Братец Огурец, братец Самолёт и приключения на их многострадальные пятые точки

В общем, у Лань Цижэня был племянник, а у племянника был муж. Муж этот Лань Цижэня не то чтобы радовал... Бегает, кричит, пьёт, перец в столовую таскает... Ну что за ужас, а? Ещё не поздно сдать назад? Три из десяти, ну максимум четыре! Впрочем... У Лань Цижэня был внук. Этот прекрасный, премилый ребёнок с большими блестящими глазами растопил сердце старика. К слову, старика не единственного (дедушек у него, пожалуй, было слишком много, и единственным, которого к ребёнку на пушечный выстрел не подпускали, был глава Цзинь); это маленький любимчик всего ордена! А-Юань жевал нефритовую подвеску, и наставник Лань даже не мог его отругать. Вообще-то, чтобы ругаться, у него были другие дети. Вот Цзинъи например, мальчик из боковой ветви, или Цзинь Лин, сын господина Цзинь... Погодите-ка, а какого хрена тут вообще дитя из Ланьлина? А началось всё с того, что родители честно рассказали Вэй Ину, откуда берутся дети: ходишь по подворотням, ходишь, так рано или поздно и найдёшь. Взяв мужа в охапку, Усянь именно этим и занялся под скептично-снисходительные взгляды семьи Лань. Когда он вернулся в Гусу с чумазым младенцем и лицом победителя, Сичэнь-гэ на примере растерянного лица показал степень своего родства с отцом. Лань Цижэнь просто вздохнул и пошел пить. Успокоительный отвар. А-Юань в Гусу был как родной. Роднее, чем Цзинъи, что был на год младше. Не бегал, не бесился, был тихим и спокойным. Разве что из родительской постели не вытащишь — тьфу ты, весь в Усяня. Дети это, конечно, хорошо, но пока родители на ночной охоте, — да они полжизни на ней! — кто с А-Юанем? Дядя, конечно же, всегда дядя! И никакой благодарности... А вот запоздало осознать, что ты, оказывается, из учителя стал няней — то ещё открытие. Жулань похлопал симпатичными глазками Цзян Яньли, вызывая приступ умиления, и со всей своей детской силушки дёрнул бородку. Наставник Лань вымученно вздохнул, хватая мелкую беду на руки. — Бе-е! У деда борода козла! — Цзинь Лин высунул язык, смешно повиснув на Лань Цижэне. По крайней мере, его было приятно носить — из всей детворы он был самым толстеньким и мягким. И чем его там, в Ланьлине, закормили-то? — И меня возьми! — Тут же подскочил гиперактивный ребёнок, предпочтя рисованию иероглифов издевательство над дедушкой. — Цзинъи, не цепляйся за ноги. — Буркнул Цижэнь. — Бегать запрещено. — Почему-у? — Надулся мальчик. Жулань только подёргал коротенькими ногами. Со стороны А-Юаня раздался всхлип. Лань Цижэнь тут же опустил Цзинь Лина, обеспокоенно смотря на обычно тихого внука. Лань Юань держал великоватую ему кисть маленькой детской рукой. На столике лежал лист бумаги, на листе — иероглиф, часть которого была перечёркнута и размазана. — Смазал... — Снова всхлипнул А-Юань и разревелся. И, конечно же, вызвал цепную реакцию. Наставник Лань взвыл.

***

— Ну что, как прошёл день в компании дедули? — Звонко спросил Вэй Усянь, открывая дверь. И он определённо наткнулся на живого мертвеца. Чернильный цветочек на щеке и целых пять маленьких косичек просто кричали о том, что сидеть сразу с тремя детьми он больше никогда не согласится.