***
Эдвард Бенсон приехал в Булавайо перед праздником урожая, умкоси. Эдвард Бенсон путешествовал один. Одевался как английский охотник, в светлое, и носил на голове пробковый шлем, который из-за отсутствия полей больше походил на скорлупу ореха, чем на шляпу. Бенсон был худым и низкорослым. На обветренном загрубевшем морщинистом лице светлые глаза казались просветом между тучами. Так случается перед и после грозы — грубые серые тучи рвутся, и между ними проглядывает голубое небо. Эдвард Бенсон, казалось, весь состоял из таких просветов и разрывов. Дело было не только в глазах. Эдвард Бенсон был англичанином, но симпатизировал черным. Был англичанином, но говорил на зулусском, знал французский, немецкий и испанский. Он был немолод, одного возраста с Лобенгулой, но смех его был звонким, как у ребенка. Он был мужчиной, но руки и стопы его были маленькими, как у женщины. Он был белым, но всю жизнь любил черную женщину, рассказала про него Фулата. Он был живым, но до сих пор любил женщину, которая умерла двадцать лет назад. Фулата сказала, что возлюбленная Бенсона была дочерью Лобенгулы. Просветы, отверстия, неровности, пустоты — его жизнь как изъеденная червями древесина, беззлобно фыркнула Фулата, вопреки вместо благодаря, одиночество вместо любви, отчуждение вместо семейных и родовых уз. Еще одно несоответствие Бенсона — он руководил английским военным гарнизоном города Ньюкасла в колонии Наталь, но покинул свой пост без разрешения, чтобы привезти мтабела свежие английские газеты. На рассвете Лобенгула собрал своих индун на базарной площади. Больше ста старейшин расселись на циновках. Среди них были умудренные жизнью и опытом старики, повидавшие сотню умкоси, и недавно обзаведшиеся семьей молодые генералы, герои военных походов. По традиции собрание старейшин было открытым. Право высказываться имели только старейшины, но каждый человек из Булавайо или другой деревни мог посмотреть и послушать. Любопытные столпились на улицах, прилегавших к базарной площади. Кристофер пришел с Согоди. Остановился на краю площади около изгороди, на которой сушилась коровья шкура. Мбия и Нгомаан встали напротив, у усадьбы, во дворе которой лепили глиняную посуду. Руки гончара были желтыми от глины. Капли глины засохли на висках и груди. Повсюду лежали миски и кувшины с узкими и широкими горлышками. Солнце кусало спины индун. Около стариков сидели на коленях слуги с опахалами из страусиных перьев. Прежде чем заговорить, Бенсон приподнял свой дурацкий шлем и вытер пот со лба. Кристофера отделяло от Бенсона больше пятидесяти шагов. Когда Бенсон поднял газеты, Кристофер не смог разглядеть названия. — Здесь написано, что английский комиссар по делам колоний Лох узнал о заговоре Радда и Хини и вызвал к себе руководителя Привилегированной компании Родса для объяснений. Родс сказал, что ничего не знал о заговоре. Несколько индун переглянулись, несколько закивали. Зрители вздыхали и хлопали себя с досадой по ляжкам. — Белые всегда лгут и изворачиваются. — Гончар подошел к изгороди и почесал ухо, размазывая по щеке глину. Нгомаан сплюнул на землю, выказывая свое презрение обманщикам. — Еще здесь написано о том… — Бенсон потряс над головой газетой. — …что Радд привез из Булавайо новый договор, подписанный королем мтабела Лобенгулой. Они также напечатали текст этого договора: Я, Лобенгула, король всех мтабела, передаю Привилегированной Южно-Африканской компании права на все полезные ископаемые в моих землях на ближайшие сто лет. — Ложь! — Молодой генерал, недавно надевший кольцо на голову, вскочил. Старики-индуны заговорили одновременно, перебивая друг друга. Инкоси Лобенгула заерзал на своем троне. Зрители затолкались и замахали руками от возмущения. Согоди, испуганно озираясь, прижался к спине Кристофера. Рядом уже не шептали, сотни голосов заговорили громко о вероломстве белых. Белые гадят нам на головы, неужели мы ничего не сделаем, пронеслось по рядам. Инкоси Лобенгула поднял руки, успокаивая шум. Он выглядел уставшим и постаревшим. — Белые верят написанному, — сказал Лобенгула и вырвал газету из рук Бенсона. — Здесь написана ложь. Эту ложь белые размножили и передают из рук в руки. Эти газеты заменяют им народное собрание! У нас есть народные собрания, и каждый желающий может прийти и послушать мнение старейшин и решения вождя. У белых народные собрания заменяют газеты. Кристофер подумал, что нужно было быть очень умным человеком, способным абстрактно мыслить, чтобы, не умея читать и писать, понять принципы взаимодействия газет с общественным мнением и суметь объяснить эти принципы другим. — Чтобы нас услышало как можно больше белых, мы обратимся в их газеты. Пусть белые узнают, что Радд лжет, что я, Лобенгула, король мтабела, не подписывал с ним никакого договора. Не отдавал ему золота в моей земле. Пусть каждый белый узнает, что, если пойдет за Раддом на земли мтабела, его ждет смерть. Последнее Лобенгула добавил, чтобы успокоить народ. Двое молодых индун бойко обсуждали план нападения на английский Бечуаленд. Газету передавали из рук в руки, подносили к глазам, листали, тыкали пальцами в карикатуру на последней странице. Когда газета дошла до Кристофера, он прочитал, что Привилегированная компания собирает добровольцев в Макефинге для похода в земли мтабела за золотом. Компания обещала выплачивать каждому добровольцу по шесть шиллингов в день. На один шиллинг больше, чем платили черным рабочим в Колсберге. А также компания гарантировала, что каждый доброволец получит в землях мтабела по шесть акров плодородной земли. Кристофер представил тысячи людей, что толпились в Колсберге — оборванцы и преступники со всего мира, — и забыл о запрете для зрителей вмешиваться в обсуждения старейшин. — Что такое Привилегированная Южно-Африканская компания? — спросил он, выступая вперед. — Привилегированная компания… — Бенсон почесал висок, усмехнулся и сделал три шага навстречу Кристоферу. — У белых людей существует много государств. Государства — это как племена. Одни племена в Европе давно враждуют друг с другом, другие дружат. Чтобы одно племя безнаказанно не грабило и не разоряло другое, белые придумали общий для всех белых закон — он запрещает одному государству вторгаться на территорию другого. Таким образом, Англия не имеет права захватить земли мтабела, иначе другие белые могут объявить ей войну за нарушение общих правил. Кристофер слышал о международном праве от папаши Стюарта. — Стремясь обойти эти международные правила, Англия создает в Африке привилегированные компании, чтобы они захватывали новые земли для нее. Привилегированная компания приходит в чужую землю и заключает с вождем деловое соглашение, договор о торговле или концессию на добычу полезных ископаемых. Одобряя эти договора, Англия одобряет любые действия компании. Компания захватывает африканские территории, а Англия стоит в стороне и не несет ответственности за действия компании. Если компания терпит неудачу или вступает в конфликт с другими европейскими государствами, компания может отступить, и это не коснется репутации Англии. Если компания жестоко расправилась с туземцами и это докатится до Европы и вызовет возмущение белых, Англия имеет возможность занять позицию наблюдателя и осудить действия компании. Чтобы прокормить свою армию и рабочих, компания забирает у туземцев скот, чтобы построить железную дорогу, забирает землю и сгоняет туземцев на строительство телеграфов и железных дорог. Если туземцы сопротивляются, привилегированная компания сжигает деревни, убивает скот и людей. Всему миру это подается как защита английских граждан и имущества английской компаний. Теперь ты понимаешь, что такое привилегированная компания? — Бенсон протянул руку к Кристоферу, жестом требуя, чтобы он ответил. Кристофер был босиком и носил набедренную повязку, наверняка Бенсон принял его за мтабела. — Да, понимаю. — Кристофер подумал, что добровольцы, которых компания вооружает в Макефинге, придут на земли мтабела независимо от того, признает Лобенгула концессию или нет.***
После заката на базарной площади Булавайо развели костры — десять желтых, плюющихся искрами солнц. Бой барабанов сначала напоминал раскаты приближающегося грома, потом превратился в топот копыт тысячи буйволов. Нобела, ее помощницы и знахари из соседних деревень выкрасили лица белой глиной, обвешались змеиными шкурами, желчными пузырями и забились в самом неистовом танце, который когда-либо видел Кристофер. — Если духи будут милосердны, сегодня на свет родится новая инката. — Расширенные от темноты и вина зрачки Мбии дрожали, будто он хотел заплакать или рассмеяться. — Если духам будет угодно, наши дети будут жить лучше, чем мы, а их дети — лучше, чем они. Чтобы закрепить союз живых с духами, в жертву принесли пять быков. Нобела взвизгнула, знахари и колдуньи вокруг нее замерли, а потом снова пустились в пляс, толкая и щипая друг друга, визжа, поскуливая и кудахтая. Они подражали в ритуальном танце птицам и зверям, чтобы те поделились с людьми своей силой. Наблюдая за ними, Кристофер тоже почувствовал себя подражателем — он носил одежду мтабела, спал в их хижине, ел с ними у одного костра, но не понимал их страха перед колдунами и ночными духами и не разделял их скорбь по инкате. — Их обычаи, должно быть, кажутся тебе дикостью? — Бенсон присел около Кристофера. Пламя костра отразилось в его глазах и окрасило их желтым. Вблизи глаза Бенсона походили на глаза Рики — меняли цвет в зависимости от освещения. — Лобенгула рассказал мне о тебе. — Бенсон глотнул из кувшина, который принес с собой. — О твоем отце, Колсберге и Радде. Каково это? — Что? — Быть черным среди белых и белым среди черных. — Изменчивые светлые глаза Бенсона смеялись. Кристофер понимал, что он имел в виду. Он и сам много раз говорил Рики, что тот думает, как белый. — Ты сам знаешь. Бенсон рассмеялся, поднял лицо к небу. Вечером он был без своего похожего на скорлупу ореха шлема. Светлые вьющиеся волосы подвижными мягкими волнами обрамляли загрубевшее морщинистое лицо. Еще один просвет, еще одно несоответствие — такие волосы подошли бы больше к юной коже и нежным чертам лица, чем к его тяжелому подбородку и мешкам под глазами. — Знаю. — Бенсон посерьезнел. — Когда я только приехал в Африку, я служил под началом доброго человека. Прежде чем сжечь деревню, он выгонял из нее жителей. Когда он ловил черных, которые угоняли скот, он запрещал их бить. Он считал черных детьми. Когда он был трезв, он много говорил о милосердии. Сильный должен быть милосердным по отношению к слабым. Однажды черные, эти слабые дети, убили его. Другой мой командир интересовался местными обычаями. Он говорил, что черные, в отличие от белых, живут настоящим моментом и не думают о будущем. Он считал, что у черных нет письменности, потому что их единственное желание — почувствовать единение с окружающим миром, природой и людьми. Для такого единения не нужна письменность, вполне достаточно экстатических песен и плясок. Что ты думаешь об этом? — Бенсон повернулся к Кристоферу. Мимо их костра пробежал обнаженный мальчик. Согоди сидел в шаге от Кристофера и тер пальцами правой руки указательный палец левой. — Ты слышал Лобенгулу, — ответил Кристофер. — Меня научили читать и писать, но мне бы никогда не пришло в голову сравнить газету с народным собранием. — Да, Лобенгула очень умен, умеет заглянуть в суть вещей. — Поэтому ты ему помогаешь? — Нет. Я помогаю ему, потому что чувствую себя одиноким. Я не понимаю людей, которые окружают меня, а они не понимают меня. У меня нет семьи, нет друзей и племени, с которыми я бы мог разделить свои страхи и надежды. Я чувствую себя чужим везде, потому не способен испытывать глубокие чувства. Всё, что у меня осталось, — мои представления о справедливости. Иногда они помогают мне заглушить мое чувство одиночества. Потому я и помогаю мтабела — чтобы заглушить мое чувство одиночества. — Бенсон снова приложился к кувшину с вином. — А может, всё наоборот. Мои представления о справедливости сделали меня одиноким, чужим среди людей, которые меня окружали. Иногда я и сам не знаю, мое одиночество заставляет меня искать справедливости или мои представления о справедливости привели меня к одиночеству. А может, всё гораздо проще: в мире нет справедливости, есть только одиночество. Кристофер представил себе, как Бенсон рассказывает то же самое белому — напивается и рассуждает о справедливости и одиночестве. Бенсон хотел сказать что-то еще, но вокруг завизжали и заулюлюкали сотни глоток. Знахари бросили травы одновременно во все костры. Огонь защелкал и ненадолго побелел. Кожу Кристофера обдало жаром. Но, в отличие от Бенсона, он не отшатнулся от костра. Почему-то подумалось, что слова для белых — как помощь духов для черных. Бенсон плел из слов свою инкату, чтобы защитить и оправдать себя. В мире Кристофера одиночество было естественным состоянием. После окончания праздника, покидая базарную площадь, Кристофер и Согоди услышали имя Моффата. Двое воинов с кольцами на головах вспоминали предательство Радда и трусливое бегство Моффата — он бросил свою миссию и приют. Воины из полка и-диби убили и черных, и белых, которые остались в приюте и миссии. Кристофер посмотрел на Согоди. В миссии Моффата жила его мать. Глаза Согоди наполнились слезами. Он выглядел обреченным и покорным, точно так же он выглядел, когда понял, что его закопают и отдадут беззащитного духам. Обгоняя Согоди и Кристофера, мимо промчались молодые воины. Разгоряченные вином, они толкались и смеялись. За изгородью по двору ходила женщина и укачивала ребенка. Старик прикармливал собаку. Войдя в свою хижину на окраине крааля Фулаты, Кристофер коснулся плеча Согоди. Кожа его была гладкой и горячей. Мбавана говорил, что у птиц и мелких животных температура тела выше, чем у людей, потому что их маленькие сердца бьются быстрей. Кристофер не мог отделаться от ощущения, что у Согоди тоже кровь бежит быстрее, сердце бьется чаще, а кожа горячее, чем у обычного человека. Стоило его коснуться, Согоди закинул руки Кристоферу на шею и прижался к нему всем телом. Ткань, закрывающая его лицо, пощекотала щеку Кристофера, и он снял ее. У Согоди не было губ и, прижимаясь щекой к его изуродованному лицу, Кристофер чувствовал запах мяса у него изо рта и слюну на подбородке. Вжимаясь в Кристофера, Согоди всегда замирал и задерживал дыхание, прислушивался к ударам пульса в набухающем члене, ожидал, пока пот выступит на коже и заполнит пустоты между их телами и склеит их. Они использовали пот как смазку. Сначала чтобы дрочить друг другу, потом для проникновения. Больше, чем прижиматься к Кристоферу, Согоди нравилось, когда Кристофер ложился на него всем весом. Согоди искал слияния, полного и бескомпромиссного. В эти моменты он менялся. Открывался, расцветал, из забитого, напуганного мальчика превращался в любопытного и беспечного ребенка. Удовольствие и близость Кристофера меняли его. Глаза его начинали светиться. Согоди становился очень красив. Кристоферу было хорошо с Согоди. Но иногда по ночам, когда Согоди прижимался к нему во сне, Кристофер просыпался, а потом долго не мог заснуть, чувствуя тревожное острое болезненное одиночество.