***
Рана Кристофера затянулась. Когда жила, которой знахарка э-леги стянула края, начала дергать кожу, он ее вынул и снял повязку. Розовый шрам напоминал залезшего под кожу толстого ужа, но Кристофер знал, что со временем он сгладится. Каждый день Кристофер совершал прогулки к реке — две мили туда и две обратно. Через бурую траву, опутывающую щиколотки. Около реки росли железные деревья — если постучать по стволу, звук выходил глухим и коротким. Из таких деревьев нельзя было строить лодки и каноэ, их твердая и тяжелая древесина быстро тонула в воде. Берег покрывали высокие кусты с острыми листьями и толстыми стеблями. В них сновали крысы и выдры. Вечером на воду садились утки. Насмотревшись на них, Кристофер захотел как можно скорее начать охотиться и сам добывать себе еду. Он попросил Мбию достать ему копье. Много лет назад, навещая вместе со Стюартом крааль Нголу, Кристофер часто играл с местными мальчишками. Любимым их развлечением после возвращения с пастбища было катить с холма корень ямса и бросать в него копья. У Кристофера получалось хуже всех, за что его часто обзывали безруким бабуином. Громче всех кричал младший сын Нголу. Он был на год младше Кристофера. Встреча на Кровавой реке стала его первым и последним боем. Копье, которое принес Мбия, отличалось от ассегаев с длинными лезвиями и короткими древками — доставало Кристоферу до груди и заканчивалось наконечником короче ладони. Мбия похвалялся, что это копье летит дальше, чем пуля, нужно только уметь бросать. Замахивался, прыгал и скалил зубы. Сказал, что его отец много лет подряд выигрывал состязания по метанию копий. Вспоминал отца легко, без скорби и грусти. Нобела убила его, сказал Мбия, когда Кристофер пришел в себя. Мбия не выглядел трусом или слабаком, который простит колдунье убийство отца. Нет, скорей всего, Мбия поверил, что его отец был колдуном. Подарив Кристоферу копье, Мбия пожелал ему удачной охоты и ушел на тренировку. Солнце катилось по небу медленно, как скарабей катит перед собой катышек навоза. По пути к реке Кристофер встретил детей и женщин с кувшинами на головах. На линии горизонта стада коз поднимали облака пыли. Добравшись до реки, Кристофер опустил ноги в воду. Он еще не привык ходить босиком. Кожа на стопах лопалась, в трещины забивались травинки и щепки. Сегодня из свежей мозоли под большим пальцем он достал дорожного червяка. Когда ноги отдохнули, он на пробу поднял копье на плечо и понял, что зарубцевавшаяся рана не позволит ему широко замахиваться и резко двигаться. Его бросок будет не сильнее броска трехлетнего ребенка. Даже если он попадет в выдру или лисицу, кожу таким слабым ударом не пробить. Потому он решил поохотиться на крыс. Такая охота тоже требовала скорости движений, но не нуждалась в замахе. Он высматривал крыс в траве, пока солнце не поднялось в зенит. До вечера терпел неудачи одну за другой. Потел, вспоминал, как давным-давно заявил Рики, что никогда не станет жрать крыс. Смеялся над собой, злился на себя и Рики, на белых обманщиков в Колсберге, на юрких худых местных крыс. Наконец он наловчился и пригвоздил крысу к земле. Она пищала и дергала лапами. Пришлось снять ее с наконечника и разбить ей голову о камень. Кристофер развел костер, как учил его Мбавана, потирая палку о палку. Съел крысу и вычистил лезвие копья водой и песком. Когда он возвращался, небо посинело; бордовое, как переспевшая слива, солнце село на крыши Булавайо. Кристофер решил, что перед тем, как уйти искать Рики, посмотрит столицу мтабела. Нужно только дождаться, когда его ступни достаточно загрубеют и ходьба перестанет быть пыткой. Он слышал, что Лобенгула живет в каменном доме, как белый. В краале полка у-неги горели костры. Воины сидели полукругом, махали руками, смеялись. Хижина, в которой поселили Кристофера, раньше принадлежала сестре Фулаты. Она жила здесь после того, как Лобенгула, сын Фулаты, «съел» крааль ее мужа и убил ее сыновей. Кристофер с детства знал, что «съесть» крааль или клан у зулусов означает победить, покорить и поглотить. Из всех зулусских выражений это нравилось Стюарту больше всего — было единственным, которое он запомнил и употреблял в разговорах с Нголу. Фулата сказала, что муж ее сестры и сыновья были злобными и вероломными заговорщиками, заманили в ловушку и подло убили двух индун, советников Лобенгулы. За это Лобенгула казнил их, но Фулата упросила пощадить сестру и взяла ее жить в крааль, которым управляла. Сестра Фулаты умерла на прошлый умкоси. Хижину для нее построили на краю, но так, чтобы до двора Фулаты вела прямая короткая дорога. Сначала Кристофер услышал крики, ругань и спор. Потом увидел пятерых воинов, пинающих шестого. Он корчился на земле, прикрывая голову руками. — Ты убил священного питона! — Белые велели тебе убить питона! Признайся! Уса рассказывал, что ему белые тоже велели убить питона! Сказали, что бог белых сильнее духов предков и духов — хранителей деревни. Они толпились около хижины Кристофера. Слева дымил костер, его развели перед дракой и бросили задыхаться без хвороста. Человек на земле вскрикнул, когда его ударили одновременно в живот и в поясницу. Среди топтавших его Кристофер узнал Нгомаана, сына Лобенгулы. Рики был прав, Согоди нуждался в защите, подумал Кристофер, поднимая копье. Тупым концом он ударил в затылок воина, наступившего Согоди на ребра. Позабыв о своей ране, ударил с замахом и со всей силы, стремясь вырубить. Воин повалился как срезанная ветка. Остальные обернулись к Кристоферу. Он перехватил копье двумя руками и выставил его перед собой. Двое из нападавших соображали быстрей, чем остальные, перепрыгнули через Согоди, вцепились в копье и опрокинули Кристофера на землю. Копье врезалось в живот. Боль придала Кристоферу сил. Одного воина он ударил лбом в нос. Почувствовал чужую кровь на лице, ослеп ненадолго. Ничего не видя, ударом локтя скинул с себя второго. Зрение прояснилось, и Кристофер перекатился на бок. Откинутые им зулусы запутались в ногах своих товарищей, их замешательство подарило Кристоферу возможность подхватить копье. Не тратя сил и времени, чтобы подняться на ноги, он направил острие копья на нападавших. Сначала он бил тупым концом, не хотел никого ранить, но теперь он проигрывал, силы были неравны, и Кристофер собирался пролить как можно больше крови, пока его не вырубили. Он взмахнул копьем, лезвие оцарапало бедро одного нападавшего и живот другого. Держа копье над головой, он ударил снова. Метил в грудь, зацепил плечо. Его окружили. Опасаясь, что копье перехватят и вырвут из рук, Кристофер стал бить по голеням и щиколоткам круживших вокруг воинов. Нгомаан, сын Лобенгулы, прыгнул ему на спину и прижал к земле. Кто-то вырвал копье из его рук. Вокруг галдели. Нгомаан просунул предплечье под подбородок Кристофера и пережал ему горло, будто собирался задушить. Неожиданно хватка Нгомаана и давление на спину ослабли — кто-то пытался оттащить его от Кристофера. Согоди. Набрав полную грудь воздуха, Кристофер ударил Нгомаана локтем в живот и затылком в лицо. Услышал крик Согоди и вцепился зубами в плечо Нгомаана. — Эй! Вы деретесь как стервятники, нападаете впятером на двоих! — Голос походил на голос Мбии, но Кристофер больше ни в чем не был уверен. У него стучало в ушах. Каждое движение причиняло боль. Краем глаза он видел, как вокруг мечутся и толкаются люди. Перевернувшись на бок, Кристофер сдавил горло Нгомаана и покатился с ним по земле. Ему казалось, что пальцы остались единственными мускулами в теле, которые его еще слушались. Оскаленное лицо Нгомаана оказалось совсем рядом. Нгомаан зарычал. Они оба рычали. Мбия подхватил под мышки Кристофера, Джобе и Звиде — Нгомаана и оттащили их друг от друга. — Я выколю твои глаза и отдам собакам! — орал Нгомаан и молотил ногами по земле. Кристофер тоже попытался вырваться. — Чертов предатель убил священного питона и навлек на нас месть духов! — крикнул воин с разбитым носом. — Белый проповедник велел ему убить питона! — Их бог велит убивать наших духов. — Белые приманивают наших женщин и детей угощениями и подарками, а потом говорят, что, если они хотят, чтобы могущественный белый бог их защищал, они должны доказать верность ему — убить священного питона или бросить дохлую крысу в священный ручей. — Это неправда! Я не убивал питона! — закричал Согоди. Он сидел на земле в двух шагах от Кристофера. По распухшему от побоев лицу струились слезы. — Успокойся! — Мбия встряхнул пытавшегося вырваться Кристофера. Нгомаан откинул Звиде, но не смог освободиться от хватки Джобе. — Положи наконец камень в живот и возьми себя в руки! — прикрикнул на него Мбия. — Оглядись вокруг и пересчитай зубы у себя во рту, — закричал воин с разбитым носом. — Чужак, которого ты притащил, пытался убить нас копьем! — Если бы он хотел убить бабуина вроде тебя, он убил бы! Я знаю, о чем говорю, он спас мне жизнь. Нгомаан дергался, скалился и смотрел на Кристофера как обезумевший бык. Глядя в его расширенные глаза, Кристофер понял, что повторяет его оскал. Нгомаан заразил его своей яростью. Она была яркой и легкой одновременно. Без сожалений, беспечная, бездумная, она опьяняла, требовала выложиться до последнего и обещала свободу. Всё так же глядя Кристоферу в глаза, Нгомаан вдруг рассмеялся. Трясясь от смеха, закинул голову к небу, чем удивил державших его Джобе и Звиде. — Отпустите меня, драные хромые гиены! — рявкнул он и снова рассмеялся. Вокруг стало тихо. Перестав вырываться, Кристофер обессилел — казалось, отпусти его Мбия, он свалится в обморок, вырубится, если его потрясти или толкнуть. — А у тебя есть печень, чужак! — Грудь Нгомаана тяжело вздымалась. С плеча, где его укусил Кристофер, стекала тонкая струйка крови. Нос кровоточил. Рядом хлюпнул разбитым носом другой воин. Воин с расцарапанным ножом животом сплюнул. — У тебя есть печень! Ты смелый. На миг я поверил, что ты хочешь нас всех поубивать. Кристофер тоже рассмеялся. Он их порезал. Зацепил каждого нападавшего и не испытывал при этом ни страха, ни сожаления. Впервые в жизни он дрался, не думая, не планируя, — глупо. Никогда раньше он так не терял голову в драке. Впервые в жизни не сдерживал злости, не душил ее в себе, а просто слился с ней и выплеснул вместе с ней часть себя. Бездумно, естественно. Делал то, что хотел. Чувствовал себя одновременно бессмертным и обреченным. Нгомаан подполз ближе и стиснул плечо Кристофера, потребовал принести выпивку и сок алоэ для царапин. Его веселая кипучая энергия была настолько заразительной и доброжелательной, что Кристофер, когда его скрутил приступ кашля, не устыдился своей слабости. Воин с поцарапанным животом принес вино. Нгомаан выпил с Кристофером и Мбией. Вспомнил, как в детстве подрался с Мбией за козу и Мбия подло ударил его по яйцам. Расспрашивал о Колсберге. Обещал, что, когда станет инкоси, сделает Кристофера своим советником и доверит ему командование полком, чтобы он научил воинов кусаться как взбесившиеся хорьки.***
Через день полк у-неги ушел в поход. Поход задумывался как тренировка выносливости и должен был продлиться пять дней. Воинам предстояло день и ночь с маленькими перерывами бежать трусцой и нести на голове свои циновки и запас кота, жареной кукурузной муки. После избиения Согоди хромал, потому его оставили в краале. Несмотря на ссадины и хромоту, Согоди, когда полк ушел, поплелся с Кристофером к реке. Оказалось, Согоди умел плести сети. Рыба в этой части реки не водилась, но к обеду в сеть Согоди попала выдра. Кристофер пожарил выдру и крысу, которую поймал, и заметил, что Согоди мало ест. По вискам Согоди катились крупные капли пота. Он был очень слаб. Сообразив, что Кристофер рассматривает его, Согоди впервые заговорил с ним первым. — Это неправда. Они врут, пастор не стал бы приказывать убить питона или отравить воду в реке. Белый бог не такой злой и мстительный, как наши духи. Он всемогущественный и добрый, он жалеет и утешает больных и слабых. Пастор никогда не стал бы убивать питона, никого не стал бы убивать. В Колсберге Кристофер считал Согоди пятнадцатилетним мальчишкой, но теперь видел, что ошибся. В заблуждение его ввело выражение лица Согоди — из-за приоткрытого рта, широко распахнутых глаз и изогнутых бровей он всегда выглядел растерянным и сбитым с толку. Кристофер не думал, что историю про убийство питона мтабела выдумали, но спорить не стал. Солнце начало свой путь к закату. Его лучи косо ложились в воду, высвечивая камни на мелководье. — Пастор никогда ничего не требует. Никогда никому не угрожает. Никогда никого не бьет. Никогда никому не отказывает в помощи. Он, как его бог, любит всех людей. Тревожится даже о тех, кто этого не заслуживает. Он никогда не стал бы настраивать людей друг против друга. Пастор Моффат, наоборот, стремится объединить белых и черных. Всех людей. Он говорил, за морем живут люди с желтой кожей, их он тоже хочет объединить и привести к Богу. Потому что, только пустив в свое сердце всепрощающего, всепонимающего Бога и уподобившись ему, люди станут настоящими сестрами и братьями. Когда я был ребенком… — Согоди подтянул ноги к груди и обнял колени. Его знобило. — Пастор много говорил со мной… не приказывал, не требовал, не поучал, просто говорил. Он объяснил мне, что я чувствую себя несчастным, потому что у меня тяжело на душе. Он сказал, что у меня камень на душе, потому что я не умею прощать. Это неумение прощать отдаляет меня от людей. Он сказал, что, если я научусь прощать, в моем сердце освободится место для любви. Он говорил, что пусть пока я не вижу ничего от своих братьев и деда, кроме побоев, ругани и упреков, но, когда я научусь их прощать, мои глаза откроются — и я наконец почувствую, как люблю свою семью и как моя семья любит меня. Согоди часто заморгал и посмотрел на Кристофера, будто искал поддержки и одобрения. Кристофер мог бы рассказать ему, как другой пастор в Капе называл его и детей, подобных ему и Рики, порождениями греха. — Ты защитил меня, когда на меня напали. Никто никогда не защищал меня. — Согоди начал тереть пальцами левой руки указательный на правой, как делал всегда, когда волновался. Неправда, подумал Кристофер, в Колсберге тебя однажды защитил Рики. А я велел ему не вмешиваться. Воспоминания о Колсберге вызвали тоску и злость. Тоску по надеждам и мечтам. Злость на себя за то, что не понял, в какой момент всё начало рушиться. Злость на Радда и Барнато за то, что силой отбирали участки. Злость на Рики за его непредсказуемость и неуправляемость. И снова злость на себя за то, что не сумел понять Рики. — Я хочу, чтобы ты знал. Пастор Моффат хороший человек. Один из лучших людей, которых я встречал. Раньше, до Колсберга, пока я не встретил тебя, я думал, что пастор Моффат самый лучший человек на свете. — Согоди смотрел на свои руки, на свои неспокойные пальцы, трущиеся друг о друга, с удивлением, будто только что заметил, что делает. — Пастор Моффат никогда не приказал бы мне убить священного питона. Клянусь, я бы никогда не сделал такого. Я невиновен. Защищая меня, ты не ошибся. Кристофер подумал, что в тот вечер для него вовсе не важно было, виновен Согоди или нет. Бросаясь в драку, он хотел защитить слабого; повернув копье против мтабела, он захотел драться. Выпустить из себя всю ту злость, которую сдерживал, когда Джонни мучил его, когда буры расстреливали племя Нголу, когда стреляли в спины зулусам. — Я… — Согоди смутился и отвел взгляд. — Я рассказал пастору о тебе. Он хотел бы с тобой познакомиться. — Что именно ты рассказал обо мне? — спросил Кристофер. — Что тебя растили белые, потому ты знаешь так же много, как они. Что ты не хуже белых управлял в Колсберге шахтами и находил алмазы. В Колсберге Кристофер потерпел поражение. В Колсберге все усилия были напрасны. Как бы Кристофер ни старался, он потерял дело, участки и людей, которые ему доверяли. Он потерял Рики. — Кристофер, — не поднимая на него взгляда, начал Согоди. Когда Фулата спросила Кристофера, как его зовут, он назвал свое полное имя. Это получилось само собой, казалось правильным и естественным, в последние дни здесь, среди мтабела, он часто вспоминал Мбавану — только старый зулус называл его полным именем. — Ты скоро уйдешь? — Да. — Прошу тебя, возьми меня с собой. Я буду хорошим слугой. Буду готовить для тебя, стирать. Делать всё, что ты скажешь. — Мне нечем тебе платить. — Мне не нужны деньги. Он просто хотел уйти из крааля, понял Кристофер. — Зачем ты вернулся, Согоди? Если тебе не нравится жить здесь, ты мог не возвращаться, уйти после Колсберга. — Я хотел. — Согоди закусил губу. — Но тебя ранили, и я заключил сделку с духами, загадал, что, если я вернусь к деду, они сохранят тебе жизнь. К деду, которого убила Нобела, к деду, который пытался выбить из тебя лень. К деду, который тебя бил, а пастор Моффат уговаривал тебя его простить.***
С тех пор как Кристофер начал выходить из хижины, он всего лишь раз видел Гинджу. Она приходила к Фулате вместе с другими знахарками. Возглавляла процессию старуха с узкими плечами и широкими бедрами, шкурами змей в волосах и на запястьях. Слева и справа от старухи семенили две ученицы — Гинджу и девочка с лысой головой, повязанной шкурой гепарда. За знахарками шагали три толстяка с дубинками на плечах — палачи, о которых говорил Мбия. На вид тяжеловесам было лет по сорок. Гинджу в сторону Кристофера в тот день не посмотрела. Когда полк вернулся из похода, на спине Мбии появились новые царапины. Нгомаан хвастался порезами на лице. Вечером у костра трижды пересказывал историю о том, как они с Мбией, пока все спали, охотились в колючем кустарнике. На следующий день после возвращения воинов из Булавайо прибежал гонец. Мальчишка лет десяти, с белыми пятнами шелушащейся кожи на ногах, потребовал, чтобы воины прекратили тренировку и собрались в центре крааля. Мальчишка вскарабкался на крышу казармы и тонким звонким голосом объявил о предстоящем вынюхивании. В стаде великого инкоси умерло двадцать бычков. Нобела, великая колдунья, сказала, что за этим стоит колдовство и объявила всеобщее вынюхивание. Сегодня на заходе солнца все мтабела из Булавайо и трех близлежащих военных краалей должны выстроиться на поле около Булавайо. Воины прекратили тренировку. Всегда веселая Фулата сделалась ворчливой и мрачной. Из возбужденных разговоров вокруг Кристофер понял, что вынюхивания боялись даже советники вождя и его генералы, закаленные в сражениях. На кого покажет колдунья, тот умрет. Мбия сказал, что самая страшная и унизительная судьба для воина мтабела — оказаться оружием колдуна, вредить своему клану и не знать об этом. — Разве ты не слышал, Кристофер? — Мбия положил руки на плечи удивленному Кристоферу. — Сильный злой колдун может проникнуть в голову человека и подменить его мысли своими. — По закону зулу-неба, из чресл которого вышли все зулусы, обвиненный в колдовстве может попросить убежища у вождя, великого инкоси, — напутствовала молодых воинов Фулата. — И тогда инкоси будет решать, оправдать обвиненного в колдовстве и уличить колдунью в ошибке или проверить обвиненного ядом. Согоди схватил Кристофера за руку и увел в сторону. — Ты должен бежать. Гинджу отравила телят и упросила Нобелу устроить вынюхивание, чтобы обвинить тебя в колдовстве! Сначала она пыталась убить тебя сонными травами, потом украла прядь твоих волос. Воины толпились около казарм. Фулата бросала в костер пучки трав, отгоняя нечистую силу. Солнце покинуло трон в центре неба. Приближался закат. Бычки вождя умерли вчера, решение о вынюхивании приняли самое позднее сегодня утром. Сообщили о нем только перед самым вынюхиванием, чтобы воины следили друг за другом, никто не успел сговориться и сбежать. — Как проходит вынюхивание? — Кристофер поймал мошку, севшую на щеку, и растер ее между пальцами. — Это… — взгляд Согоди забегал. — Я был на вынюхивании один раз. Еще ребенком. Все, кого позвал инкоси, встают в круг и поют. Потом приходят ведьмы. Начинают танцевать и вращать глазами. Подходят к людям и обнюхивают их, как звери. Говорят, духи помогают ведьмам учуять колдовство. За ведьмами идут палачи, они хватают тех, на кого ведьмы укажут. Обвиненных в колдовстве ждет страшная смерть. Им вбивают колышки в задний проход и бросают связанными, они умирают долго и мучительно. Согоди умоляюще посмотрел на Кристофера. — Ты должен уйти в миссию. Моффат защитит тебя. В миссии есть лошади и ружья. Он плохо соображал от волнения, повторял это снова и снова, отчаянно, будто молился. — Согоди… — Кристофер взял его за плечи, чтобы успокоить. — Для побега слишком поздно. Согоди вздохнул и опустил голову, сдаваясь. Кристофер встретился взглядом с Мбией и помахал ему рукой. Мбия протиснулся между воинами — его расцарапанная грудь часто вздымалась, набедренная повязка перекрутилась, обнажая сильные длинные бедра. — Где твои братья? — спросил Кристофер. Газа, Джобе и Звиде сидели на корточках около Фулаты. Никто не мог повлиять на вынюхивание. Только великая колдунья способна распознать колдуна. Но Фулата решила, что ее воинам не помешает немного обычной воинской защиты. Сидевшие вокруг нее воины делали короткие надрезы на предплечьях, и Фулата, шевеля губами, втирала в них травы. После она выпрямилась и приказала всем воинам пойти в казармы и прибить свои циновки к стене. Чтобы ни ветер, ни крыса не могли их свалить — если циновка воина упадет, когда его нет в доме, он умрет в бою. Старая мать вождя готовила своих воинов к бою. Когда воины прибили свои циновки, командиры объявили построение. Кристофер понял, что не успеет поговорить с Звиде, Джобе и Газой. — Передай своим братьям, чтобы были готовы просить убежища, — сказал он Мбии. Мбия спешил занять свое место в строю, но от слов Кристофера замер и удивленно захлопал глазами. — В прошлое вынюхивание Нобела обвинила вашего отца. — В колдунов Кристофер не верил, но не раз видел, как далеко заходили люди в сведении личных счетов. — Возможно, она захочет уничтожить весь ваш род. — Но мы были в Колсберге, когда его обвинили, — воскликнул Мбия и тут же нахмурился, задумавшись о непредсказуемых путях колдовства. Удивление на лице сменилось страхом. — Ты думаешь, злой колдун настолько могуществен, что смог дотянуться до нас в Колсберге? Или ты думаешь, он околдовал нас, когда мы вернулись? — Нет, я думаю, Нобела — обманщица. Мбия отшатнулся и замотал головой. Его уважение к традициям было сильнее, чем у Согоди. — Просите убежища у вождя, и духи сохранят вам жизнь, — сказал Кристофер. Воины выстроились в шеренги по четверо. Похожим строем воины Нголу ходили на парад в честь свадьбы Стюарта и праздника умкоси. Согоди оказался в хвосте третьей шеренги, между двумя коротконогими воинами. Мбия — в первой, рядом с Нгомааном. Джобе, Звиде и Газа — в десяти головах от них. У Кристофера своего места не было, он был чужаком. Один из командиров полка, тяжеловес в шесть футов ростом с массивной нижней челюстью, знаком приказал Кристоферу встать рядом с ним. Другой командир — левую половину его головы от виска до затылка пересекал бугристый шрам — крикнул, и воины перешли на бег. Легкие, быстрые, подвижные. Кристофера после ранения пробежка вымотала. У Лобенгулы и правда был каменный дом. Он стоял на холме и сиял белыми кирпичами в лучах заходящего солнца. Трава на поле, где командир со шрамом остановил полк у-неги, была вытоптана. Со всех сторон сюда стекался народ. Вождь сидел на троне из смоковницы. Со своего места Кристофер видел его крупную фигуру, но не мог рассмотреть черты его лица. Слева от вождя стоял воин с опахалом из страусиных перьев. Вокруг трона на циновках расположился отряд личной охраны инкоси. Командир рядом с Кристофером приказал воинам полка у-неги сесть на землю. Напротив уселись женатые воины с кольцами на головах. Между двумя полками и инкоси опустились на землю жители Булавайо — мужчины, женщины и дети. Кристофер нашел взглядом Мбию. Подогнув под себя ноги, тот рассматривал закат. Сидел неподвижно, будто спал с открытыми глазами. Что делать, если Мбию обвинят в колдовстве? Ведьмы придут с палачами. Но Согоди сказал, что обвиненных не убивают сразу. Всё будет зависеть от того, как быстро действуют ведьмы и их палачи. Это Кристоферу не нравилось так же сильно, как не нравилось, что у него нет оружия под рукой — впервые с тех пор, как надел набедренную повязку, он почувствовал себя беззащитным, обнаженным и уязвимым. До Джобе и Звиде было около двадцати шагов. До Согоди — пять. Но Кристофер не думал, что, если Нобела задумала месть отцу Мбии, она обратит внимание на его внука. Женщина принадлежит клану мужа, не отца. Даже если дочь вернулась домой, ее ребенок — собственность отца, а не деда. Опускаясь, солнце краснело всё сильнее. Небо начало синеть у земли, когда раздалось пение колдуний. Как и при посещении крааля Фулаты, старуха с тяжелыми бедрами и узкими плечами двигалась на шаг впереди своих помощниц. На этот раз их было три. К Гинджу и лысой девочке присоединилась тучная женщина. Несмотря на возраст, Нобела — впереди могла идти только она — подпрыгивала и делала выпады то в одну, то в другую сторону. Ее тело выглядело крепким и подвижным. Высохшая грудь болталась при каждом движении, как надутые воздухом коровьи желчные мешочки и змеиные шкуры в волосах, на запястьях, вокруг шеи. У Гинджу тоже на шее вилась змеиная шкура. Все четверо выкрасили лица белой глиной. Улюлюкали, голосили. Выйдя в центр человеческого круга, начали крутиться. Сначала бегали одна за другой, потом завертелись вокруг своей оси. Точно так же Рики крутился во время ритуала вуду. Кристофер почувствовал, как желудок мерзко переворачивается. Или это подрагивающие мышцы стянули края раны? Вместе с ведьмами пришли шесть палачей. У всех на плечах были дубинки, утыканные железными шипами. Все они были немолодыми и крупными. Если Нобела обвинит Мбию в колдовстве, единственное, что Кристофер мог сделать, — это выиграть для него время, помочь вырваться из хватки палачей, добраться до вождя и попросить убежища. Ведьмы выли, крутились, извивались. Кристофер увидел отражение их мечущихся фигур в глазах сидевшего рядом воина. Тот открыл рот и перестал моргать. Многие замерли, как перед львом. У воина, сидевшего перед Кристофером, волосы на шее и предплечьях встали дыбом. Ведьмы зашатались. Гинджу оступилась, упала на четвереньки и посмотрела на Кристофера. На ее губах расцвела безумная, похожая на оскал улыбка. Возможно, Согоди прав, и Гинджу идет за Кристофером. Он вспомнил любимую поговорку Мбаваны — когда люди научились метко стрелять, птичка энеку научилась летать без отдыха. Кристофер оглядел сидевших рядом солдат. Если ему придется бежать к вождю и просить убежища, самый близкий путь пролегал между сидящими воинами. Станут ли они ему мешать? Нобела завизжала, будто ее пронзило копье, упала на колени и ударилась лбом о землю. Когда она подняла голову, глаза ее закатились — остались видны только белки. Гинджу тоже закатила глаза. Ведьмы прислонились друг к другу спинами. Нобела вытянула вперед руку с хвостом антилопы гну и трижды махнула им. Люди вокруг вождя начали петь. Воины рядом с Кристофером и напротив подхватили. Голоса слились в гул. Нобела начала обход с полка женатых воинов. Они носили кольца на головах, у них были жены и стада, но когда Нобела склонялась над ним и поводила носом, они втягивали головы в плечи и сжимали кулаки. Нобела приблизила лицо к лицу широкоплечего воина, отшатнулась, повернулась к нему спиной, собираясь уходить, а потом снова метнулась к нему. Она наслаждалась властью и упивалась чужим страхом. Люди вокруг запели тише. Нобела это заметила. Она перешла от одного воина к другому, и песня зазвучала громче, яростней, отчаянней. Нобела сделала шаг назад, и песня выдохлась. Они подсказывают ей, понял Кристофер. Люди поют громче, когда ведьма нависает над теми, кого они любят и хотят защитить. Голоса приглушаются, когда Нобела угрожает тому, кто не пользуется любовью и уважением. Песня превратилась в шепот, и Нобела ударила воина перед собой хвостом антилопы гну. Сначала по плечу, потом по лицу. Он не попытался уклониться или убежать, позволил палачам себя схватить. Когда они вздернули его на ноги, колени у него подогнулись, голова свесилась на грудь. Как бессознательное животное, они дотащили его до центра поля и бросили на землю. Двое палачей остались его охранять. Нобела продолжила охоту. Гинджу металась в пяти шагах от нее, изгибалась перед воинами, ползала на четвереньках. Лысая девушка высунула язык и прижалась щекой к земле перед ногами крепкого воина. Ведьмы копировали повадки зверей. Воины пели. Глаза у всех сделались стеклянными, пустыми. Солнце вспахивало землю, свет таял. Палачи зажгли факелы. Толпа ахнула, когда схватили следующую жертву. Мужчина с кольцом на голове ударил палача ногой в пах, пытаясь вырваться. Его успокоили удары трех дубинок. Палачи двигались быстро, привычно — оттащили оглушенного в центр круга, связали ему руки и ноги. Нобела завыла и, пошатываясь, двинулась мимо жителей Булавайо. Женщины подтянули к груди колени, мужчины опустили головы. Пение сорвалось в крик. Гинджу упала на колени, покрутила головой. Лысая вытянула шею. Кривляясь, ведьмы приблизились к полку у-неги. Со своего места Кристофер видел, как Согоди впивается пальцами в колени, как играют желваки на щеках Нгомаана. На лице же Мбии застыло выражение как у слабоумного — в углу приоткрытого рта блестела слюна. Звиде и Джобе с мучительной сосредоточенностью старались смотреть мимо ведьм. Так многие делали. Воин рядом с Кристофером едва слышно скрипел зубами, смотрел в сторону крааля, даже когда на него упала тень Нобелы. Белая глина смешалась с потом и стекала с лица Нобелы. Отчего черты выглядели размазанными, морщины казались глубокими порезами. Нобела шумно потянула носом воздух. Склонилась, едва не касаясь высушенной сморщенной грудью головы застывшего в ужасе молодого воина. Гинджу за Нобелой царапала свое горло, будто хотела его разодрать. Лысая девушка, подняв лицо к небу, пританцовывала на согнутых ногах. Когда четвертая ведьма закричала, Кристофер вздрогнул вместе со всеми. Нобела прошла между сидевшими воинами. За ней тянулся запах горьких трав. Палачи подошли так близко, что Кристофер рассмотрел капли пота на их телах и торчащие под мышками пучки волос. Гинджу присела между Кристофером и воином с царапинами и резко качнулась в сторону Кристофера. Ее щека оказалась около его щеки, будто она хотела потереться о него, потом Гинджу метнулась к поцарапанному воину. Несчастный задушенно всхлипнул и закатил глаза. Раньше, чем его голова коснулась земли, палачи подхватили его и вытащили в центр круга. Ведьмы заулюлюкали, Нобела трижды махнула на упавшего в обморок хвостом антилопы гну. В его слабости увидели подтверждение его вины. Нобела ушла за спину Кристофера, возвращаясь, коснулась его локтя коленом. Голоса воинов стали вялыми и тихими — никто не собирался защищать чужака. Нобела ударила Кристофера хвостом антилопы гну и отпрыгнула в сторону, уступая дорогу палачам. Кристофер не успел увернуться, его схватили за руки и вытащили из строя. Резко, быстро, грубо. Как только Кристофер нашел опору под ногами и восстановил равновесие, он разбил одному палачу головой переносицу, второму врезал коленом в пах. Они на миг отпустили его. Кристофер упал на колени, перекатился и вскочил на ноги за спиной палача, зажимавшего руками разбитый нос. Из опыта Кристофер знал: после такого удара палач ненадолго ослеп. Вырвав висевшую у него на поясе дубину, Кристофер обрушил ее палачу на голову. Услышал хруст. Развернулся к следующему палачу, метнулся в сторону, упал на колени и врезал дубиной ему в живот. Железные шипы ненадолго застряли в плоти. Кристофер рванул дубину на себя. Краем глаза он увидел наступающего справа палача. Успел присесть, но не сумел совсем уйти от удара. Дубина врезалась в плечо и соскользнула по руке, раздирая кожу шипами. Кристофер ударил нападавшего дубиной по коленям, ломая кости, и рванул к трону. Пение давно прекратилось. Одиночные выкрики превратились в вой. — Я прошу убежища! — Кристофер упал на колени перед инкоси Лобенгулой. — Он просит убежища, — закричали за спиной. Воины из личной охраны вождя повскакивали на ноги, будто Кристофер собирался напасть. Высокий воин со шрамом от когтей на груди забрал у Кристофера дубину. Он на миг закрыл глаза, переводя дыхание. Он больше ничего не мог сделать. Его жизнь в руках Лобенгулы. Открыв глаза, Кристофер посмотрел ему в лицо. Говорили, инкоси Лобенгуле лет шестьдесят. Между большой головой и широкими плечами не просматривалась шея. На опухшем лице прищуренные глаза казались еще одной морщиной. Он был тучен и высок. На большом пальце правой руки у него не было ногтя. Руку без ногтя он поднял вверх, и люди вокруг смолкли. Стало слышно, как над расцарапанной правой рукой Кристофера жужжат мухи. — Этот человек попросил у меня убежища. Никто и никогда не скажет, что инкоси Лобенгула не дает убежища тем, кто его просит. Воины поддержали вождя криками. — Никто никогда не скажет, что инкоси Лобенгула несправедлив! — Справедлив! Жители Булавайо вскочили на ноги и запрыгали — они радовались не за Кристофера, они хотели, чтобы кошмар вынюхивания закончился. — Этот человек ушел от палачей! Одному разбил голову, другому сломал ногу! Ты видела это, Нобела? — Да, отец-вождь! — Смог бы он уйти от твоих палачей, если бы духи не помогали ему, Нобела? — Нет, отец-вождь. — Это значит, ты ошиблась Нобела? — О, нет, отец-вождь. — Голос колдуньи стал писклявым. — Этот человек был невольным оружием колдуна, он сам не знал об этом, потому был особенно опасен. Очень и очень опасен. Но в последнюю минуту духи пришли ему на помощь и освободили его от чар колдуна. Слава духам! — Слава духам! –подхватили люди. — Ваша шайка всегда найдет, как выкрутиться, да, Нобела? — раздраженно выплюнул инкоси Лобенгула. — Вы никогда не признаете своих ошибок. Но если духи помогли ему, почему ты не увидела? Почему они тебе не запретили его трогать? Может, твоя связь с духами оборвалась? Ты стареешь, Нобела, ты потеряла связь с духами, но вместо того, чтобы признать это, предпочла обманывать? Ты вела себя как мошенница, которая вместо козла приносит в жертву петуха. — Нет! Отец-вождь! — А может, вы все обманщицы? Зачем тебе нужны помощницы, если не для того, чтобы поддержать твою связь с духами? — Клянусь, я не обманываю, отец-вождь. — Я отец и должен быть не только справедлив и милосерден, но и наказывать за ошибки. Сегодня я накажу колдуний. Кто, кроме меня, может наказать колдуний, если они ведут себя как обманщицы? Пусть колдуньи бросят свои кости и решат, кто из них умрет. Кристофер, всё это время смотревший на Лобенгулу, обернулся. Нобела стояла, прижав хвост антилопы гну к груди. За ней сгорбились Гинджу и еще две колдуньи. Раненые палачи сидели около обвиненных в колдовстве. Круг людей на поле замкнулся и сузился. Те, кто стоял позади, вытягивали шеи и напирали на спины тех, кто стоял впереди. — Чего ждете? Бросайте кости и найдите ту, которая довела вас до ошибки! — прогремел инкоси Лобенгула. Кристофер не рассмотрел, как выглядели кости, которые ведьмы достали из сумок на поясе. Они умещались в кулаке, ведьмы повернулись друг к другу спиной, будто скрывали их ото всех и друг от друга. — Я буду бросать первой, — объявила Нобела. Лысая девушка посмотрела на нее и кивнула. Сглотнула и посмотрела на толстую колдунью. Кристофер едва узнавал Гинджу под слоем белой глины, он пытался перехватить ее взгляд, но она не смотрела даже на своих подруг. Она выглядела одинокой и обреченной. Их кости укажут на нее, догадался Кристофер, — несмотря на то, что Гинджу прожила в Булавайо год, она была здесь такой же чужой, как он. Когда люди научились метко стрелять, птичка энеке научилась летать без отдыха. Кристофер сам не заметил, как начал шептать — проси убежища, проси убежища. Гинджу хотела его убить, не может быть, чтобы она не захотела последний раз взглянуть на него. Присев на корточки, Нобела бросила кости себе под ноги. — Это она! — Нобела указала скрюченным пальцем на Гинджу. И тогда Гинджу подняла взгляд на Кристофера. Она даже сделала шаг в его сторону — так велика была ее ненависть и ярость. Кристофер покачал головой и снова прошептал — проси убежища. Гинджу приоткрыла от удивления рот и выронила свои гадальные кости. Нахмурилась, пересчитала кости, заглянула через плечо лысой и толстухи, когда они объявили свой выбор. Обе вторили Нобеле и собирались принести Гинджу в жертву. На лице Нобелы появилось торжествующее выражение. Палачи приблизились, но не посмели действовать без приказа инкоси Лобенгулы. Гинджу тоже имела право бросить свои кости. Она бросила их. Но не стала смотреть, что выпало, а бросилась к трону инкоси Лобенгулы. — Я прошу убежища! — Плечи и спина Гинджу дрожали, будто она сдерживала рыдания. — Просить у меня убежища может только тот, кого обвинили в колдовстве, — объявил инкоси Лобенгула. — Тебя же обвиняют во лжи и мошенничестве! По закону зулу-неба, из чресл которого мы все вышли, я мог бы предоставить тебе убежище, если ты признаешь, что стала орудием могущественного колдуна. — Я признаюсь! Злой могущественный колдун завладел моим разумом и телом, чтобы причинить вред Булавайо! Воцарилась тишина. Мухи ползали по царапине на плече Кристофера. — Хорошо. Я дам тебе убежище! На Кристофера Гинджу больше не смотрела.