Аляска

С каждым шагом Джерард всё больше убеждался в том, что бейджик «посетитель» — это то, что необходимо каждому человеку в этом мире. До этого он был в больнице только в качестве пациента и, естественно, видел всё только в одном свете. Врачи, совсем не внушающие доверия, медсёстры, похожие на роботов, потому что улыбаются всегда одинаково, и неизменный атрибут любой больницы — двухцветные стены (один цвет — всегда белый, другой же варьировался от болотно-зеленого до блеклого оттенка облупленного кирпича), если все это осветить холодным цветом флюоресцентных ламп с налипшими мухами, то получится обычная больница. Джерард в своей жизни только такие и видел. Он прекрасно помнил свой последний поход в клинику в Джерси и он бы предпочёл напрочь забыть об этом, а ещё лучше — повернуть время вспять, крепко вцепиться зубами в дверную раму входной двери в старой квартире и твёрдо сказать маме: «Не пойду, никуда не пойду». День тогда и без того был отвратный, лил страшный дождь, всё небо затянуло плотными тучами и на завтрак был только чай без сахара. Мама нервно металась по квартире в поисках дождевика, да и в целом была не в лучшем расположении духа, ведь Джерард должен был пройти плановое обследование, а это значит, что её ожидал двухдневный марафон чистейшей детской ненависти и самых горьких слёз. Джерард не знал, что конкретно врачи будут «обследовать», но он совершенно точно знал, что в этом будут замешаны иголки и кровь. От одной только мысли об этом становилось дурно. Иголки и кровь. Чай он тогда пил быстрыми глотками, потому что смотреть в окно, где сгущалась тьма посреди дня, и думать о том, что ему предстоит, — само по себе уже казалось страшным наказанием. Но это была лишь его репетиция. Самым приветливым из всех врачей оказался детский терапевт — он много улыбался, его голос был мягким и каким-то обволакивающим, а сам он напоминал круассан из французской пекарни, которая располагалась на цокольном этаже их старого дома, — длинные ноги терялись в объемах туловища, а голова утопала в складках шеи. Оставалось только посыпать его кунжутом. Его мультяшный вид, в какой-то мере, успокаивал, как и то, что доктор вручил ему леденец, прежде чем начать говорить. Пока мама внимательно слушала результаты предварительных анализов, Джерард не мог оторвать взгляд от банки с леденцами, которая стояла посреди стола. Ему достался ярко-красный, а он отчаянно хотел поменять его на синий, — Джерард раньше таких не видел. Сразу за кабинетом терапевта располагался кабинет забора крови на анализы, как будто этот смешной тучный дядя с леденцами должен был разрядить обстановку и усыпить детскую бдительность перед истинным злом. Но бдительность Джерарда ничто не могло усыпить, тем более в больнице. Он смотрел то на дверь, то на маму, то снова на дверь, задаваясь вопросом, Неужели это так необходимо? Неужели без этого нельзя обойтись? К тому времени, как Джерард уже сидел на стуле, а медсестра перед ним угрожающе закатала рукава, — эти вопросы стали требовать настоящих ответов, потому что сам Джерард не видел в этом никакого смысла. Зачем высасывать из человека кровь? Что в ней можно увидеть? Она же всегда одинаковая! — Зачем вы это делаете? — дрожащим голосом спросил Джерард, глядя на медсестру, которая раскладывала на столе все необходимое, — спирт, вату, одноразовые шприцы и пробирку, на которой тонкими черными буквами уже было написано его имя. — Это необходимо, милый мой, — добродушно ответила медсестра. Этот вопрос в её кабинете был одним из самых популярных среди детей, и она имела несколько десятков вариантов ответов, по-этому отвечала без промедления. — Так мы сможем увидеть то, чего с помощью глаз разглядеть нельзя. — Но я же не болен, я полностью здоров, и у меня ничего не болит! — мальчик почувствовал едва уловимую надежду на то, что этого всего можно избежать, и цеплялся за неё из последних сил. — Я не болел уже давно, и со мной всё хорошо. Можете просто сказать маме, что со мной всё в порядке и мы пойдём домой? Пожалуйста... Медсестра проигнорировала вопрос и достала шприц из упаковки. — Это совсем не больно, милый. Но это было больно. Слёзы текли по лицу, пока Джерард неотрывно смотрел, как ярко-красная кровь наполняет большущий шприц. Медленно и с натугой медсестра выкачивала из него кровь, иногда одаряя малыша доброжелательной улыбкой, которая совсем не помогала, а скорее даже пугала. Она с таким ледяным спокойствием целый день высасывает из детей кровь. Да кто захочет себе такую работу? Мама ничего не сказала, когда Джерард вышел из кабинета на полтона бледнее чем обычно. Он неловко прижимал вату к месту поражения и глядел на маму исподлобья. Он думал, что никогда её не простит, ни за что в жизни, ведь нельзя так поступать со своим ребёнком! Все остальные врачи были пройдены быстро, так как они оперировали одним чётким вопросом «Вас что-то беспокоит, молодой человек?». На всякий случай, Джерард всегда отвечал «Нет», чтобы, не дай бог, не понадобился повторный «анализ». На ужин в тот вечер была индейка с вишнёвым соусом, и Джерард быстро перестал злиться на маму, — за эту индейку можно было простить всё. Хотя, перед тем как уснуть, всё же он промотал в памяти весь этот кошмарный день, просто чтобы утвердиться в своём мнении — да, это определённо был худший день в его жизни. Когда ты пациент, больница — страшное место, но когда ты посетитель, — совсем другое дело. Джерард шёл по коридору, освещенному полуденным солнечным светом, и наблюдал за солнечными зайчиками, которые прыгали с потолка на лица медсестёр, а потом обратно на потолок и там терялись. Эта больница была совсем другой, как будто бы тут действительно лечат людей, а не издеваются над ними. Донна была во всеоружии своего обаяния и добродушия. Где-то в глубине души ещё копошились маленькие зверьки стыда, потому что идея прийти сюда принадлежала её сыну, а не ей самой, но это всё не имело значения. Ведь в итоге она всё сделает правильно, в соответствии со своим кодексом чести. Вдали, ближе к концу коридора, она заметила Линду, та внимательно слушала доктора и уверенно кивала головой. Донна резко замедлила шаг, чтобы не лезть в разговор, который уж точно был не её делом, и Джерард тут же споткнулся и чуть не упал, но вовремя ухватился за мамину руку и удержался. — Ты как? — улыбаясь, спросила Донна и погладила сына по голове, которая чуть было не пострадала. — Всё хорошо, — ответил мальчик и шмыгнув носом потащил маму вперёд. — Идём. Ему нравилась эта больница и этот коридор, даже серые стены ничего не портили, солнечный свет из окна всё равно преображал все цвета на свой лад, но Джерарду не терпелось познакомиться с тем самым мальчиком, и он не намеревался тратить время попусту и слоняться просто так по коридорам. — Я так рада, что вы пришли! — Джерард сперва испугался, ведь таинственный голос прозвучал совсем рядом. Он поднял голову и увидел женщину в красивом белом платье, мимо которой чуть было не протащил маму. Так значит, это она... Он не знал, как выглядела мама мальчика, который попал в беду, но эта женщина точно не подходила под образ, созданный его сознанием. Эта леди улыбалась, казалась милой и ласковой, а её волосы переливались в солнечных лучах всеми оттенками ранней осени. Она как будто сошла с рекламного постера хлопьев «Старз», которые развешаны по всему городу. На постерах всегда была одна и та же счастливая семья, и единственная настоящая проблема в их жизни — подобрать молоко к хлопьям. Вот как она выглядела так, как будто бы у неё в жизни все хорошо, вся её семья счастлива, а на завтрак всегда самые вкусные хлопья. А как же тот мальчик, её сын? Он уже совсем выздоровел? — Спасибо, что разрешили прийти, — ответила Донна и посмотрела в окно палаты, возле которой они остановились, но быстро отвела взгляд, зная, что не стоит так бесцеремонно пялиться. — Как он? — Всё в порядке, — просияла Линда. Ей нравилось повторять эти слова в своих мыслях, но наяву было ещё приятнее. — Точнее, все будет полностью в порядке в ближайшее время, я уверена. Недавно ему сделали операцию, доктор сказал, что сегодня он должен отойти от наркоза и в целом серьёзных последствий не будет. Никаких травм мозга или внутренних органов, всё в ближайшее время заживет. — Линда облегченно вздохнула, однако, снова напряглась. — Он впервые придёт в себя и... Мне придётся рассказать ему, что произошло, а я не знаю, как это правильно сделать. Доктор говорит, что то, как ему преподнесут информацию об этом всем, может повлиять на то... на то, каким человеком он станет. В общем, всё это так или иначе отразится на психике, и тут врачи ничего не могут сделать. Я просто... переживаю, что совершу ошибку со своей стороны и испорчу ему жизнь. — Ты хорошая мать, — твёрдо сказала Донна, заметив сомнения Линды. — И я более чем уверена, что ты все сделаешь правильно. Здесь нельзя ошибиться, потому что нет четких инструкций о том, как стоит поступить правильно, а как — нет. Ты и сама знаешь. Доверься своим инстинктам, пока что они тебя не подводили, ведь так? Я уверена, что всё будет хорошо, ты и Фрэнк, вы этого заслуживаете больше, чем кто-либо другой. — Спасибо, правда, спасибо большое. Не знаю, что бы я делала без тебя... — слова благодарности посыпались градом, а потом Линда заметила мальчика, слоняющегося вокруг. Она поймала его взгляд и игриво подмигнула ему. — А ты у нас, должно быть, Джерард? — Угу, — кивнул мальчик. — Спасибо тебе, Джерард, — вполне серьёзно сказала Линда. Донна рассказала, что всё это было его идеей, и Линда, хоть и не понимала какие цели преследовал его детский разум, но была благодарна ему за эту инициативу. Этот поступок казался ей слишком большим для ребёнка, учитывая, что Донна рассказала также, что Джерард боится больниц, чуть ли не до дрожи в коленках. Когда дети проявляют такие необъяснимые бескорыстные порывы доброты, — это всегда кажется почти волшебным, словно мир приходит в свой первозданный вид. Даже без этого поступка, при личной встрече, Линда заметила в этом малыше что-то.. неземное. «Не удивлюсь, если у него за спиной сейчас вырастут маленькие белые крылышки» — подумала она и мягко заправила прядь волос мальчику за ухо, а тот в ответ только смущённо хихикнул, и прядка протестующе снова выскользнула из-за уха. Донна с Линдой присели на скамейку в коридоре. Всё равно во время обеда коридоры здесь почти пустые, никакого шума, можно спокойно поговорить, да и не нужно отходить далеко от палаты. Линда упорно не хотела этого делать, даже за кофе отказалась спуститься, ведь доктор предельно ясно сказал — «скоро». Фрэнк должен скоро проснуться. Линда должна оказаться рядом, когда он придёт в себя, иначе и быть не могло и Донна её полностью понимала и поддерживала. К тому же, кофе в кафетерии был не очень, «худший кофе во всем штате, если ободрать со стен краску и залить её кипятком, вкус будет лучше, чем у этого кофе» — так сказала Линда. Джерард изъявил робкое желание побыть в палате, пока они разговаривают, «прослежу, чтобы все было впорядке» — объяснил мальчик. Обе женщины робко улыбнулись, и никто не стал этому препятствовать. Джерард тихо проскользнул в палату и на цыпочках подошёл к мальчику, стараясь не смотреть на его руку, куда была воткнута иголка, через которую в вену поступала непонятная прозрачная жидкость из капельницы. Он обошёл кровать и аккуратно присел на краешек, постоянно оглядываясь на дверь, — он не был до конца уверен, что ему можно садиться рядом и вообще хоть как-то нарушать покой Фрэнка. Имя мальчика ему никто не говорил, но он его совершенно случайно подслушал, когда мама говорила по телефону. Информация показалась невероятно полезной, Джерард накануне ночью уже соорудил в своей голове диалог, который обязательно должен был состояться: — Привет, Фрэнк! — Откуда?.. Откуда ты знаешь мое имя? — Я всё знаю. Это моя суперспособность! Однако, все планы нещадно разрушились об один небольшой факт, — Фрэнк ещё не проснулся. Джерард аккуратно потрогал его запястье, потому что на мгновение ему показалось, что мальчик вообще не живой, — такой он был бледный. Джерард привык, что это он всегда был самым бледным ребёнком, которого и за щеки то стеснялись потрепать самые любвеобильные родственники, но Фрэнк составлял ему достойную конкуренцию. В глубине запястья вроде бы что-то отдалённо постукивало. Джерард вдруг резко отпрянул и внимательно посмотрел мальчику в лицо — ему казалось, что рука пошевелилась, и он страшно испугался. «Он не должен проснуться сейчас, когда рядом нет мамы» — подумал Джерард. Ему было грустно смотреть на Фрэнка, однако он не мог перестать это делать, что-то в нем было притягивающее, на него хотелось смотреть. Наверное, всё потому, что Джерард ещё никогда не был так близок к смерти. Ему захотелось снова потрогать Фрэнка за запястье, уже просто так, но он сдержался. Лучше этого не делать. О жертвах аварии он слышал до этого только по телевизору, когда мама не успевала переключить новостной канал. И сейчас он чувствовал благоговейный трепет перед настоящей жертвой аварии. Прямо перед ним был мальчик, которого сбила машина, и Джерард чувствовал вселенскую несправедливость в этой всей истории. Взрослые постоянно во что-то вляпываются, но как такое могло произойти с ребёнком, у которого и машины-то нет? Ужасно несправедливо и обидно. Джерард всё же не сдержался и снова взял его за запястье, аккуратно и мягко, чтобы не двигать иголку, воткнутую в руку. И ему опять показалось, что мальчик пошевелился! Джерард снова отпрянул и посмотрел ему в лицо, чтобы убедиться, что тот всё ещё спит. В ту же секунду у него внутри все похолодело, — Фрэнк, который ещё минуту назад мирно спал, смотрел прямо на него, а в его взгляде смешались страх и любопытство.

***

Фрэнк проснулся и сразу же понял — что-то не так. Что-то здесь было неправильным, но он не мог понять, что именно. Ему, по неведомым причинам, было страшно открывать глаза, а во всем теле нарастала ноющая боль, которая, казалось, проснулась вместе с ним, ведь пока он спал, было так хорошо! Но теперь тело было каким-то бесчувственным, словно он весь сделан из ваты, в которую, тем не менее, легко просачивалась боль. Вставать ему не хотелось, открывать глаза — тоже. Но страх, по мере пробуждения поднимающийся из глубин души, заставил его приоткрыть глаза, просто чтобы понять, что происходит, — а что-то, однозначно, происходило! Первым, что он увидел, был насмерть перепуганный соседский мальчик. Они, разве, успели познакомится? Фрэнк задумался и его тут же накрыла паника, — он не мог вспомнить, как ложился спать, чем занимался перед сном, во что была одета мама, когда он видел её в последний раз, и вообще, воспоминания спутались в тяжёлый клубок и распутываться не желали. — Что ты... Где я? Я умер? — Фрэнк спросил первое, что пришло в голову, и как только он произнёс это вслух, всё показалось донельзя реальным. Он точно умер. Его голос звучал как-то по-другому, а тело по-прежнему было ватным. — Нет... — Джерард поёрзал на своём месте, намереваясь сорваться, выбежать в коридор и позвать Линду, однако, в последний момент сдержался, поддавшись какой-то дикой форме эгоизма. — Ты просто... Тебя обидели, и ты долго спал, но теперь ты проснулся и всё будет хорошо! У меня для тебя есть подарок, — не дожидаясь ответа, Джерард резво спрыгнул с больничной кровати, схватил с подоконника игрушку и, вернувшись на своё место, аккуратно положил рядом с Фрэнком плюшевого белого медведя — своеобразный символ Аляски. С этого медведя Донна начала своё разъяснение по теме скорого переезда, когда они ещё были в Джерси. Фрэнк видел игрушку краем глаза, — головой, на всякий случай, он решил пока не вертеть, — но не сдержал улыбку, ведь это больше было похоже на толстого кота. Сразу чувствуется, что игрушку сделали там, где понятия не имели, что такое Аляска и какие тут на самом деле могут быть медведи. — Как тебя зовут? — спросил Фрэнк, хотя сразу же пожалел об этом. Вдруг они уже знакомы, а он просто забыл? — Джерард, а ты Фрэнк, да? — ответил мальчик и после нескольких секунд размышлений накрыл своей рукой ладошку Фрэнка. Других вариантов приветствия Джерард в сложившихся обстоятельствах не видел. — Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Фрэнк. — Я всё знаю. Это моя суперспособность! У Джерарда внутри все засияло от того, что всё шло по плану. Тогда он впервые почувствовал, что может полюбить Барроу и Аляску так же, как он любил Джерси, а, может, даже больше.