***
Крис появился на рассвете. На углях шипели сковородки с лепешками и чайники с кофе. Небо побелело, а солнце еще пряталось за холмами. Женщины скручивали одеяла. Мужчины седлали коней и впрягали волов. Крис кивнул Норману и посмотрел на Рики. — Хочешь поохотиться? Крис держал свою лошадь под уздцы, из плотно набитых седельных сумок торчали два ружья. На груди Криса под пиджаком пересекались две ленты с патронами. Он выглядел так, будто спешил отправиться в дальнюю дорогу. — Хочу. — Для Рики мир вокруг стал ярким и простым. Он встал и подхватил с земли влажное от росы седло. Крис наблюдал за Рики, не меняя позы. Не двигаясь, не моргая. Не отвлекаясь, не оглядываясь по сторонам. Присматривался и изучал; так опытный охотник наблюдает за зверем, если тот ведет себя непонятно и непредсказуемо. Покидая лагерь, они ехали мимо стада. Удары кнутов и крики гнали коров на север. Туда, где колыхалась бурая трава. Вокруг коров носились настороженные вооруженные всадники и собаки с высунутыми языками. Крис посмотрел на Рики и пустил коня в галоп. Принимая вызов, Рики вжал пятки в бока своей лошади. Ветер забрался под рубашку, земля и небо понеслись навстречу, цепляясь друг за друга. Конь под Крисом был арабский. Не старше трех лет. Рики ездил на потомке жеребца, которого отец купил в Капе за баснословные деньги за то, что в его линии были победители Лондонского дерби. Когда Рики начал нагонять, Крис пригнулся и выставил в стороны локти. Они перешли на шаг, когда коровы позади уменьшились до размера насекомых. В сухой траве мелькали крысы, на камнях грелись ящерицы. В плоских, как крыши домов, кронах акаций пищали мелкие птицы, которых Рики стрелял из рогатки, когда был ребенком. Дно пересохшего ручья покрывали трещины. Воздух нагрелся и подрагивал, размывая горизонт, превращая далекие холмы по краям равнины в скалы. Или наоборот. Рики видел всё это тысячи раз, но сегодня всё воспринималось особенно ярко и четко. Близость Криса вообще многое меняла и ставила на свои места. Рики будто пробудился ото сна. Рядом с Крисом он стал лучше понимать собственные мысли и чувства. Он вдруг понял, что ненавидел Отиса — не злился на него, не презирал его ложь и убийства, а ненавидел его за то, как он повлиял на отца. Из-за Отиса отец назвал убийство Торвансов «несчастным случаем». С тех пор Рики не испытывал к отцу ничего, кроме жалости. Рядом с Крисом Рики впервые подумал о том, что Норман бесконечно далек от него. Как бы Рики ни привык к тому, что Норман с детства был рядом, помогал, направлял, присматривал, ухаживал, теперь, когда Рики стал старше, они стремительно удалялись друг от друга. Сколько бы времени они сейчас ни проводили вместе, как бы сильно ни тосковали по прошлому, приближается момент, когда они не смогут понять друг друга в самом важном. Рики еще не знал, что именно станет этим самым важным, но чувствовал, что этот час приближается, они с Норманом окажутся по разные стороны. Возможно, даже возненавидят друг друга. И неважно, как сильно они оба этого не хотят. Рядом с Крисом Рики начинал верить, что у людей есть судьба. Случайные встречи и происшествия имеют скрытый смысл. Возможно, всё, что произошло с Рики раньше, случилось только для того, чтобы он спас жизнь Крису. И в том, что многие в лагере перепутали Рики с рабом Криса, тоже была подсказка судьбы. Старое пророчество вуду, которое Рики раньше отрицал из-за унизительной формулировки, теперь приобрело смысл. Ты будешь всю жизнь ползать перед Крисом на коленях. Но разве не глупо понимать духов буквально? Возможно, они говорили именно об этой ситуации: Рики спас Крису жизнь, а его приняли за раба Криса. В траве мелькнул заяц, и Крис выхватил ружье. Сухая трава под копытами сменилась зеленой. Они вышли к реке. Ее быстрая вода побурела от песка. Берега поросли колючими кустами ростом с человека. Чуть ниже по течению на противоположной стороне кусты вытоптали приходившие на водопой животные. Сейчас по колено в воде топтались семь газелей. На расстоянии их рога казались тоньше пальца. Дно реки было каменистым. Вода пенилась, огибая камни. Птицы взметнулись с кустов. Лев выпрыгнул из тени на спину самой мелкой газели. Уцелевшие газели пустились наутек. Крис соскочил на землю и упал на одно колено. — Лев или газель? — выдохнул он. Негромко, будто точно знал, что Рики спрыгнет за ним. Спрыгнет. Услышит, подумает о том же. Знал, что не нужно будет ничего объяснять. Достаточно двух слов. Это были первые слова, которыми они обменялись с начала охоты. — Лев. — Прижимаясь щекой к прикладу, упираясь левым коленом и правой пяткой в песок, Рики бросил Крису вызов. Крису, себе, природе. Отдаст ли Крис ему льва? Попадет ли Рики? Попасть в раненую газель легче, чем в разъяренного льва. Комар коснулся щеки Криса, и Крис спустил курок. Газель перестала визжать и обмякла. Валяя в песке мертвое тело, лев, как назло, повернулся к Рики задницей. Рики слышал дыхание Криса и ощущал запах его пота, спуская курок. Ему всего лишь нужно было, чтобы лев обернулся, тогда вторым выстрелом он попадет в голову или бок. Пуля ударила льва в бедро, он метнулся в сторону и зарычал. Рики выстрелил снова и промазал. Вместо того, чтобы бежать, лев рычал и озирался. Рики вскочил на ноги. Хотел перезарядить ружье, но Крис выхватил его и всунул Рики в руки свое. Заряженное. Теплое после выстрела и в тех местах, где его сжимали пальцы Криса, там, где к прикладу прижималась щека Криса. Рики вдруг почувствовал себя бесконечно счастливым. Этот жест Криса, такой быстрый и совершенно неожиданный, показался Рики глубоким проявлением доверия. Крис не поблагодарил Рики за то, что он спас ему жизнь, Рики и не нужна была благодарность. Он отлично понимал, что Норман — Норман, который никогда не поймет, что Рики чувствует рядом с Крисом, — Норман бы тоже спас Крису жизнь в той ситуации. Но теперь Рики чувствовал — отдавая ему ружье и льва, Крис выказывал свое уважение и благодарность, заверял, что готов сделать для него то же самое, что сделал Рики, пристрелив Отиса. Рики выстрелил и попал льву в бок. Лев закрутился на месте, задние лапы у него подогнулись. Крис перезарядил ружье Рики и передал ему. Следующим выстрелом Рики попал льву в голову. Двумя милями ниже по реке они нашли брод. Солнце добралось до зенита и уничтожило тени. В зарослях кустарника обезьяны кричали и корчили рожи мертвому льву. Пасть и глаза у него были открыты. Лапа вонзила когти в песок. Мертвая газель с прилипшим к шерсти песком напоминала валун. Рики присел около льва. Крис подошел к воде и умыл лицо. Лошадей они оставили под деревьями. Не привязали, лишь накинули поводья на ветку. Когда Крис плеснул водой себе на шею, лошади заржали. Обернувшись, Рики увидел, как они убегают, а из кустов на берег выходит львица. Старая, с потертой шерстью и откусанной кисточкой хвоста. — Не двигайся, — тихо приказал Крис. Морда у львицы была в крови — она недавно пообедала. — Я слышал, — проговорил Рики, — если долго смотреть льву в глаза, ни за что не отводить взгляд, он испугается и убежит. Крис опустился рядом с Рики на песок и медленно потянулся к его ружью, свое Крис оставил в седельной сумке. Львица мотнула головой. Принюхалась. Как только пальцы Криса коснулись приклада, Рики накрыл его руку своей. Он чувствовал себя так, будто стоит в центре мира, а его действиями руководят духи. Рики хотел знать, чувствует ли Крис то же самое. Чувствует ли Крис, насколько важно то, что они сейчас здесь и вместе. Рики не придумал лучшего способа проверить чувства Криса, чем предложить ему выбор. Поддержишь ли ты меня, если я захочу рискнуть? Предложить действием. Ведь с самого начала этой охоты им с Крисом не нужны были слова. — Львица уже набила желудок, она не станет нападать, если мы не будем двигаться. — Крис убрал руку от ружья. Львица легла на песок и зевнула. В ее желтых глазах Рики видел отражение своей жажды познания, понимания и сближения. Чувствовал ли Крис то, что чувствовал Рики? Ружье он больше взять не пытался. Дышал, как и Рики, медленно, через рот. Львица навострила уши. Потянулась, вылизала лапы. — Кошка, большая ленивая кошка, — улыбнулся Крис. От неподвижности у Рики заныла спина. Его тень выросла и потянулась к львице. — У тебя… — начал Крис и запнулся. — Что? — Рики повернул к нему голову, но не отвел взгляда от львицы. — Однажды я видел у тебя на шее мешочек гри-гри, — очень тихо произнес Крис. В кустах закричала обезьяна, птица с острыми крыльями пронеслась над головой Рики. Он носил мешочек под рубашкой. Увидеть Крис его мог только во время ритуала вуду в Капе. Это было два года назад, прошла целая вечность. Рики думал, что вырос и изменился с тех пор. Но стоило Крису вспомнить о ритуале, Рики занервничал. — Гри-гри по-прежнему со мной, — ответил он. — Он защищает тебя от нападений диких зверей? Бережет в таких ситуациях, как сейчас? — Нет. — Предположение Криса рассмешило Рики. Может, это был нервный смех? Львица напротив вскинула голову. — Он защищает меня от людей. Если кто-то причинит мне зло, убьет или ранит меня, он заболеет, кровь будет течь у него из глаз, носа и рта, пока вся не вытечет. Этот гри-гри — всё, что осталось у меня от матери. Крис молчал. Львица вылизывала бок. Мысли Рики крутились вокруг ритуала вуду. — Утром после ритуала колдунья сказала, что, если черные убьют скот, мертвые поднимутся из могил, чтобы защитить их. Крис молчал. Рики хотел заглянуть ему в глаза, но не мог отвести взгляда от львицы. — Это пророчество придумала девочка, сирота, сейчас она живет в краале отца Гинджу, жены Стюарта. Девочка? — Нет. — Рики мотнул головой. Не так он себе представлял человека, который вдохнул в коса невозможную самоубийственную веру. Львица встрепенулась и оскалилась. — Не делай резкий движений, — напомнил Крис. — Почему бы тебе не пристрелить ее? — выдохнул Рики. Он видел, как пальцы Криса сомкнулись вокруг ружья. Видел, как из ствола высыпался песок, когда Крис медленно потянул оружие к себе и уложил на колени. Львица повернулась к обезьянам. Рики сжал кулаки. После нескольких часов ожидания, тишины и неподвижности выстрел оглушил его. Крис стрелял, держа ружье на коленях, и попал львице в бок. Она зарычала и метнулась вперед. Крис уже стоял на ногах; уложив ружье на плечо, прострелил ей голову. Львица растянулась около сидевшего неподвижно Рики. Он коснулся клыков в раскрытой пасти. — Если хочешь, я могу тебя познакомить с ней. С пророчицей. — Тень Криса упала на Рики. — Хочу, — сказал Рики. Крис достал нож и отрезал от бедра газели два больших куска мяса. Рики собрал хворост и вырыл яму. Темнота упала на землю, когда они развели костер. Когда мясо зажарилось, лошади вернулись. В седельных сумках Криса нашлись одеяла. В ту ночь Рики впервые за долгое время не мучился бессонницей.***
Гинджу, младшая жена папаши Стюарта, была невысокой девушкой с круглым лицом. Она носила бурскую одежду: мужские брюки, пиджак и сапоги. К ее седлу крепилось ружье. Только на груди вместо патронташей громоздился завернутый в одеяло младенец. Крупный мальчик с самой темной кожей, которую когда-либо видел Рики. Мальчик пускал слюни, сосал то одеяло, то палец. Они выехали в крааль Нголу — так звали отца Гинджу — через шесть дней после охоты. Кроме Криса и Рики Гинджу сопровождал черный раб Криса, Уруми. Тот самый, которого многие буры перепутали с Рики и винили в смерти Отиса. На взгляд Рики, между ними не было никакого сходства. Раб был ниже и толще Рики. Голову всегда по-птичьи наклонял к правому плечу. Дорога лежала вдоль высохшей реки. По дну ползали змеи и ящерицы. По пути Гинджу рассказывала, как зулусские воины охотятся на слонов: — Пробить кожу или ранить слона мечом или копьем невозможно, единственный способ его свалить — перерезать ему сухожилия, а когда он упадет — наброситься всем племенем. Потому сначала к слону подбегают четыре охотника и режут сухожилия. Если один ошибется, все могут погибнуть. Раненый слон, если его не свалить на втором шаге, очень зол и опасен. — Если у охотников нет ружей, — уточнил Крис. Рики заметил, что голос Криса изменился со времен Капа. Стал ниже, грубее. Рики нравилось это новое звучание. — Разве у зулусов есть ружья? — спросил Рики. — Зулусы — это большой народ. У них много племен. Некоторые враждуют и угоняют друг у друга скот. Почти как белые, подумал Рики. — У зулусов есть рабы? — Нет, они продают их белым и арабам. Раньше продавали. Некоторые вожди зулусов дружат с белыми, другие убивают белых. Рики кивнул: тем, кто служит белым, белые платят оружием, — закончил он мысль Криса. — Те, что напали на нас, — продолжал Крис, — были из большого племени. Это не просто родовая община, где все приходятся друг другу родственниками. Это большое объединение с настоящей армией. Воины в этой армии делятся на отряды по возрасту. Каждый отряд живет в отдельном краале. — Откуда ты знаешь? — Воины, которых мы убили, не брили головы. У них были черные щиты. Так выглядят молодые воины зулусов. От четырнадцати до тридцати лет. Мальчики приходят в отряд черных щитов после первых ночных семяизвержений и уходят, когда вождь разрешает им жениться. Если воины доживают до женитьбы. Гинджу сказала, что у ее отца есть ружья. Но когда он был молодым, он охотился со своим людьми на слонов с ассегаями. Брата отца Гинджу убил раненый и разъяренный слон. А брат отца Гинджу был лучшим охотником в мире. Ночевать они устроились в ущелье. Невысокие скалы прикрывали костер от ветра и не позволяли малышу Гинджу, который, к удивлению Рики, умел ходить, отойти далеко от костра, пока Гинджу жарила лепешки и варила кофе. Утомившись карабкаясь на скалы, и наплакавшись царапая колени и ладони, малыш выпил молоко с кофе и заснул. — Папаша Стюарт говорит, что он вылитый маленький Джонни. — Гинжду закутала спящего ребенка в два одеяла. — Лицом, фигурой и даже характером. Такой же упрямый, как Джонни. — Гинджу радостно рассмеялась. — Я Джонни никогда не видела. Но папаша Стюарт рассказывал мне, как однажды Джонни, ему тогда было лет шесть, забрался на крышу дома и отказался слазить. Папаша Стюарт угрожал и просил, а Джонни не слушался. За ним посылали рабов, а он прятался и убегал. Всерьез ловить его боялись, чтобы не упал. Так вот, Джонни две недели тогда прожил на крыше. Ты это помнишь, Крис? — Нет. — Крис перекинул травинку, которую жевал, из одного уголка губ в другой. Он лежал у костра, подложив седло под голову. — Не может быть, — засмеялась Гиджу. Жена Стюарта называет мужа папашей Стюартом, отметил про себя Рики. Старик склонен к сентиментальности, если рассказывает ей о детстве своих сыновей. Почему он вспоминает Джонни? Гордится им? Тоскует по нему? Рики расстелил свое одеяло рядом с Крисом. В траве за ущельем щелкали цикады. По небу рассыпались звезды. Гинджу во сне похрапывала и посвистывала. — Ты знаешь, что говорят о Джонни люди? — спросил Рики Криса. — Знаю. Но это неважно. Когда Джонни помирится с отцом и вернется к нам, его все будут уважать. — Крис повернулся к Рики и приподнялся на локте. — Для того отец и увеличивает стада, чтобы нас уважали. Наш род, нашу семью. Независимо от того, какого цвета у нас кожа. Однажды Джонни поймет, что он не так сильно отличается от отца, как ему кажется. Далеко в вельде ночная птица закричала от ненависти и отчаяния.***
На следующий день они проезжали мимо развалин. Фермы, похожие на фермы Рихтера и Торвансов в Капе. Крыши обвалились внутрь, деревянные опоры прогнулись, дома перекосились. От загонов для скота остались торчащие из земли палки. — Это Почефструм. Его основал Потгитер, с ним было сорок человек. В прошлом году, в период дождей, все в городе заболели малярией. Выжили только Потгитер и еще две семьи. Покинув город, они столкнулись с зулусами. Потеряли своих волов и лошадей и присоединились к нам. С неба на Криса упала тень орла. Ненадолго кожа Криса стала черной, как у малыша Гинджу. Крис поднял ружье и убил орла. Птица с размахом крыльев не меньше шести футов упала на сломанную крышу и провалилась в разрушенный дом. Раб Уруми соскочил с лошади и побежал к развалинам. Как охотничья собака, принес мертвую птицу. — Он очень большой, самый большой орел, которого я видел, — заворковал Уруми. Сначала он тащил орла за крыло, потом перехватил за лапы. — Я сварю из грудки прекрасный суп. Из перьев получится чудное ожерелье. Из засушенных лапок и клюва сделаю игрушку для маленького. Уруми болтал и улыбался мертвой птице, привязывая ее к седлу. Никто, кроме Рики, не обращал внимания на раба, Крис и Гинджу рассматривали что-то за развалинами. Стал бы Рики присматриваться к рабу, если бы буры не перепутали его с рабом? Гинджу сказала, что крааль ее отца стоит у реки. Когда до него оставалась пара миль, Гинджу выехала вперед. Вокруг лежало идеальное для пастбища поле — зеленую траву изредка прорезала желтая поросль. Рики не удивился, увидев вскоре коров. Рыжие и бурые коровы были чем-то взволнованы, беспокойно срывались с места, пробегали пять шагов и замирали. Подъехав ближе, Рики увидел людей и услышал улюлюканье. Вокруг коров бегали девушки и размахивали длинными хворостинами. У некоторых из девушек над набедренными повязками подпрыгивали груди не меньше коровьего вымени. Глядя на них, Рики подумал, что нет ничего отвратительнее дикарского обычая черных женщин не прикрывать грудь. Повизгивая и широко улыбаясь, девушки гонялись за мальчишкой. Коротконогий и угловатый, он спотыкался, уворачивался и смеялся, когда его хлестали хворостиной. Ехавшая впереди Гинджу тоже рассмеялась. Наконец мальчишку окружили и поймали. Девушка с отвратительно огромной грудью хлестнула его по голым ягодицам, другие схватили за руки, облепили телами и увели прочь. Трое мальчишек поменьше остались около стада и с тоской смотрели вслед веселой процессии. — Это мой младший брат, — гордо объявила Гинджу и пустила коня рысью. Рики посмотрел на солнце, потом на Криса. — Мальчик заявил племени, что стал взрослым. Ночью он впервые выплеснул во сне семя. — Крис вдруг покраснел и отвел взгляд. — Утром он украл скот, чтобы рассказать всем, что стал мужчиной и воином. Вместо того чтобы пасти коров, теперь он будет ходить в набеги и защищать свой крааль. Рики подумал о своих семяизвержениях и почувствовал себя уставшим. Давным-давно, в Капе, подглядывая за моющимися обнаженными рабами, он чувствовал восторг и счастье. Тогда он впервые понял, какую радость, теплую, головокружительную и пьянящую, может подарить наслаждение мужской красотой. В четырнадцать лет мужские тела по-прежнему притягивали его взгляд во время купаний, переодеваний, но теперь это приносило гораздо меньше радости — чаще он ощущал унижение и стыд из-за того, что подглядывает. Стыд и страх, что кто-то заметит его интерес. Рики не мог не смотреть, но стыд и страх убивали радость и восторг. Они ехали к краалю вровень с коровами, которых вели доить. Голые, измазанные в грязи мальчишки корчили рожи. Собаки и куры носились между круглыми домами из тростника и глины. Отец Гинджу, широкоплечий пузатый великан с меховыми хвостами на поясе и бычьими хвостами вокруг локтей и щиколоток, обнял дочь. Взял на колени внука и уселся в высокое кресло. Крис привез родне Гинджу подарки — винтовки и патроны. Вечером племя плясало и пело. Женщины выстроились напротив мужчин. И те и другие приседали, поднимали ноги, как цапли на болоте, топали, подражая слонам. От громкого и частого боя барабанов вибрировал воздух и дрожали перья в ушах старых воинов. Рики чувствовал себя разморенным и сонным от сладкого пива, когда Крис повел его знакомиться с пророчицей. Проходы между хижинами были такими широкими, что проехала бы фура. Пророчица жила в хижине у третьей жены вождя, сморщенной старухи, грудь которой прикрывали ряды бус из перьев, костей и крашеных деревяшек. Разговаривая, старая жена вождя так сильно выпячивала вперед нижнюю губу, что становилась видна нежная розовая изнанка. По тому, как старуха ощупала Криса — руки, плечи, лицо, — Рики понял, что они давно знакомы. Крис отвечал ей на смеси зулусского и африкаанс и искренне улыбался. Старуха подарила ему три букета трав. При этом она так посмеивалась, прикрывала рот рукой и отводила глаза, будто речь шла о чем-то тайном и интимном. Крис обернулся к Рики и тоже опустил глаза. Пророчица оказалась хрупкой девушкой с непропорционально большой головой и детским телом — ее бедра и грудь едва обозначились. Крис сказал, что ей пятнадцать, но в это трудно было поверить. С другой стороны, она вошла в пору созревания, когда коса морили себя голодом, и, похоже, это навсегда остановило ее развитие. Во взгляде девочки Рики чудились ярость и исступление. Или за это впечатление отвечал ее быстрый говор? Она говорила на наречии коса, но так частила, что Рики ничего не понимал. Срывалась в тарабарщину, щелкала языком, вращала глазами. Белки ее глаз были желтыми, испещренными тонкими красными сосудами. Под конец встречи девочка схватила Рики за руку и закатила глаза. Она затряслась и упала на спину, пуская пену изо рта. Пальцы ее всё еще сжимались на запястье Рики, но сама она была уже не здесь. Положив голову девочки себе на колени, старуха что-то шептала, вытирала ей лоб и придерживала подбородок, чтобы девочка в приступе не откусила себе язык. Рики видел однажды, как такой приступ свалил рабочего в порту. Норман тогда сказал, что это болезнь. Рики забыл, как она называется. — Почему ты не сказал мне, что пророчица больна? — спросил он Криса, когда они вышли из хижины жены вождя. Крис смотрел на него непонимающе. — Ее судороги, пена изо рта, — пояснил Рики. — Да, наверное, она больна. — Крис потер лоб. — Но зулусы верят, что во время этих припадков с ней разговаривают духи. — Откуда она? — Не знаю. — Она жила около Капа? — Не думаю. Рики никак не мог отделаться от мысли, что произошла ошибка. Коса не могли верить этой слабой больной безумной девочке. Погруженный в себя, Рики сел у костра, который для них с Крисом развел Уруми. Очнулся Рики, только когда Крис коснулся его руки. — Ты разочарован, что поехал… — Крис осекся. — Сюда… со мной… Сейчас голос Криса звучал мягче, чем обычно, в нем слышалось волнение. Уруми сидел напротив и чинил сапоги Криса. Рики не заметил, когда Крис их снял. Неожиданно Рики представил себя на месте Уруми. — С тобой я поехал бы на край света, — медленно произнес Рики. Он представил себя рабом и впервые не испытал от этого отвращения и ужаса. — Но тебе не нравится здесь. Не нравятся эти люди. — Я просто не понимаю. — Рики посмотрел на свои руки. — Я видел, как родилось пророчество. Я участвовал в ритуале, принес жертву, чувствовал присутствие духов. Мы пили дурманящие травы. Утром изнывали от головной боли, слабости и холода. И Мбази, наша колдунья, заговорила обо мне… — Рики сглотнул. Это не то, о чем он собирался говорить, о чем хотел думать. Но сейчас он сидел рядом с Крисом, миг назад представил себя его рабом, и эта часть пророчества вдруг показалась ему естественной и понятной. — Потом она сказала: убейте всех коров — и мертвые спасут вас и защитят от боли и страдания. Крис внимательно слушал и не перебивал. — Потом Мбази, Асару и Туи убили наших коров и сбежали. Норман догнал их и убил. — Рики закрыл глаза, говорить стало трудно. — Я вижу это во сне. Как Норман убивает их или убивает меня. Крис не сказал ни слова. Рики пришлось открыть глаза и самостоятельно выкарабкиваться из жалости к себе. Уруми закончил с сапогом, встал и ушел. — Я знаю, как родилось пророчество. Знаю, что Мбази перед смертью кому-то рассказала о нем. Знаю, что пророчество распространилось как эпидемия и вызвало много бед. Но эта девочка… Я по-другому представлял себе человека, несущего пророчество. — Ты представлял его великим и сильным? — подал голос Крис. — Да. — Рики развел руками. Крис поднял лицо к звездам. Рики смотрел на его острый подбородок и длинную шею и путался в своих мыслях. — Я больше не нужен? — Уруми принес воду в чаще из тыквы и наклонился к Крису. — Да, можешь идти. Я отпускаю тебя до утра, — отмахнулся Крис. — Он зулус? — Да, он родился в этом племени. Уруми был нежелательным ребенком. Его родители совершили глупость во время обряда обтирания копья, и мать Уруми забеременела. Отец Уруми не захотел или не смог взять ее в жены. Мать Уруми ходила с ребенком от родственников к родственникам. Старшие мальчишки издевались над Уруми, потому что у него был маленький член, и папаша Стюарт забрал его к нам. — Маленький член? — Рики усмехнулся. Крис ответил улыбкой и потер стопу между пяткой и пальцами. Судя по тому, как пальцы кровили, сапог порвался у него давно. Но за время путешествия Крис никак не показал этого. — Что такое обряд обтирания копья? — Каждый молодой воин, если он убил врага в бою, должен очиститься, познав удовольствие с женщиной. Если воин убил врага, он может выбрать себе любую девушку. Только девушкам запрещено беременеть. Рики не мог не вспомнить проповедей о греховности плотских удовольствий. А зулусы, наоборот, искали очищения души в удовлетворении плоти. Рики десятки раз слышал, как мужчины говорили о женских дырках. Зулусы хотя бы не притворялись праведниками на церковных проповедях. В этом смысле они выглядели честнее белых. Меньше врали. Но всё равно обязательный плотский обряд показался Рики отвратительным. — Многие буры считают, что это Уруми убил Отиса, а не я. Думают, что видели его, — сказал Рики. — Я знаю. Отис был родственником ван Райнбергов. — Дело не в этом… — Я хочу, чтобы ты знал, Рики: мой отец не воровал скота у белых. — Крис отмахнулся от мошкары, кружившей перед лицом. — Он никогда не сговаривался с черными против белых. Все эти слухи — ложь и клевета. Во время войны с кафрами мой отец сражался на стороне буров, защищал их и их стада. Свои стада он нажил на торговле рабами. Рики поглядел на пучки сухих трав, что старая зулуска дала Крису. — Раз в полгода отец приводил в Кап сотни черных пленников и грузил их в трюмы португальских кораблей, отбывающих в Америку. Все буры это знали. Отис и ван Хорк даже просили взять их в дело. Понимаешь, они знали, откуда у него деньги, но предпочитали обвинять его в нарушении закона и воровстве. Клевета и ложь — это оружие слабых против сильных. Норман тоже знал, подумал Рики. — Мой отец никогда не был слабым. На родине англичане презирали его за бедность, старались сломать его, заставляли работать по четырнадцать часов на фабрике за две картошины. Когда он приехал в Африку, буры тоже презирали его за его бедность. А еще за то, что он чужак. За то, что он англичанин. Но мой отец всегда знал, что не деньги и не происхождение делают человека благородным, честным и отважным, а то, за что он борется. Чем больше ты дорожишь своей семьей и теми, кто доверился тебе, тем ты сильнее. Глаза Криса сияли. Голос звучал напряженно и радостно, будто он произносил клятву. — Всё, что делал мой отец, он делал ради своей семьи. Чтобы прокормить малолетнего Барта, он отвоевал себе клочок земли и построил ферму. Потом появилась мать Джонни, и, чтобы те, кто ему дорог, не голодали и не мерзли зимой, чтобы никто не посмел их унизить из-за цвета их кожи, мой отец начал увеличивать свои стада. Богатство не делает человека сильным, но оно позволяет управлять слабыми. Крис внимательно посмотрел на Рики. Он как будто оправдывался, и Рики перебил его: — Мой отец повел себя глупо и низко, когда спутался с Отисом и ван Хорком. — Мой отец говорит, что мы не можем позволить себе прощать. Предательство, заговоры, обман, клевету. Если прощать, пострадают те, кого мы должны защищать. Когда ван Хорк и Отис напали на нашу ферму, они ранили Марту, белую жену моего отца. — Я не знал. — Она три дня была при смерти. Марта, Гинджу — тем более сейчас, когда у нее появился ребенок, — нуждаются в защите. И если отец, я или Барт будем прощать, мы подвергнем их опасности. Во сне Рики видел сияющее лицо Криса совсем близко. Так близко, что мог почувствовать его дыхание и рассмотреть спутанные ресницы.***
Они покинули лагерь зулусов на следующий день. Гинджу вела за собой жеребенка, которого ее отец подарил маленькому внуку. В полдень, когда жара загнала лисиц в норы, орлов под кусты, а Рики едва не задремал от духоты в седле, Крис вдруг остановился у пересохшего русла и указал на землю. Поравнявшись с ним, Рики увидел среди трещин две узкие колеи вроде тех, что оставляют за собой телеги, и его сонливость как рукой сняло. — Позавчера их здесь не было. — Это не буры. — Крис приподнялся в седле, осматривая равнину. — Для охоты и разведки никто не станет таскать за собой телегу. — Колеи слишком узкие для бурской телеги. — Рики проехал по следу, остановился там, где колеса вильнули на камне. — И запряжена всего одна лошадь. — Смотри, еще следы. — Похоже, телегу сопровождал всадник. — Или два. — Рики протянул вперед руку. На участке высохшей земли пересекались следы двух лошадей. — Это могут быть португальцы или немцы. На юго-востоке лежит их порт, — предположил Крис. — Я слышал, они торгуют с черными. — Кто бы они ни были, у них всего три лошади и маленькая телега. — Крутясь в седле, Крис почесал висок. — Может, они потерялись? Отбились от большой торговой миссии? Если мы поможем португальским торговцам найти своих, они захотят отблагодарить нас, — засмеялся Рики. — За помощь мы попросим мешок табака и кофе. — Вернемся в наш лагерь и обменяем мешок кофе на пять коров. А мешок табака на десять. — Ты пропустил последние новости. — Крис рассмеялся. — Перед нашим отъездом Барт обменял мешок табака на пятнадцать коров. Ребенок Гинджу заплакал и снова замолчал, засунув палец в рот. Крис посерьезнел, заглянул в седельную сумку, достал коробку патронов и начал заполнять патронами пустые места на своем патронташе. — Кто бы это ни был, мы должны догнать их. — Крис ни минуты не сомневался, что Рики поддержит его, потому, не глядя на него, повернулся к Уруми и Гинджу. — Возвращайтесь в лагерь. Скажите Стюарту, что мы поехали на охоту. Уруми трижды кивнул. Гинджу натянула поводья и пожелала удачной охоты. Одеяло, в которое она закутала малыша, было таким огромным, что закрывало почти всё туловище лошади. Первая радость от неожиданной находки прошла, некоторое время Рики и Крис молча ехали по следам, проверяя свои запасы. Вскоре они пришли к выводу, что патронов у них хватит на встречу с целой армией, а еды нет и вот вода закончится уже вечером. Можно было догнать Уруми и Гинджу и пополнить запасы, а можно — понадеяться на вельд и собственные силы. — Тут полно зайцев, — сказал Крис. — И птиц, — согласился Рики. — Пару часов назад я видел следы старого буйвола. Такие живут в одиночестве и не отходят далеко от воды. Рики понравилась новость про буйвола. Солнце отклеилось от зенита и поползло вниз. Когда оно сядет, жара спадет и наступит прекрасный вечер. — Пару лет назад, когда я ездил со Стюартом к зулусам, — начал Крис, — мы встретили в вельде немецкого путешественника. У него тоже была с собой только маленькая телега. Он возил в ней палки для измерений. На каждом пригорке строил из них пирамиду, чтобы определить, насколько высоко забрался над уровнем моря. — Что? — не понял Рики. — Он сказал, что хоть он и немец, деньги ему платит английское гео — какое-то там — общество. — Крис почесал голень под сапогом. Может, когда они найдут телегу, они встретят такого исследователя? Рики тоже встречал европейских путешественников в Капе. Все они чем-то были похожи на Локвуда. Одинаково болтливые и неуклюжие. Неважно, англичане, немцы или французы. — Однажды к моему отцу заезжал на обед французский путешественник, — вспомнил Рики. — Ты знал, что французы ненавидят англичан, как буры? — Еще бы. Англичане пытались отобрать у французов Алжир на севере Африки. — Крис расслабленно улыбнулся. Рики успел хорошо изучить его мимику. Когда Крис был доволен и расслаблен, улыбаясь, он морщил нос. Когда что-то замышлял, он закусывал губу. — У французского путешественника был слуга, араб. Путешественник сказал, что раньше его арабский слуга вел за собой восстание и люди слушались его, потому что он выдавал себя за мессию. — Все арабские восстания возглавляют мессии или пророки. — Крис наклонил голову к одному плечу, потом к другому, разминая шею. — Чтобы подавить одно из таких восстаний, англичанам пришлось вызывать Непобедимую армию из Китая. — Я знаю эту историю! — воскликнул Рики. — Говорят, Непобедимую армию создал американец. В четырнадцать лет он сбежал из дома, нанялся на корабль юнгой, приплыл в Китай и создал Непобедимую армию. — Всё было не совсем так, — перебил Рики Крис. — Он и правда был американцем, но полжизни шпионил для китайцев, ловил и пытал англичан, а потом создал Непобедимую армию, набрав в нее воров и убийц из китайских тюрем. — Ты все напутал, — улыбнулся Рики, думая о том, как сильно ему нравится изменившийся голос Криса. Если Крис говорил громко на открытой местности, он звучал грубо и резко. Когда они сидели рядом у костра, голос Криса становился низким и мягким. Крис посмотрел на Рики и прищурил один глаз, как щурился, когда смотрел на солнце. Он собирался спорить и дальше, но что-то привлекло его внимание. — Смотри. Рики развернулся и увидел смятую жестянку. Он видел такие в порту, когда разгружали английский корабль. — Английские солдаты используют консервы на марше. — Теперь Крис прищурился так, как щурился, когда целился. — Откуда здесь взяться английским солдатам? — спросил Рики и прикусил язык. — Их мало. — Вышли из Порт-Наталя и заблудились, — пожал плечами Крис. — Или дезертировали, — кивнул Рики. — Они могут везти в фургоне оружие. — Крис толкнул коня вперед. Рики вспомнил Джонни, выменивающего таху на патроны. Оружие, патроны, пушка, пулемет всегда в цене. Проехав еще пятьдесят шагов, Крис спрыгнул с коня и потрогал землю. Рики догадался, о чем он думает. Колеи вроде стали глубже. Путешественники делали здесь привал. Крис повел коня под уздцы дальше и остановился около ямы с хворостом. Англичане здесь ночевали. Жарили хлеб. Скорей всего, покинули стоянку рано утром. Лошадь и телега не могли двигаться быстро. — Если поспешим, догоним их еще сегодня. — Крис забрался на коня и посмотрел на Рики. — Чем скорее, тем лучше, я уже жрать хочу, — согласился Рики. Они отпили из своих фляг и сполоснули лица водой, прежде чем пустить лошадей в галоп. В густом послеобеденном воздухе Рики казалось, что он двигается сквозь теплую воду. Одежда быстро намокла от пота. Копыта глухо лупили по сухой земле. Дважды лошадь Рики оступилась на камнях. Крис держался на полкорпуса впереди и на два шага правее. Под полами его пиджака мелькала выбившаяся из штанов рубашка. Крис остановился и поднял руку. Его конь затанцевал на месте. Рики посмотрел на запыхавшегося Криса, а потом на точку на горизонте, на которую он указывал. — С такого расстояния и не разберешь, — просипел Рики пересохшим горлом. Одновременно с Крисом они потянулись к флягам с водой. Сделав большой глоток и удерживая воду во рту, Крис указал на точку, потом на солнце и тени. Рики сглотнул воду. Похоже, Крис прав, судя по теням и положению солнца, после того, как они нашли яму с костром, прошло часа три. Солнце скоро сядет, и люди с телегой должны остановиться. — Их как минимум трое. — Крис спрятал флягу и спрыгнул на землю. — Двое верхом и один в телеге, — согласился Рики. — Скоро они начнут искать место для ночлега. — Мы должны разделиться. — Крис махнул рукой на север, потом на юг. — Ты пойдешь с юга, я с севера. Как только убедишься, что впереди люди, а не животные, — он кивнул на точку на горизонте, — привяжи лошадь и подберись к ним как можно ближе. Это напоминало охоту на кабанов на болотах. Люди разделялись, чтобы выгнать животных на открытую местность. — Потом мы попробуем с ними договориться, — объявил Крис. — Их мало, они на неизвестной территории. Не знают, кто мы, сколько нас и что от нас ожидать. — Им не выгодно драться. — Мы заставим их выкинуть белый флаг. — Белый флаг? — переспросил Рики. — Англичане поднимают его, когда просят пощады. — Прямо-таки флаг. — Рики развеселился. — Ты хотел сказать, носовой платок или потертые портянки? — Панталоны или нижнюю рубашку. — Крис улыбнулся, морща нос. — Но, когда они это выкинут, пожалуйста, не стреляй в них. Крис погрозил Рики пальцем. Шутливый жест напомнил Рики, как Норман щекотал его, когда хотел развеселить или отвлечь. — Давай, пошли. — Крис посерьезнел и повернулся к Рики спиной. Пройдя десять шагов, Рики почувствовал, как сильно устал за день. В животе бурчало, язык лип к нёбу. Но он твердо решил беречь оставшуюся воду. Неизвестно, что ждет их впереди. Если английские солдаты забрались так далеко в вельд, возможно, они уже встречали зулусов. Тогда они ожидают нападения и готовы к нему. Если они дезертиры, страх наказания мог их обозлить. И тогда они будут отстреливаться. Рики огляделся, залез на лошадь, привстал в стременах и снова огляделся. Что бы сделал он, если бы сбежал из армии и скрывался? Прежде чем устраиваться на ночевку, он десять раз объехал бы равнину и нашел холм, с которого хорошо просматриваются окрестности. Холмов и гор поблизости не было, но у Рики появилось ощущение, что за ним наблюдают. Он повернулся к Крису. Друг от друга их отделяло шагов двести. Крис упрямо шел вперед. Сумерки поразили небо и землю, как грибок поражает дерево. В это время дня видимость была самой лучшей, солнце уже не ослепляло, темнота еще не наступила. Теперь Рики четко видел впереди фургон, лошадей и людей. Он был еще недостаточно близко, чтобы определить, остановились они или продолжают двигаться. Рики посмотрел в сторону Криса и увидел, что он исчез. Ушел дальше на север, ища, где привязать лошадь, догадался Рики. Оставив свою лошадь жевать листья акации, Рики достал из сумок ружье, нож и флягу, проверил патронташ, захватил на всякий случай коробку с патронами. По пути он посмеивался над собой — запасся, будто собирался отстреливаться всю ночь. Темнота к тому времени полностью связала небо с землей. Звезды еще не появились. Ночной ветер только начал пробуждаться и неуверенно толкал Рики в спину. Влажная от дневного пота одежда остыла, и Рики начал мерзнуть. Цикады трещали оглушительно громко, замолкали и снова заливались. Сколько Рики ни прислушивался, он слышал только их. Появилась луна и осветила снующих в траве крыс. За пригорком показался костер, и Рики присел. Заржала лошадь. Ветер принес запах хлеба, у Рики во рту собралась слюна. У нас преимущество, подумал Рики, подбираясь ближе, рассматривая трех мужчин у костра. Мы следим за ними, они не знают о нас ничего. Не знают даже о нашем существовании. Можно выстрелить, убить одного и приказать остальным сдаваться. Удачно, что они сидят вместе, Рики мог бы взять их и без Криса. Они сейчас перед ним как на ладони. Его размышления прервал выстрел. Пуля застряла в седле, на котором сидел заросший бородой мужчина в потертом английском мундире. Крис твердо решил никого не убивать. Англичане всполошились. Один растянулся на земле, второй откатился за телегу, третий метнулся к лошадям. Они выстрелили два раза в темноту и притихли. Рассматривая лагерь англичан поверх ствола, Рики спустил курок. Пуля угодила в сковородку над огнем и перевернула ее. Огонь зашипел. Человек, лежавший около костра, закрутился, стряхивая с себя искры. Крис выстрелил снова. Пуля отскочила от колеса телеги. По выстрелам Криса Рики вычислил, что Крис залег в сорока шагах севернее от него. Люди около костра тоже это вычислили. Один махнул рукой, второй из-под телеги покатился в темноту. Рики мысленно выругался. Он видел, как Крис дрался, знал, что Крис может за себя постоять, верил, что Крису хватит опыта перехитрить десятерых англичан, и всё равно волновался. Нервничая, Рики продолжал обстреливать стоянку, быстро перезаряжал ружье и не менял позицию. Он хотел привлечь внимание к себе и боялся, что англичанин, нырнувший в темноту, найдет Криса. Как назло, Крис перестал стрелять. Долгое время не было слышно ни Криса, ни разыскивающего его англичанина. Вот-вот должно было что-то случиться. Неопределенность сводила Рики с ума. Ему необходимо было убедиться, что Крис жив. Иначе всё не имело смысла. Первые выстрелы были игрой, Рики играл по правилам Криса, но теперь он был готов убивать, целился в головы, не попадал и злился. После того как Рики и Крис обнаружили себя, англичане хорошо прятались. Перестрелка затягивалась. Рики тратил патроны. Он чувствовал сожаление и стыд. Патроны нужны, чтобы отбиваться от зулусов, защищать стада, стыдно тратить их так глупо. Почему они с Крисом решили, что в фургоне оружие? Зачем вообще поперлись за ним? Чем больше Рики боялся за Криса, тем больше сожалел, что ввязался в глупую погоню и нападение. Перезарядив ружье, он встал на ноги, решил рискнуть и подойти ближе к костру. Только он выпрямился, раздался крик. — Не стреляйте! Брай, Тод, не стреляйте! — возвращавшийся к костру англичанин пищал и дрожал. Удерживая руки над головой, он выбрался к телеге. — У них пушка, у них есть пушка, и они пальнут из нее по нам. Они уже ее собрали. И пальнут по нам. — Кто они? Что им нужно? — заорал бородач, то ли Брай, то ли Тод. — Они хотят наше оружие, фургон и лошадей. — Пусть вылезут на свет и хорошенько попросят, — прорычал Брай или Тод. Второй бородач дернул его за рукав и что-то зашептал. — Мы не можем отдать лошадей… Они оставят нам воду и припасы… без лошадей нам не уйти далеко… Они огрызались и торговались. Рики пальнул в землю у ног самого высокого англичанина. Крис поддержал его выстрелом. Англичанин, который ходил в вельд, подхватил сумку и закрутился на месте, не зная куда бежать. — Их там больше пяти десятков, — взвизгнул он. — У них пушка! Рики метнулся в сторону, пробежал пять шагов и снова спустил курок. Пуля врезалась в землю. Тод и Брай взвалили на плечи сумки и седла и попятились от костра. Крис выстрелил дважды, англичане бросились в темноту. Теперь Рики стрелял наугад. Кровь стучала в висках. Что бы ты сделал на их месте? Бежал или притаился и дождался удобного момента, чтобы напасть? — Они не уйдут. — Крис оказался рядом и перезарядил ружье. Рики увидел в его глазах отражение костра. — Костер, — выдохнул Рики. — Выйдем к нему и телеге — станем мишенью. Нужно его погасить. — Я прикрою. — Крис понял без слов и вскинул ружье на плечо. Зажав ружье между колен, Рики стянул с себя пиджак. Нужно действовать быстро. Ему хватило паузы между выстрелами Криса, чтобы добраться до костра и накрыть его пиджаком. Когда огонь пробьется через ткань, их уже здесь не будет. Спеша и толкаясь, вдвоем они запрягли лошадь в телегу. Кобыла попалась старая и нервная, норовила лягнуть и укусить. Будь у них выбор, Рики никогда не использовал бы эту клячу как тягача. Но выбора и времени не было. Крис упал на колени, проверяя прочность ремней упряжки. Над дымящимся пиджаком заплясали языки огня. — Забирай телегу, я возьму лошадей. — Рики взлетел на спину черной кобылы и натянул повод, успокаивая лошадь. — Встретимся в ущелье, где ночевали. Взяв клячу под уздцы, Крис потащил ее и телегу в темноту. Англичане забрали седла. Рики чувствовал, как под ним напрягаются, скручиваются и удлиняются мускулы лошади. Вряд ли он сможет стрелять без упора на стремена. Нужно торопиться. Словно прочитав его мысли, Крис наконец забрался на облучок телеги. Вытащил ремень из штанов и хлестнул им клячу по крупу. Она оказалась не так плоха, как боялся Рики, и сразу перешла на рысь. Лошадь под Рики тянула поводья, в остальном была послушной. Вторая — та, которую он тащил за собой, — была моложе и то рвалась вперед, то прижималась боком к первой и ударяла Рики по ноге. Он больше не видел Криса и не слышал колес телеги. Свою лошадь он отыскал по акации — низкое дерево с широкой плоской кроной в темноте напоминало высунувшийся из земли кулак. Пересев в седло и надев веревочные петли на шеи украденным лошадям, Рики почувствовал себя уверенней. Сколько бы Рики ни прислушивался, он не слышал ни грохота фургона, ни погони. Адреналин еще бурлил в крови, потому он пустил лошадей галопом. Через милю остановился. Глотнул из фляги и улыбнулся подмигивающему звездами небу. Хотелось поскорей добраться до ущелья и увидеть Криса. Сказать ему, что идея с пушкой была гениальной. Сказать, что кляча, которую они впрягли в телегу, годится только на мясо. Сказать, что не будь англичане трусами, они могли бы забраться на лошадей и смыться. Сказать Крису… Рики поднял голову и увидел крылья. Сказать Крису, что он видел охотящегося ночью орла. Сказать, что здесь в траве бегают жирные, как кролики, крысы. Сказать Крису, что сегодня звезды светят особенно ярко, а на луне будто стало меньше пятен. Ему столько всего нужно сказать Крису. Ориентируясь по звездам, Рики нашел пересохшее русло реки. Если поспешить, лагерь буров в дне пути отсюда, повернуть назад — за полдня доберешься до крааля Нголу. На смену эйфории пришла усталость. Рики замерз и стучал зубами. Живот больше не урчал от голода, зато начало колоть в боках при вдохах и каждый раз, когда Рики оборачивался, чтобы осмотреться. Напрасно — окружающий темный вельд оставался уныло однообразным. Криса в ущелье не было. Не разводя огня, Рики закутался в одеяло и уселся на самом высоком камне. Посветлело, стали видны ползающие по камню насекомые. Ящерицы сновали у ног Рики, будто он был камнем. Увидев фургон, Рики вскочил на ноги, колени хрустнули, дыхание неприятно царапнуло пересохшее горло. Крис помахал рукой, и Рики охватила радость. Забыв о голоде и жажде, он похлопал по шее старую клячу, погладил шедшего за фургоном коня Криса, заглянул в фургон. Крис перебрался в фургон. Штаны без ремня сползли, рубашка выбилась. — Неужели тут нет ничего съестного? — пробормотал Крис, открывая один сундук за другим. — Похоже, только тряпье. — Рики провел рукой по красному скрученному мундиру. — И бумаги. Рики заметил, что костяшки у Криса на правой руке сбиты. — Письма. — Рики поднял исписанный мелким почерком конверт. — Почтовый фургон? Они одновременно пожали плечами. Урчание в животе вернулось. — Откуда взяться почтовому фургону в такой глуши? Они открыли все семь сундуков, перевернули вещи. Нашли запечатанный горшочек с маслом, парафин для свечей и выбились из сил. — У меня осталась еще вода. — Крис оперся спиной об один из сундуков, закинул назад голову и прикрыл глаза. Ветер трепал светлевшую вместе с небом крышу фургона. Скоро поднимется солнце, парусиновый навес защитит от прямых лучей, но не от жары, подумал Рики. Рядом привычно фыркали и топтались лошади. Рики положил локоть на сундук и опустил на него голову. Крис был так близко, что Рики видел пушок у него на щеках, там, где у мужчин росли бакенбарды. Крис сглотнул и приоткрыл рот. Дыхание его замедлилось, глаза забегали под веками. Рики вырубился, стараясь за ними уследить. Стараясь понять и угадать, что Крису снится. Устраиваясь во сне поудобнее, Рики видел солнце. Отворачиваясь от солнца, он уперся лбом в плечо Криса. Хотел отстраниться, но тут же забыл об этом. Он проснулся от ветра. Солнце болталось над головой старой клячи. Зря они не распрягли ее, подумал Рики и сел. Криса рядом не было. Рики нашел его в десяти шагах от фургона, рассматривающим следы на земле. — Об этом я тебе и говорил. — Крис поглядел на Рики и указал на север. — Следы старого буйвола выведут нас к воде. Крис держал ружье в руках. Рики оглядел вельд, надеясь, что Крис видел зайца или лисицу. — Здесь бегают крупные крысы, — вспомнил Рики. — Я не буду жрать крыс, — фыркнул Крис. Они прошли по следу около тридцати шагов, потом вернулись к фургону, выпрягли клячу и поставили на ее место лошадь помоложе. На этот раз Рики залез на облучок, а Крис поехал на своем коне вперед. Он часто оборачивался, кивал и указывал рукой вдаль. То ли хотел обратить внимание на что-то, то ли сообщить, что цель близко. Рики рассматривал его прямую спину и прижимающиеся к бокам лошади бедра. Пятки Криса опускались, когда он приподнимался на стременах. Тень Криса удлинилась и утратила сходство с человеком. Тень фургона напоминала тень жареной бараньей ноги. Впереди показался зеленый кустарник. По походке запряженной в фургон лошади Рики понял, что земля стала мягкой. На крышу фургона прыгнула обезьяна. Крис пристрелил ее, а Рики подобрал с земли и бросил в фургон. Оставив фургон, они отвели лошадей к мелкому озеру. Скорей всего, оно появилось здесь в сезон дождей — дождевая вода собралась в яме, разъела почву и добралась до подземного источника. На вкус вода отдавала глиной. Утолив жажду, Рики и Крис развели костер и зажарили обезьяну. Пока мясо жарилось, Крис несколько раз ходил в вельд, надеясь, что на водопой заглянут животные покрупнее обезьяны. Когда мясо было готово, солнце врезалось в землю, погрузив в нее пылающий красным бок. Рики и Крис ели, прислушиваясь к играющему с листвой ветру и предвкушая момент, когда цикады вступят с ним в спор. Когда цикады заглушили все звуки, содержимое фургона снова привлекло внимание Криса. Вместе с Рики они вытащили сундуки и попытались оценить пользу, которую можно извлечь из хлама, каким они были набиты. — Как думаешь, может быть что-то полезное в письмах? — Крис сидел перед сундуком, раскинув колени в стороны. На его губах еще блестел жир от мяса. Рики подполз ближе и взял одно письмо. Желтая бумага пахла цветами. — Смотри-ка! — Крис извлек из сундука с одеждой сапоги. — Подошва толстая. — Отлично. — Рики улыбнулся, сам не понимая, почему у него вызывает такой безумный восторг то, как Крис стягивает свои латанные-перелатанные сапоги и примеряет новые. — Здесь есть еще. Три, нет, четыре пары. Держи, подаришь Норману. — Крис перебросил сапоги Рики и заметил, что тот по-прежнему держит в руках письмо. — О чем там написано? Крис наклонил голову и приготовился слушать. Рики усмехнулся и вскрыл письмо. Его написала женщина. Аккуратные строки, много слов о снах, в которых она видит любимого, говорит с ним, касается его, о снах, которые кажутся правдивей и важнее реальности. Почему-то Рики не захотел читать это вслух. — Чушь какая-то, — сказал он и отбросил письмо. Интерес на лице Криса погас и вспыхнул снова, когда он заглянул в следующий сундук. — Я подарю Марте это платье. — Крис вытянул из сундука светлую воздушную ткань. Марта — жена его отца, та, которую ранили при нападении Отиса и ван Хорка, подумал Рики и напрягся. Он будто ждал, что Крис сейчас вытащит другое платье и пообещает подарить его своей невесте. — Тут есть еще розовое и голубое. — Крис перевернул тряпки, не разворачивая. — Барт влюблен в дочь ван Эйка. Всё свое свободное время он вырезает фигурки коров из слоновой кости, чтобы подарить ей. Спорим, платье ей пригодится больше, чем его дурацкие фигурки? — Крис усмехнулся. В его ухмылке Рики почудилось что-то наигранное и неискреннее. — У Нормана есть девушка? — Нет. — Рики растерялся. — А если есть, он мне ничего о ней не рассказывал. — Тут есть еще ботинки. Почему англичане делают для женщин ботинки такие маленькие, будто женщины никогда не растут? Рики понял, что это шутка про маленькие ноги женщин, но смеяться совсем не хотелось. — У тебя есть девушка… которая тебе нравится? — спросил Рики. — Нет. — Крис перешел к следующему сундуку, выкинул красный мундир с золотыми пуговицами, металлическую флягу, блокнот в кожаном переплете, достал и пролистнул книгу. — Это не Библия. Крис опустил голову, шевельнул губами, будто читал. — Крис. — Рики поднял с земли английский мундир. Золотые пуговицы поймали последние лучи солнца. — Надень. Мысль казалась Рики простой и очевидной, но он не мог ее сформулировать. Отец Криса — англичанин и ненавидел англичан. Буры ненавидели его за то, что он англичанин. Если бы отец Криса не уехал из Англии, Крис бы никогда не родился. Крис родился в Африке и был наполовину англичанином. Слова выходили бессмысленными, не отражали волнения Рики и его уверенности, что за стечением обстоятельств и враждой скрывается важная тайна. Крис посмотрел на него так, будто Рики снова просил его поиграть с львицей в гляделки. А потом снял свой потертый пиджак и ленту патронташа и развернул мундир. Красный цвет удивительно шел к его темной коже. Жесткий воротник подчеркнул длинную шею и гордо поднятый подбородок. Рики задержал дыхание. Они снова это делали. Снова общались без слов, задавая единственный самый важный вопрос. Поддержишь ли ты меня, если я захочу рискнуть? Крис только что сказал Рики — да, поддержу. И теперь Рики не имел права отступать или бояться. Не имел права врать и скрываться. Он должен быть честным до конца. Рики подошел к Крису и всмотрелся в его лицо, выискивая малейший признак отвращения или неприятия. Но увидел лишь ожидание. Рики вздохнул и коснулся губами губ Криса. Осторожно, неуверенно. Долгую минуту волнение не позволяло ему понять реакцию Криса. И когда он решил, что Крис его оттолкнет или ударит, Крис дотронулся пальцами до его щеки, потом обхватил рукой шею. — Я хочу… — Крис оторвался от его губ и прижался лбом к его лбу. — Тебя. Правда? — мысленно спросил Рики, но сжавшееся от волнения горло не позволило произнести ни слова. Хочешь того же, что и я? Дотронуться? Попробовать на вкус кожу, вжаться в нее лицом? Прикоснуться к волосам. Поймать губами кадык. Ощупать ключицы. Исследовать изгиб спины. Услышать, как бьется сердце. Ощутить, как расширяется грудь при вдохах. Руками, губами. Сколько раз Рики любовался движениями Криса. Неужели теперь ему будет позволено стать частью его движения? Крис легко сжал пальцы на его шее, и Рики снова его поцеловал. Губы Криса хранили вкус мяса. Голова у Рики закружилась. Для равновесия он ухватился за рубашку Криса. Он испытывал одновременно облегчение и напряжение. — Я часто думал… — прошептал Крис, — о твоем ритуале… о тебе. О том, каким я тебя увидел. Рики нервно улыбнулся. Он не любил думать о ритуале. Из-за пророчества, из-за своего поведения, откровенного и интимного, но как будто произошедшего против его воли. Это безволие было унизительным и постыдным. Однако после слов Криса Рики вдруг почувствовал, что всё постыдное и унизительное, разочаровывающее, угнетающее и ранящее, что могло случиться между ними, осталось позади. Впереди только желание. Неодолимое, откровенное, чистое в своей новизне и безграничности. Рики смотрел Крису в глаза и читал в них, что всё делает правильно. Он то спешил, то замирал, не в силах понять, что сводит его с ума больше: то, что он касается кожи Криса, или то, как Крис откровенно исследует его тело. Крис подвинулся ближе, прижался пахом к паху. Стало трудно дышать. — Сними рубашку, — умоляюще просипел Рики и сдернул мундир с плеч Криса. Откуда взялось это глупое обманчивое ощущение, что одежда Криса обоим мешает вдохнуть полной грудью? Крис нахмурился, присматривался и прислушивался, но будто не понимал, о чем Рики просит. Чувствуя на лице теплое дыхание Криса, цепляя губами его губы, Рики скомкал рубашку у него под мышками и потянул вверх. Крис двигался заторможенно, рассеянно, за миг до того, как рубашка закрыло его лицо, в глазах мелькнуло разочарование и тоска. Он не хотел отстраняться от Рики, будто это причиняло боль. Крис резко закончил движение и яростно отбросил рубашку на землю. Вцепился в бедра Рики, притянул к себе, вжался пахом в пах. Мазнул губами по щеке, больше не целовался, смотрел в глаза и тяжело дышал. Одной рукой удерживая Криса за шею, Рики приспустил его штаны. Крис мгновенно откликнулся и отзеркалил его движение — обнял Рики, засунул руку ему в штаны. Трудно было одновременно целоваться и дрочить друг другу. Прижавшись лбом ко лбу Криса, Рики двигал рукой по его члену. Он хотел соединить головки. Захватить в кулак два члена, но Крис не позволил, не смог ни на миг перестать ласкать Рики, убрать руку от его члена. Сдавливал и гладил. Рики закусил губу — только бы не заскулить, смотрел на Криса и не моргал. Его лицо было близко как никогда. Огромные черные глаза, дрожащие ресницы. Капля пота на кончике носа. Шевелящиеся губы, будто Крис хотел что-то сказать, но мог лишь шипеть. Когда с губ Криса сорвалось удивленное «ах», Рики кончил. Кончил, вжался в губы Криса и впервые с начала их близости прикрыл глаза. Всё ощущалось теперь иначе. Весь мир изменился. По мере того как на пальцах Рики остывала сперма Криса, зацикленность на себе и на своих ощущениях отступала, Рики почувствовал прикосновения ветра, снова слышал, как щелкает вельд, всхрапывают птицы, шелестят листья, вдали подвывает мелкая тварь, трещит костер. Он опять чувствовал песок под ногами. Обнимая Криса и не открывая глаз, Рики наслаждался обладанием. Крис принадлежал ему. Или он принадлежал Крису. Неважно. Крис усмехнулся Рики в ухо. Рики эхом повторил его смешок, открыл глаза и залип на улыбке Криса. Крис наконец-то отпустил Рики, поднял с земли красный английский мундир и вытер им себя и Рики. Рики показалось, или Крис слишком долго и внимательно разглядывает его член? Улыбаясь, Рики снова закинул руки Крису на шею, целовал, перебирал пальцами и дергал короткие волосы на затылке. Он позволит мне всё. Многое. Мы можем делать друг с другом что захотим, пело внутри. Даже самое глупое, постыдное, безумное. Я исполню его самое глупое безумное желание. Словно думая о том же, Крис отстранился, медленно провел пальцем по лбу, носу и губам Рики, будто разделил его лицо на две половинки. Задержал палец на нижней губе и оттянул ее вниз. Рики укусил его палец, и они оказались на земле. Переплели руки и ноги. Рики упал на лопатки, потом подмял под себя Криса. Крис прижал коленом яйца Рики. Рики положил ладонь ему на шею, старался сглатывать и дышать одновременно с ним. Они снова были возбуждены, и Рики вспомнил ритуал, дурацкое пророчество. Что, если оказаться на коленях перед Крисом, — лучшее, что может произойти в его жизни?***
Когда они вернулись в лагерь, папаша Стюарт отчитал обоих. Что толку нам в почтовой карете? Почему следы чужого фургона не подтолкнули вас к мысли о том, что нужно лучше охранять Гинджу и малыша? Как мог ты, Крис, отправить ее с Уруми? Ты правда считаешь, что Уруми — достаточная охрана? Уруми, суеверный ребенок, поклоняющийся белым? Переложить ответственность за Гинджу и малыша на раба? Когда вы догадались, что преследуете англичан, вам не пришло в голову, что англичане не забираются так далеко в одиночестве? Не пришло в голову, что где-то неподалеку, в дне или двух пути, находятся английские отряды или лагерь? Почему вы не допросили англичан, не выяснили, откуда они пришли? Папаша Стюарт брызгал слюной. А Крис выслушивал упреки не двигаясь, будто его превратили в камень. Его молчание подавляло Рики, заставило проглотить все вертевшиеся на языке ответы. Он смолчал, но начал злиться. К концу монолога Стюарта Рики почти возненавидел его. Старик не понимает, что они сделали, не видел, как слаженно они действовали. Не понимает, что, когда они с Крисом вместе, они ценнее и сильнее целого отряда англичан. Не знает, что вместе с Крисом они справятся с чем угодно. Все вокруг считают важным, что Рики убил Отиса ради Криса, но никто не знает, что он готов умереть ради Криса. Злой на Стюарта Рики испытывал раздражение ко всему. К путающимся под ногами детям и собакам. К ковыряющемуся в своем мешочке с семенами отцу. К Магдалине, корчащей из себя белую леди и раздающей приказы рабам. Даже к Норману, сушившему рану на солнце. В лагере мало что поменялось, в то время как для Рики мир перевернулся с ног на голову. Он постоянно думал о Крисе, вспоминал, каково это — прикасаться к нему, каково не видеть его, но догадываться о том, что он делает. Вспоминал, каково это — дожидаться его в вельде на рассвете, наблюдать за ним спящим и просыпаться в его объятьях. Исполнять его приказы. Видеть, как он с полуслова понимает тебя. С каждой минутой Рики любил Криса всё больше. Чем больше он любил Криса, тем сильнее бросалась в глаза мелочность и глупость окружающих. Споры пьяных белых. Черные рабыни, склонившиеся над шитьем, несмотря на темноту. Раб, слушающий хозяина с опущенной головой и инстинктивно прикрывающий двумя руками яйца. Круглощекая фермерская дочка, так глупо и очевидно засматривающаяся на косолапого мужика. Мамаши, сюсюкающиеся с детьми. Может, во всём было виновато раздражение, злость, которую пробудил в Рики папаша Стюарт своими упреками. Вечером за общим ужином — клячу, тащившую телегу, таки пустили на мясо — Рики смотрел на Криса, и сердце заходилось в груди.***
Крис пришел через два дня. Снова стоял неподвижно, глядя, как Рики собирается на охоту. После столкновения со Стюартом Рики знал: эта неподвижность Криса — защитная маска. За ней он прячет свои чувства. Руки на поясе и широко расставленные ноги выдавали нетерпение, Крис хотел скорей сорваться с места. Взгляд с прищуром означал ожидание. Широко раскрытые глаза, смотрящие в никуда, как при разговоре со Стюартом, в связке с опущенными руками говорили о том, что Крис хотел бы сейчас оказаться в другом месте. Вытянутая шея, наклон корпуса вперед, как при встрече со львицей, сообщали: за неподвижностью Крис прячет любопытство и азарт. Крис отлично скрывал свои чувства от всех, но только не от Рики. Рики наслаждался этой мыслью, когда они покидали лагерь буров. Когда стада скрылись за горизонтом, Крис сказал, что хорошо бы подстрелить крупную дичь. Если поехать к реке, где они встретили львицу, устроить засаду в зарослях, можно дождаться, когда на водопой придут буйволы. Говорил и разглядывал Рики. Никто и никогда раньше не заглядывал так ему в глаза, не залипал на его губах, не улыбался в ответ на его слова, никто и никогда раньше не присматривался к его рукам, стоило только Рики натянуть повод или переложить его между пальцами. Никто не приглядывался к его бедрам, когда он разворачивал лошадь. И ничто и никогда прежде не волновало Рики так сильно, как внимание Криса. Они выехали к реке. Солнечные лучи превратили воду в слепящее белое пламя, на которое больно смотреть. Плывущий от жары густой воздух отобрал запахи у зелени. Крис спрыгнул на землю и потянулся к Рики. Его кожа была влажной от пота. Губы — шершавыми и солеными. Прикосновения — беспокойными, поспешными и требовательными. Рики тоже не сдерживался, раздевая Криса. Развязывая штаны, поцарапал ему живот. Они сталкивались зубами и носами, но на этот раз у них получилось целоваться и дрочить друг другу одновременно. Утолив первый голод, Рики залюбовался тем, как блестит кожа Криса на солнце, узнал, какой скользкой она становится в воде. Он исследовал каждую складку тела Криса. Узнал историю его старых шрамов. На голени — от острого камня, на который Крис свалился, когда был маленьким. Шрам на бедре оставил кабан — Крису было семь, он промахнулся на охоте. Плечо Крису порезала старуха в краале, на который Стюарт напал вместе с Нголу. Рики проследил языком длинные шрамы от плетей на спине Криса. Слухи не врали: Стюарт прописывал двадцать пять плетей не только своим рабам, но и наемникам и детям. Рики чудилась рука судьбы в том, что спина Криса кровоточила тогда, когда Рики валялся без сознания в Капе. Они будто оба были ранены той несправедливостью, заговором Отиса и лицемерием отца Рики. Крис действительно убил Перри, сына Отиса, во время нападения, но, погнавшись за ним, он нарушил приказ Стюарта и отдалился от дома, который должен был защищать. Из-за чего люди ван Хорка убили рабынь и ранили Марту, попытавшуюся их защитить. На следующей охоте Рики узнал, как бледнеет кожа Криса в свете полной луны. Узнал, что Крис боится щекотки на пятках и совсем не чувствителен к щипкам под мышками. Еще через неделю Рики после шуточной борьбы добился того, что Крис позволил ему поцеловать свой живот и колени. Обалдевший от гладкости кожи и ее густого запаха, Рики не смог остановиться и взял в рот член Криса. Удивление, беспомощная ругань и слабые попытки Криса отстраниться и вырваться внушили Рики полную иллюзию обладания. Крис принадлежит ему весь без остатка. Со всем его прошлым и будущим, со всем, что он скрывает за своей неподвижностью. Отсасывая у Криса, Рики верил, что знает о нем больше, чем сам Крис знает о себе. Через пять дней они поехали охотиться на обезьян. На этот раз Крис опустился перед Рики на колени. На миг он замер, по привычке пряча за неподвижностью волнение и желание. Рики закусил губу и поклялся себе, что переиграет Криса в его игру — во что бы то ни стало сохранит неподвижность дольше. Когда Крис вобрал в рот его член, в голове Рики всё перепуталось и разладилось настолько, что он поверил, что жил только ради этого момента. Иногда Крис касался мешочка гри-гри на шее Рики. Чаще отодвигал его в сторону, чтобы поцеловать грудь. Реже — взвешивал в ладони и ощупывал. Оставаясь наедине, они могли молчать часами, исследуя тела друг друга, достаточно было улыбаться и смотреть друг другу в глаза. Иногда они болтали об охоте. Вспоминали забавные моменты, мечтали о новой добыче. О людях никогда не вспоминали. Будто лагерь буров с его заговорами, борьбой за власть и страхом перед зулусами никогда не существовал. Их реальностью была лишь одна бесконечная охота, пропитанный потом и запахом лошадиной шерсти путь от одного водопоя к другому. Мы могли бы так жить всю жизнь, думал Рики. Уйти, не возвращаться, охотиться, забыв обо всех, только он и Крис. Реальность Рики разбилась на две части. Полные жизни и эмоций поездки с Крисом. И возвращение в лагерь буров, напоминающее умирание своей необходимостью скрываться и подчиняться чужим правилам. Даже стада скота не казались теперь такой безоговорочной и нерушимой ценностью, как раньше. Рики собирался поговорить об этом с Крисом, когда буры разозлились на Джонни.