Талое солнце

— Скажите господину Барбуру, что ничего не было! Вы же по ошибке явились сюда среди ночи!       Галф не знает, куда деть свое пылающее стыдом лицо. Глаза отчаянно мечутся по лицу Мью, вид которого свидетельствует лишь об одном: из этой троицы он меньше всех понимает, что сейчас происходит и как он умудрился оказаться в постели жениха своего друга. Да и ещё и лишь наполовину одетым. — «По ошибке»?! — вновь раздается крик Джеймса. — О какой ошибке может идти речь? Я иду с утра, чтобы справиться о вашем здоровье, а застаю будущего мужа под своим, с позволения сказать теперь, лучшим другом?! Это так мне отплатили за мою доброту? — Я ни в чем не виноват перед вами! — слезы катятся из огромных глаз мальчика, он ещё раз обращается к пока ни слова ещё не проронившему Мью: — Прошу вас! Скажите, что ничего между нами не было!       Мью поднимается с постели и медленно качает головой: — Должно быть, не было… Я же всё-таки одет… мм… почти. Но… но я правда не помню… простите. Больше я не знаю, что сказать. — Зато я знаю! — Джеймс тенью нависает над трясущимся в рыданиях Галфом. — Сроку вам — до вечера, чтобы убраться вон из моего дома. Грейс может оставаться, к ней успела привязаться моя мать, а вашей ноги здесь больше не будет. Хуже дворовой девки себя повели! И это в ночь после помолвки.       Затем он обрушивает остатки гнева на Мью: — Тебе тоже отныне дорога в мой дом заказана. Вот уж не думал, что за одно утро потеряю и друга и будущего мужа!       Всё.       Их оставляют вдвоем.       Галф только и может, что закрыть лицо руками и просто раскачиваться из стороны в сторону. Поначалу Мью молча наблюдает за убитым горем и унижением мальчиком, затем последний слышит сквозь собственные всхлипы: — Будет вам так убиваться! Я… Я сейчас пойду к Джеймсу и скажу, что все вспомнил… А вы тоже — хороши… Раз ночью не спали, почему меня даже не попытались разбудить?       А что здесь ответишь? Что сам соврал вчера? Что всё слышал про него и того Артура?       Галф отрывает ладони от лица и, все ещё всхлипывая, качает головой: — Почему вы сразу не могли сказать этого?! Кто вам сейчас поверит? — Попытка — не пытка, верно?       Галфу не до шуток. — Погубили вы меня. Ни за что погубили. — Я не хотел… Простите.       Не оборачиваясь, Мью спешно покидает комнату Галфа.

***

      Вычурно торчащее на его груди жабо слишком туго стянуто у горла. Галф чувствует: ему вот-вот перережут, словно веревкой, горло. Да, пожалуй, свое положение сейчас он мог бы расценивать как положение человека, приговоренного к повешению.       А вокруг — десятки пар глаз, словно бы пришедших от скуки поглазеть на его экзекуцию. И внешне все спокойны и, наверное, даже веселы… Но Галф знает наверняка: фальшь. Сплошь и рядом — фальшь. В глазах, улыбках, снисходительных кивках напудренных до макушек голов и…       Лишь два человека в этом зале честны в том, что читается на их мрачных лицах.       Первый — Джеймс — его не состоявшийся супруг, которого Галф — без вины виноватый — чуть не лишил чести и достоинства. Ещё бы. Взять в мужья отпрыска знатного, но бедного, что церковная мышь, дворянина, который, по своей наивности, оказался дешёвкой — под стать уличной девке, готовой лечь под любого без разбора. Второй — его друг. Бывший друг.       Оба они сейчас меряются взглядами. И если лицо первого выражает полнейшую брезгливость к происходящей — будь она четырежды проклята — свадебной церемонии, то лицо второго преисполнено обречённости — он ведь, понятное дело, не рассчитывал, что в вечер помолвки друга так напьётся, будучи отвергнутым, что ворвётся в комнату его жениха и, навалившись на бедного, ничего не понимающего в ночи мальчика, так и уснет, придавив его боком своего длинного тела к перине.       Кое-как пришедший в себя Мью, осознавший, что натворил, поразмыслив, нашел единственное решение, способное хоть как-то загладить его вину перед этим готовым сквозь землю провалиться юным существом и хотя бы отчасти спасти репутацию их семьи.       Поначалу Галф и мысли не мог допустить о согласии… Но даже в свои восемнадцать понимал: выход у него один. Иначе его семье не избежать гораздо большего позора, чем нищенское существование.       Его безымянный — что самые тесные кандалы — замыкает кольцо. Он чувствует дрожь ладони Мью. Оно и не мудрено: по собственной глупости пришлось сковать себя узами с нелюбимым.       Галф не успевает задуматься о благородстве поступка — да и в чем оно? Взять в мужья — из жалости — мальчика, которого видел несколько часов с вечера и несколько минут ранее, а потом, когда через пару месяцев станет невмоготу жить с немилым под одной крышей, завести себе кого-то на стороне для утешения?       Слава Богу, маскарад благородства и тщеславия окончен. Отныне у Галфа будет новый дом — совсем не тот, что должен был быть. Кажется, кто-то из слуг обмолвился, что он стоит на самом краю графства, где-то там, окружённый глухим лесом. Галф вдруг вспоминает, как впервые увидел Мью на той земле. Думал ли он, каким пророческим станет для него тот капкан? А ведь за пару минут до этого небо казалось ему таким чистым, пусть и опалённым горячими солнечными лучами. — Простите меня, — не смея поднять головы, Галф жмётся в угол подпрыгивающей на каждой кочке кареты. — Вам не стоило… — Не стоило что? Отравлять жизнь обоим? — Мью смотрит на него без злобы, без намека на презрение, но все с той же обречённостью во взгляде. — Что ж… Дело сделано — назад не повернешь. — Вы… Вы можете развестись со мной. Если пожелаете. — Если пожелаю? — в голосе — смех и горечь, в глазах — нездоровый блеск. — А с тобой что будет? Думаешь, общество примет тебя или твою сестру после того, как один мужчина считает тебя… Сам понимаешь, кем. А второй — отказался после свадьбы? — Что же вы? Из жалости всю жизнь собираетесь со мной мучиться?       В глубине души Галфу хочется услышать, что жизнь бок о бок с ним — вовсе не мучение. И конечно, на какие-то теплые чувства рассчитывать бессмысленно, но стать пожизненной обузой кому-то он бы хотел меньше всего на свете.       Но вместо слов утешения он услышит: — Придется смириться. Обоим.