Гнев и справедливость

Лауданум вырубил Рики раньше, чем он закутался в одеяло. На рассвете ночной холод и инстинкты заставили Рики искать тепло. Он прижался к спине Фини и попытался засунуть замерзшие руки ему под мышки. Что делает, Рики осознал, только когда Фини оттолкнул его. Было уже довольно светло, чтобы Рики сумел рассмотреть приближающуюся Марту. По пути она наступила на свой дневник и пустые склянки лауданума. Человек, меньше привыкший к опиуму, чем Рики, от такого количества лауданума мог умереть или впасть в спячку на неделю. Рики лауданум сделал вялым, равнодушным и неповоротливым. — Что происходит? — Марта переводила взгляд с Рики на Фини, не обращая внимания на дневник и пустые бутылки. И Рики не понимал, о чем она спрашивает. — Я спасла тебе жизнь. — Подбородок Марты задрожал. — Я дала тебе одежду, еду и защиту. Когда я увидела тебя на железной дороге, больного, дрожащего, покрытого грязью и синяками, у меня сжалось сердце от сострадания. Даже зная, кто ты и что ты сделал, я никогда не простила бы себя, если бы отказала тебе в милосердии. Часть сознания Рики, опьяненная лауданумом, была уверена, что ничего более оскорбительного и унизительного он не слышал. Уоррен с его угрозами пугал, заставлял плакать и просить пощады, а Марта с ее милосердием хотела его уничтожить. Небо посветлело. Выползшее из ямы в земле солнце вооружило длинными тенями предметы и живых существ. Тени Лотара и Марвина упали на Рики. Дети Марты толкались в трех шагах за ее спиной, будто опасались попасть под горячую руку. Рики сидел на земле и не шевелился, до него наконец начало медленно доходить, о чем говорит Марта. — Я ухаживала за тобой, лечила твои раны. Я знала, что поплачусь за свою доброту. Однажды ты уже уничтожил мою семью, отравил грязной противоестественной похотью моего приемного сына и заставил его убить моего мужа. Конечно, она всё знала. После смерти Стюарта, когда Кристофер уехал с Рики, Марта осталась на ферме. Рабы и уцелевшие наемники Стюарта ей всё рассказали. О том, что Рики вор, о том, что он лег под Криса и соблазнил. — Каждый раз, когда я смотрела на тебя, я вспоминала, как тело Ричарда остывало у меня на руках. Ты знаешь, что он умер мгновенно? Ты знаешь, что, выстрелив в отца, Крис приблизился, держа перед собой пистолет? Он хотел убедиться, что его отец мертв. Я думала, он убьет и меня. Я видела ненависть в его глазах. Я боялась его. Он превратился в чудовище. Ты превратил его в чудовище. После того как я спасла тебя, я много думала. О тебе. О себе, о том, что произошло в Стюартвилле. Я знала, что, когда ты окрепнешь, ты заставишь меня пожалеть о том, что я тебе помогла. Я готовилась к этому. Наблюдая, как ты поправляешься, я пыталась понять природу зла, пыталась понять, что превращает людей в чудовищ. Я постоянно спрашивала себя, следовало ли мне оставить тебя на железной дороге и позволить тебе умереть там. Возможно, это было то, чего ты заслуживал. Возможно, Бог привел тебя туда, потому что ты это заслужил. Но зачем тогда Бог привел меня к тебе? Зачем показал мне тебя слабым и больным, зачем внушил мне сострадание и жалость к тебе? Когда ты упал без чувств, когда захлебывался кашлем — я вдруг почувствовала, что если откажу тебе в помощи и милосердии, то я предам саму себя. — Засунь свое милосердие себе в манду, — прошипел Рики. — Ты не понимаешь меня. Я и не рассчитывала, что ты поймешь. У тебя нет ничего святого. Именно это и делает людей чудовищами. Чудовища идут на поводу у своего животного начала. Но если способность к состраданию делает меня человеком, смею ли я отказывать в милосердии чудовищу? Не является ли моя встреча с тобой самым большим испытанием моей человечности? Я искала в себе ответ на этот вопрос, а потом увидела, как к тебе подошел Кальвин и ты посадил его на свою лошадь, а сам пошел пешком. Кальвин, мальчишка десяти лет с заостренными кончиками ушей, один из приемышей Марты. Рики мало с ними общался, даже не различал детей по именам. Во время дневных переходов дети то бегали около фургона, то залазили под его навес, то путались под ногами. Однажды Острые Уши увязался за Рики и задавал слишком много вопросов о лошадях, о железных дорогах и поездах. Чтобы мальчишка заткнулся, Рики спрыгнул на землю и отдал ему свою лошадь. Рики посмотрел на детей. Остроухий мальчишка прятался за спинами других. На шаг впереди всех стоял семилетний мальчик и комкал полы своей рубашки, переводя взгляд с Марты на Рики, потом на окруживших его Марвина, Лотара и Фини. — Твоя доброта к Кальвину убедила меня, что в тебе есть хорошее и я должна попытаться помочь тебе. Помочь тебе обуздать твое животное начало. Твои пороки стали причиной трагедии в Стюартвилле и уничтожили мою семью. Я не могу изменить того, что случилось. Но я могу помочь тебе. Кальвин, принеси аптечку, пожалуйста. Не вставая с земли, Рики ударил Лотара кулаком в живот и врезал Фини ногой по коленям. Ему удалось свалить Фини, но Лотар оказался слишком силен. Когда он и Марвин навалились на Рики, он отбивался лихорадочно и отчаянно, как отбивался от людей Стюарта, от белых, напавших на него после Колсберга, и от Уоррена. Отбивался, как умирающее животное, понимая, что обречен. Лотар вдавил Рики лицом в землю и уселся у него на спине, прижимая плечи коленями. Когда Рики стало не хватать воздуха и он перестал сопротивляться, Лотар позволил ему повернуть голову и сплюнуть песок и кровь. Он так и не понял, кто разбил ему нос — Лотар, Марвин или Фини. Марта опустилась около Рики на колени. Ее тень сделала знак рукой, и Рики перевернули на спину. Мальчишка с острыми ушами поставил около Марты аптечку и уставился на Рики большими удивленными глазами. Под его внимательным взглядом Рики снова забился. Схватив его за шею, Лотар прижал Рики к земле. Огромная ладонь упиралась в подбородок и давила на ключицы, словно собиралась их расплющить. Запястье Лотара было таким широким, что Рики не смог обхватить его, лишь бесполезно царапал, ломая ногти. Борясь за глоток воздуха, Рики дернул ногами. Фини сел Рики на колени. Марта придвинулась ближе и положила руку Рики на лоб, будто хотела проверить, нет ли у него жара. — Не нужно. — Ее лицо сморщилось. — Перестань сопротивляться. Я не желаю тебе зла. Ты уничтожил мою семью. Но я хочу помочь тебе. Солнце поднялось над фургоном и зависло над головой Марты, будто хотело ее откусить. Марта открыла аптечку, достала спицу и протерла ее спиртом. Рики захотелось воткнуть эту спицу Марте в глаз. — В Кейптауне я регулярно читала американский медицинский ежемесячник. Там были статьи о мужской половой системе. Если бы рука на горле позволила, Рики бы прорычал: ты читала о белых членах, сука, не смей прикасаться ко мне. Марта взялась за пояс его штанов и замерла, будто задумалась. — Статьи о мужском бесплодии и нарушении влечения. — Марта спустила штаны Рики на бедра и обнажила гениталии. Он выгнулся, но добился лишь того, что штаны соскользнули ниже и камни впились в задницу. — Если бы не твое развратное и порочное влечение, трагедии в Стюартвилле не произошло бы. — Марта разглядывала его пах и хмурилась. Двое детей качнулись вперед. За их головами висело солнце, и Рики не мог рассмотреть их лиц. — Если бы ты не испачкал, не испортил Криса, он не убил бы своего отца. Это Стюарт меня испачкал, хотел закричать Рики, но рука на шее помешала. Стюарт меня испачкал, когда велел своим людям тыкать в меня их грязными членами. — Твои животные пороки погубили двух дорогих мне людей. Твои пороки разрушили мою жизнь, моего мужа, моего приемного сына и разрушают тебя. Как животное, ты думаешь только об удовлетворении своего грязного, испорченного влечения. Сегодня ты едва не запачкал Фини. Скольких еще ты совратил и испортил? Скольких еще испортишь и погубишь? Этого ублюдка уже запачкали ебаные монашки, с ненавистью подумал Рики. Он мне не нужен, тупая ты сука! Марта перетянула мошонку Рики у основания резиновым жгутом и смазала ее спиртом. — Я хочу, чтобы ты знал, — она склонилась к его лицу, быстро зашевелила сухими, потрескавшимися губами, на мгновение показала пожелтевшие зубы, — я простила тебя. Клянусь, я не хочу калечить тебя. Я хочу вылечить тебя и уберечь других от твоих темных страстей. Придерживая его яйца двумя пальцами, Марта проткнула их иглой. То ли сказалось обезболивающее действие лауданума, которым Рики вчера накачался, то ли боль, которую ему причиняли раньше, была сильней. Марта извлекла иглу из посиневшей мошонки. Поменяла угол, примерилась и проткнула яйца Рики снизу вверх, слева направо и наоборот. Рука Лотара на горле превратила крики Рики в хрипы. Фини заерзал на коленях Рики, придвигаясь ближе. Дети столпились вокруг, забросав тело Рики своими тенями. Передавленные гениталии немели с каждым ударом пульса, из проколов вытекала розоватая жидкость. Лучше бы ты кастрировала меня, как быка, Рики колотило от беспомощной злости, отвращения и страха. У бешеной суки была система, она тыкала спицей в его яйца, будто они были подушкой для иголок. Действовала последовательно и методично, верила, что знает, что делает. Лицо ее выражало пытливый интерес и полную сосредоточенность. Марта не испытывала удовольствия от того, что делала, но получала глубокое удовлетворение. Убрав иглу, она еще раз смазала яйца Рики спиртом и обернула бинтом, прежде чем снять жгут. Странным образом, когда Рики отпустили, боль усилилась, стала почти невыносимой. Лотар больше не сжимал его горло, Фини слез с его ног, Рики скорчился на боку и подтянул колени к груди. Теперь яйца жгло так, будто Марта забыла свои иголки внутри. Глянув на башню блокгауза вдали, Рики потерял сознание.