Я вернусь к тебе дождем Утренней и метелью за окном Серебро горстями брошу я к ногам твоим. Я вернусь к тебе грозой Радугой воскресну над землей Погашу дыханием ветра свет былой любви…
Утро, вечер, день, ночь… Что сейчас? Всё охвачено мраком, а холод чужих каменных стен сковал мое сердце сотней цепей. Руки твои, Галф… Руки, раненные моей жестокостью. Сумел ли я в ту ночь облегчить их боль своими губами? Душа моя, Галф… Убежал так тихо, к полуночи, не дыша, и следы твои белоснежные… если б мог сейчас — и их целовал. Наши жизни с тобой сплелись земными дорогами. Я хотел свою с тобой начать сначала, но ее лишь можно оборвать. Что ждёт меня по ту сторону? За мои вину все мне прочат ад, пекло, гиену огненную, но там ведь нет ничего — одна ледяная стынь, океан седой и безжалостный, словно сталь… Я устал, Галф, как же я устал. На руках моих — кровь. Чужая. Сколько не мыли их, — а она все горит окаянными всполохами. Только в венах моих отчего-то вьются бледные ледники, и печаль, растворяясь в серых глазах небес, опускается дымкой на тяжёлую голову. Я боюсь за тебя, Галф… Знаю, что позор мой тебе известен. Я наивно надеялся на твою ненависть после жестоких обид, но и ненавидя меня, будешь их вспоминать. Значит, так и останусь в твоих мыслях я. Я дурак, Галф… Как я был глуп, скажет мне смерть, скажет теперь. И в этой темноте отныне мир мой отчаянно пуст. Но грусть моя, грусть о былом, о несбывшемся, долетит до тебя с облаками, упадет с ресниц твоих нежных слезой, превратит мою стылую кровь в рубины, да исчезнет вместе с бренным телом в небытие. Они клянут меня за молчание, а я вместе с твоими слезами до хрипоты, там, под моей дверью, онемел. Я не скажу им ни слова. Я до роковой минуты сохраню ясность мыслей, чтобы последняя из них была о тебе. И даже там, на деревянном помосте, уже почти не дыша, у времени на краю, когда смертной петлёй опутают шею, когда погаснет закат моей жизни, последним выдохом прошепчу твоё имя. И когда-нибудь юный английский солдат — стражник моей одинокой темницы — разглядит на стене у угла выцарапанное серебром кольца:grá agam duit… mo rogha milis.
***
— Я не буду ужинать, Аерин, не надо лишних хлопот. — Господин, да разве так можно? И раньше вас ветром сдувало, а сейчас… ещё немного и хоть сквозь вас гляди! — Аерин. — Ну чем вы поможете ему, если от голода с постели не встанете? Почти две недели, за которые Галф ни разу не провел ночь, чтобы среди нее не подскочить средь ночи и не начать кричать в полусне. Первые два дня он так и лежал в кровати, отказываясь от еды и воды. И только когда Аерин сообщила ему, что обеспокоенные произошедшим люди, испугавшись, что земля осталась без хозяина, начали покидать Талое солнце, Галф вспомнил когда-то данное мужу обещание и нашел в себе силы подняться на ноги и поговорить с работниками. Оставшиеся дни ушла на поездку в Лондон — именно туда этапировали Мью для будущего суда. Увидеть его, ему, конечно, не позволили. В душу закрались подозрения: быть может, муж его сам видеть не хочет?.. Пусть Аерин и уверяла в обратном. За день Галф обратился к четырем рекомендованным адвокатам и везде ему указали на дверь. Перед последний так и сказали: пусть ему теперь красноголовые помогают, он же так за них ратовал. А теперь, вернувшись назад, он не знает, где найти силы, чтобы просто подняться к себе. Какая уж еда! Полезет ли кусок в горло? — Никто, — Галф крепко стискивает руками виски, — никто не может нам помочь, Аерин… Что мне делать? Где искать справедливости? Он не виноват, я знаю, что не виноват! Что бы там ни произошло… Не мог Мью решиться на такое! Ведь, — Галф трясёт головой, — ведь любил же он этого Артура… Любил когда-то! — Дьявол этот его попутал… — Перестань, Аерин! — Галф в несвойственной ему манере переходит на крик. — Каким бы ни был он, — человека нет в живых… А ты зовёшь его так. Нельзя. Мью от этого уж точно легче не станет. — Да как же мне звать его, господин? Если он и есть сатана сущая! — Аер… Галф не успевает договорить. Парадной двери касается железо кнокера. — Кого ещё несёт в такой час? — ворчит кухарка, направляясь к двери. Галф с замиранием сердца ждёт, кто появится на пороге их дома. А затем рот его округляется в искреннем удивлении, а голос, дрожа, произносит тихое приветствие: — Здравствуйте, господин Барбур… ____________________ grá agam duit (ирланд.) — я люблю тебя