Талое солнце

      Реки скованы льдом. Мороз рисует причудливые кружева на окнах. Люди заворачиваются в несколько слоёв одежды.       Всё застыло, время будто остановилось для того, чтобы дать себе передышку длиною в три зимних месяца.       Галф не привык к суровой зиме. По ту сторону Северного Моря всегда дул ветер и чаще, чем здесь, шли дожди, но зима была мягкой и словно бы просто кутающей всё вокруг тонкой снежной вуалью.       Здесь же тот самый Норд-Ост ещё с ноября до костей пробирает, едва ли забудешь хорошенько запахнуть воротник. — Заканчивай работу и собирайся, поедем в город. — Вместе? — Нет. Отдельный экипаж для тебя выписал.       Галф с укором смотрит на мужа. Тот никак не желает избавиться от привычки дразнить его по каждому пустяку. — Хорошо. Я быстро!       Галф откладывает точильный камень — прежде чем на зиму убрать все инструменты для работы в поле, их понадобилось хорошенько навострить. Поначалу Мью не подпускал его к этому делу, всю работу потяжелее всегда брал на себя, но в итоге сдался упрямой настойчивости мужа.       Оказавшись в своей комнате, Галф быстро меняет одежду, недолго задерживается у зеркала: оттуда на него смотрят две чуть поправившиеся щеки цвета розовой глазури и пара сияющих радостным волнением глаз. Вместе… Мью берёт его с собой. Сам позвал. Галф касается ладонью одной щеки, невольно воскрешая в памяти те клятвы… тот первый и… последний поцелуй. Галф не особо рассчитывал, что все враз изменится между ними, что муж будет проявлять к нему то внимание, которое присуще счастливым в браке парам и все же… Галф солжет самому себе, если скажет, что не хотел бы вновь испытать ту сладкую истому, что лилась сквозь всё его естество, когда Мью, так нежно поцеловав его, закутал мальчика в свои теплые и надёжные объятия.       Морпет. Его вымощенные улочки наверняка запорошены снегом. Но Галф замечает, что они останавливаются на развилке, так и не въехав в город. — Что такое? Почему мы не едем дальше? — с волнением обращается он к мужу.       Мью только пожимает плечами. — Господин Тончививат… Вы что задумали?       В глазах мужа — упрек: Галф вновь от волнения перескакивает на «вы». — Мы кое-кого встречаем. — «Кое-кого»?!       У Галфа мысли мечутся от виска к виску, сердце колотится так, что отдает в ушах.       Мью открывает дверцу и спрыгивает на стылую землю. — Кое-кого, — с улыбкой повторяет он.       Галф, поеживаясь, следует за ним.       Стоят, касаясь друг друга плечами. Галф совсем не ожидает, но его руки оказываются в на удивление теплых ладонях мужа, которые подносят их ко рту, и вот — тонкие пальчики уже согреты дыханием. Галфу кажется, что он чувствует его не только кожей, но и сердцем. Он хочет что-то сказать, но не может сейчас пошевелить и губами. — Галф!       Господи, он так отдался этому моменту, так потерялся в нем, что совершенно не заметил, как мимо них пронесся дилижанс, высадив на развилке двоих: темноволосую девушку, в длинной теплой мантии с капюшоном и спрятанными в муфте руками, и высокого мужчину, также тепло одетого, хотя и гораздо скромнее. — Грейс!..       Мью отпускает его руку, а Галф так взволнован, что, спотыкаясь, спешит навстречу сестре. Крепкие объятия, поцелуи, девичьи слезы и счастливое лицо Галфа, который, на миг взглянув на стоящего в стороне Мью, шепчет ему «спасибо». Он, конечно, догадывается, кто был инициатором приезда, но он также знает, что это было бы невозможно без участия мужа. — Вильям? — Здравствуйте, господин Тр… Тончививат, — поправляет себя молодой человек, — затем переводит взгляд на Мью и с почтением кланяется. — Грейс, — немного отстраняется Галф от сестры, хмуря брови, — я что-то не понимаю… А почему тебя сопровождает мужчина? Как тебя вообще отпустили с ним? — С большим трудом, скажу я тебе! — восклицает девушка. — Чего я только не наслушалась от госпожи Барбур про мое благоразумие, но даже она под конец сдалась. Ну, а кто ещё, если не Вильям, стал бы меня сопровождать сюда? И, в конце концов, упорства мне не занимать, так что, со скрипом, но меня отпустили! Вот! — Упорство — это у вас черта семейная, — плечо мужа вновь оказывается прижатым к его. — Думаю, вам удобнее будет побеседовать с братом в тепле. — Без сомнения! Благодарю вас за приглашение, господин Тончививат. — Приглашение? — у Галфа вновь путаются мысли. — Ну да! — звонко отвечает Грейс. — Через два дня тебе исполнится девятнадцать, вот я и попросила господина Тончививата в письме разрешения навестить тебя. — В письме?.. Не знал, что вы ведёте переписку… — укор в его голосе сейчас больше предназначен Мью, нежели Грейс. — Галф! Я замерзла!       Видя, что разговор может утечь в ненужное русло, Грейс жалобно смотрит на брата. — А, да, конечно, пойдёмте.       В доме Мью Грейс разместили в отдельной комнате, ничем не уступающей по размеру и убранству хозяйским спальням. Вильям временно поселился в той половине, где жил управляющий Талого солнца. — И всё-таки, Грейс… Нехорошо это. Молодая девица путешествует в сопровождении мужчины… Управляющего господина Барбура. Это может скомпрометировать тебя. Об этом ты совсем не подумала? — Боже, Галф! Ну какой ты скучный! Как старик заладил, хорошо-нехорошо. Вильям — достойный и уважаемый человек. Раз мне в конце концов разрешили ехать с ним — значит, все в порядке. — Достойный и уважаемый человек? Давно ли ты так лестно стала отзываться о нем? Помнится, ты была весьма сурово настроена к нему в начале вашего знакомства. — Так же, как ты и ты по отношению к своему мужу, но ведь все изменилось, верно?       Они сидят в комнате Галфа. Тот не может наглядеться на сестру. Но вместе с радостью, сердце его преисполняет тревога. — Грейс, это нельзя сравнивать. Господин Тончививат — мой законный супруг. Нам суждено быть вместе до конца наших дней, — он вдруг вновь вспоминает те клятвы, свидетелями которых были три ясеня, орешник, яблоня, да дождливое небо. — Ты же позволяешь себе разъезжать по графству в компании… слуги. Неужели мало неприятных слухов породило о нас мое замужество? Зачем давать обществу повод для новых? — Ох, Галф, ты как всегда. Я думала, обрадуешься моему приезду, а ты нравоучения читать начал. — Ты — моя сестра, я за тебя отвечаю. — Я старше. — Но ведёшь себя, как ребенок. — Кто бы говорил. — Объяснись, пожалуйста. — А что здесь объяснять? Ты уже скоро полгода как замужем, а ночи проводишь один, живёшь в собственной комнате, словно гость в его доме или брат. Ты что, мужа собственного боишься к себе подпустить? — Грейс!.. — Что? Где я не права?       Лицо Галфа пылает от возмущения: — Хоть ты мне и сестра, но сейчас правда позволяешь себе лишнее. Тебе известны обстоятельства моего брака. И больше я не намерен это обсуждать. — Хочешь сказать, с тех самых пор ничего не изменилось? Брось, Галф, кого угодно можешь обманывать, но меня — не проведешь. У тебя все на лице написано, когда ты на него смотришь.       Хотел бы и я прочитать его лицо… — Грейс… — Вы оба сейчас совсем по-другому смотрите на этот брак. Знаешь, с какой теплотой он писал о тебе, когда я попросила рассказать, как ты здесь? — Вот зачем, Грейс? Зачем ты начала ему писать, ещё и в тайне от меня? Моих писем тебе было мало? И он что… он тебе говорил в письмах, что мы с ним… что мы «не живём» как супруги?       Грейс хихикает: ее «повзрослевший» брат так и остался в душе стеснительными, краснеющим по поводу и без, ребенком. — Нет, конечно. Сама догадалась! А то, что написала ему, так это потому что знаю — ты ведь правды не скажешь, что да как, «у меня все хорошо, Грейс», я же должна была знать наверняка, мы с тобой никогда еще так надолго не расставались… Вот я и решила узнать у господина Тончививата. Что в этом плохого? Он, между прочим, в отличие от тебя, ко всем людям относится как к равным. И не смотрит на Вильяма так свысока, как ты. — А не слишком ли тебя заботит мое отношение к этому управляющему?       Грейс кокетливо ведёт глазами: — Может быть… он мне понравился. — Грейс? — Что здесь такого? В моем положении, даже лучше, если я буду смотреть в сторону мужчин попроще. Кто из благородных джентльменов позарится на почти что нищую девицу? — Перестань. В конце концов, твой брат теперь владеет тысячами акров земли. И уж точно не позволит своей сестре выйти за человека, только потому что из-за людских предрассудков ее никто другой замуж не возьмёт. — Галф, ты меня совсем не слушал разве?.. По мне, так больше всего предрассудков здесь у тебя! — Слушал, — Галф качает головой… Ну, а ты? Думаешь, это твое «нравится» взаимно? — Не думаю, а знаю, — торжественно заявляет Грейс.       Галф в растерянности. Он по себе знает, что такое «людская молва». — Галф… Ну не будь таким заносчивым снобом. Вильям правда очень хороший. — Я не хочу, чтобы ты страдала из-за мимолётных порывов и сиюминутных решений. — Я не буду страдать. Я буду самой счастливой, если он наберётся смелости и сделает мне предложение. — Дай бы Бог, Грейс, дай бы Бог… — Ну хватит уже! Долой печаль и скучные разговоры!.. Завтра такой день! Хочу видеть тебя улыбающимся!

***

— Позволим людям немного повеселиться в твою честь без нас? У меня для тебя есть подарок. — Подарок?.. Но вы и так столько сделали для меня…       Утро четвертого дня зимы. Грейс появляется на пороге его комнаты, едва ли позволив ему одеться. Галф попросил мужа «не устраивать никаких званных обедов», ибо «Вас и Грейс мне достаточно». Но он никак не ожидал, что после праздничного ужина втроем, — Аерин, конечно же, постаралась на славу, — Мью устроит настоящий вечер ирландских танцев, музыки и потина*, впридачу с щедрыми порциями виски и пива. Звуки арфы, волынок, много зелёного, оранжевого и белого в одеждах простых людей, заводные мелодии и нескончаемый звук башмаков, отбивающих по полу ритм кейли*. — Идём же, — Мью берёт его за руку и уводит в холл, но и туда доносятся звуки праздника, так что им приходится пройти почти до самого парадного выхода.       Галф скромно опускает плечи, взгляд устремляется в пол. Не привык он к такому вниманию и, наверное, никогда не привыкнет. Между тем, на ладони Мью появляется небольшой мешочек, из которого он выуживает ручной работы браслет. Искусно выделанная кожа оттенка спелого ореха, по всему браслету вышиты четырехлистные клеверы, а в самом центре — серебряная вставка с изумрудом. — Мью… — Ну вот, и имя мое сразу вспомнил, — муж закатывает манжеты на его праздничной сорочке и на тонкое, с едва заметными голубыми венами запястье надевает свой подарок, надёжно закрепляя вещь на руке своего обладателя. — Пусть он хранит тебя от всех невзгод и приносит удачу.       Галф скользит взглядом по подарку: — Очень красиво… спасибо.       Мью кивает. Руки его обнимают мужа за талию, а губы мягко касаются лба: — Как же ты прекрасен… С каждым днём всё больше и больше распускаешься своей красотой, мой нежный цветок.       Галф молит Бога об одном: лишь бы эти слова шли от сердца мужа, а не потому, что в крови играет крепкий ирландский виски. — Галф, — голова мальчика лежит на его плече, глаза щиплет от остроты момента, — мне скоро вновь нужно будет уехать в Морпет. Дай мне слово, что Талое солнце не останется без хозяина? Что бы ни произошло, ты не покинешь эту землю… Дай мне слово, Галф.       Он не знает, как и сейчас его отпустить от себя, а тот говорит о скорой разлуке, неизвестно на какой срок. — Хорошо… Но только, если ты дашь мне слово вернуться.       Мью гладит его по голове, плотнее прижимая к себе: — Как я могу не вернуться сюда? Здесь бьётся мое сердце, Галф, здесь, — губы вновь касаются лба мальчика, — мой дом, мой родной дом.       На обе щеки Галфа ложатся руки мужа: — Здесь мое талое солнце, Галф.       Он и не догадывается сейчас, какой смысл Мью вкладывает в свои слова, но муж не оставляет ему на размышления ни мгновения. Целует так крепко, так горячо, так искренне, так долго, что у обоих немеют губы.       Сегодня Мью провожает его до комнаты. Прощаясь с ним возле двери, Галф прошепчет: — Хоть я и дал клятву беречь тебя… Но и ты тоже береги себя, Мью. Я всем сердцем полюбил Талое солнце… Но без тебя здесь мне все постылым станет.       И когда успел набраться такой смелости? Может, и правда, взрослею…       Как и два дня тому назад, на том ледяном ветру, Мью берет его руки в свои и дыханием согревает чуть дрожащие пальцы: — Буду беречь.       Дверь закрыта. Галф уже по ту сторону. Но он не слышит звука удаляющихся шагов Мью. С замиранием сердца открывает дверь: его муж стоит на том же месте.       Тихий выдох, стук резко захлопывающейся двери и кончик языка на губах. И бездна — сладкая, сумрачная, близкая и далёкая. Впивающиеся в запястья пальцы, закушенная губа и смягчающая падение двух тел взбитая заботливыми руками Аерин перина.       И шепот Мью у дрожащей жилки на шее: — Ты истинный ирландский фейри, Галф. Я уже весь во власти твоих чар… ___________________ Потин (ирл. Poitín.) — национальный ирландский напиток. Кейли (ирл. Ceilí) — ирландские национальные парные и групповые танцы. Клевер-четырехлистник (Four-leaf clover) — по легенде, приносит удачу. А вообще с помощью трехлистного клевера покровитель Ирландии, святой Патрик, когда-то объяснял простым, малограмотным людям символ Святой Троицы.