Рукой Аури-Эля

      Глаза — отражение души. В них отблеск чувств, тень тайных помыслов и отзвук несказанных фраз. Они красноречивей слов и смертоносней отравленной стрелы, разящей в грудь.       Глаза Гелебора бледно-серые, с мягким серебристым отблеском. Их цвет — в прошлом заурядная черта снежноэльфийского народа, а ныне — настоящее диво, равно как и существование единственного во всем Тамриэле фалмера, чей взор не потух под тяжестью пораженных двемерским ядом век. Глубокие, как те скованные льдом озера в Забытой долине, эти глаза сияли ровным блеском и долгие годы дарили успокаивающий взор путешественникам, намеренно или случайно нашедшим дорожное святилище в глубинах Вечерней пещеры.       Иной раз Гелебор смотрел на простирающуюся перед ним долину и невольно погружался в безрадостные раздумья. Полные отеческой теплоты, его глаза с надеждой наблюдали за дикарской жизнью Преданных, чьими руками было обращено в прах все, чем некогда дышали служители древнего храма. В такие мгновения лоб Гелебора бороздами пересекали глубокие морщины, его подернутый поволокой взгляд становился неподвижен и мрачен и в нем появлялось мерклое пасторское бесстрастие, таящее под собой непоколебимую внутреннюю силу. Сама зима, суровая хозяйка здешних владений, убийственно прекрасная в хрустальном сверкании застывших водопадов, не могла отвратить последнего защитника храма Аури-Эля от выполнения его долга. За обликом далекого от суеты мира отшельника, тихо и скромно живущего по забытым заветам Аури-Эля, скрывалась холодная беспощадность к любому, кто дерзнет осквернить святыни древних фалмеров.       После долгих раздумий Гелебор обыкновенно резко приходил в чувство и часто моргал, смущенный собственной отстраненностью. Обжигающий лед во взоре — предвестник гибели врагов — сменялся сердечным участием и благородством. Несмотря на неизгладимый след времени, оставленный на теле и душе, кое-что в Гелеборе все-таки осталось неизменным: преданность добродетели прошла с ним рука об руку сквозь тысячи лет.       Исполненная мудростью, немало страдавшая душа по-прежнему взирала на чуждый теперь уже мир с беззлобием и толикой отстраненной тоски. Она верила, что придет миг, когда Аури-Эль протянет своему падшему народу светлую длань и утерянное в веках славное имя снежных эльфов зазвучит над землями Тамриэля вновь.