Братец Огурец, братец Самолёт и приключения на их многострадальные пятые точки

Шан Цинхуа ощущал некоторую ревность. Он мог смириться с тем, что братец Огурец был окружён бывшими соклановцами, которые, казалось, и вовсе позабыли об одном несчастном Самолёте. Ну, с кем не бывает? Не очень-то и хотелось. (Мобэй-цзюнь, правда, взгляда с него не сводил, но почему-то продолжал стоять в самом мрачном углу зала; ему что, жарко?) В огромном зале с витражными окнами, массивными чёрно-серыми украшениями и резными фонарями, которые создавали танцующие тени на каменных стенах, мужчина чувствовал себя немного одиноко. Перекинувшись парой слов с главой Не и несколькими старейшинами, Шан Цинхуа сжал в руке пиалу с вином и посмотрел в сторону сына, которого мягко и ненавязчиво подводил к выходу ланьский мальчик. Молодой человек, верните ребёнка, стоп! С другой стороны молодой господин Цзян так старательно обхаживал Не Хуайсана, что хотелось смеяться. У Цзян Ваньиня было ужасно смешное красное лицо, и А-Сан откровенно забавлялся, ненароком прижимаясь локтем к чужому боку. Ай-яй, у него сейчас дым из ушей повалит! Где-то, периодически проверяя, чтобы в напитках А-Нина не было алкоголя и так же периодически кивая Лань Сичэню, молодой господин Цзинь смотрел на некоторых молодых людей почти так же неодобрительно, как Самолёт. Мэн Яо и вовсе был окружён адептами Цинхэ и потягивал что-то недетское. А-Хуа ощущал родительское разочарование. Ян-Ян, последний оплот папочкиного душевного равновесия! Ну почему ты остался с Огурцом! Шан Хуа сделал пару кругов по залу, в который раз убедился, что церемонии здесь — вещь совершенно невыносимая, и выскользнул на улицу. Главное, не нарваться на молодёжные непотребства, а там... как повезёт. Шан Цинхуа вдохнул прохладный воздух, ощутив запах дорогих благовоний, что жгли внутри. В саду было тихо, но всё так же серо; иногда он казался похожим на кладбище. Такой уж была Нечистая Юдоль — за годы, проведённые здесь, Самолёт успел привыкнуть. Он запоздало понял, что вот уже несколько минут рядом с ним молча стоит высокая фигура, от которой веяло холодом. Мобэй-цзюнь ничего не говорил и не делал, лишь смотрел куда-то вдаль, оставаясь подле Шан Цинхуа. — Мой король? Демон лишь немного развернул к нему голову, давая знать, что услышал человека. — Мой король... хоть немного... скучал? — Отрывисто спросил Цинхуа, и тут же дёрнул плечом. — Простите. Я зря спросил, ляпнул сдуру... Ледяные пальцы, коснувшиеся тёплой человеческой щеки, заставили Самолёта замолчать. Он медленно поднял взгляд на Мобэй-цзюня, чувствуя, как что-то непривычной тяжестью опускается на голову. — Что?.. Мобэй-цзюню нравилось. Гораздо красивее, чем на старом портрете. На маленькой человеческой голове с растрёпанными светло-каштановыми волосами эта тонкая белая диадема смотрелась лучше всего. Церемониальное украшение будто было создано для него одного. Мобэй-цзюнь, глядя, как Цинхуа неловко ощупывает диадему, впервые о чём-то жалел — он должен был сделать это раньше, давным-давно.

***

— Твою ж! — Выругался Вэй Ин, резко потянул Лань Чжаня за руку и утянул его обратно за живую изгородь. — Что такое? Ванцзи, даже упав в чертовски колючее растение, выглядел невозмутимо; лишь лёгкое недоумение угадывалось в его глазах. Вэй Ин тут же вскочил, не отпуская чужих рук, и странно захихикал. — Хах, там... Там... Я вдруг понял, что нам в другую сторону! Лань Чжань сделал шаг вперёд и выглянул из-за изгороди. Рот Усяня дёрнулся, когда он заметил, как быстро поменяли цвет чужие уши. Тогда совершенно не вовремя пришла мысль: остальные Лани краснеют так же, или это исключительный навык Лань Чжаня? — Ой-ой, Лань Чжань, гэгэ, не смотри! — Вэй Ин принялся трясти руку в белоснежном рукаве. — Да что ж это такое, моего папу сейчас сожрут! Я найду отца и пожалуюсь, точно! Что творится в моей семье?! Эй, он думает, что может просто прийти из ниоткуда и целовать папу? Что за самомнение у снежного комка! Лань Чжань уже давно не смотрел и вместо интереснейшей картины прожигал взглядом Вэй Ина, который не собирался щадить его руку. Он был в некотором смятении от отношений в чужой семье, но решил, что лучшим выбором будет покорное молчание. — Пойдём, Лань Чжань, ещё немного рядом с ними, и я попрошусь жить с твоим отцом! Ванцзи нахмурился и высвободил многострадальную руку из хватки Усяня. — Нет. — Что? Ха, ты ревнуешь отца, гэгэ? Если бы ты не был таким же красавцем, как он, я бы подумал, что ты не из этой семьи! Вэй Ин ещё не познавал гнев Лань Чжаня, но его реакция была совершенно ужасной. Тот остался стоять на месте, не двигаясь ни на дюйм, как бы Вэй Ин не тянул его. Ситуацию ухудшало то, что прямо за углом намечалось нечто непристойное, и им нужно было бежать, сверкая пятками, но вместо этого Лань Чжань просто превратился в изваяние! — Ты обиделся? Да что такое? Я так разозлил тебя? Гэгэ! Ну скажи, что тебе не нравится, я совсем тебя не понимаю! — Тебе нравится мой отец. — Медленно произнёс Ванцзи. Вэй Ин пожал плечами. — Конечно, он же твой отец, гэгэ, как он может мне не нравиться? Он разрешил оставить кроликов! — Выпалил он. — Но мой нравится мне больше! Всё равно я люблю своего отца больше, вот так. Едва различимая складка между бровей Лань Чжаня разгладилась. Дурак дураком.