Я буду рядом

В Цайи их компания вернулась с шумом и гамом. Шум в основном был от осла, гам же... что ж, можно сказать, что и гам тоже был от осла. Цзян Чен еле сдерживался от того, чтобы не хлестнуть по спине этого болтливого сверх меры придурка. Он и забыл, каково это - быть в досягаемости его неумолкаемого словесного поноса. Не разделяй их в пространстве монументальная фигура Ханьгуан-цзюня - точно бы отхлестал. Саньду был уже вложен в ножны, когда адепты нестройным рядом еле-еле удерживая животину от сокрушительного приземления об землю спускались к земле. Для ее транспортировки адепты приспособили сеть, которая нашлась у кого-то из них в мешке цянькунь - кажется, это был тот, что выбивался из общего ряда в полете - и всю дорогу посменно несли ее по воздуху. Цзян Чен хмуро следил с земли, чтобы если что оказать помощь, - не ослу, а адептам. Неблагодарная тварина истошно орала и Цзян Чену уже хотелось, чтобы веревка у кого-нибудь из адептов просто выскользнула из рук, закончив таким образом страдания не только животинки, но и его ушей. И как только у нее горло не болит?! Видать в хозяина пошла! - Ух ты, никогда не думал, что меня покатают на самом Бичене! - выдал Вэй Усянь, спрыгивая на землю, и Цзян Чен бы снова вспылил. Вот честно, как так можно? Будто Вэй Усянь не в курсе того, как это звучит со стороны - с определенными нотками звучат в контексте чего-то, что оканчивается выражением "обрезанный рукав". Так вот, Цзян Чен действительно бы вспылил, если бы не услышал, как тихо всхлипнул со смеху Цзеу-цзюнь. Смех без причины - признак дурачины. Но про Цзеу-цзюня такого ведь не скажешь. Тогда в чем причина? Причина такого казалось бы естественного, но совершенно не присущего для Цзеу-цзюня поведения. Мысли оборвались на очередном словесном потоке, которым Вэй Усянь окатил Яблочко, которое таки дорвалось до твердой земли под ногами и теперь улепетывало от всех близ стоящих заклинателей, видимо явив для себя совершенно ясно и четко, что все заклинатели - зло. Цзян Чену хотелось в Пристань Лотоса, в свою купальню. По прибытии в Цайи Цзеу-цзюнь отделился от их группы, сказав, что предупредит старейшину деревни о завершении их поисков, и просил обустроиться на постоялом дворе, пока его нет. Цзян Чен хмуро проводил его спину взглядом, но заметив, что он не один такой, кто прожигает спину Цзеу-цзюня взглядом, - Ханьгуан-цзюнь тоже следил за уходящим в толпу братом - быстро отвернулся. Честное слово, не в стан врага же он уходит! Вэй Усянь что-то лопотал своей животинке, умудрившись даже как-то ее успокоить. Та неторопливо, но шла куда надо. Улицы Цайи уже были наполнены людьми, вечерним смехом заядлых пьянчуг и парящим в воздухе ароматом приближающего дождя. Ну, правильно, ветер то северо-западный в этих краях, а значит проливной дождь, что застал их еще в Пристани Лотоса догонит их еще и здесь. Цзян Чен молчаливо следил, как Ханьгуан-цзюнь договаривается с хозяином постоялого двора. Точнее, конечно, это Вэй Усянь договаривается, попутно выспрашивая всякие подробности местной кухни и особенно о наличии Улыбки Императора. Цзян Чен на секунду даже поймал себя на мысли, что скучал по таким денькам. Мысль застыла и заморозилась. Цзян Чен не знал, куда ее деть. Словно застрявшая в горле рыбья кость, она раздражала гортань. В былые времена это он был тем, кто стоял вон там, на месте Ханьгуан-цзюня, осаждая излишне болтливого спутника и оплачивая постой. Сейчас же Ханьгуан-цзюнь, стоя на некогда его месте, и не думал, кажется, останавливать Вэй Усяня. При его молчаливом потворстве тот уже во всю развернул разговор с хозяином постоялого двора, интересуясь новостями деревни. Цзян Чен фыркнул, как будто ему есть до этого дела. Мысль опять стопорнула. Верно, может и есть дело... Что он знает про Вэй Усяня? Не про его шисюна из детства и подростковой юности, а про этого - возродившегося после шестнадцати лет забвения и добившегося правды не только для себя, но и для Цзинь Цзысюаня, Цзинь Цзысюня, Цзинь Лина и кучи других людей, кого не обошла стороной сеть интриг и искусного обмана, раскинутая когда-то Цзинь Гуанъяо. Мысли сами по себе пришли к Лань Сиченю, и перед глазами встал образ уходящего в толпу заклинателя. На миг в голову прокралась мысль-предположение, что Лань Сичень ушел не к старейшине деревни, а насовсем. Цзян Чен нахмурился. Он же просто отправился оповестить стаейшину деревни, верно? Но тогда почему он так долго? Он вот-вот подойдет или... действительно снова сбежал? Цзян Чен нервно покрутил Цзыдянь на пальце. Сорваться следом или это уже совсем паранойя? - Глава? - к нему осторожно обратился адепт, отвлекая от мыслей. - Хозяин разрешил располагаться... - Цзян Чен кивнул и рассеянно последовал за хозяином постоялого двора, который, увлеченно рассказывая что-то Вэй Усяню, повел их на второй этаж. Адепты последовали за ними следом. Цайи была простой деревенькой, так что от комнаты многого ждать не приходилось. По крайней мере, тут было чисто. Подав знак адептам, что они могут быть свободны, Цзян Чен сделал пару шагов внутрь занимаемой на эту ночь комнаты. Довольно просторная, с двумя отдельными кроватями и большим открытым окном, выходящим на улицу. К окну Цзян Чен подошел с твердым намерением его закрыть, чтобы не слышать шум и гам улицы, но подойдя к раме, он случайно мазнул взглядом по толпе. Глаза сами собой наткнулись на высокий стан человека, что выделялся в толпе. "Вот он. Он тут" - мелькнула заполошная радостная мысль и от сердца мгновенно отлегло. "Он никуда снова не сбежал. Он тут...". Словно почувствовав его взгляд, Сичень поднял взгляд наверх. Цзян Чен столкнулся со взглядом серых глаз, ловя следом и улыбку, отпущенную следом. Цзян Чен невольно хмыкнул, махнув, чтоб Сичень уже заходил. В дальних закоулках билась мысль, что есть в этом всем что-то родное и теплое.