Воспитание Тигров в домашних условиях (часть 1)

В один далеко не прекрасный день, как это ни странно, на традиционную утреннюю тренировку Ацуши поднимает не Дазай, а Тсунаёши. И это оказывается чуть ли не ещё сложнее, чем тренировки с его старшим братом. Потому что если Дазай-сан просто гонял Ацуши по городу, с некоторыми неожиданностями под настроение, или нагружал какими-то упражнениями, пока сам лежал на земле, читая книгу о самоубийстве, то Савада Тсунаёши взялся за тренировку с полной самоотдачей. Во-первых, пробежка с препятствиями прошла не по земле, а по городским крышам, иначе говоря, усложнилась паркуром. Тсуна с удовольствием показывал какие-то трюки, от которых сердце Ацуши восторженно и тревожно замирало, объяснял технику… А потом требовал повторить. При попытке отказаться Тсунаёши просто сильным толчком спихнул Накаджиму с крыши. На десятой минуте такой тренировки сам по себе появился тигриный хвост. Тсуна только хмыкнул, но промолчал, а хвост неведомым образом помогал лавировать при этих безумных прыжках. Во-вторых, Савада с обидной лёгкостью повалял в пыли Ацуши после бега – в голове Накаджимы никак не укладывалось, что невысокий и не особо мощный человек, даже не пользующийся способностью, может с безмятежной улыбкой валить на землю Тигра в полуобороте. Что заставляет снова и снова размышлять, кем же должен работать Тсунаёши-сан. К завтраку Ацуши был вымотан сильнее, чем обычно, и мечтал только о том, чтобы следующее утро началось не с Савады, а с его старшего брата. К слову говоря, Накаджима не видел семпая с прошлого вечера. – Тсунаёши-сан, а почему моей тренировкой занялись вы, а не Дазай-сан? Савада хитрым взглядом посмотрел на него поверх кружки, но, глотнув кофе, ответил вполне миролюбиво: – Он предупредил меня вчера, что может не появиться дома из-за какого-то дела. Сказал, что может пропасть на некоторое время. – Пропасть? – неуверенно повторил Накаджима. Он не был уверен, что новость ему нравится. Подозрения только усилились, когда в Агентстве Ацуши выяснил, что Дазай не появлялся там со вчерашнего дня и никакого дела у него не было. Все были поразительно беспечны, выдвигая версии о тех способах самоубийства, которые мог испробовать их коллега. Телефон Дазая не отвечал, и Накаджима чувствовал, как сворачивается в груди противный комок. Он даже прошёлся по тем местам самоубийств, о которых знал, но, к счастью, не нашёл труп в знакомом бежевом плаще. Ацуши искренне переживает. Он весь день пытался убедить себя, что ничего страшного с Дазаем случиться не может, что никогда не случается, несмотря на попытки семпая убить себя, но уговоры работают слабо. Вечером он бредёт к дому Савады, смутно надеясь на возвращение Дазая. Надежда не оправдывается. Более того, дом выглядит пустым и тихим, и Ацуши впервые за долгое время чувствует в этом месте не просто тревогу, но липкое одиночество и тоску. Поборов робость, он скребётся в дверь комнаты Тсунаёши-сана. Острый тигриный слух различает шелест бумаги, лёгкие шаги, почти беззвучные. Дверь распахивается. У Савады слегка удивлённый взгляд и довольно уставший вид. Надетая на нём футболка явно ему великовата (у Ацуши даже закрадывается мысль, что футболка не его), а за ухом торчит карандаш. Обычно аккуратные волосы молодого мужчины растрёпаны, будто он не раз вцеплялся в них рукой в раздумье. – Что-то случилось, Ацуши-кун? На миг Накаджима теряется, а потом выпаливает всё одним махом: – Тсунаёши-сан, у Дазая-сана не было никаких заданий, он не сдал отчёт за прошлое, и в Агентстве никто ничего не знает о том, где он может быть. И я искал его сегодня весь день, даже на том мосту побывал, но Дазай-сан просто исчез! А ещё все думают, что он успел совершить самоубийство… – Ну и ну, – качает головой Савада, – а ты действительно беспокоишься о нии-сане. Накаджима опускает голову, начиная разглядывать собственные ноги. Тсунаёши тихо смеётся, а на макушку Ацуши опускается тёплая рука, взлохмачивает волосы. – Я рад, что у моего брата такой преданный кохай, как ты. Иногда Осаму может заносить, и мне приятно знать, что на работе о нём есть, кому позаботиться. Спасибо тебе за это, – на этих словах краснеющий Ацуши всё-таки поднимает голову, встречая тёплый взгляд карих глаз. – Но, раз уж вы работаете вместе, тебе стоит чуть больше доверять Дазаю в некоторых моментах. Даже если он разглагольствует о новом способе самоубийства, будь уверен: в серьёзных ситуациях Дазай не подведёт. У него есть некоторые обязательства, и он не станет отказываться от них. Не беспокойся. Он вернётся в скором времени и снова станет надоедать всем вокруг какими-нибудь глупостями: бесить людей – это его хобби. И эти слова почему-то становятся последней каплей: – Тсунаёши-сан, – не выдерживает Ацуши, – скажите… Остальные… и вы… вы так легко принимаете попытки Дазая-сана совершить самоубийство. Неужели вы не боитесь, что ваш брат… Тсуна поднимает бровь, с интересом наблюдая за тем, как Накаджима пытается подобрать не слишком резкие слова. Не слишком долго, впрочем: – Неужели я не боюсь, что однажды у него получится? Ацуши кивает, смотрит напряжённо и выжидающе. Кажется, парня сильно волнует этот вопрос – причина, по которой никто не относится всерьёз к человеку, прямо заявляющему, что ищет смерти. Тсунаёши хмыкает: – Не боюсь. Видишь ли, Ацуши-кун, я точно знаю, что если Дазай от чего умрёт раньше времени, то не от своих попыток совершить самоубийство. Скорее, от своего длинного языка и привычки лезть, куда не просят, – в это я верю охотнее. – Но… почему? – Накаджима хмурится, а потом его лицо освещается озарением. В голове всплывают слова о том, что все эсперы ненормальные или что способности, помимо преимуществ, заставляют человека делать странные вещи. Акутагава вон постоянно носит плащ, чтобы развернуть Расёмон. – Тсунаёши-сан! Это какое-то побочное действие способности Дазая-сана, да? У Тсуны дёргается щека. «Побочное действие способности?» Весьма проницательно, если, конечно, можно считать заблокированное в детстве техникой Примо Пламя Неба и его странную деформацию побочным действием способности. Тсуна заставляет себя улыбнуться – Ацуши-кун хорошо ощущает чужие эмоции и сейчас заслуживает похвалы, а не очередного порицания. – Смотри-ка, – говорит Савада, снова опуская руку на голову Ацуши – Накаджима сначала втягивает голову в плечи, а потом сам почти ластится к ерошащей волосы руке, когда понимает, что Тсуна не злится. – Кажется, ты делаешь успехи, Ацуши-кун. Ты прав, так что можешь особо не беспокоиться о Дазае в такие моменты. «Или я достану его с того света и сам очень болезненно убью за нарушенное обещание», – думает Савада. Потому что первую попытку самоубийства Дазая он принял не так уж и легко.

около четырёх лет назад

…Они были в бегах несколько месяцев. Точнее, в бегах был Тсуна, Дазая никто не преследовал, но оба не горели желанием позволять отследить собственное местоположение. Два брата, никогда не росшие вместе, два бывших мафиози, они учились доверять друг другу, но, скорее, не сердцем, а рассудком. Тсуна не представлял, как справлялся Осаму: у него самого хотя бы была гиперинтуиция, которая могла предупредить о предательстве. Дазай, конечно, мог просчитать всё и вся, но это сложнее, чем положиться на внутреннее чутьё. И всё же сработались они поразительно быстро. Из них двоих именно Тсунаёши, в конце концов, первым начал работать наёмником. Дазай тогда только фыркнул, что не собирается надолго задерживаться в этом паршивом городишке и Тсуне лучше поторопиться, если, конечно, дорогой братец не собирается дальше путешествовать в одиночку. Тсуна отшутился. Савада почему-то был уверен, что Осаму никуда не уйдёт без него – и впервые за долгое время он ошибся: Дазай действительно чуть не оставил его одного. После задания Тсуна чувствовал себя голодным, смертельно уставшим, больным. Его не ранили – это интуиция обеспечивала парня головной болью, скручивала грудь колючей проволокой, а Тсуна всё никак не мог сообразить, о чём же та предупреждает. Он всё-таки не был провидцем. Савада несколько раз убедился, что за ним нет хвоста, катался весь день по городу, уходя от предполагаемой погони, но интуиция всё вещала о чём-то. Измученный, Тсуна махнул рукой, решив, что если его найдут враги – врагам же хуже, и отправился на квартиру, где его должен был ждать Дазай. В глубине души скреблась смутная надежда, что в холодильнике у брата всё-таки есть хоть какая-нибудь еда, Тсуна был даже согласен на повесившуюся мышь, если её можно было поджарить. Все шутки о самоубийствах, неважно чьих, резко закончились, когда он обнаружил бессознательного Осаму в ванне со вскрытыми венами. – Пиздец.