. Сердце вдруг начинает биться быстрее, а к щекам приливает кровь. Он не боится, бояться нечего. Он никогда не боялся Чонгука, а сейчас — тем более. Он лишь боялся чувств, которые тот может принести с собой. Чон находится в самой глубине у окна. На нем лёгкая розовая футболка и белая джинсовая куртка. Этот образ делает его чрезмерно нежным, и Чимин на какое-то время застывает в нерешительности. По большому счёту, он даже не придумал, о чем им говорить, и копая себя изнутри, так и не понял, для чего сейчас они оба здесь. Чонгук отрывает взгляд от окна, вероятно, почувствовав на себе тяжёлый взгляд, и замечает Чимина, который после этого сразу двигается к столику и садится напротив омеги. — Привет, — говорит он, складывая руки на столе. — Привет, — отвечает Чонгук слегка хрипло, и Чимину не трудно догадаться, что несколькими минутами ранее тот курил. — Я думал, не приедешь. — Почему? — Не знаю, — жмёт плечами Чон и снова переводит взгляд в окно. — Пожалеешь, что предложил, ну и все такое. — Ты хорошо выглядишь, — просто говорит Чимин и понимает, что хочет Чонгука обнять. — Ты тоже, — отвечает старший. — Давай что-нибудь закажем? Я не успел поесть дома, нужно было ещё сделать какие-то дела, и вылетело из головы. — А я нарочно не поел, знал, что мы поедим здесь, — Чимин чувствует лёгкую обоюдную неловкость, но отчего-то это даже приятно. Он первым замечает официанта и подзывает его, отказавшись от меню и заказав самую обычную пасту с грибами и курицей и колу. Чонгук же, который принимается листать страницы, в какой-то момент откладывает его и просит обычную газированную воду и салат из морепродуктов. — Надо было выбрать место, где больше выбор. Ты наешься? — Да, без проблем. Тем более, Тэхен любит таскать домой всякое, поэтому мы точно что-нибудь поедим перед теликом, — Чонгук выпаливает это, а потом замолкает, принимаясь рассматривать интерьер. — Я не был тут раньше. — А я начал ходить. Часто обедаю здесь или просто кофе пью. Атмосфера приятная, люди заняты собой и своими делами и никому нет до тебя дела. — И красивый вид, — добавляет Чон, снова оборачиваясь к окну, из которого морская гладь видна, как на ладони. — Да, — кивает Чимин и улыбается. — Может, это даже основная причина того, почему я так полюбил это место. Чонгук молчит, не знает, о чем говорить. Но ему приятно, что Чимин позвал его в любимое место. Раньше он бы ни за что не обратил на подобную мелочь внимание, но сейчас важно все. Все, что касается Чимина для него волшебным образом выходит на первый план. — Я много о тебе думал, — честно признаётся Чон, уверенный, что Чимину не нужны эти признания. Были нужны раньше, но теперь уже нет. — О чем именно думал? — Чимин тоже старается на Чонгука не смотреть, потому что, когда начинает, выходит слишком откровенно. Он не может контролировать взгляд, которому хочется прикоснуться к каждому миллиметру по-прежнему, а может даже сильнее, любимого человека. — Не знаю, — Чонгук выглядит задумчивым и даже его голос звучит слишком низко, совсем не похожим на самого себя. — Думал и думал, а о чем — понятия не имею. Просто думал, как у тебя дела. Чимин понимающе мычит и опускает руки со стола себе на колени, начинает рассматривать собственные кольца, просто потому, что больше на знает, куда смотреть. Либо на них, либо вперёд. А впереди Чонгук. Чонгук, на которого смотреть опасно, но так хочется. — Хорошо, — серьёзным тоном произносит Чон, и Пак начинает чувствовать, как его взгляд проникает глубоко под его кожу. — На самом деле, я хотел знать все. Не только о твоих делах. Я хотел знать все вплоть до того, в чем ты спишь, в котором часу встаёшь, долго ли не можешь уснуть, потому что я совсем не мог спать, когда думал о тебе. И я думал так часто, что иногда даже… чувствовал себя очень беспомощным. Это слишком, да? Чимин усмехается и переводит взгляд на официанта, который приносит заказ и, разложив все на столе, желает приятного аппетита. — Нет, почему же. Я тоже о тебе думал, — Чимин принимается есть, продолжая чувствовать на себе пристальный взгляд. — Ешь, выглядит аппетитно. — Почему ты начал терапию? Из-за меня? — Мне нужна была помощь после потери ребёнка. Я был один и в депрессии. Ты забрал Тэхена, у меня не было никого, кто мог бы меня поддержать. Поэтому я нашёл помощь извне. Чонгук прикрывает глаза, а потом слышимом громко выдыхает. — Я не подумал об этом. — Обычно ты не думаешь о таких вещах, да? Если бы я был другим человеком, я бы просто высказал тебе все, чтобы ты знал, как ужасно поступил. — Я искал повод, чтобы с ним сблизиться. И я не думал, что он согласится. Я также не подумал, что тебе в тот момент помощь была нужна больше, чем мне. На меня просто нахлынуло так, что я не ожидал. — Чего не ожидал? — спрашивает Чимин, вытерев губы, испачканные соусом. Он поднимает глаза и встречается со взглядом Чонгука. Тихо сглотнуть не получается, мурашки неконтролируемо спускаются вниз по позвоночнику, а мелкие волоски на затылке встают дыбом. Он чертовски скучал по своему Чонгуку. Непередаваемо. — Терапия помогает? — проигнорировав последний вопрос, спрашивает Чон, и теперь сам принимается за еду. — Да, я не думал, что это такая крутая штука. Никогда не понимал, как это работает, но я в шоке. Это реально помогает. Мне легче. Я многое осознал и переосмыслил. Даже к родителям ездил недавно, хотя из этого опять ничего не вышло, но я попытался пересилить себя и простить их. Ты простил отца? — Это то, что мне неподвластно. Хочешь ещё чего-нибудь? — спрашивает Чон, замечая, что Чимин уже заканчивает со своей пастой. — Спрашиваешь так, будто это ты угощаешь. — Вообще-то я собирался. — Не нужно, я угощу тебя. Обычно ты платил за все наши развлечения, поэтому в этот раз я хочу заплатить. — Ты изменился, — честно говорит Чонгук. — И я не знаю, что должен говорить. — Говори, что хочешь. Что в голове или на сердце — все говори. — Может, ты начнёшь, а я подхвачу? — Чонгук зачёсывает волосы назад, и Пак начинает ярче ощущать аромат морского бриза. За это короткое мгновенье перед глазами Чимина проносятся все моменты, которые они пережили за то время, что были вместе. Их страсть была безумной и неукротимой и превратилась в боль длинною в вечность. — Хочу тебя обнять, Чонгук, — вдруг говорит Чимин, ведь они договорились говорить обо всем, о чем хочется. — Раньше я думал, что лучше всего спать, прижавшись щекой к твоей груди, но сейчас мне кажется, что обнимать тебя тоже просто замечательно. — Ты меня ненавидишь? — почему-то это первое, что приходит в голову Чонгуку после признания Чимина, и эта фраза вызывает у второго лишь смех. — Нет. Я боюсь. — Я никогда не причинял тебе боли. — Разве? — Пак приподнимает брови, и тогда Чон понимает, что боль бывает не только физическая. — Даже то, что ты забрал Тэхена ничего изначально не объяснив, уже было не очень хорошо. Ты теперь понимаешь это? Чонгук кивает и начинает есть, больше не разговаривая. Чимину нужна была эта встреча, чтобы все высказать, поэтому он решает, что самому говорить необязательно. Он и так уже слишком много сказал и сделал в прошлом. — Вкусно? — Чимин простой. Для человека, который обижен, ведёт себя слишком непринуждённо, и это настораживает. — Да, неплохо. Хочешь попробовать? — Нет, спасибо. Я, пожалуй, ещё что-нибудь закажу, — Пак снова подзывает официанта. Общаешься с ним мило, улыбается, советуется по поводу блюда, но в конце концов заказывает ту же самую пасту. — Порции тут не очень большие, — это выглядит, как оправдание, но все равно мило. Чонгук чувствует, как его сердце пропускает удар. Один. Второй. И он не выдерживает, делая несколько крупных глотков минералки. Это очень странно, сидеть вот так с Чимином. Он вообще не думал, что они когда-нибудь будут ещё вместе сидеть и разговаривать, ведь Чимин просил больше никогда не видеться. Время значит точно умеет все по местам расставлять. — Ты много ешь, но заметно похудел, — Чонгук сейчас вообще знать не знает, зачем это сказал. — Чем ты сейчас занимаешься? — Помогаю Тэмину в ресторанчике. У него ребёнок, и это отнимает много времени, поэтому мне приходится. — А водишь? Уже уверенно получается или… — Да, уже намного лучше, — отвечает Чимин, не уводя взгляд от лица Чонгука. Тот вдруг неожиданно начинает хрустеть позвонками, а у Чимина от этого дрожит все внутри. Он теряется в этом моменте и его сердце трепещет от узнавания. Они ведь были так близки. Они знали каждую родинку друг друга, каждый сантиметр, каждый вздох губы в губы. И Чимин узнал бы его по дыханию среди тысяч других людей. А теперь они сидят друг напротив друга такие знакомые, но такие чужие. Чимин впервые видит такого Чонгука. Есть что-то в нем особенное, странное, необычное, тёплое. Именно этим теплом, что исходит невидимыми лучами, этот Чон отличается от прошлого. — Как тебе живётся с Тэхеном? — эти нелепые вопросы, что один за другим льются, помогают сделать атмосферу не такой гнетущей и давящей. — Временами кажется, что это практически невозможно. Но мы привыкли друг к другу, — губы у Чонгука сохнут быстро, и он все время облизывает их. Чимин смотрит на это и инстинктивно начинает кусать свои. — Я много думал о том, что… ты практически воспитал его, он вырос на твоих глазах. Конечно, я знаю, что это никак не связано, но я рад, что он был именно с тобой. Ты дал ему много тепла. — Я тоже был рад его согреть в то время, когда ты не мог. Искренне, — Чимин говорит это так быстро и замечает едва заметно дрогнувшую улыбку на лице Чона в тот момент, когда официант приносит ему вторую порцию пасты, и они оба отвлекаются на него. — Здорово, что мы сегодня встретились. Мы давно не разговорили вот так. — А если начинали, то обычно любой наш разговор заканчивался сексом. — Это совсем неплохо, — пожимает плачами и закусывает губу. — Прости. Я не знаю, о чем должен с тобой говорить, а о чем нет. Я не хочу говорить что-то, что сделает тебе больно или… — Говори все, что хочешь, — спокойно и даже слегка грустно. — Раньше ты говорил все, что думал. Почему сейчас не можешь также? — Раньше я говорил все, что думал и постоянно делал тебе больно. — Но раньше ты об этом не задумывался. — Потому что раньше мне было все равно на то, что ты страдаешь из-за меня, — честно отвечает Чонгук и отодвигает от себя наполовину пустую тарелку. Оба нервничают. Но Чимин ест без остановки от нервов, а Чонгуку в горло кусок не лезет. — Хочешь ещё о чем-нибудь поговорить? — спрашивает Чонгук, и звучит это так, будто он вот-вот собирается уйти. Чимин пожимает плечами, продолжая уплетать пасту. — Может и хочу. Только я не уверен, что тебе это нужно. — Ты попробуй… — Чон зачёсывает волосы назад и складывает руки на груди. Эта поза слишком закрытая, и это заставляет Чимина слишком глубоко выдохнуть в немой просьбе не быть таким. Просто, черт возьми, не быть таким. — Два года назад ты приезжал в мой дом, чтобы поговорить со мной. Чего ты тогда хотел добиться? — спрашивает Пак и садится ровнее, отодвигая тарелку и бросая взгляд на руки мужчины. Окрашенные в лёгкий молочный оттенок ногти выглядят аккуратно и ухоженно. — Мне понравилось, когда ты накрасил мне, и я… — Чонгук пытается оправдаться, заметив взгляд Пака на своих руках, но Чимин резко перебивает его: — Я вообще-то спрашиваю о другом! — слегка повысив голос, напоминает младший и отворачивается к окну, прикусывая кончик ногтя. Его спокойствие понемногу трескается, а наружу начинают пробираться чувства, потому что для человека, который влюблён так долго и отчаянно, это уже слишком. Даже просто чувствовать рядом — слишком. — Хотел тебя попросить быть со мной, — отвечает Чон. Он делает пару глотков воды и трёт лицо руками, тяжело выдыхая. — Я не хочу казаться человеком, который был долгое время плохим, а потом резко стал хорошим. Я не стал хорошим, Чимин. — Я знаю, — кивает омега и громко сглатывает. — Тогда что? — Я уже сказал. — Что думаешь обо мне? — И это тоже. И тишина. Оба замолкают. Чимин прикрывает глаза, ему кажется, что напряжение сейчас взорвет его голову. Он все равно не слышит того, что хочет услышать. Чонгук не говорит, а Чимин не сможет поверить, пока в лоб не услышит. Он не боится того, что Чонгук разобьёт его. Потому что уже убедился в одном — быть без него или с ним — все равно быть разбитым. — Что ещё? — спрашивает Чимин, все ещё на что-то надеясь. Ответа нет. Минута за минутой, но он никак не озвучится. Пак не хочет верить, что снова облажался, ведь то, что он слышал, значительно отличается от того, что происходит сейчас. А Чон продолжает молчать. Он простым взглядом смотрит на Чимина и просто не понимает, как сказать то, что от него требуют. Он чувствует, безусловно чувствует, но понятия не имеет, как это выразить. Нет в его словарном запасе нужных эпитетов, да и не получится все равно. Он уже множество раз пытался, когда общался с доктором Намом, но вот так в открытую выразить это Чимину… это практически невозможно. Чимин не выдерживает. Он тяжело вздыхает, выпивает свою воду до последней капли и резко поднимается. — Ладно, я поеду. Если что-то будет нужно — звони, я подниму трубку, — он разворачивается, чтобы подойти к кассе и расплатиться, а потом уйти, а потом резко останавливается и оборачивается, бросив короткое: — Кстати, я брюнет до сих пор, как видишь, — и уходит, оставив Чонгука одного и в растерянности. Несколько дней Чонгук проводит в состоянии немой войны с самим собой. Отражение в зеркале раздражает, и он даже не красится. Таблетки в кармане рюкзака просятся на язык, но он легко справляется с тягой. Все из-за того, что знает: это не те ощущения, которые он хочет получать. Совсем не те. И он уже знает, насколько дико может быть, как может накрывать с головой, как умеет отбивать ритм сердце, которое, казалось, покрыто слоем льда. И никакой алкоголь или таблетки не помогут, поэтому даже не пытается. В первый день сентября Чонгук получает поздравления с днём рождения. Первое прилетает от Богома, который ближе к утру подъезжает к коттеджу Чонов с цветами и огромной коробкой конфет. Предварительный звонок, разбудивший именинника заставляет Богома выслушать целый словарь матов, а потом мужчина спускается вниз, шлепая босыми ступнями по плитке. Сводный брат стоит на улице, устроившись задницей на капоте с подарками и лучезарно улыбается, когда Чон с недовольной физиономией оказывается снаружи. — Ты серьезно разбудил меня только ради этого дерьма? — в своём репертуаре спрашивает старший, но цветы и конфеты принимает, правда почти сразу укладывает их на пол возле двери, что заставляет Богома, проделавшего большой путь из Сеула, недовольно закатить глаза. — Я хотел поздравить тебя, но только так, чтобы папа не узнал, поэтому пришлось выехать в эту рань, — оправдывается парень и подвигается, приглашая Чона присесть рядом. Погода прохладная, тучи полностью скрыли небо и ощущение неизбежного дождя нагнетает внутри чувство тревоги. — Как дела? Ты давно не писал, — Богом говорит это просто, без какой-либо идеи уколоть. Сплошные факты. Эти двое начали общаться с того момента, как Виктор попросил Чона приглядеть за младшим в больнице. Начали переписываться, и произошло это само собой, будто они с самого начала были хорошими приятелями, которые все друг о друге знают. Кажется, все так и было, только никто не хотел в этом признаваться. — Да, так. Много всего навалилось. Не хочешь зайти? — Нет, я ненадолго. И с Тэхеном будет неловко увидеться. У них с тем психованным пареньком все хорошо? — интересуется он, и Чонгук уверен, что это и правда лишь из любопытства, не было между ними никогда настоящих чувств. — Думаю, да. Они часто видятся. Может быть, еще рано говорить о чём-то, но я думаю, что они сойдутся. Ты просрал идеальный шанс стать моим зятем. — Бог уберёг, — усмехается Богом, и эта же фраза заставляет и самого Чона улыбнуться. Но выходит слишком тяжело и вымученно, и это слишком заметно. — Хреново, да? — Нормально, — выдыхает он, чувствуя, как слипаются глаза. — Почти всю ночь не спал, думал обо всем. — И что надумал? Чонгук пожимает плечами и вздыхает, тяжёлым взглядом смотря куда-то вдаль. — Куришь? Не будет сигареты? Богом отрицательно мотает головой. — Куда мне, черт возьми. Из одной больницы в другую, сил уже нет. — Ты отлично выглядишь, не нужно прибедняться, — констатирует Чонгук, осматривая паренька, который пусть и значительно исхудал, зато невероятно расцвёл. Его волосы давно отросли после операции и терапии и теперь выглядят куда гуще прежнего. Мягкие черты лица слегка заострялись из-за худобы, а тёмные тени под глазами, сделали его вид больше загадочным, нежели болезненным. — Ага, конечно. Я все ещё борюсь, и болезнь не проходит бесследно. — Виктор ещё обижается? Богом пожимает плечами. От него едва ощутимо пахнет спиртом, а ещё апельсиновой цедрой. Приятный аромат для молодого омеги, и Чонгук усмехается, вдруг задумываясь, что никогда бы раньше не подумал, что будет общаться с этим странным пацаном. — Знаешь же папу. Ты же должен его знать лучше всех. Он неплохой человек, просто… — Да знаю я, — отмахивается Чонгук, вскидывая голову к небу. — …просто ты всегда делаешь все наперекор ему. Как только вы становитесь ближе, ты отталкиваешь его. Не думаешь, что это большая проблема?! Прекрати причинять боль тем, кто тебе дорог. Я знаю, что у вас с папой были дружеские отношения раньше, я все знаю. Прекрати его кусать и напиши ему. Сделай хоть что-то нормальное, неужели ты не можешь?! — Не нужно говорить психопатам, что они поступают ненормально. Богом выгибает бровь и отталкивается, вставая прямо. — Да что ты говоришь?! — Да, ты ведь не хочешь меня расстроить? — И что будет? — Богом понимает, что Чон шутит, но ещё пару лет назад воспринял бы это, как настоящую угрозу. — Я скажу Тэхену, что ты все ещё думаешь о нем длинными бессонными ночами, — и вид у омеги при этом такой непринужденный, что аж смешно. А Богом и смеётся, ворчит что-то несвязное и открывает дверцу автомобиля, бросая ещё одно поздравление. — Здорово, что ты приехал, — махнув на прощание, говорит Чонгук, забирает подарки и заходит обратно в дом. Чонгуку снова скучно. Весь день болит голова, сохнет в горле. Он думает о Чимине больше, чем несколько раз в час, и это раздражает. А ещё раздражает Тэхен, который уже распланировал пикник на пляже и даже раздал поручения Ину, который теперь собирается в супермаркет, чтобы купить хорошую свиную и говяжью вырезку. — У меня нет настроения праздновать, — бурчит Чонгук, который не привык отмечать этот день, но Тэхен из раза в раз с первого года их встречи, всегда пытается сделать что-то особенное. — А мы и не для тебя стараемся, мы сами хотим отдохнуть у моря. Твой день рождения — всего лишь повод. Чонгук закатывает глаза, прекрасно зная, что это не так, а когда Ин уходит, сам в догонку строчит ему целый список, в котором и фрукты его любимые, и сладости. А потом весь день до вечера лежит на диване, листая видео в интернете. Если бы ему удавалось понимать, что чувствует Чимин, возможно, его жизнь стала бы проще. После того раза они больше не виделись, и Чонгук уже чувствует, что хочет Чимина увидеть. Не стоило бередить старые раны. Однако судьба играет по своим правилам. Хотя Чон в судьбу не верит, и свою встречу с Чимином расценивает, как что-то, что неизбежно бы произошло. Как будто между ними есть особенная связь, которая то и дело будет тянуть их друг к другу. Отнюдь не романтично, напротив, страшно. А страшно потому, что нужно искать в себе силы давить гордость, страхи, мысли и просто плыть по течению, доверяясь потоку жизни. Чонгук не уверен, что умеет так. А Чимин боится попробовать. Жизнь быстротечна, и даже эти два года пролетели, как один миг. Доктор Нам называет это «мыслительный цикл». Когда одно состояние заканчивается и переходит в другое. Чон чувствует нечто похожее. Ему кажется, что он стал старше на тысячу лет, а осознанное взросление, которое подразумевает разгрузку эмоций — не самое приятное, что есть в этом мире. Зато он теперь знает, что Чимин разбудил в нем душу, которая спала все эти годы. И именно эта душа теперь так отчаянно стремится к нему назад. Тэхен подваливается под бок ближе к вечеру. Чонгук начал обожать природный запах сына, поскольку они пахнут почти одинаково, поэтому инстинктивно он зарывается пальцами в его волосы, массажируя кожу короткими ногтями. Подобного рода милости начали проявляться совсем недавно, и в первый раз Тэхен даже сам себе на поверил, думал, ощущения его подводят, но нет: человек, который так сильно жаждал любви, оказывается был полон ею до краев. И Тэхен убеждался в этом с каждой новой гранью. — Ты грустишь? — спрашивает альфа, утыкаясь лицом в живот омеги. — Что-то не так? Скучно? Чонгук пожимает плечами. Он не любит обсуждать своё состояние с мелким, но поразительно то, как тот чувствует его на ментальном уровне. — Нет, все нормально. Отец звонил, писал? — Да, он заехал за цветами для тебя, сейчас вернётся. Чонгук закатывает глаза и усмехается. — Этот придурок не знает, что мне похер на его подарки?! — Он старается загладить вину, — серьезно говорит Тэхен, и его сердце проваливается вниз. Об этом не всегда легко говорить. — Хотя ты и так уже не держишь зла на него. Я так горжусь тобой, — он садится выше и неожиданно обнимает Чонгука за шею, прижимаясь ближе. Где-то в глубине души он чувствует нездоровую привязанность к родному папе и подозревает, что женившись, будет одним из тех папенькиных сынков, которых высмеивают в интернете. Но поделать с этим ничего не может. Он любит Чонгука так сильно и бескорыстно, что иногда кажется, будто всей этой любви не уместиться в его теле. — Только не рыдай, мелкий, слышишь?! У меня день рождения, а не день похорон. — Я хочу чем-нибудь тебе помочь, — искренне говорит Тэхен и отсаживается, продолжая держать мужчину за руки. — Я знаю, что мы прошли огромный путь, много чего сделали, и у нас большие успехи, но я все равно не чувствую, что ты счастлив. Это из-за наркотиков? Клубов? Хочешь мы сходим вместе, попробуем повеселиться. Тебе необязательно отказываться от всего, если ты проходишь терапию и… — Слушай, Тэхен… — перебивает Чонгук и убирает чужие руки со своих. — Я понимаю, что ты переживаешь. Более того, я верю, что ты печёшься обо мне, хотя обычно я в такое не верю. Но слушай, дело не в клубах, и это ничего не изменит. Мне не нужны клубы и лсд, мне нужно другое, — и это впервые сказано настолько искренне, что Тэхен сразу понимает, о чем речь, и просто не находит, что ответить. Его блуждающий виноватый взгляд рождает внутри Чонгука неконтролируемое раздражение, и он резко поднимается. — Иди и собирайся. Сейчас Ин притащится со своим веником и поедем жарить мясо, — а сам шлепает в свою комнату, чтобы привестись в божеский вид. Из-за бессонной ночи его лицо отекло, синяки под глазами, да и общий вид совсем не очень. Чон наносит лёгкий слой косметики. Делает это медленно, водит блестками по скулам, ключицам и слегка подкрашивает губы, придавая им естественный розоватый блеск. Одежду выбирает недолго, достаёт относительно лёгкий льняной костюм и обычную белую футболку. Прежде, чем спуститься, он быстро прибирает на столике для косметики, хаотично забрасывая тюбики в ящик, когда его взгляд неожиданно падает на спрятанное в самом углу украшение. То самое, с которого все началось, которым все закончилось. Он придвигает его ближе, осторожно перебирая пальцами, а по факту будто к прошлому своему прикасается. Чонгук очень любил это украшение, дорожил им. Это была его личная покупка самому себе. Иногда он покупал себе дорогие подарки, но не от недостатка внимания. Отсутствие родительской любви с лихвой окупалось интересом со стороны альф и омег. Просто Чон любил красивые и дорогие вещи, а также любил баловать себя. Встретив Чимина впервые, он без раздумий отдал ему любимое украшение. Просто взял и снял с шеи, вложил ему в руки, говоря: «Бери, оно твоё». Чонгук тяжело вздыхает и поднимает взгляд на своё отражение. Красивый. Он нравится сам себе, только вот что-то не так. Его лицо больше не выражает безразличия, как то было раньше. Когда-то будучи ещё подростком, он обещал себе, что переиграет отца и сможет испытать все то, чего не мог, и за что всю жизнь чувствовал себя чужим в этом мире. Он обещал. Он справился. Чонгук осознаёт это также четко, как видит сейчас своё отражение в зеркале, и робкая улыбка вспыхивает на его лице, придавая и так благородным чертам, особый блеск и сияние. Мужчина застёгивает украшение на собственной шее, оценивающе обводит отражение и кивает самому себе, будто признавая своё превосходство. Честно и искренне, как никогда раньше, довольствуется собой и испытывает благодарность к собственной стойкости и силе воли. И даже тиран-отец, который был в сотню раз сильнее, не смог с его силой справиться. Все оказалось проще простого: просто асоциальному Чонгуку нужны были люди рядом. Люди, которые дадут ему любовь. Что станет с куском льда, если его немного согреть?! Мужчина спускается вниз в тот момент, когда Ин и Тэхен сговорчески репетируют вручение цветов и подарка. Остановившись на лестница и оперевшись на перила, изогнув бровь, Чон некоторое время наблюдает за этой глупой картиной, а потом вдруг начинает аплодировать, помешав этому занятному действу. — Двое придурков, — усмехается Чон лицам альф, которые выглядят так, будто их поймали за чем-то непристойным, и подходит ближе, сразу хватая букет из рук Ина. — Если не учитывать то, что я не очень люблю всю эту бессмысленную херню, то очень даже симпатично, — он разглядывает цветы, а потом переводит взгляд на Тэхена, который держит в руках конверт. — Там сертификат в твой любимый магазин одежды. Сможешь купить себе все, что захочешь, — выпаливает Тэхен так быстро, что аж горло перехватывает. Он уверен, что если Чону подарок не понравится, то ему попадёт по первое число. — Отлично, я как раз хотел сменить гардероб, пора бы, — и протягивает руку, буквально выхватывая серебристого цвета конверт из рук младшего. Никаких благодарностей вслух и объятий. В этом весь Чонгук. Но то, что без скандалов, уже хорошо. Букет отправляется в вазу, сертификат остаётся на столе, а сам именинник усаживается на пассажирское сидение, дожидаясь пока альфы упакуют все в машину и тоже сядут по своим местам. — Давон хотел подъехать, но у него не получается, — говорит Тэхен, пристёгиваясь. — Я знаю, — бросает омега и улыбается уголком губ. Все же, спустя столько времени, он научился ладить с людьми. А ещё тот факт, что другие начали к нему тянуться после появления Чимина в его жизни, тоже нельзя отметать. Этот маленький человек перевернул его жизнь, буквально вытянув из него то, что казалось вымершим. Чонгук теперь понимает, что их странная связь явилась для него точкой невозврата. А жизнь будто разделилась на «до» и «после» Чимина. И это почти прекрасно, если не думать о том, насколько они разные, и то, что Пак больше не полезет в жерло вулкана, несмотря на то, что теперь все иначе, и это больше не беспочвенная похоть. — Никто не будет против, если ближе к десяти я оставлю вас? — Ин заводит автомобиль, выезжая с парковочного места. — Подожди, а все эти вещи? Хочешь, чтобы мы пешком все тащили? — сидя сзади, Чон пинает водительское сидение носком ботинка. — Я заберу мангал и то, что будет уже не нужно, а все остальное заберёте вы. Вызовите такси, с этим не будет проблем. — Придурок, — качает головой омега и недовольно выдыхает. — От тебя никакой пользы. — У меня свидание, — пожимает плечами Ин. — Я вообще ничего тебе не должен, у нас общий сын, но я не обязан торчать с тобой, чтобы потом… — Просто заткнись, ты меня бесишь, педофил. — Смотри-ка на это, Тэхен! И на кой черт мы терапию тогда проходим?! — Вот и я не понимаю, а ты за старое опять, сколько тому парнишке, к которому ты на свидание торопишься? — Чонгук откровенно издевается, смеясь в душе, но Ин, привыкший к подобному общению, не ведётся и подхватывает своеобразный юмор омеги. — Ему двадцать пять, он совершеннолетний и… — Слышал, Тэхен? Двадцать пять лет тому парню! А тебе сколько, забыл? Ин усмехается и качает головой. Сага издевательств по поводу его возраста не закончится никогда. — Вообще-то, твоему Чимину тоже двадцать пять. И если мы сейчас начнём разбирать вашу разницу в возрасте, то поймём, что она тоже не очень-то подходящая, — замечает Ин, а Чонгук чувствует, как его сердце замирает на фразе «твой Чимин». Он ничего не отвечает, замолкает, отвернувшись к окну, и Тэхен снова чувствует эту неприятную атмосферу, которая появляется всегда, когда Чон вспоминает Чимина. — Разница в возрасте вообще роли не играет, — начинает бубнить Тэхен, лишь бы разрядить обстановку. — Я встречался с Богомом, хотя он старше на пять лет и… — Тоже мне, встречался, — усмехается Чонгук, потому что понимает, что были эти двое вместе только из-за того, что оба были одиноки. В тот момент они стали друг для друга спасением, но потом разошлись, потому что надобность друг в друге отпала. — Как поживает Юнги? — тут же спрашивает Чонгук, и Тэхен, не заметив этого ехидства в голосе, просто отвечает: — Все хорошо. У него сейчас течка, и я должен буду заехать к нему вечером…— не успевает альфа договорить, как Ин и Чонгук начинают галдеть, свистеть и аплодировать. — Ну, наконец-то! Наш мальчик совсем вырос! — Ин хлопает по плечу красного, как помидор Тэхена, на что тот слишком нервно скидывает его руку и отворачивается к окну. — Какие же вы дорки, — недовольно потирая глаза, произносит пацан. — Он попросил завести подавители, потому что его папа в отъезде. — И он попросил альфу, — хмыкает Ин. — Умно. Уверен, что твоего наивного ума не хватило, чтобы догадаться, чего от тебя хотят. — Это вы два извращенца, — говорит Тэхен, бросив короткий взгляд на Чона. — А Юнги не такой, и он просто… — Ждёт не дождётся, пока ты трахнешь его, — заканчивает за сына Чонгук и разводит руками, когда тот оборачивается, чтобы испепелить старшего глазами. — Фу, вы мерзкие. — Мерзко быть девственником в восемнадцать, тебе срочно надо что-то предпринять, — ещё один идиотский совет от Ина, заставляющий Тэхена искренне задуматься о том, что он вообще делает в компании этих двух идиотов. — Откуда тебе знать, девственник я или нет. Ин жмёт плечами. — У тебя на лбу написано. Твой омега уже уловки всякие придумывает, а ты твёрдый орешек. — Не все трахают все, что движется, — хмыкает Чонгук и почти влетает лицом в переднее сидение, когда Ин нарочно слишком резко тормозит на светофоре. — Извиняй, не заметил красный, — усмехается альфа, слыша в ответ тираду отборного мата. Да такого, что в какой-то момент Тэхен уши зажимает, потому что с его предками всегда так. И если даже бывают моменты, когда они общаются по-человечески, то, чаще всего, это всегда кончается одинаково. Ещё минут десять дороги проходит в относительном спокойствии, а потом автомобиль тормозит у пустынного берега. Ин глушит мотор и выбирается из машины, остальные выходят следом. На самом деле, Чонгук не любит праздновать день рождения, этот день никогда не был особенным, а в детстве его всегда портил отец своими упреками, потому что Чону было не интересно играть с приглашёнными детьми и аниматорами. Однако идея пикника на морском берегу оказалась более, чем удачной, и Чон в некотором роде доволен тем, что согласился. Несколько пледов, корзина с фруктами, пакет с соками и выпивкой, закуски и, конечно, мясо с мангалом. Они обустраиваются не слишком близко к воде. Чонгук и Тэхен стелят пледы, Ин устанавливает мангал. — Здорово, да? — произносит Тэхен спустя какое-то время, лёжа на спине и смотря в угрюмое темно-синее небо. — Ливень будет. — А этот придурок бросить нас собирается, — напоминает Чон, не открывая глаз. Действительно, чудесно. Прохладный воздух играет в волосах, запах моря, такой близкий Чонгуку, успокаивает. Рядом его сын, с которым он никогда не собирался вновь встретиться. Лучший друг, которого он поклялся убить за предательство, готовит для него праздничное мясо. Спокойствие и лишь лёгкая тревога внутри, столь неприсущая ему. Хотя все равно здорово. Когда-то где-то на этом пляже он говорил Чимину, что мечтает именно об этом. Чтобы было что-то, что увлекало его, кто-то, с кем можно было бы смотреть фильмы по вечерам. И тогда это казалось таким несбыточным, потому что с его темпераментом мало кто может ужиться. А вот Тэхен смог. И Ин держится. Хотя держится, наверное, по дружбе старой. Если отбросить тот неприятный случай, они были хорошими друзьями. И, несмотря ни на что, Чон рад, что Ин снова появился в его жизни. Одного его друга забрало время, и такое очень часто случается, зато оно же вернуло другого. И это почти не раздражает. Единственное, чего по-прежнему не хватает — эмоций. Ни тепло Тэхена, ни забота Ина не способны закрыть эту брешь в душе. И Чонгук не испытывает эту пустоту только тогда, когда находится рядом с Чимином. Этого хрупкого паренька так много, что он заполняет собой все пространство вокруг, и Чон чувствует себя с ним наполненным до самых краев, даже если они просто разговаривают. Ближе к закату, который, кстати, в этих краях получился просто потрясающе красивый, обрамлённый сине-сиреневыми тучами с кроваво-красным солнцем в своём центре, поднимаются бокалы с шампанским за здоровье именинника. — Какое, к черту, здоровье в мои-то годы?! — не сдерживается от сарказма Чон, но бокал осушает одним глотком, потому что по их с Намом договоренности пить ему можно только по праздникам. Шампанское вкусное, сладкое, приятно горчит на кончике языка, и Чон почти сразу выпивает ещё один бокал. Мясо Ин тоже приготовил вкуснейшее, во рту тает, и довольный, сытый, слегка пьяненький Чон, развалившийся на пледе в позе морской звезды, выглядит просто потрясающе. А Тэхен, который валяется у него на животе и заставляет все время хохотать, уверен, что ему точно хватит, а то не сможет до Юнги добраться. Ин не пьёт, помнит, что ему ещё за рулем ехать, за что получает очередной подкол о малолетке от Чонгука. — Па, — вдруг зовёт Тэ, и Чон вдруг так легко отзывается, что от алкоголя и эмоций, у младшего начинает печь глаза. — Слушай… — последние буквы он протягивает и перекатывается на живот, смотря на красивое, расслабленное лицо мужчины. — Обещай, что не будешь сердиться, — просит он и начинает разглаживать невидимые складки на чужой футболке. — Что ещё? — омега сводит брови в переносице и переводит недовольный взгляд на сына, на что тот пожимает плечами и садится по-турецки на пледе. — Нам с Ином сейчас надо будет уехать, — признаётся он и поднимается под удивленные взгляды обоих взрослых. — В смысле? — хмурится альфа и вопрошающе смотрит на Чонгука. — Мне ещё рано уезжать. Я говорил, что поеду к десяти. — Я знаю, но мы должны уехать сейчас, — снова повторяет альфа, влезает в кроссовки и пинает ногу отца носком обуви. — Вставай. — Ты вообще оборзел? — злится Ин, но вдруг вмиг замолкает и резко поднимается. — Понял. Да, ты прав, нам пора ехать, — альфа быстро складывает мангал хватает подмышку и идёт в сторону автомобиля, оставляя опешившего Чонгука в полнейшем недоумении. — Вы вообще из ума выжили, придурки? — Чон поднимается на коленях и смотрит на то, как альфы стремительно несутся в сторону Шевроле. — Эй, кретины! Если это шутка, то очень тупая, потому что я не собираюсь собирать это все один и бежать за вами пешком! Эй! Скоро ливень начнётся и… — Привет, — знакомый голос за спиной заставляет Чонгука мгновенно замолчать, а потом зависнуть на какое-то недолгое время. Чимин появляется всегда, когда Чонгук совершенно к этому не готов, это уже традиция. Он вроде и привык к этому, но в это же время никак не может привыкнуть. Черт знает что. — Привет, — просто отвечает Чонгук и садится обратно, поворачиваясь к Чимину лицом, смотря снизу вверх. Прохладный ветер треплет его отросшие тёмные волосы, лёгкий румянец, блестящие глаза и лёгкая улыбка на розоватых от блеска губах. У Чонгука дух перехватывает от его красоты. Безумно хочется прикоснуться, почувствовать тепло кожи, нежность рук. Чимин поправляет волосы и садится рядом, ничего не говоря, просто смотря перед собой и наслаждаясь красотой перед глазами. — Не против, что я приехал? — вдруг спрашивает он, оборачиваясь к Чонгуку, который в этот самый момент сверлит его взглядом. И Чимин улыбается, потому что знал, что Чон смотрит сейчас на него. — Нет, просто неожиданно, — честно отвечает мужчина и опускает глаза на собственные руки. Чимин делает то же самое и замечает на кисти новые инициалы — свои собственные. По телу неожиданно разливается тепло, и Пак прикрывает глаза, позволяя потокам ветра бить в лицо. — Чудесный день. Погода шикарная. Тебе нравится? — Да, неплохо, — и все, и Чонгук вообще больше не знает, что должен говорить. — Тэхен и Ин кинули нас, — вдруг вспоминает он и хватает с другой стороны пледа большую тарелку мяса, — угощайся, — протягивает его омеге, на что тот благодарно кивает и хватает руками кусочек, отравляя в рот. — Отлично приготовлено. Очень вкусно. — От этого придурка только один толк — готовит шикарно. Чимин понимающе кивает и съедает ещё пару кусочков. — И как вы ладите? Все хорошо? Я часто общаюсь с Тэхеном, но стараюсь не лезть не в своё дело. Хотя он многое мне доверяет. — Мы хорошо общаемся. Пытаемся быть родителями Тэхену, хотя все вместе мы больше приятели, нежели семья. — Тэхен говорил, что Ин все ещё влюблён в тебя. — Ему показалось, Ин просто хочет загладить вину. У него свои любовные истории, в которых мне места нет, — усмехается Чонгук и поворачивается к Чимину, смотрит на его красивый профиль, линию челюсти, волосы, деликатно заправленные за ушко. Рука сама тянется и в следующую секунду он вдруг понимает, что уже касается тыльной стороной ладони нежной кожи щеки. Это невесомое прикосновение ласкает до мурашку по спине, и Чимин аж вздрагивает и зажимается, пытаясь уйти от прикосновения, потому что слишком щекотно. — Прости, — выдыхает Чонгук и сглатывает невидимый ком в горле. Чимин ничего не отвечает, не за что ему прощать, он сам жаждет этих прикосновений, хочет их больше, чем жить. — Кстати, — вдруг придя в себя, говорит Пак и берет фирменный пакет, лежащий рядом, протягивая Чону. — Это тебе, с днём рождения, — смотрит так пытливо, в глаза, и Чонгук смотрит в ответ, первое время не прерывая зрительного контакта, а потом протягивает руки и забирает подарок, некоторые время смотря на красивый дизайн упаковки. — Спасибо, — он громко сглатывает и кусает губы. — Я могу посмотреть сейчас? — Да, конечно, — улыбается Пак и внимательно следит за тем, как Чон сначала достаёт довольно большую коробку, а, когда поворачивает лицевой стороной, держится пару секунд, а потом заходится смехом. Чимин тоже улыбается, кусая губы, чтобы сдержаться и опускает глаза вниз. — Нравится? — Да, отлично. Набор полотенец — то, что мне было нужно. Это ответочка за чайный сервиз? Чимин часто-часто мотает головой, держа руки в карманах и ёжась от прохлады. — Замёрз? — спрашивает Чон и понимает, что сам он замёрз, причём очень сильно. — Нормально, — врет Чимин, боясь, что если вдруг скажет сейчас правду, то им придётся разойтись. А прощаться так не хочется. Хочется прижаться к любимому человеку, вдохнуть его запах в изгибе шеи и просидеть так целый день. — А ты? — Отлично себя чувствую, — тоже ложь, и Чимин чувствует это, смеётся, пряча лицо в воротнике ветровки. — Иногда я вспоминаю то время, когда мы жили в особняке. — Я стараюсь о нем не вспоминать, — честно отвечает Чимин, чувствуя, как сильнее начинает биться сердце. — Ничего хорошего не было. Чонгук принимает это высказывание на свой счёт, оттягивает ворот футболки и прикрывает глаза. Это так очевидно, что Чимин жалеет обо всем, что было между ними, что даже надеяться не на что. [1] А Чонгук надеется. С каждым разом начинает надеяться все сильнее, потому что Чимин видится с ним, разговаривает, зачем-то стремится к нему. — Почему ты здесь? — вдруг спрашивает Чонгук, и копается в карманах, доставая сигареты и тут же прикуривая, делая первую затяжку. Чимин пожимает плечами. — Поздравить тебя приехал. Ты же сказал, что не против. — Чимин, мы бывшие. Это странно, что ты приехал меня поздравить. Странно, что мы вообще общаемся. — Ты первый позвал меня в кафе, — напоминает Чимин и губы кусает от напряжения, потому что чувствует дыхание конца на своем затылке. Вот сейчас они решат, кто они друг для друга. — Со мной все понятно, но почему ты это делаешь, я не знаю. Чимин усмехается. — Как раз-таки, это со мной все понятно, а вот с тобой… ничего не ясно. Ты ничего не говоришь, а я не могу читать мысли. Чего ты хочешь, о чем думаешь. Ты очень редко говорил со мной о подобных вещах, поэтому я не могу догадаться, почему ты ищешь со мной общения, спустя столько времени. Секс? — Секс не то, что держит меня возле тебя, — признаётся Чонгук, докуривая сигарету, — хотя ты лучший в моей жизни. Чимин шумно сглатывает и зарывается ещё глубже в свой воротник. — Ты тоже был лучшим для меня, — и это абсолютная правда. Чимин никогда и ни с кем не испытывал ничего подобного. — Я должен поблагодарить тебя. Если бы не ты, я бы до сих пор жил с человеком, так до конца и осознавая, каким ужасным он может быть. Мы виделись. Виделись, и он даже не сказал, что сожалеет. Кажется, он доволен тем, что сделал. Сказал, что не хотел ребёнка от меня. Не хотел иметь со мной ничего общего… боялся, что общий ребёнок будет похож на меня. И он убил его поэтому. Чонгук не знает, что ответить. Если бы он услышал это своими ушами, просто врезал бы этому чокнутому. — Он за решёткой, не думай о нем. — Через год его освободят и… — И он никак не будет фигурировать в твоей жизни, поверь. А если вздумает, то пожалеет. Я не позволю ему трогать тебя. — Почему? — Чимин оборачивается к Чонгуку, двигается ближе и берет под руку, как в тот день, когда они прощались. Его рука ползёт вниз, ладонь касается ладони и пальцы переплетается с пальцами. Чонгук вздрагивает всем телом. Ощущение запаха Чимина, аромат его шампуня, прикосновения кожи к коже, сердце замирает. Любовь дарит невероятные эмоции, вот сейчас Чонгук понимает это. Все органы внутри подбираются, а тело покрывается мурашками. Чимин понятия не имеет, как умеет управлять, как умеет подчинять, ставить на колени. — Знаешь, о чем я думал? — вдруг сглатывает Чонгук, прикладывая ладонь к груди, из которого вот-вот норовит выпрыгнуть сердце. — Есть ли что-то в этом мире, способное вернуть тебя мне… Чимин прикрывает глаза, думая только о том, что, если сейчас Чонгук скажет что-то, на что он так рассчитывает, он позволит себе попробовать. Ведь за попытку никто не накажет, а вот вознаградить могут. И от этой мысли даже дышать становится труднее, ведь он слышал все, что Чонгук рассказывал в тот день на групповой терапии, о нем, в том числе. Почему нельзя сказать этого в глаза тому, к кому испытываешь чувства?! Почему нельзя дать этот шанс — поверить. Ведь он уже разбил Чимину сердце, и это не прошло бесследно. Два года ушло на то, чтобы избавиться от страхов. Два года лечения души, два года, лишь бы позволить себе эту дерзость — простить, забыть прошлое, перестать бояться и вручить свою жизнь в руки другого человека, со словами: «Бери и делай, что хочешь». Только Чимин не знает, готов ли Чонгук взять. Вдруг, нет. Что, если нет?! Что тогда делать? — И? Нашёл что-нибудь? — Не знаю. Это может быть только твой выбор, но что-то внутри мне подсказывает, что ты этого не хочешь. Боишься, потому что я не такой, как ты, — Чонгук сильнее сжимает своими пальцами чужие ледяные. — Боюсь. Боюсь, что ты не сможешь почувствовать ко мне то же, что чувствую к тебе я. Боюсь, что однажды все повторится. Боюсь, что мы не справимся. Я работал над тем, чтобы перестать бояться и забыть о тебе, только мне удалось первое, и то не до конца. Я все ещё боюсь, но невозможно чувствовать так сильно и не испытывать ни страха, ни боли. Такая сильная… — он хочет произнести это слово, но запинается, глотая его, думая, что Чонгук и так поймёт… — не способна обойтись без этого. Ты ведь знаешь это? Потому что сейчас я могу сто процентов сказать, что я знаю… знаю все, что ты испытываешь. Потому что ты такой же, как и я. Сомневаешься, мечешься, чувствуешь, что мир из-под ног уходит, но все равно вопреки всему стремишься ко мне. Сейчас. И всегда. Я вижу это в твоих глазах и чувствую в том, как ты сжимаешь мою руку, и в каждом самом крошечном и незначительном слове. Я знаю все. И я хочу, чтобы мы попробовали дать друг другу шанс, чтобы в конце, если вдруг ничего не получится, быть уверенным, что я сделал все. Я боролся каждую минуту своей жизни, потому что я так… — Не надо… — вдруг испуганно перебивает Чонгук и чувствует первые ледяные капли, падающие с небес и разбивающиеся об его кожу. — Я знаю и без слов все, что ты хочешь сказать, — он громко сглатывает, потому что Чимин поднимает к нему лицо и смотрит своими невозможными глазами, в которых с самого начала была эта огромная Вселенная, наполненная мириадами звёзд, а в каждой звезде только его отражение — Чонгука. Мягкие, но холодные губы касаются обветренных губ Чонгука, а его нежные пальцы ложатся мужчине на шею, перебирая бриллианты украшения, с которого все началось в тот день, когда они впервые встретились, чтобы спасти друг друга или убить. И сейчас чувствуя эти нежные прикосновения, ощущая сладкое дыхание на своей щеке, чувствуя, как в горлу подступает ком, а глаза горят от непрошенных чувств, Чонгук убеждается в одном — ничто никогда не испытывалось также ярко, как этот поцелуй. Никто никогда не взрывал в его венах столько адреналиновых бомб. И ещё никогда он не чувствовал себя настолько полным и живым. Чонгук уже не понимает, что именно обжигает его щеки: слёзы или ледяной дождь, и отрывается, чтобы вздохнуть, потому что горло перекрывает так сильно, что он не может дышать. Он обнимает Чимина крепко, сцепляя руки на шее и пряча лицо в его волосах, всхлипывая и дрожа всем телом. Чимин тоже плачет, потому что боль и облегчение Чонгука чувствуются, как собственные. Его руки медленно проходятся по чужой спине, успокаивая, а сам Пак все ещё не до конца осознаёт происходящее. Хотя в глубине души понимает, что ему больше ничего не нужно, чтобы убедиться, и вопреки всем статьям из интернета, бумажек с диагнозами и возгласов учёных, поверить: любовь подвластна каждому, даже если это кажется невозможным. В их последнюю встречу два года назад казалось, что ничего невозможно возродить посреди этого пепелища, потому что та боль, которую они причинили друг другу за все время можно сравнить, разве что, с атомной войной. Чимин силился и искал в себе возможности жить дальше. Болел человеком долго и серьезно, но даже в те страшные моменты где-то в глубине души считал, что Чонгук — лучшее, что сотворила Вселенная, потому что именно его он полюбил искренне и отчаянно, несмотря на все обстоятельства. Именно этот человек подарил ему чувство, о котором он всегда мечтал. И этот подарок они преподнесли друг другу взаимно. Сожгли все и самих себя дотла, чтобы сейчас начать сначала. — Если ты знаешь все, что я хочу тебе сказать… — находит в себе силы прошептать Чимин, оставляя успокаивающий поцелуй у виска, — что ответишь? Холодный дождь проходит сквозь Чонгука, но внутри не просто тепло, там огонь, самый настоящий огонь, который горит только благодаря одному человеку, делая двух людей полными друг другом до самых краев. — Я в тебя тоже.