Рукой Аури-Эля

      — Ты делаешь много лишних движений. Так совсем не годится. — Хотя в ровном голосе отца не нашлось ни намека на упрек или раздражение, а сам Гелебор никогда не был падок на похвалы, он мечтал не слышать этих слов.       Сказать об этом вслух у него не хватало дыхания. Знакомая земляная площадка напротив родного дома уходила из-под ног, по вискам скатывались капельки противно щекочущего пота, а сердце колотилось где-то под горлом. Опершись ладонями о полусогнутые колени, Гелебор глотал еще сохранивший ночную прохладу воздух, и не мог ни отереть лицо, ни даже посмотреть на злосчастную булаву, сиротливо лежащую на побитой заморозком траве. Последние силы отняла с треском провалившаяся попытка опробовать новый способ атаки.       — Отдохни малость, а после продолжим, — сказал родитель. Одарив сына открытым проницательным взглядом, он убрал оружие и прошествовал в дом. Отец Гелебора слыл опытным воином и прекрасным наставником, был строг, однако редко повышал тон и никогда не гневался на преемника, если во время упражнений у того все шло наперекосяк.       Юноша проследил за облаченной в светлую броню благородной фигурой и медленно выпрямился. За минувший месяц тренировки стали длиться намного дольше. Закрепление старых приемов и освоение ранее незнакомых не только совершенствовало боевые навыки, но и закаляло дух.       «На поле брани малейшая заминка может стоить тебе жизни», — менторским тоном любил напоминать отец, и Гелебор оставлял всякие роптания. В пылу битвы враг не станет великодушно давать пару минут, чтобы он мог собрать волю в кулак. Потому, в который раз перехватывая рукоять оружия или принимая сокрушительный удар на щит, Гелебору приходилось превозмогать слабость и продолжать борьбу и с соперником, и с самим собой. От выносливости и стойкости зависело многое.       Юный мер приблизился к крыльцу, тяжело опустился на ступени и жадно приник пересохшими губами к краю заранее приготовленного кувшина с водой. Все тело отзывалось болью: ныла поясница, ушибленное накануне плечо и скованные напряжением мышцы спины, а натруженные стопы горели так, будто в сапоги насыпали раскаленные угли. Осушив сосуд почти наполовину, Гелебор снял потертые перчатки и ощутил, как неприятно тянет набухшие на руках вены. Некогда мягкая кожа на ладонях огрубела, и теперь с них не сходили шероховатые мозоли.       Сильнее донимала лишь мысль о том, что драться приходится тяжелой и довольно медлительной булавой. Для владения ею не требовалось тонкое мастерство или использование хитроумной тактики, а грозно сверкающие на солнце острые фланцы запросто могли разнести в щепки защитное снаряжение оппонента. Тем не менее Гелебор с удовольствием предпочел бы изящный легкий клинок. Несомненно, булава становилась весомым аргументом во всяком поединке, и все же лезвие обладало, по его мнению, большим удобством и особым очарованием. К огорчению многих юнцов, наивно грезящих о подвигах и великих свершениях, хранители заветов Аури-Элевых стремились не проливать зазря чужую кровь.       «Твоя основная задача — вывести неприятеля из строя. Но прежде не забывай подумать, не останешься ли ты открыт для него после атаки, ибо на парирование у тебя не будет времени», — возникли в памяти слова давнего назидания. Неожиданно скорое возвращение отца заставило Гелебора вскочить с места и вытянуться в струнку, словно от усталости не осталось и следа. Видимое стремление к самодисциплине вызывало у старших уважение…       — Вновь ты слишком занес руку, — заметил родитель, пару мгновений назад нанеся упреждающий удар в ответ на очередной выпад Гелебора. Из-за ошибки тот лишился равновесия, чем немедленно воспользовался наставник, ловко подставив подножку. В результате юноша распластался на земле. Перед глазами вмиг замельтешили цветные мушки.       «Аури-Эль, должно быть, потешается, взирая на такого защитника своих святынь и догматов, как я, — подумал рассерженный на свою неосмотрительность Гелебор и поморщился от боли в ссаженных коленях и в гудящем после жесткой отдачи запястье. — В настоящей схватке меня бы уже прикончили».       — Поднимайся, — велел отец, не обратив внимания на пунцовый румянец немного детских щек преемника. И Гелебор беспрекословно повиновался, взявшись за поданную ему руку.       Продолженная тренировка должна была завершиться к обеду, но впереди по-прежнему лежал длинный и тернистый путь ученичества. Успех же обещал прийти лишь с решительностью на упорный труд, поэтому Гелебор не собирался отступать. Готовясь принять стойку, он думал о грядущих днях решающих битв и верил: однажды отец будет гордиться им.