10
12 октября 2020 г. в 08:00
Мы с Моной в большой задумчивости по итогам пятничной главы. Как-то нам не хватило отзывов. Флешбеки менее интересные или вы сочли главу несколько жестковатой? Чтобы там ни было ваш фидбек нам важен! 🥰
В бар Тсунаёши приходит точно к назначенному сроку и с удовлетворением замечает, что Реборн уже сидит за столиком и, конечно же, лицом к залу. Было бы странно, если бы кто-то вроде него позволил себе беспечность в городе, где очень не любят мафиози с Пламенем. Однако в первый момент на Тсунаёши обращают внимание многие, но не бывший репетитор: Реборн бросает короткий взгляд на вошедшего человека, потом осматривает зал и только после этого снова возвращается взглядом к Тсуне, неспешно пробирающемуся в его сторону под смелые комментарии некоторых завсегдатаев. Саваду здесь не узнали, чем молодой мужчина очень доволен – значит, маскировка на высоте.
Зато Реборну хватает второго взгляда, чтобы насторожиться, снова проверить помещение, вычисляя, к кому может идти Тсуна, а на третий наступает узнавание. Всего лишь на миг – крохотное мгновение, которого не хватит даже для того, чтобы сделать снимок – и в этот миг на подвижном лице киллера отражается сложная смесь чувств: удивление, недоумение, досада пополам со смехом. Но всё это перекрывается эмоцией, которую Савада охарактеризовал бы словами: «Лучше бы ты чему хорошему научился!»
Но, разумеется, Реборн не может позволить себе сказать что-то подобное. Реборн вообще не очень-то любит демонстрировать свои чувства, Тсуна знает об этом, поэтому и следит во все глаза за реакцией на свой наряд, наслаждаясь мигом победы. А потом киллер опускает голову так, что шляпа снова скрывает большую часть лица. Но Тсуна знает, что было написано на этом лице так ясно, а Реборн знает, что Тсунаёши заметил. Сладкий вкус победы! Тсуна, наконец, чувствует себя отомщённым.
– Скучал без меня? – мурлычет вполголоса он, подходя к столику, на радость наблюдающим за ними посетителям и подаёт мужчине руку, затянутую в тонкую перчатку. В глазах у Тсуны точно пляшут черти, он очень хочет поставить бывшего наставника в ещё более неудобное положение.
Впрочем, Реборн всегда умел достойно держать удар – он крепко перехватывает протянутую руку, сжимая чуть ли не до хруста, куртуазно целует воздух в нескольких миллиметрах над тканью перчатки и отвечает:
– Каждая минута ожидания того стоила.
Где-то в зале им свистят. Ну, надо же, какое впечатление на окружающих произвела их маленькая игра!
Реборн дьявольски усмехается, наконец, выпуская руку Тсуны из хватки, встаёт и галантно предлагает Саваде помощь в снятии плаща. Ну, он же не думает, что Тсунаёши не продумал этот момент? Тсуна мило улыбается и, пока Реборн относит плащ к вешалке, аккуратно снимает беретку с головы. Волосы Тсунаёши давно отрастил, и, хоть они не лежат послушными чуть вьющимися кольцами, как у Осаму (на что Савада втайне надеялся), их длины и нескольких часов мучений хватает, чтобы создать подобие причёски.
Когда Реборн возвращается, Тсунаёши, ловя взгляд чёрных глаз, подсмотренным жестом зубами снимает плотно сидящую на руке перчатку. Одну, вторую. Среди благодарных зрителей проносится шёпоток. Кажется, постановка будет иметь оглушительный успех.
«Блядь!» – читается в глазах Реборна так ясно, будто Тсуна научился общаться с ним телепатически.
Савада грациозным движением садится, закидывая ногу на ногу – юбка длиной ниже колена шуршит тканью, натягивается, в разрезе сбоку мелькает краешек чулка. Реборн на миг прикрывает глаза, и Тсунаёши засчитывает себе вторую победу.
– Ты уже заказал что-нибудь выпить?
Если бы взглядом можно было убивать, Тсуну бы уже расчленили и по разным пакетам выбросили в порту.
– Ну, и к чему этот концерт? – интересуется Реборн, когда «выпить» всё-таки приносят, а их пара уже не вызывает такого восторженного оживления окружающих.
Тсуна ведёт плечом отработанным сотней повторений перед зеркалом движением:
– Знаешь, все те годы, что я был вынужден скрываться, я сотни раз добрым словом вспомнил твои уроки… Но, как ни странно, больше всего мне пригодилось то умение, которому ты меня никогда специально не учил. Хотел показать, что и его я освоил тоже.
«Мелкий засранец!» – со злым восхищением думает Реборн, отказываясь признавать этот факт вслух – Савада справедливо засчитает это за комплимент.
– Ну да хватит обо мне, – кокетливо заправляя за ухо прядку, предлагает Тсуна, – расскажи, как тебе Йокогама? Тебя встретили?
Карие глаза едва ли не светятся от удовольствия, и Реборн прекрасно понимает, что бывший ученик мстит ему за то, как Реборн вломился в его дом. Точно, засранец.
– Ты знаешь, – с наигранным безразличием отвечает мужчина, – встретили. Есть тут такой мальчик, портреты которого с надписью: «Разыскивается, особо опасен» на каждом столбе наклеены.
– Акутагава Рюноске… – Тсунаёши хмыкает. – Очень поэтичный мальчик, хоть и немного несдержанный. Бывший ученик Дазая.
Не лучшая рекомендация для Реборна с некоторых пор. Впрочем, особой поэтичности он не заметил, как и говорливости Осаму Дазая. Скорее бесцветная интонация и пустой взгляд говорили о том, что послание босса Портовой мафии мальчишка заучил и повторил слово в слово, не добавляя ничего от себя. Учитывая содержание этого послания, настораживало вдвойне.
– И что же тебе велел передать босс Портовой мафии? – любопытствует Савада.
Реборн вспоминает сухую речь, суть которой сводилась к тому, что для Портовой мафии его присутствие в городе не тайна. И что одному из лучших киллеров Европы никто не станет мешать работать, пока он остаётся вежливым, и никто не будет лезть в его личные дела. Но если вдруг с личным делом Реборн что-то не поделит, то Портовая мафия может сделать вид, что до Йокогамы Аркобалено Солнца и не добирался.
Иными словами, Мори Огай уведомил его, что в разборки Реборна он, как воспитанный человек, вмешиваться не собирается, но в случае чего останется на стороне Тсунаёши.
Впрочем, Аркобалено Солнца не собирался задавать вопросы напрямую – они с Тсуной давно не в тех отношениях. Вместо этого киллер пожал плечами и ответил:
– Пожелали хорошего отпуска.
Тсунаёши улыбается загадочно, будто Мона Лиза на портрете, и Реборна не отпускает ощущение, что его бывший ученик научился видеть своего наставника насквозь. Прошли те времена, когда он смотрел на него, разинув рот и опасаясь того, что странный репетитор может выкинуть в любой момент.
– Я рад, что ты приехал, – мягко говорит Тсунаёши. – Думал, что многое тебе выскажу, а теперь понимаю, что просто рад тебя видеть, каким бы мудаком ты ни оказался, оставив меня в самый важный момент.
Реборн кривится:
– Поэтому и оставил. Ты слишком сильно на меня полагался, Никчёмный Тсуна. Так не воспитывают лидеров.
– А ещё на этом настоял Емитсу, не так ли?
– Я выполнил свой контракт – босса Вонголе предоставил, – пожал плечами киллер.
– Как удобно, – сверкнул глазами Тсуна. Разговор медленно подходил к сути дела. Они слишком долго ждали возможности поговорить об этом, слишком часто прокручивали те фразы, которые должны были сказать друг другу. – В одном ты просчитался: босс Вонголе был не нужен. Там уже был мой папаша.
– А ты позволил ему манипулировать собой, а потом и вовсе сбежал, подставив своих Хранителей и Семью.
Тсунаёши фыркнул, складывая руки на груди:
– Семья, Хранители… Знаешь, когда нас забрали на Сицилию, я внезапно обнаружил, что всё, что ты мне так старательно впаривал, было не больше, чем словами. Того единственного человека, которого я мог бы назвать своим другом, я забрал с собой. Остальных… Не жалко. Свой путь они выбрали вовсе не из-за меня.
– Кажется, ты так и не понял, что значит быть ответственным за своих людей.
В холодном тоне Реборна Саваду отчего-то болезненно кольнули нотки разочарования.
– Своих? – переспросил Тсунаёши с оттенком недоверия. – Кого именно? Хибари, которому были интересны только сильные противники? Мукуро, который вообще стал сотрудничать с Вонголой из-за возможности выбраться на волю? Или Гокудере, который видел во мне кого-то другого – идеального босса, с которым он мог бы реализовать все свои амбиции? А может, Такеши, подозрительно легко променявший бейсбол на меч и с его навыками прирождённого убийцы? Ламбо, который с рождения был в мафии? Или Рёхей, для которого мафия действительно стала шансом добиться чего-то большего? Не было между нами связи, и то, что они перестали быть моими Хранителями, едва были разорваны мои обязательства перед реликвиями Вонголы, это подтверждает.
– Никто не обещал, что будет легко: большая власть и большие деньги подразумевают, что вокруг тебя будут те, кто захочет использовать в своих интересах. Настоящий босс умеет делать врагов союзниками и обращать чужие интриги себе на пользу. А ты сдался после первых же трудностей.
– О, как жаль, Реборн, – саркастично протянул Тсунаёши. – Ведь в таком случае у нас получается два варианта: ты либо хреновый учитель, либо просто мудак, который хреново меня слушал. Ты говорил, что у Вонголы нет иного варианта, как сделать боссом меня. Ты постоянно тыкал меня носом, как напрудившего лужу щенка, говоря, что по моей вине мои одноклассники стали мафиози. Ты пытался вырастить из меня босса. Что ж, ты ошибся по всем пунктам.
Чёрные и карие глаза столкнулись, ни один не хотел уступать. На лицах обоих мужчин были крайне схожие выражения упрямства и раздражения.
Реборн подался вперёд, поглаживая кончиком пальца Леона, готового в любой момент обратиться в пистолет:
– Удиви меня, Никчёмный Тсуна. Расскажи, что я сделал не так, что один из моих учеников предпочёл зарыться в норку под прикрытием Портовой мафии вместо того, чтобы вспомнить мои уроки и взять Семью в свои руки. Что такого особенного в жизни бездарного художника и няньки для человека с суицидальными наклонностями, что ради этого ты отказался от того, что тебе только на блюдечке не преподнесли?
О. Тсуна знал, знал, что своим уходом он задел не только профессиональную гордость киллера! Теперь он видел подтверждение своим мыслям. Как бы Реборн ни отгораживался от него контрактом, он вложил в Тсунаёши больше, чем контракт требовал – с этого и начинались все их проблемы. Реборн не смог просто смириться с уходом Тсуны, Емитсу не смог смириться с тем, что его сын оказался не таким идиотом, как он рассчитывал, а сам Тсунаёши… Именно поэтому сидел сейчас здесь, а не просил Мори Огая об одолжении.
– Начнём с того, о чём я твердил тебе с самого начала. Я не Дино. Я не рос с осознанием того, что должен возглавить Семью, я не впитал с кровью и молоком мафии любовь к Сицилии, её традиции. По правде сказать, я ненавидел эту страну, отнявшую у меня родину. Когда ты пришёл, я раз за разом говорил тебе, что не стану боссом, но ты не желал меня слышать.
– Много ты понимал, глупый мальчишка, – пренебрежительно фыркнул киллер.
– О, разумеется. Но кое-что я знал уже тогда: ничего хорошего от мафии ждать нельзя, несмотря на твои радужные обучающие брошюры. Ты неплохо разбираешься в психологии, и сам прекрасно знаешь, как ты сумел преодолеть этот барьер. Наивный мальчик Тсуна всегда мечтал, чтобы у него были верные друзья… Ты хорошо потрудился, устраивая нам почти безопасные приключения: Хранителям показал, что со мной у них есть перспективы, на меня повесил чувство ответственности. И знаешь, Реборн, я ведь, в конце концов, смирился. Я был готов стать достойным боссом для Вонголы, если уж это было моё единственное и главное предназначение в жизни, раз это могло спасти моих друзей. В том, что это не сработало, твоей вины почти нет – ты всего лишь выполнял заказ. Кто же знал, что с заказом тебя обманули.
Глаза у Реборна стали страшные от намёка, холодные и пугающие, будто провалы в адскую бездну.
– Наследник у Вонголы был, и не один – мало ли бастардов наплодили девять боссов за всё это время? Но тут папочка подсуетился, надо отдать ему должное. Он не оставил Тимотео выбора, поставив перед фактом, что его линия слаба. Спровоцированный Емитсу Занзас мог бы стать для Тимотео последним шансом удержать власть в своих руках, а в итоге старик был вынужден заключить его в Колыбель. Как же удачно для папочки оказалось, что у него было целых два сына! И пусть старшего забраковали ещё при рождении – слишком опасное Пламя, слишком пугающее даже после полной блокировки, был ещё же младший! Надо только правильно воспитать. Ноно, в конце концов, тоже решил рискнуть и поставить на эту карту, обыграть Емитсу на его поле.
Реборн сжал пальцами край стола. Для него самого большим сюрпризом оказалась информация о том, что у Тсуны был брат. Старший, воспитанный не в семье Емитсу и с Пламенем, заблокированным наглухо, появившийся из ниоткуда (нет, хуже, – выползший из Портовой мафии) в самый неподходящий момент.
– Он попросил меня.
– Да-а, – Тсуна посмотрел на свои пальцы, которые уже несколько лет не отягощало грузом чужих грехов кольцо Неба Вонголы – символ его власти… и рабства. – Такая спешка: начать обучать наследника надо в тринадцать, в четырнадцать короновать, связав с Семьёй нерушимыми клятвами, пока не опомнился. А ещё эти сладкие речи… «Вот, посмотри, Тсуна-кун, я так слаб, так немощен, но снисходителен к тебе, в отличие от отца… Реборн ведь говорил тебе о боссах Вонголы, верно? Ты точная копия Примо»… Емитсу это тоже было на руку – чем меньше я знаю, тем меньше власти. Он не позволил мне установить полноценную связь с Хранителями – нас тасовали на заданиях, отправляли в разные города, оправдывая необходимостью срочного обучения. Я вроде как набирался опыта в качестве босса, но каждый раз с разными людьми, чтобы не нашёл себе сторонников. Когда мы впервые за семь месяцев собрались с ребятами на одном приёме, я внезапно понял, что между нами нет ничего общего, кроме чёртовых колец, насильно превративших нас в Семью. Смотрел в их лица и понимал, что не смогу довериться, не позволю прикрывать мне спину – я ведь за это время тоже всякого дерьма навидался. Не знаю, как это получилось у меня в том альтернативном будущем, наверное, свою роль сыграла смерть Девятого и Внешнего Советника. А в этом времени… Я ждать не хотел. Вонголе я был не нужен как босс. А мне не была нужна Вонгола, чтобы я рвал ради неё жилы. Я только не знал, как разорвать клятву, но случайно выяснил, что у меня, оказывается, был брат, и решил, что можно попробовать предложить ему это место – столь близкая кровная связь могла сыграть мне на руку. Кто ж знал, что у Дазая всё будет не менее проблематично?