Рукой Аури-Эля

      За долгие тысячелетия пребывания в этом мире Гелебор понял, что весь жизненный путь с рождения и до самой смерти есть череда расставаний. Некоторые из них — отдаления, дарующие легкость освобождения, а другие — разрывы, подобные глубоким кровоточащим ранам.       Гибель Виртура казалась закономерной и справедливой карой за все преступления, которые он, будучи викарием храма Аури-Эля, совершил против собственного народа. Она стала избавлением и наказанием одновременно. Именно Гелебору пришлось отправить во Внутреннее святилище по следам посвященных двух палачей, дабы они уничтожили того, кого он поклялся защищать не только как рыцарь викария, но и как брат любимого брата. Виртур и сам, скорее всего, понимал, что после обрушившейся по его вине на Благую землю трагедии он не заслуживает снисхождения, иначе бы признал свое поражение и уступил лук Ауриэля Драконорожденному. Но Гелебор слишком хорошо знал брата. До последнего вздоха не лишенный самоуважения, тот все равно отказался бы сдаться и ползать на коленях, моля оставить его в живых.       В конце концов Виртура погубило не проклятие даэдра и даже не меч Довакина, а черная гордыня. Это она свела его в могилу, у которой теперь так часто сидел в раздумьях паладин, рассматривая выросшие на ней светящиеся синие цветы с голубыми тычинками, покачивающиеся на резком холодном ветру.       Теперь все было кончено. Гелебор остался один.       Он решил предать останки Виртура земле в соответствии со всеми ритуалами, но подальше от стен оскверненного и полуразрушенного храма, и выбрал для него поляну в паре десятков шагов от дорожного святилища света, где редкий снег таял, едва достигнув покрытой жухлой травой земли, а по вечерам в туманном воздухе с тихим стрекотанием кружили десятки светлячков. Высокие ели с размашистыми лапами, влажная скалистая порода и лишь встречающиеся иногда пугливые олени… Ничто не нарушало чинное спокойствие этого красивого места. Прежний Виртур, которого Гелебор знал до того, как все рухнуло, любил тишину и самодостаточность уединения.       Поначалу паладин намеревался обозначить захоронение валуном, но позднее передумал. Не хотел, чтобы что-то давило на брата даже во смерти. «Должно быть, — размышлял мер, одними кончиками пальцев касаясь нежных бутонов удивительных растений, — после заражения вампиризмом на сердце Виртура лег неподъемный камень и задушил его еще до того, как недуг окончательно овладел им». Четыре тысячи лет помешавшийся на мщении викарий носил за пазухой невидимый груз, лелеял план мести Аури-Элю и все это время терпеливо ждал появления обладателя крови Дочери Холодной гавани. Похоже, страдания его не могли сравниться ни с чем.       Гелебор не раз представлял себе, каким образом все могло сложиться, если бы Виртур поделился с ним своей бедой, а он, в свою очередь, проявил к брату чуть больше внимания и заметил произошедшие в нем перемены. Один короткий разговор мог спасти в дальнейшем десятки невинных. Узнав правду из уст брата, Гелебор бы не осудил и ни за что не отвернулся от него в презрении или в страхе. Вдвоем они обязательно нашли бы способ вернуть все на круги своя. Однако Виртур, покинутый богом, ошибочно решил, что оставлен и семьей. В итоге обман ближнего посвященного, сломленный дух и жажда отплатить Аури-Элю за все свои унижения сделали из него чудовище.       В моменты, когда Гелебор опускался на землю возле осевшей насыпи с дикими цветами, он чувствовал себя еще более одиноко нежели когда-либо. Вместе с несказанными словами во рту тлела терпкая горечь. Утешение приносила лишь светлая мысль о том, что навсегда ушедший брат наконец-то избавился от земных оков и обрел покой. Блаженное умиротворение, отразившееся на мертвом лице возненавидевшего однажды весь мир викария, запомнилось Гелебору навсегда и дало надежду, что Аури-Эль простил своего падшего слугу. Паладин поступил бы также, будь Виртур сейчас рядом, ведь родной брат и сам в некоторой мере носил клеймо Преданного.       Ветер шевелил листву, словно шепча что-то на давно забытом языке, убаюкивал деревья вокруг и перебирал травинки на небольшом холмике. Гелебор закрыл глаза и прислушался. В какой-то миг на его усталом лице отразилась тень слабой улыбки. Рано или поздно они с Виртуром встретятся вновь.