Карантин (цикл "На семи ветрах")

Толпа, обступившая что-то у обочины, привлекла внимание Вилары сразу. Ну как толпа — душ десять. Но в деревеньке, у околицы которой они находились, такого сборища не могло быть просто так посреди бела дня. А когда крестьяне послушно расступились перед отрядом, сразу стало понятно, что стряслось. На земле лежал труп. Живой человек вот так, скрючившись на снегу, да еще лицом вниз, лежать не будет. И снег вокруг разворошен: дергался покойничек, не сразу помер. Вилара поморщился, выругался сквозь зубы и спешился. Верно говорят — если уж день не задался с утра, то и к вечеру не жди хорошего. А ведь не мальчик давно, в его ли годы по трактам за беглыми носиться? Ему бы в Бухаресте сидеть, в своем кабинете, распоряжения отдавать. Только вот на такой должности крутиться приходится, чтобы с этой самой должности не полететь. И если госпожа Гика собралась навестить подругу в дальнем поместье, то нужно самолично сопроводить карету. Потому что фаворитка и, весьма вероятно, будущая супруга господаря — это не головорезы из Братства, за побег которых оправдаться можно всегда. Случись чего, даже если голову и не снимут, то уж с должности — точно. Впрочем, Марицика всегда была мила, приветлива и к Виларе относилась с искренней симпатией, так что ее сопровождение нельзя было назвать тяжкой обязанностью. Одна охромевшая лошадь — это мелочи. Зато обратная дорога не заладилась совсем. Сначала отряд лоб в лоб столкнулся со знаменитыми головорезами, пособниками чертова Братства, Марджелату и Заячьей Губой. Потом, пытаясь их схватить, жандармы, к тому же во главе с Виларой, в который раз выставили себя дураками. Проклятую телегу он долго еще не забудет. А в довершение всего — еще и труп. Наверняка какой-нибудь местный забулдыга замерз до смерти, но разбираться-то все равно придется, раз угораздило натолкнуться! Вилара подошел ближе, махнул рукой на тело: — Кто такой? — Да бог его знает, — протянула дородная тетка, кутающаяся в платок так, что одни брови было видно. — Да Йона это, с хутора, — пояснил сухонький мужичонка, почесывая бороду. — А тебе-то почем знать? — визгливо огрызнулась тетка. — Дык кожушок приметный, — возразил сухонький и ткнул локтем стоящего рядом мужика раза в полтора крупнее себя. — Ты ж смотрел, скажи им! — А если смотрел, то чего так лежит? — снова встряла тетка. — Я ж тока глянул, — пробасил мужик, распространяя вокруг густой сивушный запах. — Лицо дюже перекособочило. А так, кажись, Йона. — Так тебе и не то покажется! — торжествующе завопила тетка. – Глаза опять залил, вот и... — Молчать! — рявкнул Вилара. Спор о личности покойного грозил затянуться, а ничего дельного никто не сказал. Он обошел вокруг тела, присматриваясь. Лица видно не было, но на снегу у головы померещились алые брызги. Вилара нагнулся, протянул руку, чтобы перевернуть покойника и рассмотреть получше, как вдруг снег рядом вспороло фонтанчиками от пуль, по ушам ударили выстрелы, а следом — рык хорошо поставленного командного голоса: — Назад! Вилара инстинктивно отшатнулся, поднял голову и на миг онемел от изумления. Сам Марджелату, без редингота, в сбившемся за спину плаще, врезался на взмыленном гнедом прямо в строй его людей, которые уже хватались за оружие. — Не стрелять! — успел крикнуть Вилара, наскоро соображая, с чего бы этот неуловимый сам ломанулся к ним в руки. Да еще и явно спешил. Пристрелить мерзавца, конечно, руки давно чесались, но уж больно странно. А вместе с трупом и вовсе наводит на нехорошие размышления... Марджелату тем временем спешился, бросил свой револьвер вместе с поводьями ближайшему жандарму и поднес к полям шляпы два пальца, обозначая приветствие. — Ага Вилара. — Что вам угодно? — огрызнулся он от неожиданности. Марджелату в ответ поманил его к себе. — Да подойдите вы ближе, не хочу орать. Вилара внутреннее вскипел, но послушно приблизился. Все равно никуда не денется, на него больше дюжины ружей нацелено, а разобраться надо. Марджелату дождался, пока Вилара подойдет вплотную, взглядом указал на покойника и тихо, одними губами бросил: — Чума. Вилара явственно ощутил, как по затылку потянуло холодком, а по спине мурашки не просто забегали, а разве что не строем промаршировали. Сглотнув, чтобы отогнать накатившую внезапно дурноту, он переспросил с отчаяния таким же шепотом: — Вы уверены? — Мы с Зайчиком на хутор натолкнулись. Если покойник оттуда... — Марджелату пожал плечами и криво усмехнулся. — Можете, конечно, тело перевернуть и убедиться, но я бы не советовал пока. Паника же начнется. Что творится при упоминании подобной болезни, Вилара знал прекрасно: именно такой паникой из-за холеры Марджелату в свое время воспользовался, чтобы протащить через таможню партию оружия. Вот только сейчас он бы и на опасную контрабанду согласился да хоть еще пять раз оказаться выставленным на посмешище перед всем Бухарестом — лишь бы Марджелату ошибся! Но раз уж тот сам к жандармам ринулся, ни на ошибку, ни на контрабанду надеяться не приходилось. — Позволите? — тем временем осведомился Марджелату на редкость миролюбиво и мотнул головой на стоящих в сторонке крестьян. Вилара кивнул и дал знак подчиненным убрать оружие. Но Марджелату больше не обращал внимания на настороженных жандармов. — Когда с хутора последний раз кто в деревню заезжал? Крестьяне радостно загалдели, продолжая прерванную перепалку: — Дык уже с две седмицы, почитай! — Да все ты путаешь! — Не слушайте их, боярин, но дней-то десять точно. Тогда еще сынок Петру домой вернулся. — Так он не заезжал, а проезжал. На хутор же ехал. А эти бирюки и не выбирались вона сколько. — А шестого дня — забыл, что ли? — Да какой там «заезжал»?! Девка ихняя до крайней хаты приезжала. У Захарии чегой-та прикупала. — Не, боярин, девка — она еще до ярмарки была. А той поры никто не появлялся... Чем дольше Вилара слушал, тем больше ему становилось не по себе. По всему выходило, что зараза с хутора попасть в деревню могла, а значит, нужно карантин вводить, оцепление ставить, чтоб даже мышь не выскочила. И значит — объяснять. Деревня хоть и не большая, но и не два кола на все дворы, а у него при себе полтора десятка человек. За подкреплением послать — но когда оно еще подтянется... Марджелату не то закончил расспрашивать крестьян, не то устал тоже от их перебранки и вернулся, закидывая на ходу в рот горсть семечек. — Что делать будем, ага? Зайчик за подмогой поехал, но до ближайшего поста не близко. Хорошо, если к утру обернутся. Делать? «Мы»? И за подмогой послал? Вилара впервые ощутил приступ уважения к Марджелату. Ведь сколько бы людей, натолкнувшись на чумной хутор, просто ноги унесли куда подальше, а не предупреждать кинулись? Тем более когда их вся жандармерия ловит. Да, головорез, да, преступник. Но слишком уж явно представилось все, что могло бы случиться, пока разобрались бы с покойником, без предупреждения Марджелату. А ведь он еще и самому Виларе до трупа дотронуться не дал, хотя мог и пулю в ответ схлопотать. И знал прекрасно, что Вилара спит и видит, как бы его на каторгу спровадить. Но ведь не удрал, предупредил! И готов помогать сейчас, когда каждый человек на вес золота. И не откажешься. Тут и свои-то запаниковать могут, большинство возле покойника терлись — прямая дорога в карантин. А этот не запаникует. Вилара еще секунду подумал, потом нашел взглядом среди подчиненных нужного и велел, указывая на Марджелату: — Верните ему оружие. — Что? — жандарм чуть не сел от удивления. — Верните ему оружие. Это приказ, — повторил Вилара и обернулся к Марджелату: — Значит, говорите, подмога будет к утру? Марджелату с досадой прокручивал свой восьмиствольник, вытряхивая снег. — Будет! — огрызнулся он. — Если ваши балбесы не палить по Зайчику станут, а выслушают. Вот же язва. Но верно говорит. Вилара отвечать на выпад Марджелату не стал — пусть хоть весь ядом изойдет, пока помогает. Поманил рукой одного из жандармов, новобранца, совсем еще юнца, который держал его коня и поэтому к покойнику близко не подходил. Вполголоса быстро обрисовал ему ситуацию. Юнец побледнел, но вытянулся во фрунт. — Понял? Тот истово закивал, давая понять, что не подведет. — Тогда пулей давай! — приказал Вилара. Жандарм бросился к лошадям, и он крикнул вслед, едва не забыв: — Заячью Губу не трогать! И снова чуть челюсть не уронил от изумления, когда сбоку послышалось тихое «спасибо». Но когда он обернулся, увидел только насмешливый взгляд и кривую ухмылку. — Так что делаем? — Людей по хатам. Жандармов пустить по улицам, кто высунется — стрелять, — изложил Вилара единственно возможный план действий. — Труп сжечь. — И на хуторе прибрать бы надо, — деловито добавил Марджелату, кивая. — Место, конечно, глухое, вряд ли кто еще до утра натолкнется, но лучше не рисковать. Я съезжу, но надо бы еще пару человек. — Подождите, — остановил его Вилара. — Закончим тут и вместе поедем. — Не доверяете, ага? — в голосе Марджелату явно послышалось ехидство. — Предпочитаю проконтролировать лично, — отрезал Вилара, взмахом руки подзывая подчиненных, чтобы отдать распоряжения.

***

— А вы что, совсем чумы не боитесь? Марджелату хмыкнул: — Кому суждено повешенным быть, тот не утонет. Мне цыганка нагадала, что помру в своей постели, в окружении детей и внуков, а я даже не женился пока. Вилара неодобрительно зыркнул на подчиненного, задавшего вопрос, на самом деле ощущая что-то близкое то ли к восхищению, то ли к зависти. И как это у него получается? Ведь еще утром все жандармы готовы были пристрелить Марджелату на месте, а как он час-другой по деревне помотался, помогая им наводить порядок, — и уже на «вы» обращаются, а кто помоложе, едва ли не с обожанием смотрят. Может, стоило его таки арестовать, а не вооружить и позволить командовать? Вилара на мгновение задумался, а потом покачал головой, отметая ненужную злость. Как ни неприятно было это признавать, помощь Марджелату оказалась более чем кстати. Без него и самому пришлось бы куда тяжелее, и жандармы вообще не факт, что управились бы. Пока Вилара занимался покойником, Марджелату не дал растеряться служивой молодежи, умудрился построить всех без паники и кровопролития. Уговорами помог разогнать людей по хатам, вмиг осадил попытавшихся бузить парой выстрелов поверх голов. Да и чумной покойник этот... А что он был именно чумной, сомнения уже не вызывало: пока костер складывали да тело убирали, Вилара успел хорошо рассмотреть тело. И еще раз запоздало испугаться при мысли, как все могло обернуться, не объявись Марджелату вовремя. Сзади продолжался разговор. Вилара не вслушивался, только голоса опознавал. Марджелату что-то протянул ехидно, в ответ грянул хохот. Вилара не утерпел, обернулся. Марджелату тут же выслал коня вперед, подъехал вплотную. — Ага, да не смотрите вы волком. — А что, много поводов для радости? — Меньше, чем вы думаете, — из-под бесшабашной маски Марджелату внезапно проглянула мрачная сосредоточенность. — Я такое дерьмо уже видел. И если все обойдется — иначе как чудом не назову. И буду хоть на голове стоять, лишь бы люди пока всерьез не принимали до того, как тут поставят нормальное оцепление... Или вам нужно то, для чего вы мне вернули оружие? — Думаю, что когда я убью вас, то окажу обществу большую услугу. — Но не сегодня, ага, — насмешливо уточнил Марджелату. — Не сегодня, ведь правда? После чего пришпорил коня, вырываясь вперед. И ведь не попрешь против правды, не поспоришь. Сам ему оружие вернул. Чтобы не пришлось стрелять в своих же, если кто-то из них запаникует. Но в эту минуту Вилара ненавидел Марджелату как никогда. За то, что тот понял, из-за чего на душе мерзко и волком выть хочется, и не осудил. И за то, что от его понимания стало чуть легче. Поэтому в ворота чумного хутора он вошел сразу за Марджелату, чтобы показать пример подчиненным. И постарался отогнать навязчивое ощущение, что на самом деле просто хочет кому-то что-то доказать. Не время было об этом думать и не место. И когда Марджелату забрал у одного из жандармов штуцер, пристрелил пса и, на ходу перезаряжая, двинулся к хлеву, Вилара тоже взял пистолеты наизготовку и двинулся следом. Уж лучше они сами управятся.