Бежать от себя

Дима тихо прошёл в спальню, которую они с Кузей делили. Время было довольно позднее, поэтому лейтенант уже крепко спал и даже не среагировал на шум, который невольно издавал Дмитрий в поисках домашней одежды. Сломанная нога парня покоилась на нескольких подушках, а головной конец дивана, на котором Кузю устроили, был слегка приподнят, но несмотря на это, Красавченко отчетливо слышал, как Вова тяжело дышит. Врач предупредил, что это какое-то время будет беспокоить больного, так как малоподвижный образ жизни из-за перелома ноги несколько затормозил восстановление после пневмонии, но под чутким контролем Антоновой все лечение шло по плану и он шел на поправку. Дима бесшумно переоделся и хотел было выйти из спальни, чтобы поговорить с Головановым, но внезапно услышал тихий сонный голос Кузи. — Дим, это ты? — Прости, разбудил, — улыбнулся Красавченко, садясь на край кровати, в то время как Кузя пытался проморгаться после сна. — Все хорошо, я сам проснулся. Где ты был? Я соскучиться успел. — Работал над делом. Борисыч же не просто так отправил меня сюда. — Капитан тепло улыбнулся, погладив Кузю по лицу. — Как ты себя чувствуешь? — Нога болит, — честно ответил Кузьмин. Боль не была пока сильной, но уснуть снова она уже не позволяла. — Давай я тебе укол сделаю? Хоть остаток ночи поспишь нормально. — Дима уже полез было в тумбочку за шприцами и лекарством, но Кузя задержал его руку. — Нет, обойдусь таблеткой. Принесешь? Они на кухне. Дмитрий кивнул и скрылся на кухне. Вернулся он спустя минуту с баночкой таблеток и стаканом воды. Кузя высыпал себе на ладонь одну таблетку и проглотил лекарство, запив водой, после чего стал терпеливо ждать, пока оно подействует. Боль в ноге постепенно утихала, пока от нее не остался лишь слабый отголосок и парня снова не начало клонить в сон. — Посиди со мной, — тихо попросил он. В этой просьбе прозвучало столько мольбы, что Дима просто не смог ответить отказом. В последнее время настроение Кузьмина напоминало качели. Он то был прежним веселым Кузей, много смеялся, искренне радовался, когда его навещали ребята из ФЭС, то замыкался в себе. Сейчас было что-то среднее. Настроение у него было несколько упадническим — видимо, из-за боли в ноге, от которой он и проснулся, но в целом он не отталкивал от себя Диму. — Конечно, сколько нужно. Отдыхай. Дима устроился поудобнее на диване, и Кузя тут же уткнулся ему в плечо, чувствуя, как Дима бережно гладит его спину. — Я хочу домой, — совсем тихо уже в полусне пробормотал парень. — Домой? — В Питер, — выдохнул Кузьмин, погружаясь в сон. Последнее, что он почувствовал, — легкий поцелуй в висок. Это принесло долгожданное ощущение спокойствия. Дима бесшумно вышел из комнаты, как только Вова заснул достаточно крепко, и зашел на кухню, где сидел Голованов и пил кофе. — Опять нога разболелась? — поинтересовался подполковник, когда Красавченко снова зашел на кухню. — Есть такое, — ответил Дмитрий, убирая таблетки обратно. — Врач предупреждал, что боли будут в основном по ночам. Как в целом сегодня все прошло? — Неплохо. Но состояние Володи меня немного беспокоит. Устает быстро, кашлял весь вечер, хотя доктор сказал, что все нормально, пневмония практически ушла. — Вы сейчас паникуете сильнее самого Кузи, — сказал Красавченко с улыбкой. — Успокойтесь. Если бы у врача были хоть малейшие опасения, никто бы его не отпустил из больницы. Да и Валентина не видит поводов паниковать. — Дим, а теперь у меня серьезный вопрос: у вас с Володей действительно все серьезно? — Вы снова об этом? — Дима глубоко вздохнул. Он знал, что рано или поздно Голованов заговорит об этом снова, но не думал, что это будет так скоро. — Я знаю, что вы думаете обо всем этом, я знаю ваши взгляды, но знайте, я никогда не сделаю больно Кузе. Он всегда был моим близким другом и сейчас я намерен быть с ним рядом до полного выздоровления. — Неужели это теперь считается… нормальным? — Так получилось, — ответил Дима. — Нормально это или нет, решать только нам двоим. Но Кузя делает меня счастливым, и я сделаю все, чтобы сделать счастливым его. Я люблю его практически с нашей первой встречи, но когда я узнал о том, что с ним произошло в юности, я понял, что после такого о взаимности и речи быть не может. — Вдруг это с Володей происходит из-за этого? Может, вам двоим стоит сначала разобраться, прежде чем… — Голованов немного запнулся, пытаясь сформулировать беспокоящую его мысль. — Принимать такие решения. — Вот на этот вопрос у меня, к сожалению, нет ответа, но мы найдем его. Вдвоем. — Дима даже нашел в себе силы улыбнуться, увидев, как тревожные складки на лице Голованова разглаживаются. — А что вы решили делать со всем этим? Володя ведь действительно ваш сын, и от этого теперь никуда не деться. — Он не хочет давать этому огласку. Я, честно, тоже. Наш отдел знает, семье я расскажу, познакомлю их и все. Двигать по службе я его не буду. Володя умный парень, каких еще надо поискать, он и сам может всего добиться. Но знаешь, я не могу понять одну вещь: что двигало родственниками. Им он был не нужен, зачем было это все? Отправили бы его мне как отцу и все! Насколько я знаю, возможность такая была! — В голосе подполковника было столько ярости, что Диме стало немного не по себе. — Жадность. Банальная жадность. — Дима прислушался к происходящему в спальне. Громкий голос Голованова запросто мог разбудить чутко спящего Кузю, но там было тихо. Хорошо. Видимо, обезболивающее сделало свое дело. — Наследство должно было достаться тому, с кем жил бы ребенок. Бабка его вступила в права, а дальше Кузя стал ей не нужен, и она сдала его в интернат как неблагополучного подростка. Вроде и избавилась, и условий никаких не нарушила. Тварь. Поэтому ей было не выгодно, чтобы нашлись вы. И когда пошел разговор о том, что у мальчика есть отец в Питере, она подделала письмо, которое вроде как подтверждало ваш отказ от ребёнка. Документальных подтверждений никто не просил, ведь по документам вы были ему совершенно посторонним человеком. А если бы вы забрали его, то распоряжение квартирой и счетом в банке, которые перешли Кузе после смерти родителей, автоматически перешло бы вам. Но понимаете, ей не составило труда оспорить наследство и отнять практически все, ведь официально в графе «отец» в свидетельстве стоял прочерк… — Как же на душе мерзко, — тихо сказал подполковник. Из-за алчности, казалось бы, родных людей его сыну пришлось столько всего пережить, что это до сих пор дает о себе знать. Ему хотелось верить, что все ужасы для Кузьмина уже закончились.

***

Утро встретило обитателей небольшой квартиры дождем и слякотью, отчего все трое спали довольно долгое время. Однако в десять утра пришлось проснуться. Голованову нужно было ехать в ФЭС на переговоры по поводу совместного дела, которое они сейчас вели. Он заглянул в соседнюю комнату, украдкой посмотрел на спящего Кузю, чтобы убедиться, что его не нужно расталкивать для того, чтобы тот принял обезболивающее. Но молодой человек спал крепко и гримасы боли на лице не было, значит, сейчас все было нормально. Дима же устроился на раскладном кресле, перебравшись ночью на него, боясь потревожить сломанную ногу соседа. Единственное — одеяло у Кузи немного сбилось после тревожных метаний ночью. Голованов тихо подошел к дивану и хотел поправить одеяло, но Кузьмин вдруг проснулся и резким движением захватил руку отца, до боли сжав ее. — Володя! — Голованов перепугался, видимо, Кузя не до конца проснулся, и не осознавал, что произошло. Он распахнул глаза и обнаружил, что крепко держит запястье Андрея Борисовича, окончательно проснувшись лишь от второго окрика. — Простите, — тихо пробормотал он, отпуская руку. — Рефлексы. Голованов молча кивнул и сел рядом. Пришлось подождать, пока Кузя переведет дух после экстремального пробуждения. — Это случилось незадолго до того, как попал в интернат. — Вова заговорил внезапно. Его голос дрожал так, что Андрей Борисович испугался, что у парня вот-вот произойдёт истерика. — Бабушка подошла ко мне ночью и стала душить подушкой. Я проснулся и оттолкнул ее, а она начала кричать пришедшему на шум деду, что я ее избил. Естественно, в то, что я рассказал, никто не поверил. Только обвинили в клевете, грозились в колонию отправить, в психушку сдать. В общем, запугивали как могли… С тех пор у меня такая реакция, если вдруг кто-то резко меня разбудит… Простите. Больно? — Все хорошо. Воды принести? — Голованов всеми силами пытался скрыть беспокойство. — Не стоит. Я в порядке, можете идти по своим делам. — Кузя выдавил из себя слабую улыбку. — Вы же не будете сидеть здесь и охранять меня. — Володь, пожалуйста, не держи в себе то, что у тебя творится на душе. Я же вижу, что тебе плохо. Скажи, что тебя еще тревожит? Я помогу тебе, что бы не произошло! Нет неразрешимых проблем. — Не могу сейчас рассказать. Правда, не могу. Может, потом. — Кузя уставился в стену. Было видно, что его мучают очень тревожные мысли. Возможно, он даже хочет с отцом поделиться своими переживаниями, но не может это сделать по каким-то причинам. — Ладно, Володь, не буду тебя тревожить. Мне ехать надо. Не забудь выпить таблетки и выйди хотя бы во двор, на лавочке посиди, а то бледный такой стал, смотреть страшно. Кузя коротко кивнул и закрыл глаза, надеясь снова уснуть. Хотелось еще пару часов поспать.

***

Спустя два часа Кузя все-таки поднялся с постели. Несмотря на то, что он так и не уснул после «экстремального» пробуждения, настроение было приподнятым, так как впервые за долгое время у него ничего не болело. Он потянулся за костылем, что стоял возле стены рядом с диваном, и отправился на кухню, где Красавченко готовил завтрак. Кузьмин обнял сзади стоящего возле плиты Диму, притянув его к себе свободной от костыля рукой. По совету Голованова он все-таки собирался выйти из дома, но не во двор. А для вылазки ему был необходим Дима. — Ну Кузя… — притворно проворчал Дима, когда любимый потерся носом о его плечо. — Кофе сбежит… — Сварим новый, — улыбнулся парень, не спеша отпускать Красавченко из своих объятий. — Так, говори, что нужно? С чего вдруг такие приступы нежности с утра пораньше? — Красавченко помог Вове сесть на стул, подставив под сломанную ногу второй. — Дим, возьми меня в ФЭС. Пожалуйста. — Кузьмин решил приступить сразу к делу. — Это еще зачем? Кузь, у тебя больничный, ты лечишься. Забыл, с каким букетом травм ты лежал? Да еще и пневмония бонусом! — Дим, мне надо. Прошу тебя. Ненадолго. Потом вызову такси и приеду обратно. Пожалуйста, Дим, ну возьми. — Кузя посмотрел на него умоляющим взглядом. — Если объяснишь мне, зачем, тогда может быть. — Дима не врал, но был уверен, что Кузя не найдет, что ответить. Но нет, нашел. — Мне нужно поговорить с Кругловым. Здесь не могу. Я не хочу, чтобы Борисыч слышал этот разговор. Он практически все время здесь, если не занят в том же ФЭС, но там легче найти место для спокойного диалога. А приехать Петрович либо не сможет вообще, либо сможет только вечером, когда Голованов здесь. — Ладно, уговорил. Но недолго, часа два максимум, потом домой. — Дима в принципе считал плохой идеей рвение Кузи, но с другой стороны он понимал, что ему надоело вечное безделье, да и виртуальное общение с новыми и старыми друзьями отнюдь не заменяло живое. Всю документацию по обеим работам он привел в порядок уже давно, а техническая часть игры, над которой они с Тихоновым работали, практически закончена, так что дома ему заняться было нечем, кроме компьютерных игр. В общем, аргументов «за» набралось больше, чем против. Ждать, пока Кузя переоденется, пришлось долго, но помогать себе он в этом деле категорически запретил. И вот спустя некоторое время ценой убитых нервов, приступов самобичевания и попытки все бросить и остаться дома он все же закончил процедуру переодевания, и они вместе с Димой отправились в ФЭС. Больную ногу Кузя устроил на заднем сиденье, куда Дима еще перед выпиской положил специальную подушку. Пришлось прижаться спиной к двери автомобиля, чтобы добраться с максимальным удобством. Ехать пришлось недолго. Пробок в этот день не было, и компания доехала буквально за час. В ФЭС ребятам пришлось разойтись: Дима ушел на совещание, а Кузю отправил в буфет. Так как официально Кузьмин числился на больничном, ему сейчас в переговорной присутствовать не обязательно. В буфете он встретил Круглова, чему очень обрадовался — с ним-то Кузя и хотел обсудить один очень важный вопрос. Николай Петрович в это время как раз в полном одиночестве пил кофе. — Привет, Володя! — Мужчина отложил чашку и, приобняв парня за плечи, помог ему усесться на диван, снова подкладывая под ногу подушки. — Как себя чувствуешь? Выглядишь намного лучше, чем в больнице. — Чувствую себя хорошо. Правда, нога периодически болит. Обезболивающее пить приходится. — Ну и хорошо, что лучше. Чай хочешь? Кузьмин молча кивнул. Николай налил чай и поставил перед парнем кружку с дымящейся жидкостью. — На самом деле я к вам по делу пришел. Понимаете, Дима, отец, ребята из Питера — они сейчас злы из-за всего, что узнали о моем прошлом. Они не дадут мне принять объективное решение, касающееся моей бабушки. — Той самой? — спросил Круглов. Ему стало не по себе, Кузьмин раньше не рассказывал о ней ничего, кроме каких-то деталей. — Да. В общем, я узнал, что она находится в одном из домов престарелых под Смоленском. И я хотел бы к ней съездить, узнать, как она там живет, и если там плохие условия, то забрать ее оттуда и перевести в нормальное место. Я знаю, что на это скажут мои друзья, поэтому я им пока не стал ничего говорить. Потому что они ненавидят ее сильнее, чем я. — Володь, скажем так, я тоже не в восторге от твоей задумки. Ты пережил такое, что не под силу и некоторым взрослым, не то что подростку. Да эта женщина по сути едва не сломала твою жизнь, но решать, что сейчас с этим делать, только тебе и никому другому. Я поддержу любое твое решение, каким бы оно не было. Даже если ты решишь оставить ее в той богадельне, это будет твое решение. — Николай говорил очень мягким тоном, показывая, что не осудит любое решение стажера, а затем добавил: — Тем более что она это заслужила. — Ни один человек не заслуживает сгнить в госучреждении с сомнительной репутацией, — тихо сказал Кузьмин. — Даже она. — Где ты возьмешь деньги? — поинтересовался майор. Он знал, что на перевод нужны деньги и немалые. Где их возьмет обычный полицейский из Питера? — Мы с Ваней продали игру, и задаток за нее нам выплатили. Я посчитал, этого хватит на полгода хорошего пансионата, а дальше я еще заработаю. — Даже не знаю, что сказать, Володь. Такое решение принять после всего, что случилось. Я горжусь тобой. — Спасибо, Николай Петрович, я знал, что вы поддержите меня! — Кузя обнял майора, чувствуя, как с плеч упала огромная гора. Теперь осталось дождаться, пока он сможет обходиться без посторонней помощи, потому что чувствовал, что ехать он туда должен один.