Для Чего Нужны Истинные?

— Хен, ты сказал на семьдесят или шестьдесят градусов ставить? — крикнул Чимин, надеясь все же перекричать гудящий телевизор, а заодно и льющуюся из крана воду. Он стоял над стиральной машинкой, упершись в ее крышку локтями, сосредоточенно хмуря брови, силясь вспомнить последние инструкции Юнги, но находился все ближе к тому, чтобы признать свое поражение. Эта великая наука продолжала оставаться ему неподвластной, хотя Юнги с завидным терпением продолжал растолковывать ему самые элементарные вещи, подкрепляя свои слова картинками из инструкции к пользованию. И, наверное, Юнги был действительно хорошим учителем, потому что краем уха Чимин улавливал, как тот всегда начинал с самого начала, не повышал голос и объяснял все так, будто не говорил ни о чем подобном миллионы раз до этого. Но затем, сколько бы он ни старался оставаться максимально сконцентрированным на изучаемой теме, Чимин неизменно сбивался, глядя на то, как Юнги беззвучно шевелил губами в поисках нужной иллюстрации, как морщил нос и зажимал язык между зубами. Почему он раньше никогда не замечал, какими очаровательными были щеки Юнги? Такие слегка припухшие, делавшие его, когда он сильно поджимал губы, похожим на самого сладкого ребенка на свете. В такие минуты сознание Чимина пыталось напомнить ему, кто на самом деле из них двоих являлся хеном, но он оставался глух ко всему и только видел перед собой самое мягкое чудо в мире, в которое хотелось вжаться и не отпускать… — Ты что-то спросил? — Юнги вошел в ванную, держа руки в карманах. — Ага… — Чимин смущенно почесал затылок, стараясь не смотреть на омегу. Надо было хоть раз в жизни уже взять себя наконец в руки. — Правильно шестьдесят или семьдесят градусов? Извини, я опять все забыл, — понуро опустил голову Чимин. Как бы ему ни нравилось разглядывать Юнги, когда тот находился так близко к нему, что случалось на самом деле не так уж и часто, несмотря на то, что они жили вместе уже почти месяц, он все же чувствовал вину перед хеном за то, что заставлял его талдычить одно и то же по сто раз. С Чонгуком у него как-то никогда не возникало особого желания вникать во все эти бытовые вопросы. Он всегда помогал, если Чонгук о чем-то просил его, но никогда всерьез не задумывался о том, чтобы запомнить, на каком режиме нужно было гладить рубашки и в каком соотношении стоило разводить средство для мытья посуды, чтобы оно лучше пенилось. Но с Юнги дело, естественно, обстояло иначе. И Чимин был серьезно настроен преоделеть себя и усвоить хотя бы самое основное. — Ничего. Ты и так вовсе не обязан заниматься такими вещами, — пожал плечами Юнги, и Чимину захотелось ударить себя. Потому что прошел почти месяц, а ему так и не удалось показать хену, что тот действительно мог положиться на него абсолютно во всем. — Спасибо, что пытаешься, — Юнги улыбнулся уголками губ, но Чимину и этого хватило, чтобы окончательно скатиться в самоуничижение. Чудесный хен еще и благодарил его… — На шестьдесят поставь. И пойдем есть, Чимин-а. — Ага, — по инерции кивнул Чимин, отворачиваясь к машинке, судорожно соображая, не показалось ли ему, или Юнги действительно слабо дернул плечом, чтобы взять его за руку, но вовремя остановил себя? Вообще с тех пор, как он переехал, их отношения не то чтобы как-то радикально изменились, но Чимину все чаще мерещилось ощущение некоторой неловкости между ними. Оно и прежде периодически возникало, но сейчас чувствовалось совершенно по-другому. Больше не осталось былой враждебности и недоверия друг к другу, но Чимин ловил себя на мысли, что его хен будто старался сдерживать себя во всех своих проявлениях. Юнги обходил его за километр в собственной тесной квартирке, практически не позволял дотрагиваться до себя и в целом старался держать дистанцию, хотя во время полюбившихся им обоим ежедневных вечерних посиделок с кружками горячего смородинового чая и сухофруктами он всегда вел себя очень естественно и открыто поддерживал разговор, продолжая выдавать рандомные сведения о своем прошлом. И это ужасно сбивало с толку. Казалось, что Юнги вроде как был бы и рад позволить себе немного больше (хотя что именно он вкладывал в это понятие «большее», Чимин и сам не знал), но постоянно одергивал себя, считая, что это было неуместно или неправильно, или потому что боялся, что все может закончиться так же быстро, как и началось (хотя еще ничего толком и не началось). И Чимин не мог винить его за проявление осторожности, тем более в их ситуации, тем более с учетом того, как он поступил с хеном в прошлый раз. И все же становилось нестерпимо больно от того, что он никак не мог понять, что ему нужно было сделать, чтобы заставить омегу изменить свое мнение. Потому что в то же время сам Чимин где-то ближе к окончанию второй недели их совместного проживания вдруг понял, что, похоже, влип по самую макушку. Он говорил тогда Чонгуку, что Юнги нравится ему, но в тот момент вообще плохо соображал и, возможно, просто хотел задеть омегу посильнее, до конца не понимая, в каком именно значении использовал слово «нравится» (хотя самому себе он тоже уже в этом признавался, но тогда как будто не понимая всего в полной мере). Но теперь было ясно как день, что в том самом. В том, от которого, раз осознав его, уже не сбежишь, и которое с каждым днем становилось все явственнее. Он многое не мог увидеть, встречаясь с Юнги всего лишь по вечерам после работы на несколько часов, но теперь, после того как они начали жить вместе, стало очевидно, что ему в его омеге нравилось абсолютно все. То, каким предупредительным был Юнги, как он всегда спрашивал, как Чимин провел свой день, делая при этом вид, что спрашивает исключительно из приличия, а не потому что ему интересно; как увлеченно рассказывал об очередных фактах, которые он почерпнул из Интернета, пока Чимин был на работе; как странно пританцовывал, пока мыл посуду; и как поочередно сонно прикрывал то один глаз, то другой, все же обязательно досматривая до конца программу с дебатами на разные философские темы. Чимин, правда, к этому моменту уже всегда засыпал под монотонный голос седовласого ведущего передачи, но последним, что он видел, был мягко улыбающийся Юнги, который, кажется, наконец успокаивался, потому что еще один день прошел без каких-либо потрясений. И Чимин не мог продолжать отрицать, что, похоже, все сильнее с каждым днем влюблялся в собственного истинного, с которым должен был сойтись еще сто лет назад и которого он по собственной непроходимой тупости чуть было не упустил. Тот факт, что Юнги простил его за это, кстати, тоже определенно только усиливал его чувства. В целом же рядом с Юнги он просто наконец ощущал себя так, будто попал домой. Было не то чтобы очень удобно спать на полу (хотя Юнги смущенно пытался убедить его спать вместе на кровати, но Чимин отказался наотрез, не желая стеснять омегу, но еще больше волнуясь по поводу того, что он мог нечаянно ударить Юнги в живот во сне), но по венам Чимина растекалось блаженное спокойствие, когда он, просыпаясь посреди ночи, слышал мерное и тихое посапывание Юнги. В такие моменты особенно сильно хотелось плюнуть на все и забраться к хену на кровать, чтобы аккуратно обнять его, защищая собой со всех сторон, и позволить себе утонуть в его заспанной уютной мягкости, но изо дня в день ему приходилось сдерживать себя. Потому что в какой-то момент Чимин обнаружил кое-что еще. Не то чтобы это не было закономерно и не должно было случиться рано или поздно. Ведь он и раньше находил Юнги весьма привлекательным, даже в то время, когда они еще были на ножах. Но за последние недели Юнги заметно округлился, хотя живот еще не был виден настолько, чтобы можно было с уверенностью сказать, что он был беременным. И все же Чимину произошедшие с его омегой изменения казались довольно очевидными. Если прежде Юнги представлялся ему притягательным благодаря его стройной, поджарой фигуре, то теперь Чимин был вынужден признать что такой Юнги, немного поправившийся, с обозначившимися боками и пухловатыми щечками выглядел для него куда более аппетитным и желанным. На самом деле Чимин был уверен в том, что теперь Юнги нравился бы ему абсолютно любым, неважно, был бы он похож на миниатюрного борца сумо или на Тревора Резника из «Машиниста». А еще, возможно, это все было как-то связанно с определенными феромонами, которые источал Юнги, но в иное время Чимин едва успевал себя одергивать, чтобы не обнаглеть и не пощупать проходящего мимо омегу за манящие бедра. Не говоря уже о том, каких усилий Чимину стоило отвлекать себя и не засматриваться на в очередной раз наклонившегося за чем-то к полу Юнги. Потому что его филейная часть и прежде была довольно выразительной, но теперь словно примагничивала к себе взгляд; стоило ей только замелькать на горизонте, и Чимин уже ничего больше не видел перед собой. Было довольно стыдно и неловко перед Юнги, потому как с его стороны Чимин подобных проявлений не замечал (хотя, возможно, он был просто слишком занят своей проблемой), но, неосторожно обхватывая крепкий стояк сквозь брюки, сбежав от Юнги в туалет, он оправдывал себя тем, что вообще-то являлся взрослым, здоровым альфой, живущим под одной крышей со своим истинным омегой, который пах просто крышесносно, даже несмотря на то, что вроде как запах во время беременности должен был наоборот ослабеть. И Чимин был невероятно благодарен Чонгуку, что тот все это время не подавал никаких признаков жизни, позволяя ему с головой погружаться в новые захватывающие ощущения. Чимину казалось, что наконец ему удалось вырвать из своего сердца тянущий на дно якорь, который последние годы отравлял его жизнь. И порой он все еще испытывал вину перед Чонгуком за то, что все так вышло, за то, что тот сейчас наверняка сидел в пустой квартире и накручивал себя, но не мог противостоять своему желанию быть счастливым рядом с Юнги. За все время его проживания у омеги Чонгук только однажды ему написал, что если ему негде жить, то он может посоветовать для съема квартиру какого-то своего знакомого, на что Чимин поблагодарил его и отказался от любезного предложения, сообщив, что живет у Юнги. После этого Чонгук снова принялся играть в молчанку, что было Чимину только на руку. И подсознательно он понимал, что рано или поздно ему придется вернуться к решению этого вопроса, ведь они с Чонгуком все еще состояли в браке, но он предпочитал говорить таким мыслям: «Не сегодня». Только не тогда, когда он зависал в телефоне, сидя на кровати, пока Юнги лежал рядом, согнув ноги в коленях, слушая концерт классической музыки, который транслировали по телеку. — Как думаешь, кто это будет? — вдруг задумчиво протянул Юнги, заставляя Чимина посмотреть на него. — А? — В смысле ребенок. Думаешь, это будет альфа или омега? — Юнги продолжал неотрывно смотреть в экран, теперь размеренно и как-то слишком ласково поглаживая живот, а Чимина тут же бросило в холодный пот. Это был первый раз, когда они вот так открыто обсуждали тему беременности с этой стороны. И Чимин соврал бы, если бы сказал, что это не пугало его до чертиков. Потому что все, что было связано с рождением ребенка, одновременно было связано и с Чонгуком, а он старался пока бежать от этих мыслей как от огня. И все же они не могли избегать этот вопрос вечно. — Не знаю, я как-то не думал об этом, — пожал плечами Чимин, надеясь, что он не прозвучал слишком равнодушным. — А кого бы ты хотел? — Юнги задрал голову и посмотрел на Чимина. — Наверное… — шестеренки в голове Чимина судорожно закрутились. Он действительно никогда не рассуждал даже с самим собой, кого больше хотел. Наверное, потому что в общем-то никого. Но ребенок ведь не был виноват в том, что его родители оказались такими безответственными идиотами, так что, тяжко вздыхая, Чимину приходилось признавать, что в случае чего, если Чонгук не захочет сделать так, как они договаривались (а теперь Чимин был в этом уверен почти на сто процентов), ему придется взять все заботы о ребенке на себя. И раз так, то пусть это хотя бы будет омега. — Омегу. Я бы хотел омегу, — Чимин кивнул в подтверждение своих слов и вязко сглотнул, то ли от того, что произнес нечто подобное вслух впервые, то ли от того, что Юнги провел кончиком языка по своим влажно блестевшим губам. — А почему? — Омеги милые? — предположил Чимин. — Это ты мне скажи, — Юнги хрипло рассмеялся, все же возвращая голову в комфортное положение. — Наверное, мне бы хотелось, чтобы у меня по дому ходил кто-то добрый и покладистый, — немного помолчав, сказал Чимин. — Я бы баловал его, а еще не подпускал бы к нему никого. А он бы заботился обо мне, потому что омеги действительно очень милые, — «а еще потому что альфы — идиоты, с которыми лучше не связываться». — Да, пожалуй, что так, — согласился Юнги и затих, так что Чимин успел снова вернуться к просмотру последних новостей в мире, когда он вдруг снова заговорил, заставляя его содрогнуться всем телом от услышанного, потому что, несмотря на то, что они жили вместе, хорошо ладили, понимали друг друга с полуслова и делали много чего еще, это все еще заставляло сердце останавливаться, выжимая из себя всю кровь до последней капли. — Я бы тоже хотел омегу, будь у меня свой ребенок.

***

— Эй, Юнги-хен, не волнуйся, все будет в порядке, — тихо проговорил Чимин, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих, осторожно придвигая свою ладонь ближе к руке омеги. Осталось только улучить момент, и накрыть его руку своей… — Ага, — пробормотал в ответ Юнги, нервно тряся ногой и глядя прямо перед собой. Разумеется, он знал, что все будет в порядке. Во всяком случае был практически полностью в этом уверен, потому что после того попадания в больницу он старался гораздо ответственнее следить за своим состоянием, да и присутствие рядом Чимина на физическом уровне благотворно влияло на него, так что у него не было никаких жалоб и беспокойств. Спина постепенно начинала немного болеть, иногда руки тоже, еще порой его мучала изжога, но в целом ничего криминального. Так что Юнги не особенно волновался о том, как пройдет УЗИ. Это был его четвертый раз, и он давным-давно успел поладить с врачом и привыкнуть к малоприятному ощущению холодного склизкого геля на своем животе. Но впервые он пришел сюда не один и теперь ничего не мог поделать с тем, что его лихорадило от мысли, что Чимин, его истинный альфа, отец ребенка, войдет с ним в этот кабинет, а затем услышит, как бьется маленькое, еще совсем хрупкое сердечко. И Юнги был уверен, что это все изменит, но страшился того, что не знал, каким именно образом. Он прежде тоже не верил в эту чепуху с чудодейственным эффектом присутствия на УЗИ, пока не прочувствовал это на себе. Когда ему в первый раз дали послушать биение сердца и показали на экране еще совсем крошечный плод, он потерял дар речи и долго не мог прийти в себя. А ведь это даже был не его ребенок. Но сам факт того, что он мог подарить кому-то жизнь, поразил его до глубины души. Конечно, он всегда знал о том, что омеги обладают такой способностью, но это все равно оставалось для него лишь пониманием на каком-то далеком теоретическом уровне, но теперь он мог убедиться в этом воочию, и от этого кружилась голова. Что было еще страшнее, так это то, что сегодня они должны были узнать пол ребенка. Вообще-то он мог бы сделать это и во время прошлого УЗИ, но как-то забыл поинтересоваться, будучи в общем-то не слишком в этом заинтересованным. Но теперь, когда Чимин фактически жил с ним, отчего в нем то и дело просыпалось это ужасное, неискоренимое, от которого срочно надо было избавляться, ощущение того, что у него наконец постепенно появлялась семья, эта информация уже больше не казалась бесполезной. — Ты же соблюдаешь все рекомендации. Витамины пьешь вовремя, правильно питаешься, не переутомляешься, — продолжил успокаивать его Чимин и, наконец набравшись смелости, положил свою ладонь поверх руки Юнги, тут же ощущая легкое дрожание. На самом деле Чимин и сам был бы не против сейчас забиться в угол и сжаться там, чтобы никто его не трогал. Потому что, черт возьми, он вообще-то собирался в первый раз увидеть результат их с Чонгуком необдуманных решений. Но все его собственное волнение с лихвой перекрывалось обеспокоенностью тем, каким бледным был Юнги, так что он предпочитал не думать о себе, сосредотачиваясь на том, чтобы обеспечить комфорт и спокойствие своему омеге, насколько это вообще было возможно. — Ты такой молодец и так хорошо со всем справляешься. Сначала все было не так, но сейчас я понимаю, что ты — единственный, кому я мог бы доверить своего ребенка, — он наклонился ниже к Юнги, принимаясь шептать ему на ухо, теперь уже не только потому, что не хотел потревожить всю следующую за ними очередь, но и потому что был бы не в состоянии говорить такие вещи громче. Это было слишком интимно, и отдавалось стыдливым румянцем на щеках, но Чимин не мог противостоять своему желанию продолжать бормотать какие-то умильные глупости своему омеге, который сейчас явно не воспринимал ничего из происходящего вокруг него. Зато это позволяло Чимину беззастенчиво жаться к нему сильнее, впечатываясь грудью в его плечо, так что он не особенно возражал против того, что Юнги игнорировал его порывы. Когда они вошли внутрь, наконец дождавшись загоревшуюся зеленую лампочку, Чимин принялся активно крутить головой по сторонам. Не то чтобы в кабинете УЗИ было на что посмотреть, но он просто не мог себя заставить спокойно сесть и наблюдать за тем, как Юнги о чем-то мило беседует с врачом, укладываясь на кушетку. — А вы — отец ребенка? Чимин не сразу понял, что вопрос был обращен к нему. Он сперва заметил, как вдруг застыл на месте Юнги, уставляясь на него широко распахнутыми глазами, явно застигнутый врасплох, и только потом еще раз прокрутил уже более осознанно воспринятые на автомате слова. — Я… — Чимин приоткрыл рот и замер, внезапно вспоминая, как его уже однажды спросили об этом и как он замялся, после чего все же сказав то, что являлось правдой. Хорошо, что теперь это произнести было куда легче. — Да, я — отец. — Это так здорово, что вы тоже пришли, — воодушевился врач, разворачиваясь наконец к монитору, а Чимин в то же время заметил, как слабо дернулись уголки губ Юнги, и ему показалось, что он уловил едва заметно проступившее на лице омеги облегчение. — Юнги обычно был один, но вы знаете, в таких вопросах поддержка пары всегда очень важна, — проговорил он, нанося гель на живот Юнги и размазывая его датчиком. — Согласен, — кивнул Чимин, после чего внимательно посмотрел на Юнги, жалея о том, что не мог сейчас удерживать с ним зрительный контакт и наблюдать за его реакцией. — Поэтому больше он один ходить не будет. — Так, ну давайте посмотрим, что тут у нас, — голос мужчины из приветливого в мгновение ока превратился в профессионально сосредоточенный. — Ага, матка в норме. Есть небольшой тонус, но ничего страшного. Главное — избегайте поводов для стресса, больше гуляйте на свежем воздухе, высыпайтесь, и все будет хорошо. В целом плод развивается в пределах нормы, никаких патологий нет. Давайте послушаем сердцебиение. Стоило врачу нажать на какую-то кнопку, как сердце Чимина мигом ухнуло вниз. Он и так едва держался, разрываясь между уже довольно привычным беспокойством за Юнги и обрушившимся на его голову ошеломлением от того, что он видел на экране. Эти крошечные ручки и ножки, маленькую головку, и слегка приоткрытый глаз, от вида которого его сначала бросило в дрожь. А теперь он слышал это глухое уханье, и земля уходила у него из-под ног, потому что все внезапно стало таким реальным, как никогда прежде. Потому что сейчас здесь был он, его истинный омега и их (хоть и с некоторыми оговорками) ребенок, к которому Чимин был абсолютно не готов, которого он не хотел… и которого он бы ни за что теперь не скинул никакому Чонгуку, если бы только был уверен в том, что Юнги поддержит это решение и останется рядом с ним. — А можно узнать, кто у нас будет? — откашлявшись, спросил Чимин, все еще не отошедший от потрясения. Ему казалось, будто прямо на его глазах происходило рождение чуда, которое должно было коренным образом изменить всю его жизнь. Теперь наконец он понимал это. — Конечно, — тут же спохватился мужчина. — Надо было вообще-то сказать, когда Юнги приходил еще в прошлый раз, но мы с ним как-то оба позабыли об этом. Так… Ну что, поздравляю, у вас будет очаровательный омега. — Правда? — заторможенно уточнил Чимин, чувствуя себя полным дураком, но ему нужно было стопроцентное подтверждение. Потому что еще несколько дней назад они с Юнги говорили о том, что хотели бы именно омегу, и теперь он не мог поверить в то, что их пожелание действительно сбылось. — Ну, конечно, правда. Сказали же... — фыркнул Юнги, но Чимин слышал в его голосе, несмотря на все тщательные попытки скрыть это, отзвуки искренней радости. — Ну что, тогда на этом все, можете собираться, — сказал врач, устанавливая датчик на место и протягивая Юнги салфетки. — Главное — берегите себя. Осталось уже не так долго ждать, — и Чимин на это смог только кивнуть, с паникой осознавая, что да, времени осталось не так уж и много. Наконец выйдя из клиники, они неторопливо побрели по улице, погруженный каждый в свои мысли. У Чимина в голове царил какой-то невозможный сумбур, потому что он не знал, за что надо было хвататься прежде всего. Рассказать Юнги, что он наконец раскрыл глаза и понял, насколько бесценным на самом деле был его истинный? Окончательно разобраться с Чонгуком? И что вообще он подразумевал под этим «разобраться»? Начать готовиться к рождению ребенка? За что бы он не брался, выходило так, что все эти вопросы были неразрывно сцеплены между собой, и он никак не мог нащупать кончик нити, который позволил бы ему распутать весь клубок. — Ты должен позвонить Чонгуку, — вдруг довольно жестко произнес Юнги, вытаскивая Чимина из его мыслей. — Что? Зачем? — Чимин смутился, мотая головой из стороны в сторону. Он никак не ожидал, что после такого события Юнги первым делом решит заговорить о Чонгуке. Но… Видимо, Юнги в отличие от него все же удавалось мыслить здраво. Ведь он был прав, и как бы там ни было, пока они ничего не решили, Чонгук имел право знать, кто у него родится. — Ты и сам знаешь зачем, — пожал плечами Юнги, не в силах поднять голову на Чимина. — Он должен знать, даже несмотря на то, что вы в ссоре, — Чимин ощутимо вздрогнул. Потому что то, что происходило между ним и Чонгуком однозначно не умещалось в такое маленькое слово «ссора». — Ты хочешь, чтобы я сделал это прямо сейчас? — уточнил Чимин. — Да, уж лучше сразу. И вам все равно давно пора поговорить. Они остановились в маленьком сквере, и Юнги грузно опустился на лавочку, все еще не отрывая взгляда от асфальта. — Ладно, раз ты так хочешь, — согласился Чимин и отошел в сторону. Несмотря на то, что он признавал, что в словах Юнги имелась определенная логика, все равно было довольно обидно, что хен вот так вот сухо толкал его в сторону Чонгука, вместо того, чтобы, например, обсудить и вместе порадоваться тому, что родится омега, или тому, что беременность протекает хорошо, потому что Чимина до сих пробирало до костей от воспоминаний о том, как Юнги в прошлый раз попал в больницу. И он не был уверен, что сможет пережить этот стресс снова. Юнги не считал, сколько времени длился разговор Чимина. Тот ушел достаточно далеко, чтобы его не было слышно, так что теперь Юнги был предоставлен самому себе и своим мрачным мыслям. Теперь у него появилась возможность в тишине хотя бы попытаться разобраться в том, был ли он больше рад или разочарован из-за полученной новости. Он помнил их разговор, случившийся накануне, и потому, с одной стороны, испытывал счастье, ведь Чимин получит то, чего хотел (мало того что ребенка в принципе, так еще и желаемого вида), но с другой… Последние недели были слишком хороши, хоть он и старался изо всех сил сохранять дистанцию и не позволять себе привязываться к Чимину. И, пожалуй, не было смысла говорить о том, с каким оглушительным треском он провалился. Он стойко избегал прикосновений Чимина, всегда оставаясь начеку, втайне мечтая о том, чтобы альфа все же внаглую решился нарушить его личное пространство, не оставляя ему никаких вариантов. Он, правда, не учел того, что Чимин действительно оказался слишком внимательным и заботливым, чтобы лезть туда, куда не просили. Но в целом Чимину и не нужно было совершать никаких активных действий, чтобы он чувствовал, как его изначально физиологическое влечение и убежденность в том, что истинные пары должны быть вместе, постепенно перетекали в разрастающуюся и заполняющую все его сердце влюбленность. Ему нравилось проводить время с Чимином, нравилось то ощущение безопасности, которое охватывало его, когда его альфа оказывался где-то поблизости, нравилось разделять тишину по вечерам, сидя на одной кровати, когда каждый из них был занят своим делом, нравилось то, как Чимин прислушивался к нему, потому что прежде он слышал о том, что некоторые альфы имели склонность подавлять волю своих омег, но уютный Чимин был просто не способен на такое, и Юнги чувствовал, как все мгновенно пропитывалось гармонией, когда они наконец оказывались у него дома вечером после очередного дня. А еще Юнги думал, что медленно, но по четко выверенному курсу он приближался к тому, чтобы произнести вслух, насколько сильно он не хотел, чтобы Чимин уходил, не хотел отдавать Чонгуку то, что должно было принадлежать только ему. Вот только его желания никогда не имели никакого веса, а Чонгук все еще оставался мужем Чимина, даже несмотря на временный разлад в их отношениях, так что ждать и надеяться было не на что. Разве только на то, что Чимина не будет достаточно долго, чтобы мокрые дорожки на его щеках успели высохнуть и остаться незамеченными. — Хен, что случилось? — Юнги медленно прикрыл глаза. Как он и говорил, его желания никогда не имели никакого значения. Голос Чимина звучал до невозможного напуганным, и Юнги одновременно хотелось обнять его, чтобы успокоить и успокоиться самому, а еще ударить побольнее, заехать кулаком в челюсть, может быть даже сломать нос. Потому что нельзя так себя вести, нельзя так беспокоиться о том, с кем не состоишь в отношениях и никогда не будешь. — Хен? — Юнги почувствовал, как на его плечо мягко опустилась чужая рука, не слишком сильно, чтобы не сделать больно, но достаточно ощутимо, чтобы в полной мере передать всю встревоженность. — Все в порядке, — Юнги резко поднялся на ноги, отворачиваясь от Чимина и скидывая его руку. Он не мог позволить себе поддаться очарованию Чимина. — Идем домой, раз ты закончил, — и он уверенным шагом двинулся вперед, не дожидаясь альфу. За все время пути ни один из них так и не проронил ни звука. Юнги продолжал то ли злиться на Чимина за то, что тот был таким замечательным и чутким, то ли восхищаться этим, в то время как Чимин, который тут же задвинул все собственные переживания, все топтался на месте, не зная, с какой стороны подойти к хену. Видеть слезы в глазах Юнги… Юнги, который вообще-то был самым сильным человеком из всех, кого он знал, который являлся для него в этом отношении примером, вдруг позволил чему-то взять верх над собой? Чимин не мог вообразить, что должно было послужить причиной для этого. Маленький ядовитый червячок, прогрызший в его сердце не одну дырку, тихо нашептывал что-то о том, что все дело было в нем самом, в том, что хен тоже испытывал к нему симпатию и ревновал к Чонгуку, но Чимин отметал эти крамольные мысли. Он боялся оскорбить хена такими предположениями. Да, между ними что-то происходило. Это было ясно наверняка, потому что их отношения слишком быстро и слишком кардинально изменились после всего, что произошло в их подростковые годы. И все же Чимин не был уверен в том, насколько серьезно Юнги относился ко всему, и не собирался давить на него. — Чонгук порадовался, что будет омега? — спросил Юнги, когда они возились у него на кухне, заваривая чай. И у Чимина в который раз екнуло сердце. Потому что опять этот хен прервал молчание только ради того, чтобы поговорить о Чонгуке… — Ну… — неуверенно протянул Чимин. У них с Чонгуком получился довольно странный разговор. Тот, судя по стоявшему вокруг него гулу, снова был в клубе и явно успел выпить, потому как поприветствовал альфу он как-то уж слишком воодушевленно. Но когда Чимин озвучил, зачем он собственно звонил, Чонгук внезапно переменился и попросил подождать пару минут, и, видимо, вышел на улицу, потому что музыка заметно стихла и Чимин перестал непроизвольно морщиться буквально каждую секунду. Чонгук поинтересовался у него, когда он собирается перестать валять дурака и наконец вернуться домой, а еще спросил, не стыдно ли ему доводить своего омегу до нервного срыва, что Чимин благополучно проигнорировал. А затем он заставил Чонгука молча выслушать его речь о том, что с ребенком все в порядке и что будет омега, а еще что вообще-то он не особенно хотел звонить, но сделал это из чувства долга, потому что они оба являлись родителями и должны были вместе нести ответственность, а не взваливать все на плечи Юнги. Услышав столь ненавистное имя, Чонгук тут же взъелся и рявкнул, что не собирается разбираться с этим всем и что пусть все решает тот, кто залетел, после чего сбросил вызов, оставляя Чимина недоуменно хлопать глазами. Неужели Чонгук всегда был таким неуравновешенным? Ведь нет же. Вроде… Ну, подумаешь, ждал, учась в школе, что истинный Чимина выскочит на них откуда-нибудь из-за угла, так с кем не бывает. Но то, что происходило теперь, выходило за все возможные рамки. И Чимин подсознательно чувствовал, что здесь не обошлось без активного вмешательства Джинена, который всегда был с ним в контрах. Не то чтобы Чимин боялся того, что Джинен может настроить Чонгука против него. От их отношений все равно уже ничего не осталось, так что какая была разница. Но по старой памяти он все равно продолжал волноваться о том, что Чонгук проводил слишком много своего времени не с теми людьми, которые утягивали его вслед за собой на кривую дорожку. С другой стороны, Чонгук был достаточно взрослым, чтобы самому разобраться со всем, а у Чимина на руках все еще оставался беременный Юнги, которому требовалось максимальное внимание, и он однозначно не собирался отказывать хену в этом. — Типа того. На самом деле не думаю, что этот вопрос являлся принципиальным для него, — наконец поговорил Чимин после длительной паузы. — Это правильно, — кивнул Юнги, заливая чай кипятком. — Не то что мы с тобой. Сидели выбирали. Если ребенок все равно будет, надо любить его, кем бы он ни родился. — Да, конечно, — отрешенно согласился Чимин, все еще не понимая, что сегодня нашло на хена и почему тот так упорно продолжал разговоры на темы, связанные с Чонгуком. — Вы договорились, когда пойдете выбирать вещи? Надо ведь уже готовиться вовсю. Осталось не так много времени. И надо купить хотя бы самое основное. — Хен… — Особенно коляску и одежду на первое время тоже. Всякие соски, — продолжал с нездоровым возбуждением говорить Юнги, все еще стоя к Чимину спиной и вытирая со стола воду, которую он случайно разлил. — Хорошо, что у Чонгука денег много. Сможете позволить себе все, что захотите. А ребенку ведь нужно давать все самое лучшее. — Хен, перестань! — Чимин резко прикусил губу, испугавшись, что прозвучал слишком резко, но он больше не мог это слушать. — Мы с Чонгуком никуда не пойдем и ничего не будем вместе выбирать. — Но вы… Вы же должны это сделать, — Юнги в непонимании развернулся к нему, и Чимин увидел, как его глаза лихорадочно бегали из стороны в сторону, а на щеках проступил румянец. Так, что там врач говорил о том, что Юнги нельзя волноваться?.. — Когда, если не сейчас? Потом уже поздно будет. Такие вещи надо решать заранее. — Хен, прекрати. О чем ты вообще говоришь? — Чимин рвано выдохнул. — Я уже месяц живу у тебя, и ты прекрасно знаешь, что с Чонгуком мы не общаемся. И я говорил тебе о том, что мы довольно сильно разругались. Не просто поссорились и теперь мнемся, не решаясь попросить прощения. Мы разъехались. Все, хен, больше ничего не будет! — грудь Чимина судорожно вздымалась, пока он впервые проговаривал вслух то, что так долго крутилось в его голове. — Никаких совместных походов и детей. Только необходимость решить, с кем останется ребенок. Вот и все. Ты из-за этого тогда в парке так сильно расстроился? — Чимин смотрел прямо Юнги в глаза, и все его мысли о том, что надо было проявить деликатность и не трогать омегу, не дергать его лишний раз, позволяя спокойно разбираться в своих чувствах, все это отступило куда-то на задний план. Но зато наконец пробудилась его природная сущность, которая требовала от него проявить упорство и вывести омегу на чистую воду, раз уж тот с таким упрямством продолжал возвращаться к теме с Чонгуком снова и снова. В конце концов рано или поздно подобный разговор должен был состояться между ними. Они были истинными, и это просто не могло пройти бесследно и остаться не принятым во внимание, только не теперь, когда они оба (Чимин) поняли, что на самом деле не испытывали никаких негативных чувств к друг другу и напротив составляли весьма гармоничный тандем. Так почему бы этому было случиться не сейчас? — Я… Вовсе нет, — вспыхнул Юнги, пойманный с поличным и не знающий, как ему нужно было себя вести. Слова Чимина, конечно, подбадривали и воодушевляли его, но не настолько сильно, чтобы отбросить в сторону здравый смысл и напрочь забыть о штампе в паспорте. Жизнь научила его относиться ко всему с осторожностью, и он не был готов вот так просто поверить в то, что Вселенная все же наконец улыбнулась ему, даже если речь шла о Чимине, которому он единственному доверял, как самому себе, хоть и тщательно скрывал это. — Тогда скажи, в чем было дело? Потому что я не понимаю, — Чимин обреченно выдохнул, слегка разводя руки в стороны. — Я не понимаю, что мне надо сделать, чтобы ты доверился мне. Я знаю, что повел себя как мудак тогда, очень давно. Но я надеялся, что особенно за последние недели смог показать, как я на самом деле отношусь к тебе. И… Извини, если нет, потому что я и сам все еще путаюсь в том, что творится у меня в голове. Но… Я думаю, ты мне нравишься, — рот Юнги приоткрылся, и его зрачки расширились еще сильнее. — И очень сильно, хен. И прости, что я вот так вываливаю это на тебя. Я не хотел тебя пугать и думал молча ждать столько, сколько потребуется. Но я больше не могу слушать твои вопросы про Чонгука и видеть, каким подавленным ты становишься, когда об этом заходит речь. — Чимин-а… — у Юнги резко пересохло в горле, и он никак не мог пошевелить языком, чтобы ответить хоть что-то. А может, дело заключалось в том, что он просто не знал, как на это отреагировать. Чимин сказал, что он нравится ему… Думал ли Юнги еще пару часов назад, что услышит что-то подобное? Нет… — Ну что, хен? Чимин посмотрел на Юнги еще несколько мгновений, шумно дыша, а потом почувствовал, как что-то щелкнуло в его голове, а затем он пошел вперед, словно на автопилоте. Следующим, что Чимин осознал, были мягкие, влажноватые плотно сомкнутые губы Юнги под его собственными и его руки у омеги на талии. Он стоял, крепко зажмурившись, боясь пошевелиться, стараясь только чуть сильнее прижаться к Юнги, чтобы, если это был их последний поцелуй, он мог уйти в могилу с все таким же ярким ощущением вкуса губ Юнги, как сейчас. Ни один их самый мокрый, самый развязный, несдержанный поцелуй с Чонгуком не мог сравниться с этим трогательным, невинным прикосновением. И Чимину хотелось большего, хотелось проникнуть языком в чужой рот, хотелось пощекотать чужое нёбо, пройтись по ровным белым зубам, услышать тихий стон в ответ на свои действия. Но позже, много позже. Сейчас он хотел, чтобы только Юнги позволил себе довериться ему, чтобы позволил сделать этот шаг ему навстречу. И он был искренне уверен в том, что после его признания это произойдет, что вот еще немного, совсем чуть-чуть и хен сдастся… А потом он почувствовал сильный толчок в грудь и от неожиданности отступил на несколько шагов назад. — Не надо так… — прошептал Юнги подрагивающими губами и тут же выскочил из кухни, оставляя опешившего Чимина решать, стоило ли пойти и разобраться во всем до конца, или нужно было дать омеге немного личного пространства. Чимин обнаружил Юнги, сидящим на полу в ванной комнате. Он крепко обнимал согнутые в коленях ноги, уткнувшись носом промеж них. Чимин не видел его лица, но потому, как тряслась спина хена, было ясно, что он снова беззвучно плакал. Дважды за день… Чимин прикрыл глаза, выдыхая. Может, это все из-за гормонов? А не потому что он такой придурок, что только и делает, что доводит своего омегу до истерики. — Прости меня, — тихо проговорил Чимин, усевшись рядом с Юнги и приобняв его одной рукой, прижал его к себе, не встретив никакого сопротивления. Юнги только покачал головой. — Я не хотел тебя обидеть, — горько вздохнул Чимин, пытаясь понять, что ему нужно было сказать, чтобы хен простил его. — Я никогда не стану целоваться с тем, кто состоит в браке, — сдавленно и едва слышно пробормотал Юнги, но Чимин все равно его расслышал. — Я не такой… Даже если мы истинные… Я ни за что не позволю себе такого… — Хен, извини, пожалуйста. Я ничего такого не хотел, я не хотел выставить тебя в каком-то плохом свете, — принялся оправдываться Чимин, заодно соображая, значили ли слова хена, что помехой являлся только штамп в паспорте, но все остальное его устраивало?.. — Честное слово, хен. Я только хотел показать, что для меня теперь действительно все серьезно, — Чимин прижал Юнги теснее к себе, поражаясь тому, каким маленьким сейчас в его руках казался хен. Словно мягкая игрушка. Та самая любимая из детства, которая должна остаться с тобой на всю жизнь… — Пожалуйста, не отталкивай меня… Юнги на это ничего не ответил, только громко шмыгнул, сильнее зарываясь носом в колени. Он чувствовал слишком много прямо сейчас, чтобы выразить это словами. И стряхивающую с себя многолетнюю пыль надежду, и шок, и радость, и недоверие, и совсем немного оскорбление. Но в конечном итоге ему все же удалось собраться и прошептать то, в чем он точно был уверен: — Я хочу, чтобы ты остался со мной… Чимин коротко вздохнул, а затем потянулся вперед и оставил легкий поцелуй на волосах Юнги. — Так и будет, хен. Я обещаю. Чимин никогда не нарушал своих обещаний.