***
В этот раз они добирались поездом. Билеты, как обычно, были куплены по поддельным документам. Дазай изрядно вымотался и дремал в кресле, впрочем, довольно чутко реагируя на изменение обстановки. Раньше бы он себе и глаза прикрыть не позволил, но с Тсуной они уже сработались. Доверять ему было… проще. Как напарнику на миссии. Как… Чуе. Дазай даже с закрытыми глазами чувствовал, что брат что-то чиркает в купленном в ближайшем киоске блокноте, куда он записывал какие-то срочные мелочи. После этого листочек из блокнота выдирался и сразу же сгорал – Тсуна был достаточно параноидален, чтобы не оставлять после себя письменных свидетельств. Через какое-то время Дазай изрядно съехал в кресле и нашёл удобным завалиться на соседнее, к Тсуне. Долго в такой позе не проспишь, но вот сейчас голову очень хотелось к чему-то приклонить, пусть даже на гораздо более низкого брата. Рука Тсунаёши на миг замерла над блокнотом, а потом продолжила движение. Дазай самодовольно улыбнулся сквозь дрёму. От Тсуны шло мерное тепло. И хотя температура в вагоне была комфортной, Дазай чувствовал накатывающее спокойствие. Он бы заподозрил какой-то подвох, но уже выяснил, что это влияние Пламени Неба. Интереса ради он проверил потом (хотя найти человека с Небесным Пламенем довольно затруднительно – это редкий Атрибут), но другие люди не вызывали у него таких ощущений. Пламя всех остальных не действовало на Осаму так же, как и способности эсперов. Сбоило только на Тсуне… Дазай зевнул, теряя мысль, и погрузился в дрёму. Проснулся он от лёгкого толчка – поезд остановился на одной из станций. Повернул голову, чувствуя, как шея и позвоночник протестуют против сна сидя, и уткнулся взглядом в блокнот Тсуны. На листочке в клетку был портрет одной из их соседок – любопытной девочки восьми лет, предлагавшей Тсуне сладости и обозвавшей Дазая страшилой, когда они только сели. Молодая мама очень извинялась, а Савада ляпнул, что на правду не должен обижаться даже Осаму. Портрет был не без огрехов, но Тсунаёши удивительным образом удалось передать живой взгляд озорного чертёнка при ангельски невинной улыбке. – Неплохо, – хмыкнул в полголоса Дазай, привлекая к себе внимание брата. Тсуна немедленно выдрал листок и смял его в кулаке: – Ерунда. Просто мусор. Дазай выпрямился и начал потягиваться с преувеличенными вздохами и охами, бросая на брата хитрые взгляды из-под ресниц: – Не понимаю, как можно жить таким низким, – протянул он. – Я же не спрашиваю, по каким-таким законам природы ты вырос такой каланчой. Наверное, из-за Емитсу. Зато я заполучил от отца европейские черты лица, – хмыкнул Тсунаёши. Он никогда не обижался на шутки о росте. Дазай чувствовал иногда, что ему этого не хватает. Глупо, на самом деле. – И давно ты рисуешь? – даже не скрывая любопытства, вернулся Осаму к интересной теме. Интересной, но Тсуне явно неприятной, потому что брат пожал плечами и ответил, не глядя на него: – С детства любил мангу. Одно время я мечтал о том, чтобы стать великим мангакой, ну, где-то после того как понял, что гигантским роботом мне не стать. А потом приехал мой репетитор, и моя жизнь сама превратилась в какую-то безумную мангу. – Ясно, – протянул Дазай с фальшивой улыбкой. Ода перед тем, как отправиться на смерть, сказал, что хотел написать книгу. Но он считал, что если убьёт кого-то, то не будет иметь права становиться писателем. Интересно, придерживается ли подобных взглядов Тсуна? – И ты больше никогда не хотел этому научиться? Тсуна, чуть приподнявшись, убрал блокнот в задний карман джинсов и хмыкнул: – Шутишь, что ли? Когда бы я успел? Реборн однажды сказал, что, если есть что-то, чего я хочу, я должен… А, неважно. Кажется, это имя скоро будет вызывать у Осаму зубную боль. Аркобалено Солнца, так или иначе, появлялся в речи Савады каждый раз, когда они заговаривали о прошлом, и в половине случаев – о будущем. Наверное, именно раздражение заставило Дазая вполне серьёзным тоном спросить: – А хотел бы научиться сейчас? Пройти какие-нибудь курсы, что там вообще художникам нужно? Тсуна впервые за разговор посмотрел ему в глаза: – И как ты себе это представляешь? – Ну, тебе ведь навыки нужны и знания, а не диплом об окончании? Сделать нужные документы не проблема, сам понимаешь, – Дазай сам как будто загорелся идеей, мысленно прикидывая шаги для реализации этого плана. – Задержимся в каком-нибудь городке… – Не хочу показаться занудой, но нас вроде как ищут. – Ищут тебя, – в очередной раз напомнил Дазай. – Но мы уже выяснили, что ты неплохо притворяешься девушкой. Тсуна фыркнул: – Это невозможно! Это ж не на полчасика в кафе выбраться под прикрытием, ты мне жить предлагаешь в маскировке, и жить довольно долго. Дазай усмехнулся: Савада незаметно перешёл от возражений против учёбы к возражениям, касающимся методов её воплощения в реальности. Он наклонился ближе к Тсуне и прошептал с самой выбешивающей своей улыбкой: – А что, неужели бывший великий босс Вонголы и ученик Хамелеона Реборна не может несколько месяцев отыгрывать за девушку? – Осаму… – Тсуна растерялся. Нахмурил брови, сложил руки на груди… Спросил с сомнением: – Ты что, на слабо меня пытаешься взять? Дазай улыбнулся ещё шире: – Так тебе слабо? В глазах брата замерцали янтарные блики. Он был не из тех, кто ведётся на подначки, но Осаму недаром всегда отправляли на самые безнадёжные переговоры. – Я об этом пожалею, – пробормотал Савада, встряхивая головой, чтобы освободиться от влияния гипнотического взгляда Дазая. – И каковы будут условия спора? Потому что я отказываюсь развлекать тебя бесплатно!***
Чуя забавно округляет глаза, слушая историю, и смотрит на Тсуну почти восхищённо: – И ты победил? – Мы сошлись на ничьей, – фыркнул Савада. Чуя встряхивает головой: – Нет. Не могу поверить! – он смотрит на Саваду, пытаясь представить себе его в женской одежде. Тсуна ради такого выходит из-за мольберта и разводит руками. Только что не кланяется в шутку. – Тебя действительно никто не заподозрил? – О, – с удовольствием тянет Тсунаёши, – я был снежной королевой курса! Надеялся так отвадить всех желающих пообщаться, но где-то просчитался… Чуя начинает хохотать. Откидывает голову назад, открывая шею, рыжие кудри скользят по плечу, а Тсуна думает, что это красиво, Тсуна чувствует, как стонет его Небо, зацикленное только на Дазае, Небо, лишённое Хранителей, пусть и по воле хозяина, Пламя посмертной Воли, что так тянется к жизни. Накахара Чуя на окружающих действует, словно банка энергетика или полный курс прививок к жизни, и Савада думает, что понимает брата. «Это какая же в тебе сила», – восхищается молодой мужчина, – «что пробирает и меня, и Дазая? Уверен, твои подчинённые тебя боготворят, если ты позволяешь себе приоткрыться перед ними хоть на каплю». У Накахары Чуи нет ни капли Пламени, а бог разрушения скорее должен пугать, а не привлекать, но некоторым людям совершенно не нужны сверхъестественные способности, чтобы обладать убийственным обаянием и силой воли. Они с Дазаем действительно были как две противоположности, притягивающие других, но отталкивающиеся друг от друга. «Понимал ли Огай, какое страшное оружие он создаёт, ставя вас в пару? Почти наверняка». – Собственно, поэтому я едва не проиграл, – дополняет Тсунаёши свой рассказ, заметив, что его слушатель немного успокоился, – некоторые настойчивые ухажёры довели меня настолько, что я выбился из образа. Чуя фыркает снова: – Так почему же ничья, а не проигрыш? – Фишка в том, что к тому моменту Дазай настолько прочно вошёл в роль старшего брата, опекающего свою младшую сестрёнку – помнишь, я же говорил, что у меня будут свои условия? – что эти самые ухажёры достали и его. Савада ожидал смеха. На это и рассчитывал, на самом деле. Но Чуя внезапно замолчал, а потом неожиданно острым взглядом посмотрел на него. Синие глаза могли выворачивать душу. Невольно мелькнула мысль, что если глава Исполкома мафии ещё появляется на допросах, ему должны начинать вываливать всё важное и неважное от одного такого взгляда. Хорошо, что Савада был всё же крепким орешком, закалённым Реборном, Хранителями и Вонголой в целом. Ну, и хорошо, что он лишь смутно догадывался, что хотел найти в нём Чуя – при кажущейся открытости тот хорошо держал свои тайны при себе. – Думаю, – медленно сказал Накахара, – Дазаю действительно стоило уйти из мафии и прийти к тебе, если в твоём присутствии он может забыться и выйти из роли. Что-то такое было в этих словах. Что-то, цепляющее гиперинтуицию Тсуны. И внезапно он понял, что, неплохо зная Дазая и понимая его, Чуя, похоже, недооценивает своё влияние на него. Что казалось совершенно неправильным. Савада покачал головой: «Два упрямца». Дазай был слегка увлечён идеей создать второй дуэт «Двойного Чёрного» в пику Мори. Тсунаёши же внезапно обнаружил в себе желание посмотреть, на что способен первый. Это действительно должно было стать чем-то интересным.