Мечи и роза: История про Конрада

Солнечные лучи, прорезали рыхлые тучи; сходственные с тюками овечьей шерсти, они скрывали разбойника — не овцу —, готового в любой момент обрушить на город ливень дождевых стрел. Падуя, как и другие крупные итальянские поселения, походила на пчелиный улей — повсюду кипела работа и царила жизнь во всех проявлениях: люди трудились на благо города, на благо своего господина, а каждый житель, подобно пчёлке вооружённой жалом, был оснащён оружием. «Рыцарь» и его наёмник двигались сквозь поток разномастного люда. Пылевой столб, поднявшийся под ногами жителей, летел в глаза, рот и нос, вызывая у авантюристов приступы кашля. Ощущалась сильная духота, пот струился под одеяниями Конрада, закутанного во множество слоёв одежды, вызывая желание сорвать их. Справа от приключенцев лежал падуанский рынок трав и фруктов; куда ни глянь, везде стояли небольшие киоски, прилавки, укрытые плотной тканью и одноэтажные кухни, откуда доносились влекущие ароматы, сопутствующие готовке пищи. Слева находился квартал ремесленников — туда и свернули путешественники, ибо искали портного. Дома, стоящие плотными рядами, пестрели ярко-расписанными вывесками, чтобы даже тот, кто не владеет навыком чтения (а таковым являлось большинство), без труда мог найти нужного мастера. Довольно скоро путники наблюли на портняжную мастерскую — трёхэтажное, напоминающее палац здание, с резным оформлением входной двери; резьба изображала двух рыб, вздымающих всплеском волн катушку нитей и иглу. Камни дома практически не выделялись на фоне черепичной крыши, — столь мелкими сотворил их каменщик —, а сверху их покрывала белая, как облако эмаль, блестящая под редкими лучами солнца. Подле здания стояла группа вооружённых людей. Облачённые в подобие униформы, с копьями и овальными щитами они явно относились к чьей-то личной охране. Рядом с ними находился угрюмый латник в облегающей бригандине и открытом шлеме-басинете* — их начальник. Немного времени спустя двери мастерской открылись и на свет вышло несколько богатых синьоров в новеньких одеяниях. Они обсуждали какой-то вопрос так громко и возбуждённо, что и глухой бы услышал. Конрад не разбирал их слов и вовсе не прислушивался к окружающему гомону, но Франческо услыхал нечто важное и обратил на то внимание «рыцаря». Последний нехотя повернул голову и с прищуром уставился на синьоров. — Ну, и что? — раздражённо спросил он, явно отвлечённый жестом Франческо от своих раздумий. — Подойдём к ним, выспросим кое-чего. — Что? — повторился рыцарь, — за кой чёрт? — Меж ними велась речь о важных вещах, что могут произойти совсем скоро и изменить многое. Я говорю о Падуе, так что, если мы не собираемся немедля покинуть город, думаю, следует разузнать, что происходит. Помните слова Альберто Виванти? Вот они об этом и толкуют! Да и того синьора в бархатном наряде я узнал, думаю Вас приятно удивит факт того, что я с ним знаком. — Какой-то старик, — пренебрежительно кинул «рыцарь», — правда, в богатом наряде, неужто это…? — Вы правы, в некотором роде, господин. То Франческо I де Каррарези по прозвищу «старый» — правитель Падуи. Услыхав своё имя, старец обернулся и пристально посмотрел на наёмника, сощурился, сосредоточивая взгляд, и мгновение спустя улыбка озарила его лицо. Он жестом позвал своих собеседников, и они встали против Конрада и Франческо. Стража проследовала за своими синьорами, создавая бронированное кольцо вокруг них. Де Каррарези начал первым. — О! — протянул он, — Франческо де Пизани! Не думал, что встречу тебя вновь. — А я, по чести сказать, тоже никак не ожидал увидеть Вас в таком месте, — он смущённо улыбнулся и глянул на Конрада. — Конечно, учитывая, что твой родственник — Витторио помогал моим врагам, я произношу имя твоего рода с некоторым пренебрежением, — он посмотрел на людей, с коими вёл беседу, они качнули головами, (может Пизани обсуждались в их оживлённой беседе?), — но лично тебя я видеть рад. Глаза ведь не обманывают меня? — Ни в коем случае, синьор, — поклонившись, сказал Франческо. — А что с этим городом не так, что ты не ожидал увидеть в нём его истинного правителя? — он нервно рассмеялся и посмотрел на своих собеседников, а затем резко перевёл разговор на другой лад — кстати говоря, отличная мастерская, просто прекрасный мастер, коих еще, пойди, поищи. Если вы сюда, то выбор прекрасный, да… хотя и до крайности дорогой, нет в них сострадания к беднякам. Увы, сюда я зашёл, как ты услышал, по делам не самого приятного толка. — Что же случилось, синьор? — участливо и с беспокойством вопросил наёмник. — Быть может тебе это будет интересным? Я вас двоих не задержу? Или же этот мужчина твой наниматель и тебя уже ничем не заинтересовать? — Синьор, что Вы! — смеясь, сказал Франческо и полукивком поклонился ещё раз. — Это я должен у Вас спрашивать о таких вещах, но раз Вы сами к нам обратились, то и спрашивать не след. По чести говоря, да, мы хотели узнать, о чём же Вы вели беседу с этими достойными людьми. И посмею заметить, что даже не встреть мы Вас здесь и сейчас, непременно отправились бы на Ваши поиски, ибо, проходя через Падую, какое право я имею не засвидетельствовать Вам своего глубочайшего почтения! Франческо I «Старый» Каррарези на голову выше Франческо-наёмника, и почти столь же высокий, как Конрад, несмотря на свой преклонный возраст, держался гордо и прямо. Из-под шапки мужчины выглядывали седые пряди. Его морщинистое лицо не потеряло ещё внутренней красоты и чертами своими рассказывало о многих радостях, что испытал в жизни его обладатель и один только зеленоглазый взгляд мужчины располагал к дружеской беседе. Франческо «Старый» был большим любителем литературы и поэзии и славился меценатом, а также покровителем искусств, так что держал при дворе множество образованных и интересных людей. Стан его закрывал простёганный бархатный пурпуэн* с блестящими серебряными пуговицами, а шоссы его столь плотно облегали ноги, что складывалось впечатление, что они принадлежали вовсе не ему, а молодому бегуну. На богато-украшенной рыцарской цепи изображался герб его дома — остов телеги. — Я заказал у мастера новый и прочный наряд, ибо вскоре он понадобится для… возможно, длительного путешествия, — продолжил де Каррарези. — О, куда же Вы, синьор? Верно, то судьба улыбнулась мне встретить Вас перед отъездом. — Быть может это так, юный Франческо, но об этом мы поговорим с тобой после. Кстати, это мои уважаемые капитаны, — он раскинул руки в стороны, указывая на окружавших его людей. — Это прославленный Джованни Акуто* из Англии, что приехал получить заслуженное жалованье за себя и свою компанию. Он командовал большей частью наших войск, помимо своих рот, в битве при Кастаньяро, в которой мы наголову разбили Скалигеров. По стечению обстоятельств и течению моих дукатов в казну Флоренции, они были моими союзниками, а, следовательно, и Джованни вместе с ними — де Каррарези указал на высокого пожилого мужчину с гладко выбритым лицом; тело покрытое простёганным табардом выглядело внушительно; голова казалась маленькой на фоне столь внушительного наряда, однако большая плосковерхая шапка в форме конуса отчасти скрывала сей недостаток. — Он отъезжает завтра и мне необходимо завершить дела с ним сегодня же, — продолжал де Каррарези, в глазах его читалось беспокойство. — Флорентийцы покинули меня, увы, ибо я просил, видимо, слишком многого! Ныне для меня любой верный человек ценен. Вот, например, это один из немногих, пока ещё верных мне капитанов — Антонио де Анцио, он собирал моих вассалов с окрестных земель для защиты… правда, как оказалось — медленно, смертельно медленно, — второй был также высок, но гладко выбрит, его глаз закрывала повязка, а на левой руке отсутствовала кисть. Они обменялись взаимными приветствиями и почестями. Франческо, видя воочию Джованни Акуто, очень разволновался, ибо несколько лет назад мечтал попасть в его отряд. Франческо де Каррарези продолжал говорить: — Мы вот уже много лет в состоянии войны с Венецией, как тебе известно. Республика последнее время значительно укрепила свои позиции. Хоть Падуя и подточила им носы в войне Кьоджи, а затем после их объединения с Веронскими делла Скалла. — Вы же разбили их наголову, да так, что те пошли по миру! Я имею в виду германцев, да простите меня, что смею Вас перебивать, синьор. — Верно-верно, но победа далась нелегко. Но знай, я не сдамся, я никому не позволю взять то, что принадлежит мне ни силой, ни монетой, ни предательством! Особенно Венеции и союзникам, что вот уже столько лет пытается взять нас «под своё крыло», только нам — свободным жителям и мне лично этого не нужно! Видит господь, я сдаваться, не намерен, как и мои верные подданные… нет, даже не подданные, мои любимые жители! Уверен, что, будучи в союзе с людьми, подобными Филиппу Алансону или венгерскому королю Людовику, а также со многими другими достойными синьорами, республика, Милан и кто бы то ни было отступят рано или поздно*. — Вот оно что, — Франческо явно забеспокоился и обратился к Конраду, переводя ему всё сказанное Франческо I де Карра. — Ах, простите старика, заговорился, сам понимаешь, не буду же я изливать душу военным капитанам, хоть ныне они и слышали мои речи. Лучше расскажи мне, Франческо, коль он сам не в состоянии, кто этот достопочтенный муж? Вижу, что он не отсюда? Твой товарищ? Если так, то тем лучше, ибо то, о чём я хотел тебя попросить связано с тем, что я сказал прежде, — Франческо «Старый» говорил медленно, замысловато и, несмотря на своё беспокойство, с лёгкой улыбкой на устах. — Это мой наниматель, синьор. Он плохо понимает местный диалект, но, как заявляет, хорошо владеет латынью, как и каждый из нас, так не лучше ли перейти на неё в нашей совместной беседе. И прошу Вас, синьор, продолжайте, какая помощь Вам требуется? Я вижу, что Вы хотели сказать нечто большее. Я прав? — Об этом позже, Франческо, сначала — знакомство! — он посмотрел на рыцаря. — Конрад, — назвал своё имя «рыцарь» на немецком, но продолжил на латыни и сделал лёгкий кивок головой в сторону Франческо де Карра, — я рыцарь, но ныне в беде и посему Вы не видите на мне никакого отличительного знака. — Конрад фон? — спросил де Карра с интересом. — Конрад фон Блюменшверт, — ответил рыцарь. — Ага.… Не знаком ни с кем из Вашего рода, Вы, верно, не отсюда? Фон Блюменшверт, да? Не припомню, чтобы среди моих знакомых числились Блюменшверты. Хотя утром я слышал от уезжающего из города Альберто Виванти нечто связанное с Вашей «семьёй». — Да, я не итальянец, а род мой не так знатен, как я бы хотел, — сказал Конрад сухо, подтвердив слова де Каррарези, — я пришёл сюда из далёких земель, что лежат в глубине Священной Римской Империи, — после сих слов он сделал короткую паузу, но затем продолжил, поддерживая диалог с синьором города. — Вот же странность, я приехал сюда с Виванти, хотя, насколько я понял, он и сам ехал с караваном, господином коего не являлся. — Ах, Альберто. Куда бы он ни ехал, он всегда является, как Вы изволили выразиться «господином». Он очень умён, хитёр и крайне наблюдателен. Надеюсь, вы не рассказали ему о себе лишнего. — Думаю, что нет. Он лишь спрашивал, как живётся на моей родине, но прошу Вас, оставим это, — Конрад, будучи человеком прямым, не хотел долго беседовать на пустые темы и перешёл к делу. — Так Вы говорите, что здесь небезопасно и Вам требуется какая-то помощь? Видите ли, нам бы тоже пригодилась рука товарища, как я бы сказал, рука руку моет, уж простите за простую речь, но примера лучшего я найти не способен. — Здесь безопасно, Конрад, пока я здесь, — горделиво сказал Франческо де Каррара, — а здесь я буду, пока жив. Да, помощь мне требуется, но об этом потом, потом…. Вы, синьоры, кажется, хотели пройти к портному? Пойдёмте же, зачем стоять здесь — посреди улицы? Тем более дождь собирается, мои больные колени дают об этом знать. Идёмте, пока у меня есть свободное время, мы можем немного побеседовать. Что может быть лучше, чем встреча со старым знакомым и приобретение нового?! Конрад шёпотом обратился к наёмнику. — А он добр. Наверно был великолепным рыцарем в прошлые времена? — Не был, господин, а является. Он самолично вёл войска венгров в бой в одном из решающих сражений войны Кьоджи. Идёмте. Не будем заставлять его ждать. — Обычно господа, такие как он, общаются с такими, как ты, прямо скажем, как с чернью или солдатами, — он призадумался, подбирая верные слова и продолжил, — ну, а с тобой, как с равным… или как с приближённым. — Если Вы, господин, правда прожили больше лет, чем говорит о том количество морщин на Вашем лице, да не сочтите за грубость, то Вам давно следует осознать известную истину, что благодетельные люди, точно так же, как и неблагодетельные или злые, держатся друг друга. — Конечно, это заметно и слепцу. Вспомнить ту же общину слепцов… я не задумывался об этом, возможно потому, что мне иной склад характера притягателен в людях. — Должно быть так, господин, должно быть так… В дом портного, куда они направлялись, вела небольшая лесенка. Внутри стояло несколько богатых горожан; с одного из них снимал мерки служка портного, сам же портной восседал на треножном табурете в дальнем углу помещения, промеж толстых рулонов ткани, походивших на римские колонны, и шил. Интерьерные стены дома, разукрашенные пёстрыми рисунками растений в зелёно-красных тонах, привносили окружению приятный уют, так и хотелось задержаться здесь подольше. Длинная лавочка со спинкой для посетителей манила усесться на неё, столь правильную и удобную форму ей придал плотник; туда и сели гости мастерской. — Так, а теперь можно поговорить о делах, — серьёзно сказал Франческо де Каррарези. — Разумеется, синьор, слушаем Вас, как на проповеди. — Замечательно. Франческо, скажу тебе прямо, я хочу, чтобы ты послужил мне ещё раз. Вижу, что ты уже нашёл себе нанимателя и знаю, что от дел просто так не отказываешься, однако, прошу выслушать. Видишь ли, то, о чём я не решился говорить при Джованни Акуто и Антонио де Анцио, имеет весьма скверный и личный характер. Победу, что я, вместе с ними, а также с ещё одним человеком… одержал над Веронскими делла Скалла оказалась для меня пирровой и совершенно выбившей из седла. Этот «ещё один человек», о котором я помянул — Джан Галеацио Висконти. Я согласился разделить с ним земли Скалигеров, но он предал меня, а вместе с ним и генерал Уголотто Бьянкардо, коему я вручил в распоряжение Виченцу. В итоге он изгнал всех моих сторонников оттуда из Виченцы и вступил, вместе с Джаном Висконти в сношение с Миланом. Однако это не самое печальное, — Франческо де Каррарези тяжело вздохнул, — самое печальное то, что мой родной сын последовал за ними. Я не знаю, почему он метнулся к ним или почему Джан Висконти решил предать меня, но дела идут ужасно. Быть может, на город уже идут войска миланцев, соединённые с их союзниками из Венеции. Людей у нас немного, войска в основном ненадёжные, как и повсеместно состоят из кондотт — наёмничьих рот и ополчения, — де Каррарези сначала указал на Франческо, потом на солдат, стоявших рядом с дверью, а в последнюю очередь на портного, намекая, что он состоит в ополчении. — Жаль, синьор, что наш разговор так сразу перетёк в разговоры о войне и службе. — Не забывай, кем ты являешься, Франческо. Наёмником. Не иду же я с портным говорить о разделке мяса. — Простите, Вы всецело правы! Я готов послужить Вам, как верный солдат, даже не сомневайтесь, синьор, но думается мне, что Вы хотели от меня услугу иного характера? — он бросил взволнованный взгляд на Конрада, но выражение лица последнего не изменилось. — Да, ты прав, как всегда и очень проницателен. Мне требуется не просто наёмник, но родная душа для сохранения моего тела в том, что грядёт. Тем более я не знаю, что именно грядёт, быть может, и не будет никакого сражения. Главное, знай, если всё обернётся на нашу пользу и господь нас не оставит, то я готов жаловать тебе имение и, как следствие, имя, вернее… ты мог бы прославить своё — де Пизани. Глаза Франческо загорелись, он не верил своим ушам, такое предложение человек получал раз в жизни… если получал. Он посмотрел на Конрада глазами, похожими на ребячьи, точно ему предложили гору заморских сластей, однако Конрад продолжал оставаться невозмутимым, он слегка задрал голову назад и вслушивался в речь, не совсем для него привычную и понятную. Портной только сейчас обратил внимание на своих гостей и, отложив работу, подошёл к ним наигранно спешными шажками, громко шаркая подошвами пулен об захламлённый кусочками ткани пол. — День добрый! — обратился он к новым для себя людям, а затем перевёл взгляд на правителя города. — Вы что-нибудь хотели досказать мне, синьор? — Нет, — громко ответил Франческо де Каррара, слегка раздражённый, что его прервали, но нисколько не потерял такта. — Мы лишь прячемся тут от дождя, однако вот эти синьоры хотели! — Действительно? Так пойдёмте-пойдёмте! — Я пойду первым, если Вы не против, — сказал наёмник Конрада, обращаясь к нему, — простите меня. — Да, пожалуйста! — рыцарь небрежно махнул рукой. — Я заплачу за их заказы и за твой труд, Алессандро, — кинул де Карра портному вслед. Франческо-наёмник, услыхав это, начал ещё больше распыляться в благодарностях перед Франческо де Каррара, кланяясь чуть не до земли, вознося его щедрость, благородство и доброту. Во всём его поведении, впрочем, легко просматривалось его нежелание тратить собственные сбережения — жадность; каждое движение наёмника отдавало дешёвой актёрской игрой, на что обратил внимание Конрад, но не сказал ни слова, ибо и ему такой внезапный подарок не помешает, однако он сдержанно поблагодарил Франческо «Старого». Портной увёл наёмника за ширму и велел снять верхние одежды. В это время дождь усилился, стало слышно, как капли разбиваются о черепичную крышу, создавая в домике приятный уху Конрада гул. Он немного расслабился и прикрыв глаза, погрузился в размышления о предстоящей дороге. Вскоре в мастерскую вошла вся личная гвардия де Каррары; только сейчас Конрад обратил внимание на их гербовые ливреи с изображением красного остова повозки. Франческо де Каррара обратился к Конраду первым, видя, как тот рассматривает его людей: — Отборнейшие люди, прекрасная дисциплина, даже говорить ничего им не нужно, всё понимают с полувзгляда, — он с улыбкой смотрел на Конрада, — так Вы — рыцарь? Но отчего же не носите никакого знака, неужели Вам нравится непочтительное отношение простого народа? Знаете, здесь, в Падуе, с этим дело обстоит ещё недурно, разве что студенты докучают страже и мелким вассалам с купцами. Но я помятую о прошлом, когда жил ещё в Тревизо и Феличе или проходил через сельскую местность. Там народ дикий живёт, хоть и необходимый для комфортного всеобщего нашего существования. И судить их не смею… В чём же причина Вашего решения сохранять анонимность? — Немного повздорил с венецианскими преступниками, — с насмешкой ответил Конрад, — конечно, они не преступники, по мнению дожа, но зная их лидеров мне сложно выразиться иначе. — Покуда мы ждём Франческо, Вы можете рассказать всё, что посчитаете нужным, — произнёс Франческо «Старый» с интересом, а затем, переведя взгляд на одного из своих стражников, сказал: — Герардо, сообщи слуге, чтоб принёс нам чего-нибудь попить. — Слушаюсь, — коротко ответил страж и вышел под дождь, сняв предварительно шлем и уложив оружие в угол, рядом с прихожей. — Так вот. Те, кого я назвал преступниками — члены дома Морозини. За всех, конечно, говорить не буду, но отмечу Антонио и Адриано, что ныне распоряжаются частью их военной силы. Если говорить коротко и бить в самую суть, то я убил одного из слуг их дома за то, что он пытался меня обворовать, на моих же глазах, в моём же жилище. Эм, в гостинице, — Конрад непроизвольно почесал нос, при этом сам, обратив на это внимание, ибо ныне снова говорил не всю правду, стараясь отмести свою связь с домами Венеции. — Меня за это прощать не стали, так я бежал, нанявши себе этого славного паренька — Франческо Пизани, — довершил рассказ Конрад. — Это было мудрым решением, я имею ввиду то, что Вы заимели себе сего наёмника.… И тогда я понимаю Вашу осторожность, но что же Вы делали в Венеции? — Дела-дела. В первую очередь, конечно, связанные с наращиванием собственного достатка, но, а потом и людей хотел завербовать себе. По счастью и то и другое у меня вышло неплохо. — Завербовать одного человека мало, — сказал ему Франческо «Старый» покачав головой, — тем более Ваше поместье очень далеко, насколько я понял. Вам нужна боевая компания. Я знавал людей, навроде Вас, Конрад, которые с лёгкостью нанимали и по сотне горячих голов. — Соглашусь, что мало, но я искал не просто солдата в бой или слугу на кухню или разбойника с большой дороги, коих завербовать проще простого. Всё-таки в Италии больше всего образованных людей, об этом известно, а иметь такого оруженосца мне необходимо. Тем более мой путь здесь не окончен, возможно, я найму кого-то ещё, уже для гарнизона, но позже, — уклончиво пояснил Конрад; таскаться с двумя дюжинами народа сейчас было крайне неблагоразумно. — То, что Вы завербовали именно Франческо — прекрасное решение, прекрасное несомненно, — повторялся де Каррара взволнованно, — Однако… ах, ладно, позже. — Что? — озадаченно спросил Конрад. — Вы ведь поняли, о чём я говорил с ним? — Не всецело, однако, я увидел огонь в его глазах, как-будто ему предложили замок из золотых монет, этот огонь мне уже знаком. — Да, Конрад, я предложил ему вернуться ко мне на службу, в качестве телохранителя, ибо скоро он мне может сильно понадобиться. Вскоре явится мой сын Франциск* Новелло к нам, сюда, в Падую, в ближайшие дни или недели, точно никогда не скажешь. А с ним Джан Галеацио Висконти, без сомнения они приведут войска, и мне понадобится защита. Иными словами, я хочу забрать его от Вас, однако…! — Это исключено, — жёстко отрезал Конрад, но де Каррарези словно пропустил это мимо ушей и продолжил. — Однако, я возмещу Вам Ваши убытки относительно Франческо и даже заплачу немного сверху и это помимо костюмов, которые Вам сделают. — Извините, синьор, никак не могу… нет, прошу меня понять. Такого человека, как Вы сами прекрасно знаете, нигде не найти. — Ах, Иисусе. Видимо Вы хорошо разбираетесь в людях, Конрад. Он, пожалуй, лучший из наёмников, что служили под моим началом, это верно. Правда, до денег и богатств он излишне жаден, но кто из нас не без греха? В любом случае, коль действительно сделаете его своим оруженосцем, не забудьте посвятить в рыцари, а то гляди помрёт, наглядевшись на наши богатства! — старик рассмеялся. — Жаден, говорите? А сколько Вы готовы заплатить за него, Франческо де Каррарези? — спросил Конрад, в его глазах блеснула искорка. — Вижу, что быть может, Вы передумаете. Что же, понимаю, что Вам сначала нужно услышать сумму и подумать, да и Франческо тоже, ведь… не посмею скрывать, может так статься, что мой сын погубит всех моих сторонников и его, в том числе. Короче говоря, я готов выложить за него мешок золотом, не меньше того, что он таскает с собой повсюду, а на эти деньги, Конрад, можно будет нанять и обоз, и солдат. — Ну, раз Вы говорите, Франческо, что он так жаден и скуп, позвольте подумать денёк и побеседовать с виновником нашего спора, а потом я сообщу о своём решении. — Что Вы, это вовсе не спор, если бы Вы твёрдо решили его за собой оставить, то я и не предлагал бы за него золота, — де Карра говорил мягко и отстранённо. Его мысли метались из одной плоскости в другую. — Понимаю-понимаю, — Конрад замолк, в его голове начал созревать план, который в любом случае принесёт ему большую прибыль, а заодно и проверит верность наёмника, взятого в услужение. Де Каррарези продолжил расспросы: — Кстати, а сколько Вы уже тут? — Пару лет, не считал, время здесь летит быстро… очень быстро, — Конрад сказал это не сумев скрыть грусть в своём голосе, ибо перед его взором сразу же встали лица мертвых людей, коих он лишил жизни, служа дому Морозини. — Как-то я забыл Вас спросить, Конрад, уж не желаете ли послужить мне? Вот я смотрю на Вас и почему-то вижу перед собой истинного воина, хоть и костюм Ваш, скажу прямо, беден донельзя. Но я ведь всегда готов принять хороших людей к себе на службу. Тонкий солнечный лучик украдкой просочился через окно и пал между собеседниками. — Нет, синьор, это точно исключено, хоть киньте меня в баню, заполненную золотыми монетами! Спасибо, конечно, за предложение, но я должен вернуться к себе в поместье. Негоже мужчине отказываться от своей цели. — Ах, конечно, — он несколько понурил голову. — Что же, ладно, то Ваши дела, от себя лишь добавлю, видя, что Вы, Конрад, держите путь вместе с Франческо Пизани, который пока у Вас и покуда войска республики далеко, а Вы как раз упомянули про баню, быть может, отправимся туда через пару дней? — Франческо де Каррара как-то странно улыбнулся, глядя в глаза Конраду, из-за чего последний сильно смутился и подумал: «неужели он не слышит, когда ему отказывают?», но незамедлительно ответил. — С этим только дурак не согласится, синьор, приму предложение с радостью, скажите, куда нужно будет подойти, в какой именно день и когда? — Я отправлю за вами слугу, только ответьте, где Вы и Франческо остановились. Конрад кратко обговорил детали с де Каррарези, и как только они закончили, из-за занавеси, точно бы к сроку вышел Франческо. Он присел рядом с Конрадом и сказал ему, что теперь его очередь снимать мерки. Конрад встал, кивком поклонился Франческо «Старому» и проследовал за ширму. Портной уточнил у Конрада, что он желает видеть на себе, а тот ответил, чтоб ему сшили наряд «не хуже, чем у Франческо де Каррарези». Портной засуетился и сообщил, что на это понадобится немало времени. Конрад же напомнил ему, кто платит, за сей заказ и портной согласился, сказав, что постарается сделать быстрее обычного. Тем временем Франческо-наёмник и Франческо де Каррарези завели беседу относительно предложения последнего к первому. — Знаю и вижу, что Конрад не очень-то хочет тебя оставить со мной, понимаю и причину этого, хочу, чтоб и ты понимал, что всё может статься так, как никто из нас не хотел бы. — Я понимаю, синьор, знаю, что порой случается с теми, кто охраняет тело своих господ, быть может, мне и стоило бы продолжить путь вместе с моим прежним нанимателем, не смею скрыть от Вас ничего! Он мне тоже пообещал большую награду в конце нашего путешествия, возможно не меньшую, а даже большую, чем предлагаете Вы, ибо пока я вижу в этом меньше явственного риска. — И? Что ты решил? — Думаю, что я останусь с Вами, ибо этого человека знаю только несколько дней, но окончательное решение предпочёл бы озвучить Вам не ранее завтрашнего дня. — Вот оно что… В самом деле, подумай-подумай, у тебя будет даже больше времени. — Тем лучше. — В таком случае, буду ждать! — Благодарю Вас, господин (сказал он на немецком), ой, я хотел сказать синьор. В этот момент Конрад вышел из-за занавеси, он равнодушно глянул на беседующих; те как раз завершали разговор взаимными любезностями. Франческо, заметив, что его господин приближается, встал, ещё раз прощался с де Каррарези и они покинули мастерскую. Авантюристы отправились обратно в гостиницу. Земля под их ногами размокла; дорога покрылась грязью, которая, словно чума, моментально разнеслась во все стороны людьми и животными, однако дождь перестал и небо окончательно прояснилось. Народ уже вернулся к своим делам и обязанностям — город словно обновился. По пути в гостиницу Конрад приказал Франческо купить еды и питья, что тот быстро исполнил и вскоре нагнал «рыцаря». «Три короба солонины, пять кувшинов с вином и свежая зелень для приправ» — декларировал он, на что Конрад сказал, что сих запасов должно хватить на путешествие до ближайшего города и единственное, что оставалось приобрести — лошадей. Подходя к гостинице, они осознали, какова причина дешевизны за постой. Из квартала напротив раздавались громкие песни, громыхание, словно во время стройки и отличный от падуанского наречия язык — не иначе, как немецкое студенческое «землячество». Франческо выразил свои опасения на этот счёт, но Конрад отмахнулся. В гостинице они, наконец, перекусили, а «рыцарь» выпил душистого вина, но на сей раз в меру. Вечер настиг нежданно, а за вечером пала ночь. В окно потоком проникал блёклый лунный свет, а ветер завывал на пустой ныне улице. Путешественники разлеглись на своих кроватях. Франческо уснул как младенец, чего нельзя сказать о его нанимателе. Голову Конрада раздирали думы, но не о прошлом, а будущем. Выпивши, он боле не опасался напасти в виде ночных кошмаров и в его голове созрели мысли о том, каким способом извлечь выгоду, не теряя при этом ровным счётом ничего. Задумка далёкая от благородной, ибо на сей раз касалась человека, совершенно ему чужого и — доброго, как сам Конрад изволил заметить при беседе со своим наёмником. «Рыцарь» припомнил, что правитель города обещал мешок золота за перевод наёмника к нему на службу, а ночь — время для раздумий беспокойных умов. И Конрад решил, что возьмёт золото, но договорится с наёмником, чтобы тот бежал, как только Франческо Новелло и армия из Милана и республики будут подходить к стенам Падуи, и бежал обратно к нему, к Конраду. «Хоть он и не дурен, и даже добр, но уж очень стар и должно быть скоро умрёт. Все покинули его, а значит, некому будет мстить за очередное предательство, если то вообще можно именовать таким тяжёлым словом. Кто станет упускать такой прекрасный шанс разжиться золотом? Надеюсь, падкость наёмника до сиюминутных поощрений пойдёт моему делу на пользу. Утром нужно будет обговорить это с ним, лишь бы не вышло конфуза» — думал Конрад, ворочаясь в постели. Наутро вдали раздались звуки, подобные раскату грома, но чистое небо даже не намекало на грозу. Грязь на улицах затвердела, и дворники нынче, точно землекопы слоями счищали её с каменистых дорожек. Город постепенно начал поглощать шум, обычный для дневного времени. Конрад оделся и сидя на краю кровати, ждал, когда приедет эскорт, назначенный сопроводить их к купальне. Франческо пробудился спустя час после Конрада. Отзавтракав, авантюристы покинули гостиницу и уселись насупротив неё рядом с домом-дворцом купца. Мимо проходили люди, женщины с корзинами, в сопровождении юношей, рабочие. Скрипя деревянными колесами, проезжали повозки, запряжённые ослами и иногда лошадками. Взгляды прохожих казались недобрыми, словно угадывающими в Конраде иностранца. Однако вскоре людской поток расступился перед группой молодых людей — студенты. Сквернословя и поминая Господа Бога всуе, они свернули в своё «землячество», видно после ночных побоищ и гулянок. Аура шума и опасности исходила от них, как нимб над головою святого. Проходя мимо авантюристов один из студентов, заметив Конрада, стал активно показывать нелицеприятные жесты в его сторону, но тот глянул парню в глаза и студент, испуганно крестясь, отшатнулся . Эскорт задерживался, и «рыцарь» решил озвучить свои мысли насчёт предложения Франческо «старого». Он сознавал, что наёмник умён, слишком привязан к Франческо «старому», и посему медлил, обдумывая каждое слово, которое ему след сказать наёмнику, дабы удержать от свершения глупости и предательства. — Хорошее утро, хотя я слыхал гром, но, может это и не гром вовсе, мне знаком подобный звук, слышал его раньше… злой звук, — начал Конрад. — О? И, что это за звук? — настороженно спросил Франческо. — Быть может этот гром издала миланская пушка по какой-нибудь деревне, — Конрад скорчил лицо, похожее на предсмертное и высунул язык. — Так и я подумал… хотя старался отогнать эту мысль как мог. Ужасно, — с тревогой молвил наёмник. — Оружие бесчестных людей. А главное, уж до крайности вредное. Даже если по тебе стрельнут из пушки, что переносят в руках, умрёшь наверняка. Я видел это неоднократно, зрел, как человек, защищённый толстым металлическим нагрудником, падал замертво, хотя снаряд даже не пробивал его насквозь! — Что Вы говорите?! — То, что видел лично, Франческо. Я чую, что скоро такая суматоха начнётся. Может ты и не заметил, но в глазах людей виден страх, я много такого повидал, можешь мне довериться. Нужно поскорее уходить отсюда. Вот посмотри на них, люди, точно, как мыши норовят скрыться в своих домах… как в норах. Да только это их не убережёт. — Господин, я как раз хотел сказать Вам, что поразмыслил над словами Каррарези, и хочу остаться, уж извините меня, но я так положил, что решение это окончательное. — Сперва, дай мне довершить, Франческо. И к слову, — он посмотрел наёмнику в глаза тёплым взглядом, слегка задрав кончики бровей кверху, — пока мы одни и всегда, когда будем говорить друг с другом один на один, думаю, будет приемлемым, чтобы ты обращался ко мне на «ты», Франческо, главное не забывай, что я всё же господин. — Это… хорошо, — он смутился. — Да. Сам понимаешь, такого, как ты найти нелегко, и отпускать тебя так просто я не захотел. — Вы…?! То есть ты же не угрожал Франческо де Каррарези, нет? — Что ты, нет! С него достаточно угроз! И не по его голову я отправился в это шествие, — Конрад рассмеялся, — он предложил мне за тебя большущий мешок золота. — Так берите! Что тут думать! Раз он предложил… На него можно будет нанять десяток таких, как я, уж по владению оружием точно. — По владению — может быть, я не видел тебя в этом деле, однако такую голову, как у тебя не купишь за одни лишь деньги. Но я возьму золото, конечно! Только мне одному столько не унести. Я уверен, что ты не откажешься, если я отдам тебе половину в личное пользование. Естественно, я надеюсь при этом на твою верность. Пойми, ты точно погибнешь, если он хочет назначить тебя своим телохранителем. Поглядел я на него, да… он добр, хорош, открыт перед народом и обладает многочисленными благородными достоинствами, однако главное его качество — храбрость и самонадеянность. Ох, видно в глазах его и по свершениям тоже, что он смел и очень храбр! — Так что же плохого в смелости, господин? Ты тоже не хуже… кажется. — Мало ты понимаешь о войне и в жизни за пределами городских стен, Франческо. На войне и в битве живут долго те, кто умеет быть осторожным, а храбрым только тогда, когда это нужно. Бесконечно смелые люди долго не живут, если приходит большая беда. Будь уверен, что это и его погубит… вместе с любыми его последователями. Он ни за что не отступит ни перед Миланом, ни перед своим сыном. Он скорее, сложит свою голову здесь или попадёт в плен… ну, а такого как ты даже не заметят. Как я рассказывал, мне доводилось грабить города в своё время, и я знаю, что будет, когда стены падут. Поверь моему слову, ибо говорю тебе откровенно и только с целью спасения твоей жизни и не скрываю, что также для нашего совместного обогащения, считай, от обречённого человека. Франческо призадумался на минуту, но быстро нашёлся: — Не думаю, господин, что Франческо прозвали «старым» случайно! Сами же говорите, что он прожил немало и мне думается, что он уж поопытней тебя в делах военных. — обращаясь к Конраду на «ты» и говоря такие вещи, он заметил на себе гневный взгляд Конрада, да и сам ощутил дерзость своих слов, однако «рыцарь» вскоре успокоился и ответил ему: — Я могу сказать так… думай, как знаешь, наёмник, не моё лицо вскоре будут жрать крысы. — Ох, — Франческо взволнованно вздохнул. — Посуди сам, Франческо, я даю тебе сколько угодно времени для раздумий, оно ограничивается лишь тем, когда миланцы решат осадить город. Тебе стоит дать сегодня согласие о том, что ты присоединишься к господину города на службу, но как только услышишь «гром» перед стенами, немедля покинь их, я подожду тебя за воротами, на другом конце города. Пойми, то небольшой убыток для Каррарези, пустяк… даже если он останется при городе и жизни! Однако это знатно пополнит нашу «казну», которая, кстати говоря, становится всё скуднее, а за пределами Италии цехины и дукаты ценятся куда меньше, уверен, ты и сам это прекрасно сознаёшь. Возможно, по этой причине твой бывший господин позаботился заплатить за наши новые наряды. — Не думаю, господин, что Вы всецело безошибочны в своём суждении… думаю, что его сын всё же пройдёт в город без грома пушек и без боя, пусть мы и слышали сегодня выстрел одной из них… То, быть может, наёмники грабят селение, кондотьеры или иные рутьерские* отряды. Конрад ничего не ответил и закатив глаза, по своему обыкновению, отмахнулся. В это время послышалось громыхание подъезжающей повозки — эскорт подъехал. Борта повозки, аккуратно обитые богатой тканью с гербами, закрывали лавки внутри. Солдаты, вооружённые копьями и короткими мечами, помахали ожидающим. Извозчик сидел в куртке из поблёскивающей на солнце ткани; на его голове возвышалось небольшое подобие берета, а руки, облачённые в перчатки, сжимали толстые провощённые поводья, удерживающие двойку лошадей. — Я… я подумаю, господин, но не стоит рассчитывать на меня. Если беда настигнет этот город… а скорее лишь его властителя, уж лучше идите к своим целям в одиночестве. Ну, а коль будет осада, так знайте, что практически всегда осаждают непокорные города и только после переговоров, не звери же они, — сказал наёмник Конрада, залезая в повозку. — Это ты верно заметил, — Конрад встал и проследовал за ним. Внутри стояли подготовленные для них стульчики и бокалы с вином. Извозчик хлестнул кобылу, и та неспешно застучала копытами по мостовой в направлении банного дома. По пути приключенцы молчали, ибо головы их были забиты вещами, которые не следовало обсуждать при слугах Каррарези, дабы не вызвать подозрений. Они проехали через множество улиц, которых до сих пор не посещали. Среди многочисленных жилых домов и мастерских, встречались и бани. Каждый раз при виде их путешественники думали, что достигли места назначения, однако движение не прекращалось. Прошло уже не менее часа с момента их отбытия, Конрад забеспокоился. Что если его диалог с наёмником подслушали, что, если их везут вовсе не в банный дом? Но вот, миновав несколько улиц, они остановились против стеклодувной мастерской. Из неё исходил жар, вокруг стояли колодцы и вёдра с водой, а внутри ослепительно сияли готовые изделия из стекла. Рядом располагалось высокое здание, выстроенное из больших серых камней, немного походившее на сторожевую башню. Из узких оконец выходили потоки водяного пара, а из глубины заведения невнятно доносились голоса постояльцев. Дверь сторожили. — Коль это не пыточная, то, вероятней всего, купальня, — сказал Конрад едва слышимым голосом. — С чего бы это была пыточная, господин? — Неважно. Идём-идём! Спрыгнув с повозки, они медленно подошли к дверям. Стражник, стоящий возле входа, указал авантюристам ждать, хоть и подметил, что пришельцы были именно теми, кого ему следовало впустить. Причина оказалась в слишком бедном одеянии Конрада, видно это место было предназначено исключительно для высшего общества; пусть внутри ты и будешь пребывать без одежды, но изволь явиться сюда в лучшем наряде. Франческо «Старый» задерживался, верно решая неотложные вопросы, связанные с городом. Солнце светило ярко и жарко — последние жаркие дни перед грядущей зимой —, однако это располагало путешественников к планируемому ими времяпрепровождению. Внутрь бани поминутно заходили синьоры в богатых одеждах, вместе с их слугами, а также девушки в облегающих платьях. Конрад, при виде этого, крутанул ус, и глаза его заблестели. — Хорошее местечко, а! — сказал он. — Бесспорно, господин. Вот мне интересно, есть ли такое в ваших землях? — Наши земли столь обширны, что глупо думать, что у нас чего-то нет. Однако я предлагаю тебе поехать со мной и увидеть воочию, — «рыцарь» не оставлял попыток заставить Франческо передумать. — Ах, Вы всё о своём. — Конечно, я же не хочу, чтобы тебя разнесло пушечным выстрелом на тысячу кусков. Да-да, именно так, после попадания пушечного снаряда по телу человека, его, бывает, даже по-христиански похоронить нельзя. — Дева Мария, — прошептал Франческо взволнованно. — А если и не пушкой… то просто заколют тебя и сбросят вон, в канал в центре города… и никаких похорон. Поймает твой ботинок какой-нибудь рыбак, лет через пятьсот, даст Господь. — Иисусе Христе, — Франческо сглотнул. Минуло полчаса, и вот, сзади Конрада и его наёмника послышался солдатский гомон и шарканье многочисленных ступней. То прибыл Франческо де Карра. Портшез, где он сидел, был украшен позолотой, искусно нанесённой тончайшим слоем поверх деревянного основания резных фигур растений и цветов. По бокам свисали шёлковые флаги, расписанные гербом Караррези — остовом повозки. Позади портшеза шло две дюжины стражников в шлемах, сам же синьор Падуи сидел внутри, скрываемый от людских глаз бархатной занавесью. Носильщики донесли синьора до путешественников. Франческо «Старый» отодвинул занавесь и с помощью Франческо-наёмника покинул свой транспорт. Он радушно приветствовал гостей и просил их следовать за ним. Страж, кланяясь в пол и горячо извиняясь перед Конрадом отворил двери бани. Внутри банного дома — сырого и жаркого до духоты, было тяжело находиться. Слишком маленькие оконца, напоминающие бойницы еле-еле пропускали воздух. Из стен торчали трубы, по которым из стеклодувного цеха шла горячая вода в большую ванную, где одновременно пребывало немало богатых господ со всего города. По остову расхаживали голые или полуодетые синьоры, не стесняясь, но скорее восхищаясь своей наготой. Многие, впрочем, будучи стариками, не вызывали ничего, кроме отвращения или лёгкой ухмылки. Служанки сновали туда-сюда с вёдрами, гребешками, щётками и прочими предметами для придания человеческому телу первозданной чистоты. Путешественники и де Карра также сбросили с себя одежды и частично окунулись под воду. Конрад мгновенно ощутил, как туловище его покрывается «гусиной кожей»; приятно было очутиться в горячей воде, после утомительного пути. Франческо прикрыл глаза и непроизвольно заулыбался от удовольствия, усики его зашевелились, словно бы он жевал некое изумительное блюдо. Франческо «Старый», будучи привычным к такого рода удовольствиям решил времени не терять и занять гостей разговором о делах насущных. — Рад, что вы не отказались от посещения. Многие на вашем месте бы отказались, ведь чума и некоторые другие, менее опасные, но всё же неприятные виды миазмов здесь встречаются, увы-увы. Хотя эпидемия была шесть лет назад и уже улетучилась… я надеюсь. — Как и мы, — хором ответили путешественники, не придавая большого значения сказанному Франческо «Старым», ведь он был стариком, полным бестолковых опасений. Раз баню посещало столь много народу, значит, всё было в порядке. — Что ты решил, Франческо? Останешься со мной или с Конрадом? — спросил де Каррарези и серьёзно посмотрел на Конрада. — Я останусь, — ответил Франческо-наёмник и с опаской глянул на своего нынешнего господина, — останусь я не с фон Блюменшвертом, но с Вами, синьор. — Пусть я и синьор больших городов, — ответствовал на то де Карра, — но, когда слышу слова преданности и верности пусть даже от одного человека, сердце моё наполняется радостью сильнее, чем от любой победы. — В таком случае я хотел бы получить причитающееся, да простите за дерзость, — прервал их Конрад. Слова наёмника были сказаны столь искренне, что «рыцарь» решил, что он действительно останется с де Карра и это его здорово рассердило. — Об этом не стоит беспокоиться, ты получишь всё, что я для тебя припас. Когда мы покинем купальню, я выдам тебе твой наряд. Должен отметить, что я одобряю твой выбор, ибо и сам ношу нечто подобное. — Мой выбор пал на Ваш вид наряда, синьор, по той причине, что он наиболее распространён в той части мира, где я намерен жить. — Что же, понимаю-понимаю. Тем лучше для тебя, полагаю, коль скоро ты отправишься к своей цели. — Именно это я и хотел сказать. Они немного посидели молча, наслаждаясь приятной истомой расслабления; под действием горячей воды и пара истома вела к дремоте, но Каррарези продолжил. — До меня дошли известия, что мой сын — Франциск Новелло и Джан Галеацио Висконти в двух днях пути отсюда с большим сопровождением. Я хочу сразу сказать, Франческо, что потребуется от тебя, когда они схватят меня. Во-первых, ты будешь одет прислугой, я выдам тебе шлем и железные перчатки. Во-вторых, ты бросишься на них и решишь их судьбу за два взмаха, а тем временем ополчение позаботится о войсках. Мы обговорим это подробнее, когда будем во дворце… пока держи это в голове, не забывая также о награде, которую, к слову сказать, я выбрал сегодняшним утром для тебя. Они побеседовали ещё немного, прежде чем к ним обратились слуги и служанки с предложением начистить их тела до первозданного совершенства, что и было сделано. Когда начали сгущаться сумерки, все посетители поспешили поскорей покинуть заведение, ибо в нём отсутствовало освещение. На выходе «рыцарь» получил обещанный мешок золота и плотный зелёный пурпуэн, шитый из шёлка, а де Каррарези и наёмник отправились во дворец. Конрад сопроводил их, но прежде, чем распрощаться, просил у синьора Падуи поговорить с наёмником, под предлогом прощаний. Франческо де Караррези позволил это сделать, приказав наёмнику поспешить, впрочем, разговор оказался недолгим. Франческо Пизани припомнил Конраду всё, что случилось между ними в Венецианской таверне: все обещанные угрозы, все насмешки, все несдержанности и упрёки. И не преминул добавить, что Конрад из-за вина совсем разучился мыслить и сам уверовал в ту невероятную заумь, что рассказывал про якобы именитых родственников, воинскую удаль и длинную жизнь. А распалившись, ибо Конрад молчал, слушая все его упрёки, Франческо обозвал его не более чем просто: «смышлёным мошенником, подобным торгашу дешёвыми украшениями», но не рыцарем. Конрад хотел было уходить, но его голову посетила мысль, как разубедить наёмника в дурном мнении, и он сказал напоследок мягким, но предостерегающим голосом: «пусть Господь нас рассудит, пусть Господь отомстит тебе за меня, но я не стану поднимать на тебя руки», а спустя пару мгновений продолжил: «ибо гром, что услышишь ты тут вскоре и будет проявлением гнева Господнего на твоё предательство. Чем ты теперь лучше тех, кто предал синьора сего города, а?». Франческо, услышав это, смешался; в глазах его увиделся страх, и он ушёл внутрь дворца, не отвечая более ни слова. Конрад поник после беседы с наёмником, ибо уверенность в силе убеждения покинула его вместе с Франческо. Да и кто знает, быстро ли удастся найти достойную замену? Впрочем, несмотря на это, спал он недурно, помня, что нет незаменимых людей также, как нет богатств, коих невозможно пропить. Призраки той ночью не посетили его беспокойного сознания, баня, вино и женская компания работали, подобно лекарству. Весь следующий день он провёл в тавернах, питейных домах, банях, борделях, игорных и прочих увеселительных заведениях. Он пил, развлекался, отдыхал умом и телом как умел, а умел он это не хуже, чем проливать чужую кровь. По итогу вечером, когда вино, пиво, брага и всё, что только попадало «рыцарю» в рот и заполнило большую часть его нутра, он окончательно потерял рассудок. Наутро он обнаружил себя лежащим среди мусора, сломанных копий, скарба, деревянных скамеек и досок. «Что произошло? Как я тут очутился? — подумалось ему, — по крайней мере не в тюрьме — уже хорошо». Он немедля поднялся, отряхнулся и отправился в гостиницу, однако, на подходе к дверям, путь ему преградили молодые люди в модных облегающих, практически обтягивающих нарядах немецкого покроя. Один из них, на вид старше прочих, вышел вперёд и заговорил с ним, улыбаясь: — О, как-никак Коррадо! — А кто ты такой? — Конрад посмотрел ему в глаза, не следовало ждать от студента ничего доброго. — Кто я, кто я. Насмехаешься, да? Смотрите, друзья, он опять шутит, только несмешно на сей раз! — Про мать Чезаре было смешнее, — крикнул некто из середины толпы. — Да не шучу я, господи. Дай мне пройти. — Проходи-проходи, просто мы с друзьями из «ордена порванных брэ» решили засвидетельствовать тебе, Коррадо, своё почтение! Если бы не ты, кто знает, быть может мы сидели б сейчас в тюрьме или под корабельным остовом, выслушивая вредит иль пиргорой. — Вердикт и приговор, — поправил мужчину кто-то с конца толпы. — То, что я очнулся сегодня посреди улицы, как-то связано с Вами? — удивление из его голоса пропало, как-будто его и не было. — Да ему память отшибло, ты посмотри на его бороду, бела, как эмаль. Небось и про занятия, и про экзамены забыл, — крикнул молодой парень по правую руку от мужчины, возглавлявшего орден рваных брэ, — тебе, вестимо, пить надо меньше. — Вестимо, вам бы назваться, кто вы такие, «друзья», — с иронией процедил Конрад, натягивая на лицо улыбку. — Я — Эрих из Глаттбаха, — начал мужчина в летах, — другие сами представятся. — Теперь припоминаю, — соврал Конрад. — Вчера ты, излишне пьяным прибыл к нам в землячество из флорентийского, но столь здорово помог отделаться от стражи, что та, верно, уже и не заглянет в нашу скромную обитель. А посему мы порешили, что тебе полагается награда! — Какая же награда? — заинтересовался «рыцарь». — Так, а какая? Как ты думаешь? — голосом интригана заговорил Эрих. — Мы посвятим тебя в наш доблестный орден! — выпалил кто-то из задних рядов. — И напоим ещё раз и не раз, — дополнил Эрих. — Это всё прекрасно и очень занимательно, однако, обождите-ка тут, друзья, мне необходимо забрать свои вещи из гостиницы немедля… отчислили меня… да, думаю так будет лучше, — сказал Конрад невозмутимо, и направился к гостинице, минуя своих «новых друзей». — Лучше? Да постой же ты, добрый человек! — крикнул Эрих ему в след. — Да вернусь я, вернусь, ты же сказал что-то про пойло! — рассмеялся Конрад. Зайдя в гостиницу, первым делом он переоделся в новый пурпуэн, а потом спустился к служке-портье, дабы сообщить, что собирается уезжать. Конрад оплатил ночлег за прошедшую ночь, хоть и не ночевал там вовсе, поблагодарил прислугу за сохранность своих вещей, которые собрал в большой тканый мешок. Покидая падуанскую гостиницу его голову, переполняли мысли и беспокойство о том, что следует делать далее, ибо план его сильно нарушен, а путешествие в одиночку было, по его мнению, полным безрассудством, а тут ещё какие-то студенты нахлынули и только одно он условился с самим собой сделать наверняка — это покинуть город сегодня, ибо осознал, почему стража не схватила ни его, ни тех ребят, и не отправила в заточение. Выходя, он обнаружил вокруг себя страшную суматоху, по улицам в панике бегали люди. Некоторые шептались между собой. Он не понимал диалекта, но различал отдельные слова и словосочетания, речь шла о смене власти, а быть может и кровопролитии. — Что тут творится? — серьёзно вопросил Конрад, обращаясь к Эриху из Глаттбаха. — Так сюда идёт войско, неужто не слыхал? Стража то почему нас хотела обставить? — Продолжай. — Так мы за Джана Галенцо или как его… в общем, к чёрту Караррези! Пошли пить, таверна пустует! — завопил он, и попутно раззадорив толпу за собой замахал руками. — Так, теперь мне всё понятно, — Конрад смекнул, что ночью пребывал в полном беспамятстве и говорил, точно во сне, высказывая все накопленные за последние дни мысли. В сей же момент он услышал «гром», хотя на небе не было ни облачка, и страх посетил его сердце. — Ого! Они уже здесь! — закричал Эрих. — Это-то меня и беспокоит. Эрих, коль хочешь оказать доброму товарищу услугу, то скажи-ка, как лучше убраться из города? — Оставайся, неужто не хочешь поприветствовать новых викторов? — спросил его молодой парень справа от Эриха, но сам Эрих, будучи уже не столь молодым, спорить с Конрадом не стал и молча покачивая головой, явственно разочарованный, указал ему на северо-запад. — Ну и катись в свою Флоренцию, — загоготала толпа ему вслед, но «рыцарь» абстрагировался от студенческой шайки, будто и не существовало их вовсе. Он ускорил шаг и, вскоре, перешёл на бег. Улицы забились народом, в некоторых переулках и на площади — не протолкнуться. Вооружённые люди на конях в ливреях с гербом миланского города сшибали горожан с ног, несколько раз чуть не сбили и Конрада, но он вовремя уступал им дорогу. Войска врывались с восточной части города, со стороны леса и реки Брента. То шла армия миланского города, объединённая с войсками падуанцев под командованием Франциска Новелло. Ещё через полчаса непрерывной беготни «рыцарь» достиг западных ворот. Он обернулся и заметил струйку дыма, идущую с востока, со стороны дворца Франческо де Каррарези. Видно объединение было столь велико, что они решили не церемониться с жителями, просто ворвавшись в город, подобно снежной лавине, тем более вёл их Франческо Новелло. Конрад измыслил, что Каррарези без боя своё место отдавать не собирается, а значит, где-то в центре сейчас ведётся бой, однако дела города мало заботили «рыцаря» и всё о чём он думал это побег. За воротами, которые были пока открыты, дабы обеспечить путь отступления для приезжих, Конрад обнаружил стоянку лошадей и конюшню. На ней толпилось множество людей. Странствующие торговцы, купцы, заезжие рыцари, крестьяне, приехавшие из деревни, а главное — сторонники Каррарези, которых могли казнить. Все они теперь желали купить лошадь или нанять извозчика, дабы тот поскорее увёз их от возможной опасности. Крики, гул и гомон заполнили пространство перед стеной. Конрад стоял с минуту, размышляя, как лучше поступить. Внезапно, голова его затрещала, да так, что он непроизвольно попятился, и, прислонясь к стене, уже не слишком контролировал себя, однако сознавал всё, что с ним творится. Внутренняя беседа меж двумя, не слишком благородными господами сама собой завязалась внутри его побледневшей головы, рассудок «рыцаря» раскололся натрое, впрочем, то было для Конрада не впервой. — Заплатить за лошадей? — серьёзно вопросил «первый». — Нет, ты что, Конрад, это слишком дорого! — вскрикнул второй. — Торговаться? — предложил первый. — Торговаться и навлечь на себя гнев окружающих, которые мечтают покинуть это место больше всего на свете? Тем более сам посмотри, торговец — еврей, с ним не сторгуешься, как и со всем их проклятым родом, — второй ударил кулаком стену. — Даже удивительно, что его ещё не затоптали и никто не прирезал. — Верно из-за стражи, разуй очи свои, — второй голос говорил очень зло и яростно. — А что касается людей… Да какое мне дело до них? Подождут, — улыбаясь продолжал «первый». — Да нет же, пойми, они тебя разорвут на части, ты ведь не при оружии! Разве твой мечик можно назвать этим словом? — Вот дьявольская блудница! Это верно. Тогда что, может украсть лошадь? — Увести её из-под носа? Как ты собираешься это делать, сделаешься невидимым? Подумай уже, наконец, своей головушкой! — Сдюжим-сдюжим, отбрось глупые страхи, хоть и не очень-то это благородно… — он сказал это, не озвучивая ровным счётом никакого плана, но лишь прокручивая его в голове. — Давай хоть без кровопролития, дабы ночью… — …река не стала полноводней. — И твой боевой товарищ спал, — подытожил его внутренний собеседник. И хотя ноша его была тяжела, он решил миновать стоянку лошадей и двинулся в сторону леса пешим ходом. Перед ним раскинулась зелёная холмистая поляна, поросшая редкими каштанами и высокими кустарниками. Некоторое время побродив меж деревьями, он отыскал увесистую и крепкую по виду палку. Кинжалом, купленным в день попойки, он стесал лишние веточки, убрал кинжал в ножны и заткнув за голенище направился к тракту. Вдоль тракт усеивали ухабы и возвышенности, покрытые густой растительностью. Конрад воспользовался сим обстоятельством, и, отыскав хорошее укрытие, где мощёная дорога переходила в лесную, стал ждать одинокого путника в седле, дабы лишить имущества. Мимо проезжали большие группы людей или вооружённые обозы. Только раз перед ним проскакал одинокий путник. Когда Конрад увидел его издали — решил, что настало время, однако блеск доспехов, совершенно отбил желание нападать. Часы в безделье тянулись долго. Со стороны города слышались голоса, грозные интонации которых, говорили слушателям о том, что провозглашается нечто важное. Дабы хоть немного отогнать тоску, Конрад раскрыл короб с солониной и кувшин с вином, однако стоило ему поднести флягу к губам, как на тракте замаячила фигура одинокого странника, ведущего за собой двух лошадей. Конрад вскочил, поднял смастерённое наспех оружие и приготовился. Медленно приближающаяся фигура покачивающегося из стороны в сторону человека, еле держалась на ногах; человек держался за поводья одной из лошадей. На поясе болтался меч без ножен; сверкая под лучами, проникающими сквозь потолок каштановых листьев, он напоминал пламя свечи. «Зелёная шапка, белый табард, чёрная бородка. Да это же Франческо, шлюха дьявола!» — прошептал он себе под нос. Он обрадовался такому стечению обстоятельств, но оружия выпускать из рук не стал, памятуя о последнем разговоре с наёмником. Он вышел навстречу, используя палку, как трость. Франческо встал перед Конрадом; глаза наёмника были полны страха и отчаяния, а на лице виднелись следы сажи. Изорванный табард покрывали красные пятна, а левая рука оказалась раненной и наспех перемотанной суконным обрывком, из неё всё ещё сочилась кровь. Однако лошади оказались нагружены всяческим скарбом: одна несла мешки с монетами, вторая короба с провизией. Не дожидаясь, что скажет Конрад, наёмник начал первым. — Я был глух настолько же, насколько и глуп. — Я слушаю, — ответствовал Конрад, ухмыляясь, предугадывая в уме то, что сейчас услышит. — Франческо де Каррарези пленили, он уступил место своему сыну, теперь город за ним, а Каррарези отправляется в путешествие, о котором упомянул при нашей встрече. В Ломбардию… в темницу. — Всё, забудь ты уже о старике, — прервал его Конрад. — А меня, о, Иисусе, меня ранили ровно тем, о чём Вы предостерегали. Мне настолько стыдно перед Вами, вернее, стыдно не только перед Вами, но и перед самим собою, ибо я поступил так опрометчиво, назвав Вас столь грубыми словами, ведь в итоге во всём Вы оказались правы! И пусть Ваши действия не всегда благородны, но всегда честны и правильны. А значит, у Вас много опыта и Вы правда пеклись обо мне, но не только о золоте и богатствах. Простите меня, простите, господин, ибо грешен я, но то от молодости и впредь такого не будет, клянусь Вам своей жизнью! Пусть страшная болезнь меня заберёт, если я ещё хоть раз буду сомневаться в Вас, господин! — он поднял руку и поклялся, затем перекрестился и подошёл чуть ближе. Конрад разглядел, что и на лице его виднелись следы побоев. — Я пытался спасти Каррарези от плена, но тщетно, — завершил он рассказ. — Я прощаю тебя, ибо вижу твою искренность. Не скрою, что рад твоему возвращению. По чести сказать, я ожидал тебя и не уходил единственно по этой причине, надеясь на твою верность, и причина себя оправдала, пусть и в таком виде, — соврал «рыцарь». — Не знаю, что и сказать Вам ныне, господин. — Расскажи, что случилось, они взяли город силой? Я видел дым! — Нет, просто грабят, как обычно... но Каррара захвачен в плен, как я уже сообщил Вам. Я пытался спасти его, но был ранен и сброшен в канал, против центра города. Хорошо, хоть, что из доспехов у меня был только шлем, да перчатки, а то непременно бы утонул! В общем, мне удалось выплыть на противоположный конец площади, где проводятся судебные дела, а после я бежал вместе с частью горожан. — И что же, город сдался без боя? — Гвардия Каррарези, с тем безруким военным начальником, вместе с некоторыми студентами, коих здесь оказалось чуть не половина города и, конечно, ополчением держали дворец, не пропуская Франциска Новелло к восточной части города, откуда до недавних пор бежали люди, но ныне им уже перекрыли дорогу. Я слышал, как их задерживают и допрашивают, так что нам не следует здесь задерживаться. — Тогда по коням! — Я не могу, рука слишком сильно кровоточит. Боюсь, что я упаду, ибо, голова кружится чрезмерно сильно. Конрад развязал повязку с руки наёмника и выдохнул с облегчением. Рука была всего-то сильно оцарапана и испачкана в порохе, однако кровоточила. «Рыцарь» взял одну из фляжек с вином и облив рану, аккуратно вытер её с помощью того же куска сукна. Затем он вернулся в своё временное убежище, а пришёл оттуда с большим листом подорожника, кой незамедлительно приложил к ране и перемотал повязку вокруг руки так умело, как иной цирюльник не сумел бы. — Выживешь, — сказал он насмешливо, — садись на лошадь, поспи пока будет время, уж не буду тревожить тебя с расспросами, однако прежде чем мы отправимся, скажи, какой дорогой следует идти? — Тревизо, Ценеда, Беллуно и Фелтре теперь под контролем сына Каррарези… вернее, туда ныне разосланы гонцы, войска с наместниками, Вы сами знаете… так что, даже не знаю куда податься, ибо там вскорости начнётся суматоха. — Ясно, как день. Но тогда куда? Давай, думай, не в голову тебя ранили, Господь уберёг. — Нигде теперь не будет спокойно, по крайности, несколько недель, но если я правильно понимаю то, как дела обстоят, нам след отправиться к Вероне, через Виченцу, думаю, к концу следующего дня мы прибудем туда, если даст Бог. Там след хорошенько передохнуть, ибо… — Знаю, ибо там уж недалеко до границ, Иннсбрук, Ангерберг, Обераудорф. Там я путь нашёл бы и без твоей помощи, хотя не думай дурного, она мне всё ещё требуется. Забавно, Франческо… я бывалый убийца, хотя, конечно, с этим покончено… так вот, бывалый убийца, а не могу придумать, как занять место родственника. Какая ирония! — Вы только что видели наглядный пример, но в бо́льших масштабах, господин. Но для начала я бы попробовал по старинке, нанять другого убийцу, когда представится возможность, а если не выйдет оборвать его жизнь таким способом, то поступите так, как сделал сын Каррарези. Наймите каких-нибудь рутьеров, захватите замок, а потом, скажем, снизьте или отмените подати с ремесленников и пошлины с купцов, дабы не начался бунт или того хуже — восстание. Никогда не стоит забывать об уважении жителей, ибо на этом зиждется счастье и процветание, как великих стран, так и самых маленьких крестьянских семей. Отмечу, что так сделал Франческо Каррарези, когда выкупил себе Тревизо, собственно, из его истории я и вывожу Вам пример, господин. Хоть он теперь и изгнанник, однако, ранее мудрых решений принял больше, чем опрометчивых. — Думаю, я и так догадался бы об этом, но благодарю за науку. Всё же, признаю, что в управлении я пока не так силён, но, по счастью, времени научиться у меня предостаточно. — Всё мните себя Мафусаилом? — Франческо замолк, узрев на себе нетерпимый взгляд Конрада. Дальше они шли молча. Пройдя по лесным дорогам, они снова вышли на тракт, миновали несколько деревень, портов и мелких коммун, а вскоре наблюли на большую дорогу, ведущую к городу — Виченце.

***

Она скакала несколько дней на запад, останавливаясь только на сон. Многие удивлялись, когда девица такой красоты и возраста, — хоть тот и перевалил за двадцать —, разъезжала по миру одна, однако никто не смел ей перечить видя, как ловко та управляется с лошадьми и к тому же носит при себе длинный полутораручный меч. В дороге её платье порядком поизносилось, а солнце добавило цвета ржавчины на концы угольно-чёрных волос, ибо в пути девушка не носила никакого головного убора и покрывала голову только в городе. Однажды утром, выехав из-за невысокого холма она наткнулась на обширный солдатский лагерь, раскинувшийся через широкую поляну, рядом с неизвестной ей коммуной. Разноцветные шатры и палатки, точно цветы и шляпки грибов, полнящиеся насекомыми, были набиты спящим народом. Путница решила, что разумно понаблюдать, что это за армия и кому принадлежит, но увидев флаги республики, развевающиеся в конце стоянки, сомнения покинули её и вскочив на коня, она стрелой метнулась вниз по косому холму. Едва не упав с лошади, она остановилась против стражи рядом с импровизированным входом, сколоченным из ровных досок. В центре лагеря затрубили в горн, поднимая заспанных солдат и слуг в новый день. — Приветствую! — она не слезала с коня, видя, что стража нервно сжимает древки копий. — Кто такая? — бородатый стражник без шлема, но в бригандине похотливо смотрел на неё исподлобья, а второй, помоложе — с опаской. — Меня зовут Альда, и я ищу кое-кого! Быть может Вам встречался путник…? — Погоди, я спросил, кто ты такая, а не твоё имя, — пробурчал солдат. — Я еду из Венеции, мог бы и догадаться, сам же оттуда, — возмутилась она тупости воина: «вот баран» — подумала она. — Может шпионка! Хотя не-ет… слушай… — он вынул из кошелька монету. — Ой, такое не слушаю и слушать не собираюсь, — она мягко обхватила длинную рукоять меча своей изящной, но жилистой рукой, — пропусти меня в лагерь, я поспрошаю народ, ищу кой-кого, сказала же. — Да пропусти её, Маттэо, Бог с ней, — вмешался молодой, — а ты, покрой чем-нибудь голову, а то не отстанут. Стража расступилась перед девушкой. Она соскочила с коня и пройдя внутрь, прислонилась к дереву в ожидании. Вскоре лагерь окончательно проснулся и наполнился звуками работы — его начали сворачивать, готовясь продолжить путь. — Могу я узнать, куда вы идёте? — спросила Альда у одного из проходящих мимо солдат. — Можешь. Мы идём за Франциском Новелло, а он за своим отцом, что никак не отдаст причитающийся ему город. В Падую значится. — Интересно… а если я хочу проследовать за вами? — Это не ко мне, — солдат выглядел очень молодо, борода едва пробивалась через его обветренную кожу. Альда подошла к нему ближе и улыбнувшись, легонько взяла его за кисть руки. Солдат немного отшатнулся, но через мгновение продолжил говорить, как если бы прикосновение внедрило в его голову новые мысли. — Ну-у-у, я могу тебя провести к сержанту, а он решит, э-э-э, что с тобой делать. Просто, э-э-э, вдруг ты шпион, — в его голосе слышалась опаска и сильный акцент. — Да какая же я шпионка, когда говорю с тобой без запинок, в отличие от тебя! — она звонко рассмеялась и отпустила его холодную руку. Сержантом оказался тощий, но очень высокий мужчина средних лет. Кольчуга до бёдер, укрытая железным напузником, сильно проржавела, — он не снимал её несколько дней к ряду. Воин стоял на фоне высокого шатра с тремя пиками, внутри которого проходили переговоры между богато-одетыми господами. — Гришь, значится, хочешь с нами? А нам чего с того? Ась? — его громкий голос, много лет раздававший приказы, перекрывал окружающий гомон. — Да! Синьор…? — Да какой я к чёртовой матери синьор, ха-ха-ха! Меня звать Дженарро, так и зови, мы тут не в дворце, мать его! — он сплюнул. — Дженарро. А что касается моей полезности, можете не сомневаться, я и в дозор выйти могу и дров наколоть и еду приготовить не хуже обозных девиц, — сказала она и подумала в довесок, но не произнесла: «даже лучше, чего уж там, хотя вам то, видать, нужно что-то другое». — Слушай… да. Это хорошо, но для этих дел у нас целое войско, а для этих, почитай, никого… кроме обозных, тьфу… — Так я и думала, — она улыбнулась. — Да постой ты, я ж тебе не хрен собачачий, в людях то разбираюсь, вижу по глазам, что ты себя в обиду не дашь, но, чёрт возьми, и мне услуга требуется. Ты можешь остаться, если будешь жить со мной, — он поднял подол кольчуги и почесал бедро, облачённое в серые шоссы, испачканные ржавчиной. Альда провела рукой по покрытой тканью голове и утерев свой широкий, но имеющий приятные очертания нос, коснулась плеча сержанта-Дженарро, а тот, прикрыв глаза грязными, словно крашенными веками, загадочно заулыбался. Два дня армия была на марше, а на третий они разграбили деревню, близ Падуи, откуда незамедлительно напали на город. Тот, как уже известно, сдался без боя. Вечером, когда от пожаров остался лишь дым, а бывший сеньор Падуи уже несколько часов трясся в закрытой тюремной повозке, Альда продолжила вызнавать, куда мог направиться Конрад. Те местные жители, что не отказывались говорить с ней, только крутили головами в непонимании, стража тоже молчала, но оно и понятно — захваченные в плен люди не очень-то настроены на разговоры. Но до наступления темноты, один наёмный рабочий подсказал ей, куда обратиться, ведь видел кого-то, подходящего под её описание. — Да, видел я такого, — говорил ей седой мужик в рваной рубахе, — вроде студент, тьфу, из немецкого. Вон там. Только ночью туда идти я бы не стал, ты дождись утра, побереги себя, красавица! — Разберусь как-нибудь, но и на том спасибо, добрый человек. Вот, возьми монетку. — Спасибо. Я столько и за день не заработал бы, — и он поклонился ей в пол, словно принцессе. Альда, будучи практичной и целеустремлённой, времени не теряла и направилась к землячеству. Узенький квартал с полуразрушенными домами о двух этажах полнился бессонными людьми, распевающими песни и распивающими спиртное. Кругом горели костры и факелы, освещающие беспорядок и разгульный образ жизни студентов. Казалось, что он пострадал сильнее прочих, но на самом деле виной тому были сами жители землячества. Конечно далеко не все участвовали в беспорядках; землячество содержало в себе и множество умных, образованных людей, но те две дюжины, что организовали «орден рваных брэ», увы, являлись его лицом. Одинокая девушка шла промеж домов и блики от огня играли на её загорелой коже. Внезапно справа раздался шум и шлепок о землю. К Альде приближалась шайка молодых людей, возглавляемая человеком постарше, впрочем, последний улыбался шире всех, а его намерениями пахло издалека. Альда взяла меч за рукоять правой рукой и в любой момент была готова применить его против любого, кто попытается сделать больше, чем она позволит. — Я Эрих из Глаттбаха! Ого, гляди, у неё меч! — его глаза удивлённо раскрылись. — Привет тебе, Эрих из Глаттбаха. Я Альда из Венеции… мне… сказали, что тут могу найтить кое-кого, — она говорила, запинаясь через слово, ибо ребята обратились к ней на немецком. — О-о-о. Это мы подскажем, если юбку задерёшь и покажешь, не кольчуга ли у тебя под платьем? — он рассмеялся, а за ним и его шайка. — Пока кольчуга для тебя, Эрих. А там, как дело пойдёт… смекаешь? — она слегка опустила голову и улыбнулась, в её глазах мелькнула похотливая искорка. — Гляньте на неё. Да ты опусти это, хотя я сомневаюсь, что ты… — Сомневаешься — подойти и попробуй! — игриво крикнула девушка и сделала правой ногой шаг назад. Молодые люди медленно окружили девушку со всех сторон, но пока ничего не предпринимали. Эрих вышел вперёд. Расставив пальцы, как орёл расставляет когти, прежде чем схватить змею, он ринулся в её направлении. Девушка сорвала меч с пояса и не вынимая из ножен подняла высоко над головой. Эрих весом своего тела метил в узкую талию девушки, но та уклонилась от неуклюжего штурма, а когда студент пролетал мимо, огрела дурня тяжёлыми ножнами по спине. Упав, мужчина закричал, не столько от боли, сколько от собственной неудачи; пьяного трудно ранить, но легко обидеть. — Шлюха дьявола! — крикнул он. — Что… что ты сказал? — вопросила удивлённая девушка. — Что слышала, твою мать. Ребята, а ну её! Но никто не пошевелился, ибо Альда, ожидая такого исхода, уже обнажила длинный меч; никто не желал получать ненужных ран за опозоренного лидера. Со стороны дороги, ведущей к землячеству послышался стук копыт и звон доспехов. Стража разгоняла взбунтовавшихся студентов по домам, а тех, кто не слушался, били палками. «Хватайте её! Она… унизила меня!» — кричал Эрих, но никто не шевелился, пока и до них не дошла очередь. Звеня металлом, стражник с древком в руке одним ударом сшиб двух зазевавшихся последователей Эриха из Глаттбаха, пачкая их одежду в грязи и крови. Альда уложила меч в ножны, привычным движением обернула пояс с ножнами вокруг бёдер и резко подскочив к Эриху, схватила его за шиворот и поволокла, что есть мочи, с дороги, в тёмный закоулок, чтобы стража его не покалечила. «Шлюха дьявола — любимое выражение Юберхарта. Этот дурень что-то знает» — думала девушка, мысленно потирая руки. — Ты… ты спасла меня, девка? — Эрих глядел на неё большими удивлёнными глазами, что было заметно даже несмотря на тьму вокруг. — Спасла-спасла. Кончай уже обзываться, ведь знаешь, ты мне и взаправду приглянулся, иначе зачем я пошла ночью к вам в переулок? — Ха! Тоже, верно. Ты прости меня, я пьян. Да, я пьяный, вот и болтаю лишнего. А ты сильная, раз смогла утащить меня до сюда! Спасибо… эх, только вот спина теперь долго будет болеть, — Эрих нервно рассмеялся. — Сам виноват, — её голос смягчился. — Так, я… да… попросила тебя не грубить, но скажи, это выражение… «шлюха дьявола», где ты слышал? — Да вчера ночью. Был среди нас тут один буян, похлеще нас всех вместе сложенных. И по-немецки и по вольгаре как надо разговаривает, но сейчас я уж понял, что он немец, хорошо больно ругался на нашем! Мимо прошёл стражник с фонарём в руках. Он посветил в промежуток меж домами, куда Альда утащила нерадивого студента и посмеиваясь, пошёл дальше. Альда лежала, прижавшись к Эриху точно влюблённая, ибо дома, где они прятались, почти касались друг друга. — Пора… выбираться… отсюда, Эрих, — Альда говорила на немецком очень плохо и отрывисто. Немногие фразы ей удавалось произнести без запинки. — Куда ещё? Это мой дом на ближайшие лета! — Я… понимаю. Но ты же хочешь…? Достигнуть уединения? Я оставила… коня перед… — А-а-а, — протянул студент и облизнулся. Подобно крестоносцам, они оседлали коня вдвоём и отправились в сторону леса, который практически утоп во мраке ночи; насмотревшись на бесчинства рода людского, звёзды отказались светить сегодня и укрывшись облаками, словно одеялом, крепко спали за небосводом. Спешившись где-то на лугу, перед лесом, Альда попросила студента набрать хворосту и веток, дабы разжечь костёр, а затем, используя факел, разожгла его. «А то комары зад закусают» — сказала она, глядя в простодушные глаза Эриха и посмеиваясь. Но они сидели недолго; Альда не желала терять больше времени, ибо всем телом ощущала, что её жертва уходит всё дальше. — Так ты говоришь, что слышал это… ругательство «шлюха дьявола» от студента? — повторила свой вопрос Альда. — Да. Только может он и не студентом был, я сейчас трезвею и думаю, может быть это был… хрен знает, кто это был! — А куда он пошёл? — К западным воротам, откуда мы выехали сейчас. Это всё, что мне известно. А что? Это какой-то твой знакомый? — Не совсем. Не имеет значения. — Ладно. Ну, что, с Богом?! — он начал спускать брэ, которые действительно оказались надорваны во множестве мест. Альда подошла к нему, обвила его шею своей жилистой кистью и шепнула на ухо так нежно, как только могла: «конечно, красавец». Он страстно схватил её за тонкую, упругую талию левой рукой, а правой потянулся за подолом платья. Подняв его, он провёл рукой по её изящному, крепкому бедру и почти достигнув затворов… получил резкий удар ножом в живот. Она, как бабочка, порхнула от согнувшегося под ударом тела и выхватив меч, уколом вошла Эриху в рот, мгновенно заполняя тот густой кровью от выбитых зубов и порезанных губ. Он попытался отскочить, но девушка налегла на меч. Хруст рвущегося мяса, хлюпанье крови и окровавленный кончик меча, точно прорастающий саженец, показался из затылка мужчины. Альда слегка повернула меч и отточенным движением вынула его из проколотой головы; он оставался жив. — Жаль за тебя мне никто не заплатит, — сказала она на венето, прогуливаясь вокруг умирающего. — Хотя мне даже понравилось с тобой, но у меня правда нет времени, — сказав это, она пнула его в живот, переворачивая тем самым на спину и встав в боевую стойку, изо всех сил вонзила свой меч глубоко в пах нерадивого студента, отправляя ещё одну грешную душу на небесный суд. Добив мужчину, она утёрла меч о его одежду и уложив лезвие обратно в ножны, села на коня и отправилась на север, по протоптанной дороге. Всё её тело дрожало от страшного возбуждения и предвкушения награды за убийство Конрада Юберхарта, кой, должно быть, находился всего в дне пути от неё, а то и меньше.