Рукой Аури-Эля

      Гелебор с малых лет упорно вырабатывал в себе умение контролировать свои эмоции и хранить хладнокровие перед лицом самого свирепого врага. Сдержанность и беспристрастный взгляд на многие вещи позволили не только не потерять рассудок после бесчисленного количества утрат и трагедий, но и попросту избежать напрасной гибели. Однако сейчас паладин едва мог совладать с нахлынувшими чувствами. По спине волной пробежал озноб, в горле мгновенно пересохло. Ему было совестно признаться даже самому себе, что он, познавший в своей безумно долгой жизни и кровь, и тяжелые увечья, и смерть в ее естественном и жутком образе, лишенном наивного ореола героизма, внезапно дрогнул и попытался отвести глаза. Один вид распухшего до невероятных размеров тела, изрытого глубокими корпрусными язвами и водруженного на механическую платформу с огромными «паучьими» лапами, время от времени выпускающими из подвижных сочленений тонкие струи пара, вызывал резкое отторжение.       И тем не менее Гелебор не испытывал ненависти к последнему двемеру. Хотя прежде его одолевало желание как бы невзначай выведать, сколько фалмерских рабов тот имел в личном распоряжении, еще когда раса гномов процветала, а сам Ягрум Багарн носил привилегированный в своем обществе титул тонального архитектора.       До недавней поры паладин даже не подозревал о существовании гнома, пока однажды во время своих странствий, нацеленных на поиски других немногих снежных эльфов, он не получил письмо с просьбой о встрече, внизу которого чернильной подписью было выведено, без всякого сомнения, двемерское имя. Гелебор долгое время не мог решиться на очный разговор, но строчка об утерянных артефактах древних фалмеров, местонахождение которых якобы было известно Ягруму, впоследствии не давала покоя много ночей. В конце концов снежный эльф сдался, и вот теперь он стоял напротив давнего врага своего народа и не смел проронить ни слова. Отвращение, страх, бессмысленная жалость — все смешалось в нем в момент, когда он впервые посмотрел в заплывшие водянистые глаза двемера.       — Я попросил Дивайта Фира написать для вас от моего имени послание, — вместо избитого приветствия несколько устало начал Багарн слабым голосом и сложил пухлые руки на голом животе, похожем на набитый до отказа кожаный тюфяк. Гелебору оставалось лишь гадать, каким чудом этому существу, уже давно утратившему свой прежний облик, удалось дожить до сего дня.       — Оно у меня, — спокойно произнес Гелебор и решил, что лучше небытие, чем подобие жизни в теле презренного калеки. Ягрум погладил свою черную, удивительно густую бороду, внимательно наблюдая за малейшими изменениями мимики собеседника. Он был очень умен и проницателен и наверняка догадывался, какие мысли мечутся в голове снежного эльфа.       Наступившая пауза слишком затянулась.       — Очень хорошо, — послышался вздох, и на широком лице Ягрума впервые появилась добродушная улыбка. Гелебор безотчетно подумал, что, должно быть, в прошлом гномы с такой же мнимой благожелательностью пускали в утробы своих таинственных городов утративших надежду фалмеров, изгнанных атморцами с родной земли.       — Признаться, я удивлен и одновременно рад видеть вас. Это для меня великая честь, — как ни в чем не бывало миролюбиво продолжил двемер.       — Взаимно, друг мой, — беззвучно хмыкнул Гелебор.       Словно на плечи каждого из них не давил чудовищный вес истории с отравлением и порабощением ослепленной расы и гнетущее знание о жестокой войне гномов в Черном Пределе с восставшими невольниками, навсегда потерявшими дар зрения, разум, а вместе с ними — и веру в добро. Как будто предлогом встречи стали не священные артефакты и реликвии, отнятые у падших снежных эльфов вместе с их свободой.       Понимая, что чрезмерная церемонность и его собственная персона не увлекают Гелебора, Ягрум решил перейти сразу к сути дела.       — Полагаю, вас интересует лишь то, что когда-то принадлежало вашей погубленной цивилизации. Моя память слабеет, и пока она не изменила мне окончательно, я расскажу, где, возможно, еще стоит поискать фалмерские ценности, которые мои родичи по каким-то причинам не уничтожили и оставили в качестве трофеев.       Паладин приготовился внимать всему, что ему предстояло узнать.       — Я слушаю.       «Последний двемер на закате своей жизни решил вспомнить о сущности благородства». Гелебор поджал бледные губы. Не без подлости гномов были стерты с лица Тамриэля малейшие упоминания о гордых фалмерах, поэтому мотивы их уцелевшего собрата казались паладину еще большей загадкой, нежели причина внезапного исчезновения всего глубинного народа.       Снежный эльф слушал, не перебивая, и время от времени кивал, если в описании того или иного артефакта он узнавал очередной потерянный предмет наследия своей расы. Когда Ягрум закончил свой монолог, заботливо дав предостережение о всевозможных опасностях, таящихся в недрах забытых гномьих руин, Гелебор поднял задумчивый взор и негромко спросил:       — Почему после стольких лет вы решили разыскать меня и поделиться со мной этими знаниями? Если не секрет, какова истинная причина?       Ягрум наморщил усыпанный мелкими пятнами корпруса лоб и опять провел рукой по бороде, но давать ответ не торопился. Паладин по схожей привычке опустил ладонь на рукоять булавы. Только сейчас к нему пришло осознание, насколько он и изуродованный двемер перед ним близки своими судьбами. Гораздо больше, чем может показаться.       — Я знаю, минувшее не любит пустых разглагольствований на тему «а что бы произошло, если…», — все-таки нарушил молчание Ягрум. — С тех пор утекло много воды и было сделано немало грандиозных и ужасающих вещей, которых не исправить. Двемеры заплатили за все свои ошибки. Надеюсь, при мысли об этом тебе становится немного легче. Я, как видишь, также испил свою чашу до дна, и теперь мое единственное утешение — издеваться над богами, уничтожившими мою расу и обрекшими меня на жалкое существование. Мой народ исчез навсегда. Но фалмеры еще имеют шанс на возрождение. Если утраченные реликвии будут найдены и окажутся способны помочь снежным эльфам отказаться от мщения и вспомнить о своем величии, то я смогу считать свой долг выполненным.       Гелебор сухо улыбнулся, почти удовлетворенный услышанным. Короткая речь с раскаянием не могла искупить грехов двемера, однако эльфу это было и не нужно. Все равно он явился сюда не ради исповедей или сожалений.       Несмотря на засевшую в душе неприязнь, Гелебор все же нашел в себе силы искренно поблагодарить гнома за сведения. Ягрум склонил лысую голову настолько низко, насколько ему позволяла опухшая шея.       — До свидания, рыцарь-паладин Гелебор. И береги себя, — сказал он напоследок вскоре собравшемуся в обратный путь визитеру.       — Прощай, Ягрум Багарн, — откликнулся снежный эльф несколько отстраненно, оставив не высказанными благословения, которые он обычно произносил перед расставанием с каждым, кто попадался ему на пути и обладал светлыми намерениями. Нечто необъяснимое давало ему уверенность, что сегодняшнее знакомство стало их первой и последней встречей. «У высших сил поистине странное чувство юмора», — гораздо позднее отметил про себя Гелебор.       Линии жизни двух представителей канувших в лету народов за целую вечность соприкоснулись лишь на короткий миг и так же стремительно разошлись насовсем.