Гнев и справедливость

Рики приехал на рассвете, когда над травой еще стелился туман. Приехал на белом жеребце-альбиносе. Таких называют ошибкой породы, их ждут болезни и ранняя смерть. Жеребцу Рики было не больше двух лет, ноги его были непропорционально худы, в остальном он выглядел здоровым и резвым. В тот день Крис поднялся в пять, позавтракал и отправился на пастбище. Вчера у ван Сорков пропало пять коров. Ван Сорки винили зулусов. Папаша Стюарт подозревал, что коров украли соседи. Крис думал, что вернулись львы. Еще до расстрела зулусов он видел следы четырех львов. Двое взрослых, двое детенышей. Потом они ушли за горы и четыре месяца не появлялись, теперь, похоже, снова охотились здесь. Вся семья или молодняк, ставший самостоятельным за четыре месяца, а может, одинокий отец или львица. Сначала Кристофер поехал на пастбище переговорить с Вилли Губной Гармошкой. Вчера он охотился в горах, видел самку носорога с детенышем, пожалел убивать и, вроде, заметил следы крупного льва на холмах. Рики появился с востока, когда Крис повернул к холмам. Сказал, что хотел осмотреться, пока на ферме Стюарта разделывают и жарят газель, которую они с Тили привезли. Кристофер знал, что до ван Райнбергов два дня пути. Рики сказал, они с Тили ехали по ночам, спали днем и охотились в сумерках. Два дня назад наткнулись на стадо буйволов. Такое большое, что пришлось полдня объезжать. Вчера Рики пристрелил льва, когда тот обгладывал тушу жирафа. Тили снял с него шкуру и собирался повесить ее на двери своего нового дома. — Представляешь? — звонко засмеялся Рики. — Повесит с внешней стороны, чтобы каждый прохожий видел, что тут живет великий охотник. Ничего глупее нельзя придумать, крысы погрызут ее в первую же ночь. Все ли бастеры перебрались к ван Райнбергам? — подумал Кристофер. Что Тили рассказал Рики? Об уходе Гинджу? О ссоре Криса с отцом? Об убийстве зулусов? Об изгнании бастеров? О смерти Джонни? О чем умолчал? Рики был без пиджака и шляпы. Рубашка распахнута на груди. Казалось, еще одно движение — и Крис увидит в ее вороте мешочек гри-гри. Кожа Рики блестела от пота. Удивительнее всего выглядели его волосы. Крис привык к лысым головам зулусов, к коротким шапкам волос у рабов. И у себя. Рики, похоже, не стриг волосы с тех пор, как Кристофер видел его последний раз. Они отросли, выглядели курчавее и гуще, чем шерсть у овец, и стояли вокруг головы как нимб на изображениях святых. Только нимб красили светлым, у Рики же нимб был черным с редкими, выгоревшими на солнце золотистыми прядями. — Год назад мой отец вбил себе в голову, что сможет выращивать у нас кофе. — Рики приподнялся на стременах, осматривая обступившие их холмы и покрытые высокой травой пологие склоны. — Но кофейные деревья мрут в нашем сухом горном климате. Вместо того чтобы вовремя остановиться, мой отец продает свой скот, покупает новые редкие сорта кофе и землю под кофейные плантации. Немцы сказали ему, что английский фунт сейчас на международном рынке самая крепкая валюта, и он решил, что твой отец, как губернатор новорожденной английской колонии, одолжит ему пару тысяч фунтов. — О неудачах и безумных планах отца Рики говорил с улыбкой. Не лучший тон для деловых переговоров. Желая заключить сделку, люди скрывают свои ошибки и промахи, а не расписывают их. — В своей наивности мой отец верит, что после нападения зулусов во время Великого трека меня и твою семью связывает близкая дружба, потому я лучше всего гожусь для того, чтобы просить папашу Стюарта об одолжении, — усмехнулся Рики. — Представляешь? Рики смотрел на Кристофера, будто ждал ответа. Но что Кристофер мог ответить? Солнечный день превратил светлые глаза Рики в желтые глаза тигра. Так было всегда, вспомнил Кристофер, на рассвете светлые глаза Рики становятся голубыми, как небо, вечером они впитывают в себя закат и светятся оранжевым. А ночью, когда Кристофер прислонялся носом к носу Рики, его глаза становились темными, расширенные зрачки закрывали светлую радужку, как луна закрывает солнце во время затмения. Как я мог ударить его? — подумал Кристофер. Рики покачал головой: молчание Кристофера ему надоело. Спрыгивая на землю, Рики перекинул ногу через голову коня, а не через круп. Кристофер вспомнил, как впервые заметил это движение на охоте в Капе четыре года назад. Тогда он решил, что Рики рисуется, задается, старается обратить на себя внимание. Потом Барт избил Рики, и Рики впервые поговорил с Кристофером. Да — скорее почувствовал, чем понял тогда Кристофер, — Рики действительно хотел внимания. Хотел, чтобы его увидели, заметили, запомнили его имя и не называли бастардом, рабом ван Райнберга или мальчиком. Рики сел под акацию и закурил. Когда Крис опустился рядом на траву, Рики открыл и протянул ему золотой портсигар. — Подарок немецкого генерала. — Рики скривил губы в новой, незнакомой Кристоферу усмешке. — Он командует армией немецкой Юго-Западной Африки и часто навещает моего отца. Привез ему из Германии оригинальные издания Гете и Шиллера. А мне подарил портсигар, чтобы я разрешил ему посмотреть, как я мочусь. Рики согнул колени и развел ноги в стороны. Ткань штанов обтянула бедра и выпуклость в паху. Сообразив, что таращится на пах Рики, Кристофер испытал смятение. Еще хуже было то, что Рики заметил его взгляд и громко, оглушительно звонко рассмеялся. — Видел бы ты сейчас свое лицо. Наверное, хочешь узнать, прикасался ли немец ко мне? Кристофер покачал головой. В горле слишком пересохло, чтобы говорить. Некоторое время они молчали. Рики докурил сигарету. — Как поживает Норман? — спросил Кристофер, боясь, что Рики встанет, уйдет или скажет, что пора возвращаться на ферму к Стюартам. Рики повернул к нему лицо. Прищуренный взгляд, маленькая царапина на подбородке, пыль и песчинки в корнях невозможных волос. — Последний год Норман пьет и оплакивает глаз, который ему выбил Арасу. Ты слышал о восстании рабов у нас? — Нет. Йоханес ездил к ван Райнбергам год назад, но ничего не говорил о восстании. — Арасу был самым высоким человеком, которого я видел. Кожа у него была чернее угля. Когда он улыбался, зубы сияли, как луна на небе после грозы. — Рики говорил медленно, растягивал паузы, будто хотел, чтобы его речь выучили наизусть или запомнили навсегда. — Лет ему было около двадцати. В его племени было не принято отмерять годы жизни. В его племени мужчины ходили голыми, на члене носили тростниковые колпачки. На предплечьях и голенях — бычьи хвосты. Так вот, у Арасу предплечья и голени были такими толстыми, что пришлось связать три бычьих хвоста, чтобы обхватить одно предплечье. А член у него был таким большим, что прикрыть его мог только колпачок из тыквы. Рики улыбнулся, а Крису снова стало неловко. Похожие преувеличения были в ходу у зулусов. Но перед ним сидел Рики. Сверкал глазами, кривил губы, и Кристоферу казалось, что у его слов есть иной, скрытый смысл. — Арасу пришел к белым, потому что его трус-отец увидел, как белые закидали пушечными ядрами соседнюю деревню, и решил, что обязан не только подружиться с белыми и их богами, но и выучить язык белых. И для этого он послал к белым своего сына Арасу. Первым Арасу встретил толстый Ралли. Ралли испугался, что дикарь пришел украсть его коров, и посадил Арасу в тюрьму. Утром с другими заключенными Арасу отправили выкорчевывать камни около реки. В обед мимо работающих заключенных проезжал мой отец, заметил, что Арасу очень силен, работает за десятерых, и купил его. Дом моего отца стоит недалеко от реки. К моменту появления Арасу отца уже пару месяцев мучила идея построить плотину, разделить реку и создать озеро. Мой отец решил, что Арасу достаточно силен, чтобы справиться с течением в одиночку и пообещал по окончании работы отпустить его домой. — Рики замолчал и с полуулыбкой посмотрел на Кристофера. — Когда я говорю о силе Арасу, я говорю о том, что видел своими глазами. Я видел, как он поднял и перенес с места на место быка, которого укусила гадюка. Но плотину Арасу строить отказался. Его племя поклонялось речным духам, а разделить реку значило разгневать их. Отец приказал высечь Арасу, как сделал бы это с любым непослушным рабом. Норман взял шамбок — кнут из кожи носорога, но Арасу выдернул у него кнут и вставил рукоятку в правый глаз Нормана. Троим белым переломал руки и ноги. Четвертый белый выстрелил в Арасу из укрытия. Я сам видел, как пуля отскочила от туго натянутой на предплечье кожи. Увидев, что Арасу не берут пули, наши рабы бросились на белых. Рабыня, что работала у нас кухаркой, прыгнула раненому Норману на спину и хотела выцарапать ему оставшийся здоровый глаз. Даже кожу носорога пробивают пули, сказал бы Кристофер, если бы эту историю рассказывал кто-то другой. Но голос Рики очаровал его, Кристоферу казалось, что, вслушиваясь в него, он постигнет тайный смысл истории. — Одним ударом Арасу пробил стену нашего каменного дома. Потом сорвал голыми руками крышу, разломил пополам телегу и пошел прочь. Рабы улюлюкали, пританцовывали и прыгали за ним. Они разрушили ферму Титуса. Говорили, что Арасу голыми руками согнул и завязал узлом ствол винтовки, которую Титус на него направил. Я видел, как на рабов помчался конный отряд. Арасу ударил лошадь между глаз, и она упала замертво. Пули Арасу не брали, отскакивали от его кожи. Тогда белые выкатили пушки. Семь ядер пролетели мимо, восьмое угодило Арасу в грудь. Его грудь была такой широкой и большой, что пушечное ядро застряло в ней, как пуля застревает в мышцах, оставив за собой обугленные края и дыру размером с мою голову. Следующее ядро снесло Арасу голову. Он прошел еще двести шагов, прежде чем упал. Он был такой сильный, что даже смерти не сразу сдался. Кристофер восхищался голосом Рики, его интонациями, жестами, взглядом, близостью. Кристофер долго верил, что Рики ненавидит его. Но если бы это было так, Рики бы сейчас не сидел рядом с ним. Возможно, вообще не приехал бы к Стюартам. Рики смотрел на Кристофера не моргая, Кристофер утратил способность думать и поддался притяжению. Губы у Рики были шершавыми и теплыми. Стоило смять их — в них пробудился пульс. Рики весь целиком был напряжение, твердые мышцы, натянутые связки, резкие движения, шумное дыхание. Запах пота и пыли, песок и влажная кожа под пальцами. Кристофер снова увидел солнечное затмение в его глазах. Когда Рики коснулся его шрамов на груди и спине, испытал сначала стыд, а потом благодарность. Когда Кристофер дотронулся до его члена, Рики зашипел. Испугавшись, что сделал ему больно, Кристофер сплюнул на ладонь и снова потянулся к Рики. — На свой поплюй. — Рики оттолкнул его. Скинул сапоги, выпутался из штанов и снова вцепился в Кристофера — обнял за шею, уложил на себя, сжал коленями бока. Смочил слюной свою ладонь и провел ею по члену Кристофера. Рики предлагал себя. Кристофер обрадовался и испугался. Он знал, что причинит Рики боль. Предложил бы поменяться местами, если бы не боялся словами спугнуть неожиданное чудо. Слова, сомнения. Неуверенность. Разве Рики не знает, чего хочет? Показать неуверенность сейчас — всё равно что усомниться в его искренности, в его желаниях и намерениях. Кристофер никогда не думал, что когда-нибудь будет жалеть, что во рту у него меньше слюны, чем у лошади. Сколько бы он ни сплевывал, между ног у них обоих всё равно было слишком сухо. Рики смотрел на него точно так же, как два года назад, когда впервые поцеловал. Оттолкнешь меня или хочешь того же, что и я? Но сейчас что-то было не так. Разладилось. Тогда они понимали друг друга без слов, знали, что убьют и умрут друг за друга, охотились вместе, выслеживали англичан, вместе ели, одновременно тянулись к воде, смотрели на одну и ту же линию горизонта. Теперь взгляд Рики напоминал сны, которых Кристофер больше не видел. Рики потерся возбужденным членом о живот Кристофера, и он забыл, о чем думал. Коснулся волос Рики, подался бедрами вперед. Рики не пускал его. Он как будто не хотел или не мог расстаться со своей напряженной целостностью. Кристофер замер и снова попал под очарование его взгляда. Оттолкнешь, отвергнешь или возьмешь то, что тебе предлагаю? Рики под ним выкручивался, вдавливал затылок в землю, а пальцы — в плечи Кристофера. Не отпускал, но и не переставал сопротивляться, мешочек гри-гри выскользнул из ворота рубашки Рики, лег между ключиц. Вместе с узнаванием Кристофера охватило отчаянное желание вернуться в прошлое, всё изменить, всё исправить. Уехать, сбежать вместе с Рики до Джонни, до убийства Нголу. Тогда бы между ними всё осталось как прежде. Злясь на себя, сожалея об утраченном, он ворвался в Рики и прижался яйцами к его заднице. Рики вскрикнул и ближе притянул Кристофера к себе. Целовался, кусался и дрожал всем телом. Отзывался вдохом на каждое движение Кристофера. Его напряжение никуда не делось, но теперь оно затягивало Кристофера в себя. Казалось, что у них даже сердца бьются в одном ритме. Удовольствие внушило Кристоферу, что он меняется, становится лучше, сильнее, мудрее. Что справится со всем. Как справился с Рики. Хватка Рики на его плечах ослабла. Просунув руку между их телами, Рики взялся за свой член. Задвигал рукой так быстро и нервно, что поцарапал живот Кристофера. Почему-то это подстегнуло возбуждение, и Кристофер кончил, впиваясь губами в губы Рики, прижимая животом его член и руку, не давая ему возможности пошевелиться, прислушивался к внутренней пульсации и наслаждался его дрожью. Когда Кристофер наконец отстранился, его живот был испачкан спермой Рики. Ноги Рики соскользнули с его поясницы. Рики погладил его шею и затылок. — У тебя это было впервые, — усмехнулся Рики. Насмешка в его голосе застала Кристофера врасплох, вернула на землю, заставила вспомнить, что они не одни на свете. Наверное, в вопросе Рики был какой-то смысл. Кристофер никогда ни с кем не целовался, кроме Рики, никогда ни к кому не прикасался, никогда никого не хотел, кроме Рики. У него совсем не было опыта — он не смог бы определить, отдавался Рики впервые или нет. — Нужно возвращаться, — сказал Рики. — Мясо газели, наверное, уже прожарилось. Вопреки своим словам, Рики не отпустил Криса. Всё так же гладя его затылок и шею, прижимаясь животом к животу, спросил: — Почему ты не стрелял в ван Эйков и людей Стюарта, когда они убивали зулусов? У Кристофера перехватило дыхание, и он отстранился от Рики. Тот легко отпустил. Раскинутые в стороны колени, опавший член на бедре, живот в потеках спермы. Сжатые губы, прищуренные глаза. Рики знал, что его вопрос причинит Кристоферу боль. Он хотел ее причинить. Кристофер отвернулся. Оглядел холмы вокруг, посмотрел на муравьев, взбирающихся по стволу акации. Он заслужил эту боль. — Их было много, я был окружен. — Ты не хотел рисковать ради каких-то зулусов, — прошипел Рики. — Стрелял я или нет, для зулусов ничего бы не изменилось. — Крис встал и подтянул штаны. Рики на земле теперь выглядел слабым, побежденным и поломанным. — В Капе, — тихо начал Рики, потом замолчал и подтянул колени к груди, — я был с Норманом и англичанами, когда они поехали в общину бастеров. Бастеры начали отстреливаться. Я знал, что Норман поступает несправедливо и жестоко, но я тоже не смог поднять оружия против Нормана и встать на сторону бастеров. — Рики… — Подожди. — Он поднял руку, подбородок задрожал. — Во время Великого трека мы с Норманом, Ландманом и Терри наткнулись на коса. Они неделями голодали, едва могли шевелиться от слабости и голода. Терри показалось, что один из коса потянулся к копью, и Терри пристрелил его. Я опять ничего не сделал, не поднял ружья, не выстрелил в Терри. — Рики, ни с бастерами, ни с коса ты не мог ничего изменить. Только бы подставился и навлек на себя беду. — Но я выстрелил, когда Отис целился в тебя. — Рики с вызовом посмотрел Кристоферу в глаза. — Не думал, не сомневался, я впервые действовал правильно и справедливо. Мне было плевать, что Отис мой родственник, что вокруг буры. Рядом с тобой я становился смелее, честнее и справедливее. — Мне жаль, что я подвел и разочаровал тебя. — Кристофер опустил голову. — Дело не в тебе. — Рики схватил сапоги и штаны и начал поспешно одеваться. — Не только в тебе. Я сам себя разочаровываю.

***

За столом Рики сел на место Джонни. Налегал на пальмовое вино и мало ел. От ван Райнбергов он привез подарки. Новый «Маузер» для Кристофера. Шелк и немецкие кремы для Марты. — Для белой кожи подходят только кремы, сделанные белыми, — сказал Рики. Папаше Стюарту он привез лечебные настойки Магдалины от боли в суставах и для поднятия мужской силы. — Достаточно пить через день по глотку, и ты найдешь себе десять новых туземных жен и заделаешь каждой по десять детей. Оказалось, Рики нравится смеяться над людьми, глядя им в глаза. Тили тоже пригласили за стол. Он смотрел в свою тарелку, рот открывал, только чтобы откусить мясо или похвалить кукурузные лепешки и вино. Посмеиваясь, Рики рассказал о том, как Барт был президентом фольксраада. В самом начале буры избрали президентом Агнуса ван Райнберга, пояснил Рики. Но не прошло и двух месяцев, как буры разочаровались в отце Рики — слишком настойчиво и напрямик он проталкивал законы о правах черных детей наследовать белым родителям. Уставшие от его наивности буры собрались тайком и проголосовали за нового президента. Барт как раз хорошо заработал на слоновой кости, и выбрали его, похоже, в надежде, что он принесет всем удачу. Во главе правления Барт продержался три месяца. Он приходил пьяным на собрания, но это терпели. А вот поджог церкви буры ему не простили. Новый президент… Помните старика Рейнца, который оглох на одно ухо после нападения зулусов? — спросил Рики. Так вот, он стал президентом и потребовал от Барта построить новую церковь. А так как Барт часть денег, вырученных за слоновую кость, пропил, а вторую вложил в стадо коз, у него отобрали и коз, и дом. Пришлось ему с женой переехать к ван Райнбергам, построить себе хижину и взяться за управление кофейной плантацией. На самом деле Барт ничего не знает о кофе, и всем заправляет старый негр-бушмен, который выращивал кофе в Капе. — Барт женился? — спросил папаша Стюарт, ковыряя мелкой косточкой в зубах. — Церковь такие браки не признает. Но да, он взял в дом черную суку с выменем, как у коровы, и задницей шире телеги. Марта покраснела и опустила глаза. Рики сделал большой глоток пальмового вина и добавил: — Вонючие подмышки папы Легбе, едва не забыл: Барт передает поздравления. Рики выдержал торжественную паузу. Кристофер думал, он поздравит папашу Стюарта с постом губернатора, но Рики закончил иначе: — Барт искренне верит, что теперь, когда вы наконец избавились от паршивой овцы Джонни, вашу семью ждет процветание. Папаша Стюарт перестал забивать трубку. Глаза Рики смеялись. Кристофер не был уверен, кто действительно придумал эту злую шутку. Барт или сам Рики. — Агнус ван Райнберг всегда наплевательски относился к своим отцовским обязанностям. — Стюарт снова занялся своей трубкой. — Ему следовало чаще тебя пороть, чтобы ты не хамил старшим. — Волосатые пальцы папы Легбе, я черный. — Рики достал золотой портсигар и закурил. — Черных пори не пори, они всё равно будут врать и бездельничать. Он как будто нарочно злил Стюарта. Утром Рики сказал, что приехал от имени отца просить Стюарта об одолжении. Но разве так ведут себя с будущими деловыми партнерами? После ужина Марта разлила кофе, подала засахаренные фрукты и маринованную кукурузу. Разговор завял, и Марта рассказала о планах построить школы для черных детей. — Зачем им школа? — спросил Рики, но смотрел при этом не на Марту, а на Кристофера. — Зачем учить обезьян читать и считать? Ах, знаю! Скоро у вас отменят рабство, и черные получат прописки и пропуски. Нужно поскорей научить их читать и считать, чтобы они поняли, какой налог требуется уплатить, чтобы сходить в гости в соседнюю деревню. — Ты это за немцами, как попугай, повторяешь? — усмехнулся Стюарт. — Да, — не смущаясь, согласился Рики. — Немцы также говорят, что французы не в пример честнее англичан. Вместо того чтобы делать вид, что борются за права черных, они говорят прямо: раньше эта земля принадлежала вам, потому что вы были сильны, теперь мы сильнее, и земля принадлежит нам. Не согласны — придите и сразитесь с нами. — И часто у вас гостят немцы? — спросил папаша Стюарт. — А ты спроси у своего пастора. О’Сули, кажется, его зовут? Марта кивнула. — Спроси его. Английские миссионеры — лучшие шпионы в Африке. — Рики икнул. — Недавно у нас поселились протестанты. Ваш О’Сули наверняка поддерживает с ними переписку. Протестанты всех расспрашивают, не собирается ли местный фольксраад принять протекторат Германии. — И как? Собирается? — Ну, у нас президент глухой на одно ухо, но не тупой. Понимает, что если согласится на протекторат Германии, то Англия объявит нам войну. Особенно теперь, когда в Колсберге нашли алмазы. — Я думал, это сказки. — Стюарт потянулся. Между досками пола пробрались два крылатых муравья и терлись друг о друга брюшками. — Норман был в Колсберге, купил участок и привез три камешка. То, что Норман ездил за алмазами, не отрицало и не подтверждало того, что взбунтовавшийся раб выбил ему глаз. Но после шутки о смерти Джонни Кристофер сомневался в правдивости Рики. Скорей всего, он соврал про Нормана и восстание. Но зачем? Кристофер плохо понимал, что чувствует. Он понял бы, если бы Рики ненавидел его. Но Рики то притягивал, то отталкивал. В нем появилась скользкая и опасная раздвоенность.

***

Марта постелила Рики и Тили на веранде козьи шкуры и шерстяные одеяла. — Сумасшедший щенок сумасшедшей суки, — выругался папаша Стюарт, когда Рики и Тили вышли из дома. — В Капе он был таким хорошим мальчиком, — невпопад вздохнула Марта. — В церковь приходил аккуратно одетым и опускал взгляд, когда на него смотрели. В своей комнате Кристофер смотрел в потолок и не мог уснуть. Прислушался к возне и шепоту на веранде, и у него заныли челюсти и вспыхнуло лицо, как при лихорадке. О чем говорят Рики с Тили? О чем Рики может говорить с трусом? Почему вообще Рики путешествует с ним? Тили сам рассказал Рики о расстреле зулусов? Или Рики расспрашивал его, как Кристофер когда-то расспрашивал Йоханеса о младшем сыне ван Райнбергов? Откинув одеяло, Кристофер вышел на улицу, воспользовавшись задней дверью. Прислушиваясь к храпу на веранде, он обошел дом и увидел, что Тили ворочается, а постель Рики скомкана и пуста. Кристофер огляделся, но без луны мало что увидел. Угадал в темноте очертания хижин рабов, хлева. Услышал всплеск воды у колодца и пошел на звук. Как и Кристофер, Рики был босиком. Вытащив ведро, он сначала напился, а потом засунул в воду голову. Волосы намокли и облепили затылок и уши. Рики фыркнул, как загнанная лошадь, и снова прижался губами к краю ведра. — Сушит? — спросил Кристофер. От неожиданности Рики выронил ведро, поскользнулся в луже и едва не свалился в колодец. Не думая, что делает, и снова поддаваясь притяжению Рики, Кристофер подхватил его за талию, погладил по мокрым волосам и коснулся холодной влажной щеки. — Я слишком много выпил, — усмехнулся Рики. — Зачем ты приехал, Рики? — Из-за тебя. Кристофер взял его лицо в ладони. Так много хотелось сказать, объяснить. Попросить прощения за то, что ударил, за то, что всё это время не был рядом. Но чувства никак не хотели складываться в слова, в голове билась только одна-единственная четкая мысль. — Я никогда никого не хотел, кроме тебя, — прошептал Кристофер. Рики прикрыл глаза и качнул головой. — Все так говорят. Никогда, никого не хотел так, как тебя. — Рики нарочно изменил голос, подражая иностранному акценту. Не в силах сдержаться, Кристофер схватил его за плечи и встряхнул. Голова Рики мотнулась назад. — Зачем ты это делаешь? То отталкиваешь, то притягиваешь. Рики засмеялся. — А ты хотел бы, чтобы я сказал, что вижу тебя во сне каждую ночь и постоянно о тебе думаю? — Он снова имитировал акцент. Кристофер снова встряхнул его. Рики качнулся и ухватился за рубашку Кристофера, чтобы не упасть. — Зачем ты это говоришь? Зачем унижаешь себя и меня? — Кристофер смог наконец сформулировать то, что его мучило. — Я приехал к тебе, — зло прошипел Рики и резко дернул Кристофера за пояс штанов. Когда завязки не поддались, сжал член через ткань. — Ты ударил меня, велел убираться, сказал, что я только и думаю о том, как забраться тебе в штаны. И ты был прав. Я только об этом думаю. Чем я теперь лучше похотливого немца? Он вжался в Кристофера, смотрел снизу вверх. Он снова предлагал себя. От него несло пальмовым вином, белки глаз покраснели от выпивки, усталости и солнца. Безумец. — Рики. — Кристофер отстранил его от себя. — Как давно ты спал? — Я не хочу спать. — Идем. — Кристофер вдруг понял, что не хочет, чтобы Стюарт, Марта, Тили или кто-то еще видели Рики таким. Безумным, уставшим, разбитым, злым. Не в себе. Больным. — Тебе нужно проветриться. За ужином Рики сел на место Джонни и посмеялся над его смертью. После побега Гинджу и ссоры с отцом Кристофер спал на веранде дома Джонни. Почему-то ему показалось правильным и естественным отвести сейчас Рики туда. Спрятать от всех. Дать возможность отдохнуть, успокоиться и прийти в себя. Ему и себе. Слишком много чувств Рики в нем будил. Рядом с ним не получалось думать. Держа Рики за руку, он привел его к конюшне. Первым побуждением было посадить Рики перед собой. До фермы Джонни всего пять миль. Без седла лошадь даже не успеет почувствовать, что везет двоих. Но член Кристофера болезненно стоял — он рехнется, если прижмется к Рики. Потому Кристофер отвязал двух лошадей. В темноте альбинос Рики, накормленный и расседланный, выглядел как облако тумана с красными опасными больными глазами. Кристофер хотел помочь Рики забраться на лошадь, но, приблизившись, вжался лицом в его волосы, стал целовать уши, затылок, шею. Рики подался назад, положил голову ему на плечо и закрыл глаза. Он снова предлагал себя, забыв, где находится, наплевав на то, что их могут увидеть. — Залезай на лошадь, — взмолился Кристофер. Глядя, как он подтягивается, какое-то дикое и животное начало внутри Кристофера захотело, чтобы Рики упал, свалился на землю, и тогда можно будет склониться над ним и подмять его под себя. От этих навязчивых желаний делалось и смешно, и стыдно одновременно. Кристофер забрался на лошадь и болезненно уперся яйцами в ее позвоночник. Вскоре тряска успокоила возбуждение. Не спрашивая, куда они едут, Рики показывал пальцем на звезды и называл созвездия. Большинство названий Кристофер слышал впервые, ему оставалось только гадать, с кем Рики рассматривал звездное небо, и ревновать. Ревновать к звездам, к людям, к воздуху, что входит в легкие Рики, к лошади, на чьей спине он едет. В этом было что-то нездоровое и неправильное. Кристофер изо всех сил старался избавиться от этих дурных мыслей, но ничего не мог с собой поделать. Рики не спрашивал, куда они едут, не спросил, чей дом перед ними. Остановил коня, когда остановился Кристофер. И спрыгнул на землю, когда спрыгнул он. — Тебе нужно выспаться, — сказал Кристофер, он уже раздевал Рики. Погладил живот, дернул волосы в паху и обнял пальцами член. Рики коснулся шрамов на его груди и присосался к шее. Стоило Кристоферу поймать в кулак оба члена, Рики застонал. С облегчением. Голодно. Вибрируя губами, кадыком. Оглушенный и поглощeнный этим стоном, Кристофер ни о чем больше не мог думать. Почему он не стонал так, когда лежал подо мной? Почему не стонал так, когда я был в нем, подумал Кристофер и излился в кулак. После оргазма Рики обмяк, стал податливым и послушным. Едва коснулся головой набитого соломой тюфяка, сжал запястье Кристофера и тут же вырубился. Не заметил ни песка на тюфяке, ни толстого слоя пыли, ни птичьего и крысиного помета на полу. Кристофер подвинул Рики к краю, ладонью стряхнул с тюфяка песок, перекатил Рики на очищенное место, снова похлопал ладонью и улегся сам. Волосы Рики подсохли и пустили корни в темноту. Кристофер задержал палец на полуоткрытых губах Рики. Рики во сне мотнул головой, уходя от прикосновения. Крис заснул, обнимая Рики. Вспомнил, что точно так же засыпал с Рики два года назад, и понял, как сильно ему этого не хватало. Сколько раз они спали в объятиях друг друга? Три, четыре раза? Как он вообще мог засыпать без Рики? Когда Кристофер проснулся, яркий свет ласкал веки, нос чесался от пыли, а низ живота наливался тяжестью. Он провел рукой по тюфяку рядом и поймал пустоту. Открыв глаза, Кристофер приподнял голову. Рики сидел у него между ног — улыбнулся, лизнул член, чмокнул губами головку. Глаза его больше не были уставшими и обиженными, как вчера. Рики светился от радости, и Кристофер позволил себе отдаться ощущениям. Запутал пальцы в невозможных волосах Рики и подался навстречу. Раздвигал членом губы Рики, поджимал яйца и подкидывал бедра. А когда он готов был кончить, Рики вдруг выпустил его член изо рта и отстранился. Кристофер ощутил холод и короткое разочарование. И тут же не смог сдержать смех, видя, как поспешно и суетливо Рики избавляется от одежды. — Рубашку тоже сними, — подсказал Крис, гладя свой член. Ореолы сосков у Рики были такими темными, что их черноту хотелось попробовать на вкус. Запах Рики был гуще всего в подмышках. Когда Рики забрался Кристоферу на живот, мешочек гри-гри ударил Кристофера по подбородку. Он поймал его губами. Рики потерся носом о его нос, поцеловал. Член Кристофера лег между ягодиц Рики, руки сами обхватили его бедра. Рики прикрыл глаза и сосредоточился на своих ощущениях. Впустил в себя головку, закусил губу, уперся руками в грудь Криса, отклонился назад, снова подался вперед. Он никак не мог приспособиться, не мог расслабиться. Потел, раздувал крылья носа, кусал губы. Будто то, что он делал, было вызовом, испытанием или соревнованием. — Рики. — Второй раз должен быть лучше, — выпалил он. — Я больше не буду таким зажатым. Второй раз, пронеслось в голове у Кристофера. Вспомнилось насмешливое «у тебя это впервые». Но теперь Рики говорил сам с собой. Он говорил о себе. Для него вчера тоже был первый раз. Почему это признание обрадовало Кристофера? Наверное, всё дело в глупом неконтролируемом возбуждении и бездонном удовольствии. Предчувствие оргазма научило Кристофера радоваться всему. Он подхватил Рики под задницу и перекатил на спину. Навис сверху и сел между его разведенных ног. Вчера он толком не рассмотрел Рики там, куда вставлял свой член, куда тянулся пальцами. Слюны снова было мало. Но Кристоферу понравилось, как она стекала по яйцам Рики и впитывалась в складки под ними. Рики как будто смутился. Растерялся, свел колени вместе и снова раскинул их в стороны, стоило Крису коснуться их. Гладил Криса по груди, хватал за руки, тянулся за поцелуями и терся носом о его подбородок. Рики зажимался и задыхался. Пульсировал и дрожал. А Крис мечтал, чтобы он стонал. Как вчера. От облегчения. От удовольствия. Крис верил: удастся расслабить Рики — удастся выдавить из него стон. Нужно всего лишь расслабить его. Потому он раскачивался над Рики, едва двигался, раскрывал его очень медленно, по чуть-чуть. Никакие мышцы не способны были сопротивляться долго. Рики привык к неглубокому скольжению, сам втянул Криса в себя и наградил его стоном. Можно было двигаться, но Крис навалился на Рики, вцепился в волосы и рассматривал солнечное затмение в его глазах. И лишь когда Рики улыбнулся, он вспомнил о собственном нетерпении. Доверился возбуждению и потерялся в нем. Испытывал восторг и благодарность каждый раз, когда Рики стонал. Замедлялся, когда Рики приоткрывал рот, и ускорялся, когда он выдыхал и жмурился. Они достигли разрядки одновременно. Но Кристофер не хотел выходить из Рики. Перехватил его ногу под колено и прижал к груди. — Второй раз и правда был лучше? — Да. — Рики гладил его затылок и шею. — Второй раз настолько хорош, что я уже мечтаю о третьем. — Вчера я хотел предложить тебе поменяться местами, — сказал Кристофер. — Но ведь это я к тебе приехал, а не ты ко мне, — фыркнул Рики, выпуская член Кристофера из себя. Приехал ко мне, мысленно повторил Кристофер. Что-то похожее пьяный Рики говорил у колодца. Приехал к тебе, после того как ты ударил меня и прогнал. Это беспокоило Рики. Из-за этого в нем появлялась опасная двойственность? Или у его раздвоенности были и другие причины? Только теперь Кристофер понял, каким трусливым идиотом был. Он смотрел, как обнаженный Рики ходит по комнате, обыскивает покосившиеся шкафы и рассохшиеся ящики, и не понимал, как мог думать, что Рики способен сказать, что жалеет, что спас ему жизнь. Рики не просто спас ему жизнь. Он первый поцеловал его, научил его любить жизнь. Научил его радоваться жизни. Засыпать в обнимку. Научил близости. Рики и есть жизнь. Кристофер должен был доверять ему. И как сильно бы ни пугали его собственные поступки, он должен был не убегать от Рики, а отдать ему право судить и наказывать себя. — Это дом Джонни? — спросил Рики. — Да. В животе у Рики заурчало. Пока Кристофер сожалел, что не захватил ружья и седла, чтобы они могли поохотиться, Рики соорудил рогатку и натянул штаны. Босиком, с голой грудью он вышел на улицу. Солнце преодолело полпути до зенита. Наступая на собственную тень, Рики пошел через поросшее сорняком поле к одинокому дереву. Кристофер любовался его походкой. Рики подстрелил птицу с третьего выстрела. Желтая грудка, серые крылья, тщедушное тело. Кристофер был так голоден, что сожрал бы ее сырой. Пока он разводил костер, Рики добыл еще одну птицу. Они плохо очистили перья и плохо прожарили мясо, и всё равно Кристоферу казалось, что ничего вкуснее в жизни он не ел. После завтрака Кристофер вытащил ведро из колодца. Рики разделся, подставляясь под воду, соблазняя и дразня. В пяти милях на западе лежала ферма Стюарта, на востоке — бывшие дома бастеров, теперь принадлежавшие бедной родне ван Сорков. Но Кристоферу казалось, что они с Рики одни на целом свете. — Почему ты не снимаешь рубашку? — спросил Рики, прижимаясь к Кристоферу мокрым телом. — Стесняешься шрамов? — Ты сказал, они уродливы, — усмехнулся Кристофер. — Я был не прав. — Рики пожал плечами, наступил Кристоферу на ногу. — Они прекрасны. Рики засунул мокрые прохладные пальцы под рубашку Кристофера. Солнце заставляло их обоих хмуриться, прикосновения и близость — улыбаться. Они кончили в кулаки друг друга. Совсем как раньше, когда им было по четырнадцать и совместные охоты стали поводом прикоснуться друг к другу. Вернувшись в дом, Кристофер затянул Рики на тюфяк и прижал к себе. Рики снова был потрясающе нежным, расслабленным и послушным. Было так хорошо и спокойно обнимать его, что Кристофер не понял, кто из них заснул первым. Когда они проснулись, красный глаз солнца заглядывал в окно. Рики был возбужден. Во взгляде его снова появилась знакомая напряженная неуверенность. Оттолкнешь меня или возьмешь то, что я тебе предлагаю? Кристофер взял его, заставил расслабиться и стонать.

***

На ферму Стюартов они вернулись после заката. Марта как раз накрыла ужин. Рики снова сидел на месте Джонни. На этот раз он хорошо ел и ни над кем не смеялся. Рассказал о поселении отца. Об аллее цветущих деревьев, о каменоломнях и соляных шахтах. О немецких прессах для сахарного тростника и сушилках для кофе. О гуляньях в честь женитьбы Барта. Подумать только, удивился в который раз Крис, Барт ненавидел своих чернокожих братьев, а скоро у него самого будут чернокожие дети. Папаша Стюарт тоже выглядел расслабленным и умиротворенным и похвалил травы Магдалины. — Она жульничает, в настойки от болей добавляет опиум, — улыбнулся Рики. После ужина Рики сел покурить на веранде. Мечтая показать Рики в горах самку носорога с детенышем, Кристофер отправился к колодцу. Поднял ведро и полил голову. Рядом из темноты появилась Иса и протянула ему полотенце. — Надо же. — Рики приблизился. — Она как будто целый вечер стояла здесь с полотенцем и ждала этого момента. Сиськи еще не отрастила, а уже не терпится ноги раздвинуть. — Он пьян, не обращая внимания, — шепнул Кристофер Исе и взял у нее полотенце. — Что ты уставилась, остолопка? — скривился Рики. — Чем хлопать глазами, лучше в следующий раз скажи ему, что тебе нравятся его шрамы. Скажи, что находишь их ужасными и прекрасными, и он в благодарность согреет твою манду. — Рики, заткнись. — Кристофер схватил его за локоть и развернул к себе. Иса убежала. Рики рассмеялся. Неприятно, искусственно, как пьяный. Но ведь сегодня он едва прикоснулся к пальмовому вину. — Я знаю таких девочек. Она будет ходить за тобой, преданно смотреть на тебя и путаться под ногами, пока ты наконец ее не приласкаешь. — Ей всего тринадцать, — сказал Крис. — Подумаешь, мне было двенадцать, когда я ползал перед тобой на коленях и дергал себя за член, — зло прищурился Рики. Кристофер обнял Рики за плечи и притянул к себе. Но Рики оттолкнул его. Кристофер пошел за Рики в темноту. Прислушивался к его дыханию, любовался его широким шагом и резкими движениями. Луна выскользнула из-за туч. Молодая, острая, неопытная — уговорила звезды светить ярче, вылизала до бела кончики травы и выдохлась. Закричала птица. Между ног Рики прошмыгнула крыса, и он выругался. — Рики. — Кристофер наконец-то поймал его и не собирался отпускать. — Знаешь, Тили рассказывал мне, как однажды в Капе в общине бастеров поймали двух парней, которые встречались по ночам и отсасывали друг другу. Их обоих раздели и привязали к позорным столбам на главной площади. Три дня в них кидали камни, плевали, избивали. А на третий день одного из них отпустили. Знаешь почему? Потому что у него была жена, она ждала ребенка, все три дня плакала и просила отпустить мужа. Может, раздвинула ноги перед капитаном общины. — Рики передернулся всем телом. — Что бы она ни сделала, это помогло, ее мужа отпустили, пожалели. А того, кому он отсасывал, наказали за двоих. Ему отрезали член и яйца и затравили собаками. — Рики. — Кристофер хотел взять его лицо в ладони, но Рики увернулся. — Что — Рики? Хочешь, чтобы я заткнулся? Раздвинул перед тобой ноги или отсосал тебе, а потом мы будем вести себя как раньше, будто ничего не случилось. Болтать с твоим отцом-убийцей. Жрать лепешки его безмозглой послушной чопорной жены и улыбаться рабыням. Ты думаешь, мне этого достаточно? Кристофер рассматривал его и не двигался. Рики изменился. С этим раздражительным, нервным и напряженным Рики будет непросто. — Не ходи за мной, Крис. Сегодня я буду спать один. Как спал все эти два года. Ты ведь хотел это узнать? Но почему-то никак не осмелился спросить. Позволил ли я кому-то коснуться себя? Нет, не позволил. Но я постоянно об этом думал. Рики пошел прочь. Зная, что не заснет, Кристофер вернулся на ферму и оседлал коня. Он не любил ночную охоту, но знал, что она поможет прочистить голову. Ночь заставит к себе прислушаться. Потребует уважения. Заберет внимание. Сегодня ночью ветер свистел в верхушках деревьев, но не касался травы. На склонах холмов сернобыки жевали колючки. Кристофер слышал, как они причмокивают, но не видел их. В десяти шагах от водопоя он услышал всплеск, вой и рычание. Крупный хищник настиг жертву. Судя по долгой возне, добыча была не мельче хищника. Кристофер не сомневался: это лев, которого он искал два дня назад, накануне приезда Рики. Лев вернулся. Изголодался настолько, что рискнул в одиночку напасть на старого злого буйвола. Кристофер не спешил. Подождал, когда шум борьбы стихнет, привязал коня. Рычание льва превратилось в бормотание и урчание. Чем ближе Кристофер подходил, тем четче слышал, как лопаются под зубами льва кожа и сухожилия мертвого буйвола. Летучая мышь оцарапала Кристоферу висок. В воде заплескались выдры. Запах крови и шерсти стал таким сильным, что от него закрутило в носу. Ладони Кристофера вспотели на прикладе ружья. Он прислушивался к сопению льва, как недавно прислушивался к дыханию Рики. Подошел ко льву так близко, что почувствовал, как воздух нагревается и вибрирует от его движений. Кристофер поднял ружье и щелкнул затвором, увидел желтые глаза зверя и выстрелил. Громкий рык заглушил второй выстрел. Запах крови стал еще гуще. Но теперь Кристофер слышал только свое дыхание, шорохи трав и всплески выдр в воде. Он коснулся скатанной гривы льва, и рядом закричала ночная птица. Луна вернулась на небо и отразилась в лезвии ножа, когда Кристофер начал снимать шкуру со льва. Вонь от внутренностей перебила все запахи и надолго лишила Кристофера обоняния. Мясо льва остывало под пальцами. Когда Кристофер закончил снимать шкуру, начало светать. Почистив шкуру песком и водой, Кристофер перебросил ее через седло и поехал к ферме Джонни. По пути он встретил мальчишек-рабов с козами. Пятилетний карапуз пытался прокатиться на спине черно-белой козы. Рики сидел перед домом Джонни. Увидев Криса, откинул сигарету и вскочил. Открыл и закрыл рот, будто хотел что-то сказать, но передумал и сжал челюсти так, что на скулах запрыгали желваки. Мы не доверяем друг другу, подумал Кристофер. Прошлое осталось в прошлом. Я не могу залезть ему в голову и угадать, о чем он думает. Он не понимает меня. Но я не хочу от него отказываться. Кристофер постелил шкуру льва у ног Рики. — Встань на нее. Рики улыбнулся. Кристофер кивнул: да, глупо. Он сам не знал, зачем ему понадобилась дурацкая шкура. Солнце светило Рики в спину, пронзало лучами его волосы, крадя их черноту. — Рики, однажды ты спас мне жизнь. — Кристофер вспотел, натертая ножом ладонь саднила, сердце больно стучало в ушах. — Я ударил тебя, потому что боялся услышать, что ты жалеешь об этом. — Ты не знал, что ведешь Нголу и его людей в ловушку? — Нет. Рики кивнул. — Ты мог уйти от Стюарта, как ушел Барт. Почему ты остался с ним? — Я должен был защитить Гинджу. Рики опустил голову и закусил губу. Вспомнил, как выстрелил в Гинджу? Сожалел об этом? — Я ненавижу твоего отца и Джонни. До сих пор его ненавижу, — сказал Рики. Ненавидеть у Рики получалось лучше, чем сочувствовать. — Йоханес рассказывал, что ты проводил обряды вуду, лечил рабов и предсказывал будущее. Правда, что ты стал колдуном? Рики фыркнул и закатил глаза. — Никакой магии вуду не существует. Есть лишь безумцы, которые верят безумцам. Ты сам видел девочку, бьющуюся в припадке. — Когда ты проводил ритуалы, ты тоже бился в припадке? — Да. Пил дурманящие травы и кровь жертвенных животных, кружился в танце, пока не приходили видения. Людям нравилось, когда я пересказывал им свои видения. Каждый находил в моем бреде что-то личное. Но мне надоело быть безумцем, в которого верят, и я пришел к тебе, чтобы стать безумцем, который верит. Я хочу верить в тебя. Рики снова это сказал. Пришел к тебе. Кристофер уже привык к этой фразе, полюбил ее, привязался к ней. И мечтал отблагодарить за нее. Рики подошел вплотную, смотрел на Криса снизу вверх, в глазах дрожал знакомый вопрос. Оттолкнешь меня или возьмешь то, что предлагаю? Только теперь из взгляда Рики ушла искренность, которая была в нем два года назад. Ритуалы вуду испортили его. Рики предлагал жертву, чтобы умилостивить, околдовать и заполучить Кристофера. На этот раз Кристофер не собирался принимать его жертву. Думаешь, мне этого достаточно, сказал вчера Рики, и Кристофера это задело. Раньше Рики хотел его искренне, без оглядки. Теперь в Рики появилась опасная двойственность, вроде той, что жила в Джонни, заставляла его то тянуться к отцу, то отталкивать его. — Иди сюда. — Кристофер сжал виски Рики, будто собирался раздавить его голову, потом запустил пальцы в его волосы. Не целовал, боясь запутаться, потеряться, забыть, что собирается сделать. Как и раньше, Рики тянулся к нему и хотел его, но теперь одних лишь ласк и близости Кристофера ему было мало. Рики требовал большего. Но что еще Кристофер мог ему дать? Не дотянувшись до губ Кристофера, Рики поцеловал его подбородок. Зачем он рассказал о похотливом немце, который подарил ему портсигар? Зачем оскорбил девчонку-рабыню? Зачем размазывал всё это дерьмо между нами? Кристофер увлек Рики в дом, сдернул с него штаны, затащил его на себя. — Ну же, Рики, не тупи. Что такого в том, чтобы подставить задницу тому, кому ты спас жизнь? Крис обнял коленями бока Рики и почувствовал себя перевернутым на спину жуком. Ну же, Рики, докажи, что не жалеешь, что спас меня. — Так и будешь на мне ерзать и вертеться, будто тебе член отрезали? — прорычал Кристофер. Рики удивленно распахнул глаза. Думая о том, как ему надоела недосказанность и двойственность между ними, Кристофер впился пальцами в бедра Рики и подвинул его так, чтобы член Рики уперся ему в яйца. — Подожди, — прошипел Рики, хотел наклониться и поцеловать, но Кристофер не позволил ему. Тебе меня мало? Я умру за тебя, убью за тебя, но тебе этого мало. Как ни старался, Кристофер таки потерялся в близости Рики. Рики хмурился, потел и тяжело дышал. Еще немного, и Кристофер забудет, что чувствует. В этом, действительно, не было ничего особенного. Сначала жжение, потом растяжение. Не больно, но непривычно, неудобно и неприятно. Возбуждение Криса не прошло только потому, что он представлял, как сам входит в Рики, раскрывает его своим членом, ломает сопротивление его тела. Представлять Рики на своем месте заводило и злило одновременно — почему, когда Крис толкался в него, Рики не сказал, что ему неудобно, тесно, много? Эта обида заставила Криса давить на бедра Рики, тянуть его к себе, в себя. Только когда Рики зашипел, Крис понял, что ближе уже невозможно, глубже некуда — яйца Рики плотно вжимались ему в задницу. Рики уловил его растерянность, наклонился и поцеловал. Оттянул нижнюю губу, по-новому, головокружительно непривычно. Рассмеялся мягко, тепло, успокаивающе. Покачал бедрами. Сделал так, что захотелось к нему тянуться, хвататься за него. Стало вдруг невыносимо важно ловить его вдохи. Сейчас Кристофер желал его стонов даже сильнее, чем раньше. — Рики, — прошептал Кристофер, уже не приказывая — умоляя. — Что? — Снова поцелуй, потом движение. Нужно научиться у него этому, повторить, когда Кристофер снова будет сверху, когда вернет себе контроль. — Что? — Рики подался назад, потянул за собой внутренности Криса, заметил, как Крис поморщился. — Не нравится? А так? — Вошел на всю длину. — Так лучше, верно? — Ничего особенного. — Крис погладил его выступающие лопатки и изогнутую напряженную поясницу. — Старайся лучше. Рики качнулся, пощекотал своими невозможными волосами нос Криса и застонал. До чего же прекрасным становился он во время оргазма. Расслабленным, искренним, открытым. Хотелось обнять и никогда не отпускать. Крис фантазировал о Рики в своих руках, запутавшимся в его руках, как птица в силках, когда Рики обхватил его член и довел до разрядки. Рики упал рядом и рассмеялся. Крис повернулся на бок и притянул его к себе. — Что такого смешного? — улыбнулся он. — Видел бы ты себя. — Рики сжал запястье Криса, как делал это раньше. — Такой суровый, решительный, полон вызова и требующий, чтобы тебя выебали. Это действительно было смешно. — Меня перемкнуло, заклинило, — признался Крис. — О, да. — Рики, мне никто не нужен, кроме тебя. И я готов сделать всё, чтобы доказать тебе это. — Да, я понял. — Всё еще смеясь, Рики ткнулся носом в шею Кристофера. Прижался всем телом и потерся пяткой о его голень. Они проспали до вечера. Умывшись около колодца, Рики накинул шкуру льва на мокрое обнаженное тело. При свете дня Кристофер видел, как плохо и неловко ее обработал — края рваные, повсюду дыры. — Моя мать родилась в Дагомее. — Рики погладил львиную шкуру. — Ей было восемь, когда король Дагомеи взял ее в жены. Король Дагомеи брал девочек в жены не чтобы ебать их, а чтобы тренировать их, как воинов, и превратить в свой личный отряд воинственных девственниц. Из-за песка, что налип на шкуру льва, Рики был скользким и колючим, когда Кристофер обнял его. — Я вру, — сказал Рики, усаживаясь на бедра Кристоферу. — Я ничего не знаю про свою мать. В темноте они развели костер и поджарили кусок жесткого львиного мяса. — Джонни был прав, — сказал Рики, облизывая пальцы. — В твоей преданности отцу есть что-то пугающее и ненормальное. Крис провел пальцем от лба по носу Рики до подбородка, разделил его лицо пополам. Джонни ничего не говорил о преданности, Рики это сам придумал. — Что ты знаешь о Джонни, Рики? — В ущелье Джонни сказал, что ты всегда говоришь и делаешь то, что приказывает тебе отец. И я знаю, почему Джонни жег твое тело. От бессилия, от отчаяния. Чтобы выжечь огнем из твоего сердца слепую преданность отцу. — Ты ошибаешься. — Правда? Почему тогда ты не позволил мне убить Джонни? Потому что твой отец приказал тебе беречь его? Но где были твои чувства? Твой гнев? Твоя боль? Джонни не только пытал тебя, он убил Макинрайта и Уруми. Уруми, который смотрел на тебя, как на бога, приносил тебе птиц, латал твои сапоги, исполнял твои приказы, прежде чем ты успевал их произнести! — Рики выпутался из объятий Криса и отодвинулся. — Что бы было, если бы Джонни убил меня? Ты бы простил ему это, если бы Стюарт потребовал? Верхняя губа Рики дернулась, ни дать ни взять — готовящийся к нападению хищник. — Почему ты позволил себя использовать? Почему безропотно согласился быть бараном, которого принесли в жертву ради примирения? Почему не ушел, когда твой отец использовал тебя второй раз? Что ты сказал Нголу, когда вел его к реке? Что ты ему пообещал? Совместный поход против племени соседей? Как ты мог ездить с Джонни, есть с ним у одного костра после того, что он сделал? Кристофер вздохнул. Он всегда чувствовал усталость после столкновений с Джонни. Его многословные громкие вспышки гнева, припадки бешенства были как холостые выстрелы. Теперь точно так же вел себя Рики. — Когда я думаю об этом, когда смотрю на тебя, я тоже хочу взять горящую головешку и прижать ее к твоей груди! — Рики потянулся к костру, но отдернул руку. — Чтобы выжечь из тебя дерьмо, которое в тебя всю жизнь пихал твой отец! Крис надеялся, что Рики выдохся, но он продолжал: — Почему ты остался с ним? — Потому что у меня был долг и обязанности перед семьей. Я должен был защищать Марту, Гинджу и Лиама. — Защищать от кого? Если ты рвался защитить Гинджу, почему не ушел вместе с ней, а остался со Стюартом? — Я не остался с ним! — Около него. При нем. Какая разница. Ты понимаешь, что я имею в виду. Разве ты не был с ним, когда погиб Джонни? Твоя преданность семье хуже рабства. Отвратительна, унизительна. Она делает тебя слабым и превращает в труса. Когда зулусы напали на наши стада, ты спас жизнь Норману, ты дрался, даже когда у тебя закончились патроны. А что случилось с тобой на кровавой реке? Ты ничего не мог сделать! Ты не понимал, что происходит. Ты настолько испугался и растерялся, что ударил меня, хоть я не желал тебе зла! Неподалеку ночная птица обзавелась потомством. Птенцы пищали всю ночь. И лишь на рассвете, когда последнего съела змея, они замолкли.