***
Спустя несколько дней случилось страшное: в один миг все рыцарские доспехи, находящиеся в Хогвартсе, окрасились в ярко-розовый цвет. Они кокетничали с учениками, а при попытке профессоров приблизиться, чтобы дотронуться до них, стыдливо прикрывались руками или убегали. Студенты Слизерина ходили между кабинетов дружными группами и шарахались от доспехов, особенно парни, потому что приставали раскрашенные рыцари преимущественно к ним. И почему-то я не сомневался в том, кто является автором этой шутки. Ближе к ночи с доспехами удалось разобраться, а на утро грянула другая новость: Фред и Джордж Уизли пострадали при попытке проникнуть в правую часть коридора на третьем этаже. После уроков меня выловил Перси. — Нам нужно навестить Фреда и Джорджа, мадам Помфри уже пускает посетителей. Я замялся, не зная, что ответить. Навещать близнецов я не хотел. Всё это время у меня отлично получалось избегать их, и я собирался продолжать в том же духе. Заметив мою реакцию, Перси нахмурился. — Они же твои братья, Рон, ты же можешь общаться с ними хоть изредка. Я отвёл глаза, всё ещё продолжая молчать. Достойного оправдания моему поведению у меня не было. Перси тяжело вздохнул и, схватив меня за руку, потащил в сторону Больничного крыла. Упираться я не стал. Сидящие на одной кровати Фред и Джордж выглядели вполне бодрыми. У одного из них была перевязана нога, а у другого — рука. Они о чём-то весело переговаривались, но, завидев нас с Перси, тут же умолкли, широко улыбаясь. — Ого, кто к нам пожаловал! Неужели малыш Ронни прекратил прятаться в своей подземной норке? Перси шикнул на них, сжимая моё плечо. — О чём вы только думали, когда полезли в запрещённый коридор? Директор Дамблдор предупреждал, что находиться там опасно для жизни. — Именно поэтому нам… — начал один из близнецов. — ...и было интересно! — закончил за него другой. Перси тяжело вздохнул и закатил глаза, поправляя очки. — С Гриффиндора сняли кучу баллов. — Он перевёл взгляд на меня. — Поздравляю, Рон, теперь Слизерин ещё ближе к победе. Я неловко пожал плечами. Школьный кубок меня не волновал, сколько бы о нём ни говорили. — А мама не придёт? — спросил Фред-или-Джордж. — Нет, — ответил Перси, — директор Дамблдор и мадам Помфри заверили её в том, что вы почти не пострадали, но за шутки с рыцарями вам всё равно достанется. Отрицать, что заколдовали доспехи именно они, близнецы не стали. Более того, раскаявшимися они вовсе не выглядели. Я с сочувствием посмотрел на Перси, которому из-за должности старосты приходилось сдерживать их начинания в качестве будущих владельцев магазина приколов. Дальше братья принялись обсуждать Вуда и подготовку к грядущему матчу по квиддичу, а я тихонько сидел в сторонке. Также Перси попытался выяснить, что же там такого было в запретном коридоре, но близнецы лишь отшутились, сменив тему. Спустя некоторое время Перси вспомнил, что сегодня ему ещё нужно было зайти к Макгонагалл, так что ему пришлось завершить разговор и, попрощавшись с близнецами, направиться к выходу из Больничного крыла. Я двинулся было за ним, но меня поймали за рукав мантии и резко потянули назад, так что я хлопнулся обратно на койку между Фредом и Джорджем. — Тебе тоже нужно к профессору Макгонагалл, Ронни? — Нет, не нужно, — я вздохнул. — Шутить надо мной здесь нет смысла: я быстро устраню последствия с помощью мадам Помфри. Близнецы засмеялись. — В поезде нам не показалось, верно, братец Дред? — Именно, братец Фордж. Малыш Ронни отрастил зубки, а потом вообще попал к змеям. Но не волнуйся, ничего такого делать мы не собираемся. На самом деле у нас для тебя есть важная информация, — Джордж хитро прищурился и перешёл на шёпот. — Знаешь, что было в запретном коридоре? — Цербер, — шепнул другой брат. Я вздрогнул. Если бы я не знал правду, то ни за что бы им не поверил. Они ведь уже как-то посмеялись над Роном, сказав, что распределение на факультеты происходит с помощью тролля. — И зачем вы рассказываете мне об этом? — Несмотря на цвет галстука, ты лучший друг Гарри Поттера. Он всем нашим твердит об этом, — близнецы переглянулись, — мы подумали, что ему это пригодится, — закончили они хором. Я покачал головой, припоминая, что примерно в это время должна была случиться несостоявшаяся дуэль между Малфоем и Гарри, после которой тот должен был угодить к церберу сам. И всё же канон, как ни крути, неизбежен, цербер — важная зацепка, которая не могла не дойти до Гарри, хоть и другим способом. — Это цербер вас так? Близнецы прыснули. — О, он был действительно огромен. Возможно, мы не слишком удачно пальнули в него заклинаниями, когда убегали. И угодили сами в себя. Великолепно. — Я передам это Гарри, — я вздохнул и встал с кровати. — Поправляйтесь. Через пару шагов до меня донёсся на удивление серьёзный голос одного из близнецов: — Знаешь, Рон, ты можешь не разговаривать с нами, но не забывай писать маме. Она волнуется о тебе. Не оборачиваясь, я кивнул.***
Я сидел в совятне, пристально смотря на Гермеса. Тот смотрел на меня в ответ. В очередной раз вздохнув, я опустил взгляд на чистый лист пергамента, перо и конверт, выданные мне Блейзом. Когда я наконец добрался до гостиной, староста Слизерина рассказал, что Молли, примчавшись сегодня в школу после того, как узнала из письма, что её сыновья пострадали, очень расстроилась, не сумев повидаться ещё и с младшим. Услышав об этом, Блейз сразу же послал меня «черкнуть хоть пару строчек бедной переживающей женщине». Сам он писал письма Шарлин Забини стабильно раз в неделю. Я крепко зажмурился, сделав глубокий вдох и выдох. Перси тоже неоднократно мягко намекал на то, что написать Молли о том, как у меня дела, я могу и сам. Но Молли не была моей мамой. Я не мог называть её так даже мысленно, ведь моя настоящая мама осталась в другом мире. И наверняка моя с отцом потеря её очень подкосила. Когда я думал об этом, у меня сжималось сердце: каково это — потерять сына? Молли тоже пришлось бы пережить это, если бы я не занял его место? Или, может, настоящий Рон вовсе не умер бы, если бы я не попал сюда? Эти мысли снедали меня всё время, когда я не был занят уроками, прогулками с друзьями или разговорами с Перси. Словом, стоило мне остаться наедине с самим собой. Имею ли я право писать Молли письма, лишний раз называя её мамой? И должен ли вообще? Как говорил Мишель де Монтень: «Ложь — гнуснейший порок». Изредка мне приходилось лгать или что-то умалчивать даже при разговоре с Гарри, Гермионой или Блейзом, а ведь они познакомились со мной — и только со мной — уже в Хогвартсе. Я ещё раз вздохнул, вспоминая свой последний разговор с друзьями. Антон с широкой улыбкой и яркими синими глазами, Вадим с веснушками возле носа… Мы сидели у нас на кухне, и мама вынесла вкусное какао с зефиром. Мама… Я замер и резко открыл глаза, ощущая, как бешено стучит сердце. Я не помнил, как выглядит моя мама. Её образ, ранее нежно любимый, полностью растворялся перед глазами, и мне было не за что уцепиться. При пробуждении в этом теле я не вспомнил, как выгляжу сам, и подумал, что, вполне возможно, вскоре забуду что-то ещё. Так и случилось. Я вновь задумался, пытаясь вспомнить, как выглядел мой отец, и потерпел неудачу. То есть, я забыл внешность родителей, но не друзей? Попытался шёпотом произнести пару слов на русском — получилось. Я усмехнулся, смаргивая слёзы. Очевидно, этот мир стремился убрать противоречия. У Рона Уизли не может быть много родителей, в отличие от друзей. Ещё он может знать два языка, но вот семья у него должна быть одна. Он — Рон Уизли, и никак иначе. Я вытер глаза рукавом мантии и твёрдо посмотрел на Гермеса. У меня нет пути назад. Я не хочу умирать снова. У меня были Перси, магия и мои друзья. И также я мог попытаться наладить отношения с другими членами семьи. Общаться с ними больше, чтобы постепенно они полюбили меня нового — такого, какой я есть сейчас. Как бы иронично это не звучало, первое письмо из Хогвартса, которое получит Молли от своего младшего сына, будет написано на коленке. Заодно я могу спросить её о том, что уже очень давно меня волновало... «Дорогая мама! У меня всё хорошо. Потом я напишу обо всём подробнее, но сначала кое о чём спрошу: зачем перед проходом к Хогвартс-экспрессу ты спрашивала, какой у нас номер платформы?» Гермес насмешливо ухнул, наблюдая за моими попытками написать внятное письмо. Я бросил недовольный взгляд в его сторону и продолжил писать, надеясь получить ответ уже завтра. А на следующий день за завтраком не находил себе места от волнения. Нормально ли я написал письмо? Точно ли оно дойдёт? Сидящий рядом Блейз только посмеивался, спрашивая, что это со мной. Я же упорно хранил молчание, кромсая яичницу. — О, — вдруг сказал Блейз, — Малфой пересел. Я оглянулся. Малфой действительно обнаружился не там, где обычно: поменявшись местами с Гойлом, он теперь сидел рядом со мной. И, кажется, с самого начала завтрака? Не скажи мне об этом Блейз, я бы так и не заметил. Поймав мой взгляд, Малфой хмыкнул и отпил тыквенного сока. В тарелке у него была овсяная каша. Послышалось хлопанье крыльев. «Почта!» — прозвучали радостные крики с гриффиндорского стола. Я улыбнулся, заметив Гермеса. Но вот он отдал письмо Перси и остался у того на плече. Больше Гермес лететь никуда явно не собирался. Моя улыбка застыла. — Эта сова летит как-то странно, — послышался неуверенный голос со стороны Блейза. Я обернулся к нему, собираясь спросить, о ком он, но тут эта самая сова плюхнулась прямо на Слизеринский стол. Я побледнел. В овсянке Малфоя лежал полумёртвый Эррол. Малфой воспринял эту ситуацию с истинным аристократическим спокойствием. Стерев расплескавшуюся кашу с лица, он тихо спросил: — Чья это сова? Крэбб и Гойл поёжились. Неуверенно вытащив из лап Эррола письмо, я прочитал имя адресата. — Эм, это сова семьи Уизли… Она несла моё письмо. — Ошарашенные произошедшим слизеринцы дружно обернулись ко мне. Я сглотнул. — Прости, пожалуйста… Я не думал, что ответ мне отправят с ней. У Малфоя дёрнулась бровь. А посмеявшихся над этим гриффиндорцев на гербологии совершенно неожиданно атаковали дьявольские силки.