Гнев и справедливость

Маленький клещеед умер во время ритуала. Перед смертью дергался и плевался. Маленький клещеед постоянно что-то подбирал с земли. Маленький клещеед поймал кузнечика и принес его Рики. Маленького клещееда укусил скорпион, а Рики отсосал яд из ранки, но это не помогло. Рики выбрал козлят для ритуала и поверил, что духи помогут. Теперь, когда серый рассвет сомкнул свою холодную пасть вокруг дрожащего, измученного ночным бдением тела, всё казалось бессмысленным. От крови жертвенных животных крутило в носу. Люди старались не смотреть в сторону мертвого мальчика. Его мать, краснокожая и большегубая Татизи, выплакала за ночь все слезы, лежала рядом неподвижно — уснула или умерла. Мбази, колдунья, подняла голову. Ее черное лицо и плечи покрывали капли росы. — Духи не отвернулись от нас. Духи ответили на наш призыв. Вы чувствовали их. — Мбази села и коснулась своей груди, потом головы. — Здесь и здесь. Вы чувствовали их силу. Чувствовали их волю. Туи, старый раб, которого отец Рики получил в наследство от своего отца, смотрел на Мбази широко раскрытыми глазами. — Духи вошли в ваши тела, двигали вашими членами, смотрели вашими глазами. Краснокожая большегубая Татизи оставила своего мертвого ребенка и подползла к Мбази. На лице Нто, рабыни со шрамом на щеке, появилась улыбка. Барабанщики наклонили головы, прислушиваясь к Мбази. — Этой ночью вы были одержимы. Откинули человеческие привычки, страхи, надежды, человеческую ложь и страдание. Вы были свободны, как духи. Как духи, видели одновременно прошлое и будущее. Вы видели кровь. — Да, — просипел Арасу, высокий косу, смотревший за стадами отца Рики. — Вы видели кровь? Рики видел ее и сейчас: кровь жертвенных животных на белых рубашках, кровь на руках. Почерневшая в свете воскресающего дня кровь на подбородках и губах. — Вы видели сперму и похоть? — Да. — Иму из племени лалу погладила свои полные бедра. Воспоминания поплыли у Рики перед глазами. В них развалившаяся на спине Иму принимала в себя член Арасу. Живот Рики скрутило от холода, отвращения и отголосков возбуждения. — Вы видели смерть? — Да. — Вы чувствовали жизнь? — Да. — Мертвый ребенок! — взвизгнула Мбази. — Мой мальчик, — всхлипнула краснокожая и большегубая рабыня. — У тебя больше никогда не будет детей! — Да. — Я видела других мертвых детей! — закричала Мбази. Рядом из травы взметнулась к небу птица, испуганная ее криком. — Я видела моих нерожденных детей! — Да, — прошелестели сразу несколько ртов. Спасаясь от холода, Рики обхватил плечи и подтянул колени к груди. Мальчик мертв, а духи исчезли. Духи, их пульс и радость бесновались в теле Рики ночью, когда он танцевал и касался себя. — Иму, я видела твоего мертвого сына. У него была большая голова. — Большая голова у младенца, — Иму кивнула. Рики припомнил, что прошлой осенью Иму разродилась мертвым ребенком. — Мертвый мальчик! Я видела его! Это был твой брат, Туи! — Мбази указала пальцем на старика. Рики взглянул на сморщенное лицо и блестящие от слез глаза. Рики привык к присутствию Туи на ферме, как к колоннам на крыльце и запаху коров на пастбище. Никогда не задумывался, откуда Туи родом и были ли у него братья и сестры. — Это правда? — прошептал Рики. — У тебя умер брат? — Это было очень давно. — Ты! — Мбази указала пальцем на Рики. — Ты помнишь, что видел? Хорошо рассмотрел свое будущее? Помнишь, как стоял на коленях? Рики почувствовал, как горят щеки. — Запомнил, перед кем? Арасу и Иму повернули лица к Рики. Приплюснутые носы, выступающие лбы. — Ты всю жизнь будешь ползать у ног этого мужчины. Твоя любовь станет его проклятьем и погубит его. — Мбази рассмеялась. Мужчина? Крис не мужчина. Рики захотелось оказаться как можно дальше отсюда. — Вы видели прошлое. Вы видели будущее. — Мбази раскачивалась из стороны в сторону. — Когда духи смотрят вашими глазами, прошлое и будущее сливаются в один поток. У Рики закружилась голова. — Вы видели смерть. Вы видели жизнь. Вы испачкали свои руки кровью животных. — Да. — Мы просили спасти одного ребенка, а духи показали нам, как спасти нас всех. Вернуть нам всё, что мы потеряли. Избавиться от страдания. Мертвые восстанут, чтобы защитить нас. Если живые потеряли всё — стада, землю и семью, — они должны просить о помощи мертвых. Пусть мертвые освободятся и защитят живых. Если вы потеряли всё, если в сердце вашем остался только гнев, мертвые отомстят за вас. Убейте ваш скот — режьте ваших коров, козлят и овец. Мертвые восстанут, чтобы отомстить за живых и спасти их. Они всё еще были раздеты. Все, как один, смотрели в туман над головой ведьмы. Муха села на плечо Иму. От холода Рики прикусил язык. До дома ван Райнбергов было триста шагов. Рики не стал надевать испачканную кровью и пропитанную росой рубашку. Он побежал, чтобы согреться. Обнаженный, проскочил через пустой холл, взлетел по лестнице. Забрался под одеяло. Когда перестал дрожать от холода, почувствовал себя предателем. Но кого он предает? Мертвого ребенка? Рики закрыл глаза, под веками вспыхнул ритуальный костер. Он услышал свое быстрое дыхание и учуял запах крови. Увидел Криса. Почему в его воспоминаниях о ритуале Крис занимает больше места, чем мертвый ребенок? Рики судорожно вздохнул, путаясь в одеяле. Крис стоял над ним, смотрел на него сверху вниз. Его грудь вздымалась. Кадык прыгал. Рики любовался им, восхищался им и поклонялся ему. Рики застонал. Зачем духи привели его к Крису? Зачем внушили ему это безумное восхищение и раболепие? К головокружению добавилась боль за глазными яблоками и урчание в животе. Со вчерашнего утра Рики ничего не ел, только пил дурманящие настойки из трав и теплую кровь жертвенных животных. Рики заснул, сжимая в кулаке мешочек гри-гри. Он еще не умел ходить, когда его мать, лицо и голос которой он не помнил, повесила ему оберег гри-гри на шею. Нянька, отец, Норман — все говорили, что гри-гри защитит Рики от страданий. Он проснулся днем и уставился на зависшее в небе солнце. Маленький клещеед, с улыбкой протянувший Рики кузнечика, никогда больше не увидит солнца, не поймает кузнечика, не вздохнет, не закричит, не заплачет. Рики уткнулся лицом в подушку и заплакал. Вечером в свете убывающей луны он добрался до миски для умываний. Дурманящие травы покидали тело едким потом. Смывая запекшуюся кровь и сперму, Рики испытал омерзение. Вонючие подмышки папы Легбе, он сидел на коленях перед Крисом и дергал себя за член. Он был не в себе, это всё ритуал, духи и травы, но до чего же стыдно. Почему он не подрочил перед Арасу? Ведь, подглядывая за ним, Рики осознал, что его тянет к мужчинам. Почему духи толкнули его к Крису? Что за унизительное и отвратительное мучение. Рики вспомнил об умершем ребенке, забрался с головой под одеяло и снова заплакал. Проснулся он от шума. Хлопали двери, люди перекрикивали друг друга. Звезды спрятались в черноте неба от света факелов во дворе. Их охряные отблески прыгали по подоконнику и стенам комнаты Рики. — Им перерезали горло. — Пятеро рабов пропали. — Возьмите оружие. — Они не могли уйти далеко. Последний голос принадлежал брату Рики, Норману. Всхрапывание коней, снова хлопок двери. Рики сел в кровати. С чего все так переполошились из-за трех козлят? Нужно спуститься вниз и всё объяснить. — Лестер, патроны. Что здесь делает Лестер? Он арендовал землю у ван Райнбергов, его ферма стояла в пяти милях от их дома. Норман созвал свой отряд из-за трех козлят? Рики натянул рубашку и штаны. Он расскажет про ритуал, возьмет вину на себя, пока его не начали топить рабы. Им Норман может не поверить. Слишком часто они прикрывают свои промахи, наговаривая на Рики и друг на друга. Рики передернул плечами. Его пороли раз семь в жизни. Наказания отца оставили воспоминания о долгих путаных бессмысленных разговорах между ударами. Норман порол на отъебись через рубашку и штаны. И только Магдалина, рабыня, которую отец взял в свою постель четыре года назад, старалась всё сделать правильно: вымочить розги или плеть в воде, растянуть голого Рики на скамье и заставить его просить прощения. На лестнице и в холле горели свечи. Главная дверь стояла распахнутой. На крыльце куталась в шаль Джульетта. — Рики. — Она коснулась его предплечья. — Это ужасно. Я такого никогда в жизни не видела. — Господь, за что? Почему ты отвернулся от нас? За что посылаешь нам испытание? — голосила на неосвещенной границе двора Магдалина. С первого появления в доме ван Райнбергов новая жена отца была слишком шумной. Если она возилась на кухне — гремела тарелками, если мылась — шумно плескалась. А если ночью Рики не спалось, он слышал, как она громко взвизгивала и стонала в спальне отца. Теперь она сокрушалась так, что заглушила и топот лошадей, и голоса мужчин. Отец стоял пешим около конного Нормана и что-то говорил ему, положив руку на бедро. Норман кивал. Его люди — человек двадцать — прыгали в седла, разворачивали лошадей, запихивали в седельные сумки меха с водой и пайки с едой. Рабы жались к стенам большого дома: дети ревели, женщины гладили их по головам. У одного из мужчин была разбита губа. Их выгнали из хижин и согнали сюда, сообразил Рики. — Пятеро исчезли, — прошептала Джульетта. — Туи, Мбази, Арасу, Иму и Татизи. Рабы говорят, вчера ночью у Татизи умер ребенок от укуса скорпиона. Куда же она могла податься? Рики спустился с крыльца, взял факел у одного из людей Нормана и пошел к границе двора, где голосила Магдалина. Она заткнулась, когда он приблизился, будто знала, что ее крики его раздражают. Земля захлюпала под ногами Рики, как это случалось раз в год после большого ливня. Свет факела выхватил из темноты пятнистую тушу и стеклянные глаза. Корове перерезали артерию на шее. Кровь размыла грубую каменистую почву и превратила ее в болото вроде тех, на которых растет рис. Кровь сотни, а может, тысячи коров. Выше подняв факел, Рики шел вперед, и повсюду его окружали мертвые животные. Родительский дом уменьшился, запах свежей крови и дерьма загустел и осел в носоглотке, опустился ниже, скрутил внутренности. — Эй. Тащите ножи и топоры. — Голос отца был тоньше и выше голоса его черной жены. — Нужно снять шкуры и приготовить мясо на продажу. Рики услышал мычание, не все животные ван Райнбергов пали. Рики вернулся во двор, как раз когда рабы притащили тележки с инструментами. — Это похоже на какой-то безумный ритуал, — поежилась Джульетта. Убейте животных, которые кормят вас и ваших хозяев, сказала Мбази, и ваши черные предки восстанут, чтобы спасти вас и отомстить за вас. — Беги на ферму Ригби, разбуди хозяина, скажи, чтобы прислал мне своих рабов, всех, кого сможет. Скажи, что я заплачу. — Агнус ван Райнберг похлопал раба по плечу. Другого раба он увлек за собой в дом. Не зная, что им делать, Рики и Джульетта пошли за отцом. — Пойдешь в город, передашь письмо Майнцу. — Ван Райнберг влетел в библиотеку. Он резко поднес свечу к масляной лампе и громко выругался, когда фитиль вспыхнул и погас. Более аккуратная и ловкая Джульетта зажгла лампу для отца. — Там больше тысячи туш, — сказал ван Райнберг детям, когда раб исчез с письмом. — Мне понадобится много людей, чтобы разделать мясо, пока оно не начало портиться. Нужно написать торговцам и спросить, сколько свежего мяса они возьмут. Остальное засолить. Ван Райнберг разослал с рабами еще три письма. — Джульетта, проверь, хватит ли у нас соли. Если нет, пошли рабыню в Кейптаун. На небе появились розовые облака, предвещающие рассвет. Усиленный предрассветной влагой запах крови и дерьма проник в дом. — Рики, иди к тем, кто разделывает туши, скажи, чтобы сразу откладывали отдельно печень. Я слышал, англичане отдают ей предпочтение. Может, удастся продать солдатам в их крепости, пока не протухла. Рики заправил рубашку в штаны — в ночной спешке на это не хватило времени — и вышел на поле. Он быстро привык к тяжелому запаху. Привык к расползающимся под руками внутренностям и скользящему в мокрых и липких пальцах ножу. Когда ведра закончились, велел копать ямы и складывать печень в них. Когда солнце добралось до зенита, Магдалина принесла кувшин молока и кукурузную кашу. Вместе с рабами Рики ел и отмахивался от мух. Чтобы отогнать их от мяса, через каждые десять шагов на поле жгли костры и бросали в них щепотки пороха и табака. После обеда прибыли наемные рабочие из города. От белых пахло вином, узкоглазые болтали на певучем малайском. Приехала запряженная восемью волами фура, к закату ее загрузили мясом. Возница с изрытым оспой лицом получил в оплату мешок мяса. Агнус ван Райнберг сразу заключил с ним сделку, обещал продать мясо его приятелям за половину рыночной цены, если заберут по пятьдесят килограммов каждый завтра утром. На закате вернулся Норман с отрядом. Скакали быстро, поднимали много пыли. Во дворе растоптали курицу и едва не зашибли собаку. Направляясь к дому, Рики видел, как Джульетта прижала ладонь ко рту и сделала шаг назад. Видел, как трижды перекрестилась Магдалена. Обойдя коней и спешивавшихся вспотевших всадников, Рики увидел в пыли пять человеческих голов. Выпученные глаза, раскрытые рты, лохмотья кожи и сухожилий вместо шей. Волосы Мбази слиплись, будто она искупалась в глине. У Арасу были выколоты глаза. Туи не хватало ушей. Татизи, чей сын умер от укуса скорпиона, наморщила лоб. Рики почему-то вспомнились блестевшие от пота в свете костра совокупляющиеся тела. — Мы нагнали их около Воскресной реки, они прятались в тростнике, — сказал Норман. — Хорошо, — кивнул ван Райнберг. — Я хочу с тобой поговорить, Норман. Магдалина, накорми людей Нормана. Головы сожгите. Он увел Нормана в дом. — Господь всемогущий, — запричитала Магдалина, — за что же ты нас караешь? Что за козни дьявола. Что за черная неблагодарность. Мы относились к ним, как к членам нашей семьи. Любили, как детей, кормили, поили, давали работу. Боже, помоги сердцу вынести предательство. Не позволь мне ожесточиться. Пусть их неблагодарные души вечно мучаются в аду. Как души Буа и Ту. Ту была рабыней и служанкой Магдалины. Ее поймали и убили вместе с любовником Буа, пастухом-рабом, когда они сбежали, украв четырех лошадей и драгоценности Магдалины. Таков закон: черного вора карают смертью. Справедливость для черных — в немедленном наказании. Белого же вора ждал позор, а это, как говорил Агнус ван Райнберг, хуже смерти. — Рики! Рики дернулся, и по ногам потекла моча. Он не заметил, как отец и Норман вышли на крыльцо покурить. — Устал? — Отец похлопал Рики по спине. — Ну и воняет от тебя. — Норман потрепал его по голове. Он пропитался коровьей кровью и дерьмом, они не заметили, что он обмочился. — Иди помойся. — Есть хочешь? Рики мотнул головой. — Помойся и ложись, завтра нужно начать солить мясо. — Сколько там еще туш? С кем из торговцев ты договорился? Почем берут мясо на базаре? Цены, поди, сейчас упадут. Нам это невыгодно. Нам даже пятую часть потерь не вернуть, — болтал Норман, пока Рики шел к колодцу. Он стоял между конюшнями и курятником. Руки у Рики дрожали, когда он потянул ведро наверх. Неужели три дня назад он подглядывал из конюшни, как здесь моется Арасу? Вертится вокруг своей оси, поливает грудь, спину, ягодицы. Вытащив ведро, Рики уронил его на землю. Наклонился поднять, поскользнулся и сел коленями в лужу. — Да ты на ногах не держишься. — Норман подошел незаметно, подхватил под мышки, дернул вверх. — Давай помогу. Глаза Нормана блестели, лицо раскраснелось, тонкие серые волосы свалялись от пота. Он то улыбался, то суетился. Возбужденный погоней, быстрой скачкой и убийством Норман выдернул оцепеневшего Рики из рубашки. — Ну и воняет от тебя. Штаны тоже снимай. Они не раз мылись вместе после охоты или когда возвращались с пастбища. Стояли рядом в луже, поливали друг друга. Но сейчас Рики вцепился скрюченными пальцами в пояс штанов и попятился. Норман не заметил его скованности. Скинул рубашку, обнажая белую безволосую грудь, вылил ведро себе на голову. Вытянул из воды второе и обернулся к Рики. — Иди сюда. Рики продолжал пятиться, Норман сначала нахмурился, потом просиял. Оставил ведро на краю колодца, поймал Рики, подхватил под живот и начал щекотать. Он делал так, когда Рики был маленьким. Когда плакал над царапинами, над мертвой собакой или пугался грома. — Что с тобой? Не расстраивайся по пустякам как баба. — Норман царапал Рики бока и посмеивался. Рики ударил его по рукам. Норман развеселился еще больше. — Отпусти! — заорал Рики. Ударил затылком в грудь, ногой под колено, вцепился зубами в руку. Норману ничего не оставалось, как опутать разбушевавшегося Рики руками, прижать спиной к своей груди и сдавить. — Тсс, успокойся. — Такое случалось и раньше, чем старше Рики становился, тем чаще вырывался и кричал, чтобы Норман не смел щекотать его, как малыша. Но Норман никогда не сдавался и не отпускал, пока Рики не успокаивался и не начинал улыбаться. — Чего ты бесишься? Да, мы потеряли половину стада, но мы продадим мясо прежде, чем оно успеет испортиться. Всё будет хорошо. Норман стиснул Рики в объятиях, и Рики расплакался. — Да не реви ты, — растерялся Норман. — Мы продадим мясо и купим новых коров. Всё наладится. Ты просто устал и напереживался. — Ты не понимаешь. — Рики обмяк в руках Нормана. — Я был там… — Я знаю, ты работал вместе со всеми. День и ночь заготавливал мясо. — Норман погладил его по голове. — Нет. Я был с Арасу, Мбази и Туи. — Рики всхлипнул. — Сына Татизи укусил скорпион. Мы провели ритуал вуду, чтобы спасти его… — Ритуал вуду? — Норман захихикал и ослабил хватку. Рики больше не вырывался. — Только не говори Магдалине, она будет брызгать дом святой водой, молиться и поститься три дня. А отец будет дуться, потому что, когда она худеет, он скучает по её пышной заднице. Прибежали собаки и обнюхали грязную одежду на земле. — Утром после ритуала… — Рики отчаянно искал слова, горло перехватывало от слез. — …мы сидели на траве. Голые и грязные. Я… я слышал… Мбази сказала, что если убить коров, то мертвые восстанут, чтобы защитить черных. — У Рики свело челюсть, и он прикусил себе язык. — Я знаю, что тебе нужно. — Норман потрепал его по голове и потянул к дому. При входе на кухню нашел два шерстяных одеяла. В одно закутал Рики, второе повязал себе вокруг бедер. Не зажигая масляной лампы, Норман достал с полки бутыль самогона. — Выпей, Рики. Перестанешь стучать зубами и трястись. Быстро заснешь. День выдался слишком длинным и тяжелым. — Норман опрокинул в себя стакан и усмехнулся. — Или правильнее сказать — день и ночь. Я глаз не сомкнул со вчерашней ночи. — Он потер веки, снова потрепал Рики по голове. Рики глотнул травянистую спиртовую настойку. Горло вспыхнуло, но слезы высохли. — Чертовы дикари. — Норман подлил Рики ещё. — Они даже не пытались убежать. Рики ухватился за стакан, будто хотел его раздавить. — Гребаная Мбази плевалась, тыкала в нас пальцем и проклинала. Рики быстро опрокинул в себя стакан самогона, словно верил, что жжение внутри защитит и спасет от слов Нормана. — Арасу, сука неблагодарная, посмел на Лестера с ножом броситься. Рики не мог моргнуть, не мог вздохнуть. — Ты ел сегодня? — Норман снял сушившуюся под потолком колбасу, разломил и протянул половину Рики. — Давай так. Откуси. Запей. Молодец. Рики подавился, закашлялся. Норман постучал его по спине. — Чертовы евреи в Кейптауне откуда-то прознали про нашу беду и сбивают цены на мясо. Норман снова наполнил кружки. — У тебя глаза слипаются. — Норман притянул Рики к себе и уложил его голову себе на плечо. Рики закрыл глаза. Услышал, как бьется сердце Нормана. Норман всегда был добр с ним. Рики вырубился между третьей и пятой кружкой. Спал сначала на плече Нормана, а когда он ушел, упал щекой на стол. Сквозь сон Рики чувствовал запах табака и слышал голоса. Во сне он видел себя сидящим у костра. Слева его касался коленом Арасу, справа Мбази бросала щепотки табака в пламя. Норман и его люди вылетели из темноты и окружили. Топтали копытами, били кулаками, резали и смеялись. Рики они не узнали и не пощадили. Он проснулся от собственного крика. На улице ворковали голуби, небо заплыло серым. Увидев перед собой женщину в белой рубашке, Рики решил, что это Мбази. — Иди в постель, Рики, — тихо сказала Магдалина. Он вскочил, потерял одеяло и снова в него закутался. Врезался животом в край стола и плечом в дверь. — Рабы рассказали мне про ритуал, — прошипела Магдалина. — Рассказали, что ты украл козлят для ритуала. Твой отец должен чаще тебя пороть. Черная магия сведет тебя с ума, как твою мать. — Магдалина посмотрела на мешочек гри-гри на груди Рики. Магдалина ненавидела черную магию. Говорила, ее родных убило проклятие злого колдуна. В восемь лет Рики назло Магдалине к месту и не к месту поминал папу Легбе. Злил ее не потому, что ненавидел, а потому, что из-за Магдалины, из-за того, что она влезла в постель их отца, четырнадцатилетний Норман ушел из дома. Норман, который учил Рики ездить верхом, стрелять, снимать шкуры и разделывать туши убитых на охоте животных. Норману было достаточно попросить Рики расседлать его коня, принести сапоги, табак, бутылку вина, чтобы Рики почувствовал себя счастливым и незаменимым. Норман обозвал Магдалину черной шлюхой, и отец отвесил ему пощечину. Норман ушел в Кап, работал в порту, спал в подворотне, потом в забегаловке у малайцев. Полгода Норман не появлялся на ферме отца, полгода Рики дразнил Магдалину, поминая папу Легбе: вонючие подмышки папы Легбе, коза вчера окотилась; кривые пальцы папы Легбе, град побил побеги кукурузы; потная задница папы Легбе, этот дождь никогда не закончится. Через полгода Норман вернулся, раненый, избитый, чудом переживший разборки между малайскими бандами. Отец принял Нормана назад, а Рики сохранил привычку поминать к месту и не к месту папу Легбе. Он услышал о нем в Капе. От нищенки с мешочками на груди, похожими на тот, что остался у Рики от матери. Он ничего не знал тогда о вуду. Мбази пришла на ферму ван Райнбергов год назад. Рики слышал, она пришла издалека, много скиталась, жила в разных племенах. Когда он узнал, что она колдунья, испытал интерес и любопытство. Подглядывал за ней, когда она сыпала в костер табак или сворачивала шею цыпленку. Вчера он первый раз осмелился участвовать в ритуале. Сам предложил отцовских козлят для жертвы. Он не думал, не подозревал, что ритуал всё изменит. Изменит Рики настолько, что даже Норман не сможет его понять. Рики заперся в своей комнате. Магдалина сказала, что он сойдет с ума, как его мать. Распухший член папы Легбе, его мать вовсе не из-за магии сошла с ума. Норман говорил, что она набросилась на отца с ножом, потому что видела, как он задирает юбку рабыне. Норману было семь, когда мать Рики пыталась убить отца и убила себя, и тринадцать, когда он решил рассказать об этом Рики. У новой рабыни, что приглянулась отцу, грудь была круглая, как дыня, соски размером с палец, а в жару было слышно, как пот хлюпает между ее ляжек, сказал Норман. Тогда все разговоры у него крутились вокруг женской груди и бедер. Отец рассказал Рики о матери несколько историй. В одной она умерла от тоски по родной деревне. В другой — от обиды, что голландские законы не позволили ему на ней жениться. Рики рухнул на кровать. Он не мог ни сдержать слезы, ни перестать вспоминать утро после ритуала. Шевелящиеся губы Мбази. Скованные сонные движения Арасу. Морщинистые руки Туи. Наверное, Магдалина права — он сходит с ума.