— Позже, Мью, пойдём в дом, ты ещё успеешь поздороваться с Талым солнцем.
Галф помогает подняться мужу, который припал к земле, едва ли они на нее вступили. Местами стылая, но Мью скребёт ее слабыми пальцами, а затем подносит к губам и, орошая слезами, целует, словно родную мать. Хорошо, что сейчас уже почти ночь, в холле их встречают только Аерин с Грейс — Галф предусмотрительно заходит в дом первым, подавая знак рукой: «дом не переполошите, не надо людям видеть хозяина таким». Снова женские слёзы — теперь уже от радости. Аерин тут же начинает хлопотать о том, «чем накормить вас», «приготовить любимую баранину Мью», но Галф тихонько шепчет ей:
— У него в комнате так камин и не топлен?
— Простите, господин, все так переживали…
— Знаю я… Тогда, сегодня у меня ляжет. Скажите там, воды чтобы нам согрели побольше. Готовить ничего не надо, только молока теплого принесите, Аерин. Большего он сейчас все равно проглотить не сможет.
— А вы? Хоть вы поедите?
— Нет, — Галф крепче прихватывает за плечи пошатнувшегося на ровном месте Мью, — я тоже молока бы выпил и всё.
Пока Мью, свесив голову, сидит на краю постели, разглядывая землю, прилипшую к его ладоням, Галф успевает остаться в одних нижних сорочке и штанах:
— Сейчас вымоешься, я помогу тебе.
Не пошевелившись, Мью продолжает сидеть в одном положении. Тогда Галф подходит к нему и берет за руку:
— Давай, милый, вода остывает.
Галф хочет помочь ему раздеться, но Мью качает головой «я сам» и, путаясь в пуговицах, потратив уйму времени, но всё-таки разоблачается своими руками. От Галфа не ускальзывает, как непривычно смущён его муж собственной наготой. На некогда крепком сильном теле едва ли сейчас найдешь место, где бы кожа не обтягивала выпирающие суставы и кости. Почти два месяца заточения, скудной пищи, от которой первые две недели он отказывался, тревог и съедающего изнутри чувства несправедливости сделали свое дело: Мью словно пораженный молнией ствол дерева.
Галф на корточках сидит за бортиком медной ванны. Сперва поливает мужа теплой водой: голову, плечи, грудь, Намылив мочалку, спускает пену на волосы и начинает бережно массировать голову; затем распределяет пену по телу:
— Ты привстань, я дальше немного мочалкой пройдусь.
Мью — будто кукла тряпичная, поднимает на него потускневший взгляд:
— Я не заслужил твоей заботы… столько боли тебе принёс… наговорил такого…
Именно этого Галф боялся больше всего после освобождения мужа: Мью начнет грызть чувство вины. С нежностью берет его руки — на запястьях темнеют следы от веревки — поочередно подносит к губам:
— Мне не было так больно от твоих слов — гораздо больнее было, когда ты боялся рассказать мне правду… Больше ничего от меня не утаивай.
Мью прикрывает веки. Из-под слипшихся ресниц начинают струится слезы:
— Вовек не забуду, как ты в кровь сбивал руки, колотясь ими в мою закрытую дверь… А я сидел там и рвал себе сердце за то, что делаю больно моему нежному цветку.
— Всё уже прошло, Мью, и руки мои зажили… И сердце твоё — оно заживёт. Помнишь, как ты сказал мне в мой первый день в Талом солнце? — Галф целует его закрытые глаза, ласково проводит рукой по щеке, — «не всё сразу». Так и есть, милый, не всё сразу. Боль уйдет, ты только рядом быть позволь.
Вода и правда начинает остывать. И хотя супруг по-прежнему стыдится своего обнаженного тела, Галф помогает ему подняться и споласкивает во весь рост. Ладони Мью тянутся вниз, стараясь прикрыть слабость в паху, но Галф и не думает сейчас туда смотреть. Пусть душа и тело истосковались по ласкам мужа, но до этого ли сейчас? Нет ничего важнее, чем согреть сердце любимого.
Бережно заворачивает мужа в теплое полотенце, вытирает и отводит в постель. Помогает одеться для сна и укладывает под одеяло. Мягкое. Пахнущее им. Мью прикладывает его край к лицу. Галф сильнее натягивает одеяло на плечо мужа:
— Постарайся уснуть.
Он не успевает и шага сделать в сторону от постели, как Мью хватает его руку:
— Побудь со мной ещё немного, mo rogha milis. Все эти недели я не смерти боялся, а того, что уже никогда не возьму тебя за руку.
Галф улыбается и гладит мужа по голове:
— Сейчас Аерин потороплю, умоюсь и сразу к тебе.
Но Мью не отпускает. Совсем слабо сжимает кончиками пальцев и смотрит всё с той же тоской.
— Я быстро, — Галф аккуратно вынимает свою руку, но в этот момент заходит Аерин с подносом.
Интересно, эта женщина когда-нибудь научится стучать?
Галф вовсе не намерен сейчас упрекать ее: сил не осталось. Надо только проследить, чтобы муж выпил молоко.
— Вот, — вполголоса сообщает Аерин, — Имболка у нас не было в этом году, так хоть сливок выпейте. Я вам отогрела в печи, как хозяин любит.
Кроме сливок,
— хватило бы и молока! — Галф замечает на подносе пару лепёшек и блюдце с домашним печеньем.
— Пост же, Аерин…
— Бог простит, — крестится Аерин, — а на вас обоих теперь — дунь и упадёте… уснул? — кивает она на лежащего к ним спиной Мью.
Галф прикладывает ко рту палец. Его понимают без слов, так что они вновь остаются с Мью вдвоем. Быстро, как и обещал, покончив со своим вечерним туалетом, Галф садится на край, поглаживая Мью по плечу:
— Сядь, пожалуйста, Аерин для тебя сливок отогрела.
Со вздохом Мью поворачивается к нему и поднимается к изголовью:
— А ты?
— И я с тобой поужинаю.
— Ты ешь… И так вымотался из-за меня. Зная тебя, не удивлюсь, если сутками во рту не бывало крошки. Я только пить буду.
Мью не так уж далёк от истины: зачастую Галф вспоминал, что надо поесть, только когда в животе начинало свербить пустотой от голода. Но сейчас он настолько устал, что щиплет край лепёшки, запивает налитыми из глиняного кувшина, ещё теплыми сливками. Мью пьёт сам, но на последнем глотке у него так дрогнет рука, что Галф едва успеет подхватить кружку.
Наконец, оба лежат в постели. Тревожное дыхание Мью согревает шею. Галф целует мужа в край волос у лба:
— Как хорошо, что ты дома…
— Да, Галф, — рука Мью обнимает его, а Галф сильнее притягивает мужа к себе, — я дома. Я это чувствую… Галф?
— Что, милый?
— Один день до семнадцатого… Почему дом не украшен к празднику?
— Не до праздников нам было… Неужто сам не понимаешь?
— Нет… Нехорошо это… Люди заслужили его. Пусть повеселятся. Мне самому так легче на сердце будет.
— Хорошо, как скажешь. Завтра распоряжусь. А теперь — давай спать, Мью.
***
— Мью?!.. Что ты, что ты, милый мой… Проснись!..
Галф испуганно распахивает глаза, когда сначала сквозь сон, а затем все отчётливее начинает слышать задыхающегося под боком мужа. Он пытается его разбудить, но тот только мотает головой из стороны в сторону и хватается руками за горло. Галфа осеняет жестокая догадка: Мью снится, как его душат.
— Ну что ты, что ты, — Галф принимается гладить его по щекам, шепча: — Проснись, Мью, я рядом, ты в безопасности.
Мью все ещё потряхивает, но Галфа словно озаряет какая-то мысль. Продолжая успокаивать любимого ласковыми прикосновениями, он начинает тихонько напевать на ирландском:
Tá an ghrian ag taitneamh, an dearg is shinеn,
Ar snámh sa spéir, agus an spéir shoiléir…
Gach cineál smilen ag dó,
Agus is maith liom go bhfuil aoibh gháire, freisin…
Светит солнышко, светит красное,
Плывёт по небу, а небо ясное…
Вся природа ему улыбается,
И эта улыбка мне тоже нравится…
Галф не раз слышал эти слова и мелодию от Аерин. Наверное, он не все запомнил правильно, но это не главное. Важно то, что Мью вроде бы понемногу успокаивается. Дыхание становится тише и размереннее. Голова опускается на плечо мужу.
Beidh mé ag canadh dó mo amhrán,
Cosúil le cara agus confessor,
Mar gheall ar an grá go mbeidh mé freastal ar,
Mar gheall ar an mbóthar sin a thosaíonn anseo.
Я ему спою свою песенку,
Словно другу и исповеднику,
О любви, что мне повстречается,
О дороге, что здесь начинается.
Хрупкая улыбка тронет губы Мью. Галф гадает: это оттого, что он ошибся в словах или мужу правда по душе его песня?
Dia duit, mil, dia duit, mil
Beidh tú a fhágáil, beidh an fuar teacht,
Tú te suas do chuid talún dúchais
Agus a fháil ar mo cheann is fearr leat.
Здравствуй, солнышко, здравствуй, милое
Ты уйдёшь, придёт стужа постылая,
Ты согрей землицу родимую
И найди моего любимого.
Галф спокоен: Мью мирно спит на его плече.
***
— Ай…
Галфу вовсе не больно, но хочется подыграть мужу, который «незаметно» подкрался со спины и ущипнул его за обе нежные щёчки.
— Кто-то забыл надеть сегодня зелёное? Хитрый лепрекон не дремлет.
С той ночи прошли ещё сутки, прежде чем Мью покинул пределы комнаты мужа. По его желанию, на радость людям, устроили праздник в честь Святого покровителя Ирландии. Во всём так много зелёного: в одежде, напитках, украшениях на стенах и лестнице. Галф скромно наблюдает за танцующими кейли ирландцами, слушает уже знакомые звуки арфы и волынок, вспоминает своё девятнадцатилетие. Улыбается, когда людям удаётся ущипнуть друг друга за мягкие местечки на разгоряченных танцами телах.
Мью.
Его пока ещё неокрепший, не так твёрдо стоящий на ногах, но его Мью, его всем сердцем любимый муж тоже не забывает об этой «щипательной» традиции.
— Почему это? Вот, гляди, он всегда со мной, и на нем полно зелёного, — Галф показывает мужу браслет.
Мью обнимает его поперек живота, и Галф вдруг замечает, как стёрто его обручальное кольцо.
— Это… это они, да? Там… в тюрьме?
— Там, — шепчет Мью, водя кончиком носа по его щеке, — но это я сам.
— Сам?
— Да… Я тебе потом объясню, не сейчас, идёт?
— Идёт.
Какое-то время так и стоят, словно прикипев друг к другу, но Галф знает, как все ещё слаб его любимый.
— Ты тут побудь пока, с людьми… А я пойду, прилягу.
— Проводить тебя? — Галф вновь целует понемногу заживающие запястья.
— Не надо, не тревожься понапрасну. Здесь со мной ничего не случится.
***
— Не сердись, я землю отсюда взял, чтобы тебе передать.
— Не на что мне сердиться, mo rogha milis.
В середине апреля, когда Талое солнце давно утопало в цветущих травах, Мью попросил отвести его к священным деревьям. Галф не против. Он счастлив видеть мужа бодрым и деятельным. Оправившись от пережитого, он принялся за дела… и все же разница на лицо: не проходит и часа, чтобы он не обнял Галфа или не прошептал ему, как успел соскучиться. Отныне они оба чтят каждое мгновение, проведенное вместе. Потому что познали цену жестокой разлуке.
— Скоро привезу новой земли из Ирландии.
— Вот как?..
Галф в смятении: неужели вновь придется расставаться?
— Что такое?
— А как же я? — выходит так жалобно, что Мью не может сдержать умиления на лице.
— Ты? — произносит Мью с нежной насмешкой в голосе. Он подходит, чтобы обхватить руками шею и плечо Галфа и притянуть мужа к себе для поцелуя. — Ты теперь со мной. Навсегда.
По возвращении Галф не замечает несколько странной суеты в доме: он слишком поглощён тем, как Мью не может перестать обнимать и целовать его после такого долгого перерыва. В груди теплится надежда: быть может, муж так же не сможет оторваться от него и в постели? Но возле самой двери его комнаты Мью отстраняется:
— Знаю, что задолжал тебе много ночей… Но эту мы проведём с тобой в разных комнатах.
Галф по-детски выпячивает нижнюю губу, пожимает плечами:
— Ладно… Как скажешь.
Мью тихонько посмеивается, в уголках его глаз собираются морщинки, придающие взгляду мягкость:
— Спи крепко, mo rogha milis, набирайся сил, — он гладит мужа по щеке, — завтра будет долгим.
