Теория государства и права для чайников

Штабные будни сливались  в постоянный калейдоскоп прямых эфиров, информационной войны с питерскими типографиями, звонков из регионов, командировок, митингов, задержаний, передачек и передач. Под штаб снимали офисное помещение на втором этаже —  жаль, с улицы просматривается, зато в центре, а про решетки на окнах Миша сказал, что это такая стилизация. Для поднятия боевого духа. За восемь с половиной месяцев кампании они уже многое переоценили и поняли: к примеру, что к некоторым вещам привыкнуть попросту невозможно. Как к обыскам и выпиливанию входной двери —  это только в первый раз страшно, а потом привыкаешь просто самое ценное на ночь не оставлять. Нельзя привыкнуть и к тому, что каждый митинг оборачивается штрафами и административными статьями, шумихой в прессе, нервами и бессонницей. Паша пытался бороться с периодическими проявлениями упаднических настроений, закупая оптом успокоительное и алкоголь по акции пять плюс один, Кондратий печатал и вешал на магнитную доску актуальные мемы. Последние дни всяк сюда входящего приветствовала собака в горящем доме. Трубецкой вежливо здоровался с ней с порога и мысленно обещал поднять за ее здоровье чашечку кофе. Потребовалось, как обычно, около пары недель, чтобы все окончательно улеглось; звонки от задержанных и адвокатов стали поступать все реже, пока не прекратились совсем, а над собакой Кондратия Миша написал зеленым маркером сакральный вопрос тысячелетия: «Как перестать беспокоиться и начать работать?» Ответа на него не было ни о у кого. Был почти полдень. Петя караулил у проходной курьера с новой партией кружек и значков, остальные сидели в тепле и курили бамбук, в смысле —  Пестель курил, и не бамбук, а обычные сигареты. — Почему я? — спросил в пустоту Сергей. — Почему не Муравьев? — А почему Муравьев? — пожал плечами Кондратий. — Он обаятельный и внушает доверие, — вздохнул Сергей. — И юрист. Миша спрыгнул с высокого стула и решительно заявил: — Муравьева не дам. Его слишком жалко. — А, может, вы меня спросите? — встрял Муравьев. —  Я нужнее «в поле». Это раз. Трубецкой наш председатель, ему и отдуваться. Это два. Паша перестал дымить в форточку, хлопнул окном, повернул ручку вниз и уселся на подоконник. Отхлебнул остывший кофе из типовой чашки «Нескафе» и меланхолично заметил: — Юридическое образование вызывает у нашего электората неприятные ассоциации. — Он покопался в телефоне (судя по характерному движению указательного пальца — пролистал галерею или твиттерскую ленту), вчитался в экран и многозначительно хмыкнул: — Вот, пожалуйста. «Лучше пусть будет экономист Трубецкой, или хотя бы филолог Рылеев, да хоть программист Пестель! Только не два вечных юриста-стабилизатора».  В комнате отдыха дефис кухне дефис подсобке дефис спальне для любителей ночевать на работе было свежо и пахло кофеином. Когда Паша закрыл окно, сквозить перестало, и от старой чугунной батареи повалил жар. Управляющая компания выставила чек на космическую сумму за установку кранов-регуляторов, так что пришлось обходиться старыми народными методами —  открытой форточкой, многослойной одеждой, тяжелыми шерстяными одеялами на трубах. Так и жили: офис обставили более-менее прилично, а этот закуток —  как придется.  Паша ретвитнул шутку с официальной страницы штаба. Миша неизящно хрюкнул, сдерживая смех. Из дверного проёма рабочего офисного пространства высунулась Аня: — Граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, хорош ржать и переводить казенный кофе! Сережа, пятиминутная готовность, и мы в эфире. Сергей тяжело вздохнул. Встав из-за стола, накинул на плечи пиджак, пригладил прическу, будто было, что приглаживать. Всем своим видом он демонстрировал бесконечную усталость и недовольство —  и, в общем, имел на это право с учетом всех последних событий. Сколько месяцев у него не было выходных? И ведь не сказать, что всей командой ему не предлагали. Так нет ведь: по собственной воле приходил сюда каждый день к десяти ноль-ноль, продолжая при этом рассказывать, каким непосильным грузом лежит на его плечах нежеланная ответственность. Впрочем, глаза у Трубецкого заинтересованно загорались каждый раз — и как бы он ни старался, всем было прекрасно известно, что первоначальное нежелание ввязываться в драку растаяло еще где-то на этапе первых поездок по городам необъятной Родины. Миша окинул его придирчивым художническим взглядом и показал большой палец. — Ну, я пошел. Каторгу отбывать, — страдающий кандидат кивнул на дверь. — Помяните добрым словом. Кондратий поймал его уже практически на выходе — тормознул за рукав, завозился, цепляя на лацкан маленький трехполосый значок. Дверь бесшумно закрылась, Миша переглянулся с Сережей, Паша закатил глаза. За стеной Аня скомандовала готовность три минуты.