Гнев и справедливость

Через Капскую колонию Рики двигался по ночам, днем прятался в горах. Держался в стороне от ферм, железной дороги, блокгаузов и торговых путей фургонов. Иногда он видел издалека немногочисленные группы бушменов, тащивших на головах свои пожитки. Кое-где сохранились сети колючей проволоки. Через три недели Рики подобрался к границе Наталя. Железные дороги на подступах к ней больше всего страдали от нападений бурских партизан. Где-то здесь Рики закопал свои сбережения. О периоде, проведенном на железной дороге, у него остались тягостные отрывочные воспоминания. У окружавших его тогда людей, казалось, было два лица: черное и белое. Только мертвецы возвращались во снах и приобретали индивидуальные черты: старик, которого бросили умирать в вельде, мальчишка, которого застрелили, когда он пытался бежать. Всё, что Рики помнил об окружающей местности, сводилось к тому, что ночами было очень холодно, днем солнце слепило и подавляло. Нести на спине солнце, Рики вспомнил слова Витбоя и подумал, что они точно описывают то, что чувствует человек под принуждением. Он несет солнце на спине. Где-то сейчас на своей спине нес солнце Крис. Когда Рики нашел долину с кривой акацией, на горизонте появился поезд. Грохочущий, подвывающий длинный состав плевался в небо черным дымом. Когда он прошел мимо, мелкие камни под ногами Рики запрыгали, в воздухе повис запах гари и железа. Поезд скрылся, и Рики принялся копать. Он копал два дня, пока рукоятка лопаты не треснула. Он перерыл равнину восточнее и западнее кривой акации, но денег так и не нашел. Укоротив черенок лопаты, Рики перешел через железнодорожные пути и продолжил раскопки. Продвигаясь вдоль железной дороги, он перевернул каждый камень на расстоянии мили от нее и сдался через семь дней. Деньги исчезли. Кто-то нашел их и разбогател, или Рики сошел с ума, и ему никогда не вспомнить, где он их похоронил. Ночью Рики перечитал документы, украденные в Рехоботе, и сжег их. Последнее время он каждые утро и вечер рассматривал фотографию Согоди и читал списки сосланных военнопленных. Он выучил каждую строчку наизусть. У военнопленных не было имен, зато имена были у немцев, которые транспортировали их или получали их как товар. Имена и названия районов Рики ничего не говорили. Ему стоило поискать карту немецких колоний в кабинете полковника Лейтвина. О Тоголенде и Камеруне он слышал от Руфуса и других бастеров. Слышал, что немцы ценят эти территории из-за плодородной почвы и дешевой рабочей силы. Он знал, что, если хочет добраться до Камеруна и Тоголенда, должен идти на север, но не знал, как долго. В Бечуаленде по дорогам скитались нищие дикари в поисках заработка. Голодные, худые, покрытые язвами, знающие пять слов по-английски. У всех у них была похожая история. Их вождь подписал договор о дружбе с англичанами. Потом англичане потребовали у вождя людей для постройки английской крепости. Когда крепость была готова, начали покупать и отбирать скот. Когда в деревне не осталось ни одной коровы или быка, ее жителям велели бросить их поля и переселиться на специально выделенные для них англичанами территории. На новом месте почва обычно оказывалась каменистой, после двух неудачных урожаев начинался голод. Покидая такие резервации, дикари готовы были работать на белых за початок кукурузы. В который раз Рики подумал, что принуждение силой гораздо честнее, правильнее и даже справедливее. Побежденный в бою может спать спокойно, пойманный в сеть обмана будет терпеть поражение каждый день, каждый день проигрывать, уступать и сдаваться. Дикарей, ищущих работу, отлавливали черные полицейские на службе у англичан. Накидывали им веревки на шеи, мурыжили в сараях ближайшего административного центра, потом гнали на работу в медные карьеры или на плантации сахарного тростника. Несколько раз Рики наблюдал за такими колоннами. Сотню или две работников охраняли всего пять — десять черных полицейских. Никто не пытался бежать, для голодающего любая работа была лучше смерти. В Бечуаленде Рики застал сезон дождей. К нему вернулся кашель, который мучил его на железной дороге. Земли за Бечуалендом принадлежали португальцам. Давным-давно, помогая Марте в английских концентрационных лагерях, Рики слушал разговоры английских журналистов. Кроме рассуждений о судьбе Джемисона и вине Родса они возмущались международными сделками и подлым сговором англичан и немцев. С момента основания Трансвааля и Оранжевой немцы разыгрывали из себя друзей буров, возили им технику и оружие. Но когда Португалия обанкротилась, немцы договорились с Англией о разделе ее африканских колоний. В обмен на часть африканских колоний обанкротившейся Португалии Германия обещала Англии не поддерживать буров. Англичане умудрялись продавать территории, которые им даже не принадлежали. Когда Рики проходил по португальским землям, народ овамбо поднял восстание. Говорили, португальцы послали уничтожить овамбо черных полицейских из враждебного им племени. Первая из плантаций в списке Рики, на которую сослали пленных людей Витбоя, была в Камеруне. Он решил перестать прятаться и начать собирать слухи и информацию. Первый пост из черных и немецких камерунских полицейских Рики помогли пройти его рехоботские документы. Но везение скоро закончилось. Вторым патрулем, задержавшим Рики, командовал лопоухий коротконогий немец. Пока его солдаты проверяли документы Рики, он заглянул в рот и приценился к его лошади. Видимо, решил, что легко найдет на нее покупателя, потому что приказал отвести Рики в тюрьму. Низкий тесный сарай посреди поселка с единственной улицей. Восточной стеной тюремный сарай примыкал к немецким конюшням. Лошадь Рики привязали во дворе. На следующее утро ее забрал бедно одетый белый фермер. Рики продержали взаперти три дня. Вместе с ним в сарае сидели пятеро негров. Голые, плешивые и грязные. За три дня им один раз принесли хлеб. Три раза — воду. Мочились заключенные в северном углу сарая на поросшую лишайником стену. Когда Рики вытащили на улицу, его одежда так сильно воняла, что он не сопротивлялся, когда у него отобрали пиджак и сапоги. Он остался равнодушным, когда лопоухий коротконогий немец объяснил ему, что документы его потерялись, и вздохнул с облегчением оттого, что у него не отобрали фотографию Согоди. В полдень Рики толкнули в группу из ста негров. Большинство из них пришли в поисках работы. Но были в строю и негры в наручниках. Беглые работники и воры. Рики оставалось только радоваться, что на него не напялили наручников. Видно, его молчание и покорность убедили немцев, что он безопасен. Сопровождали негров восемь конных полицейских. Рики мог бы легко сбежать, но пока не видел в этом смысла. Через три дня их привели на плантацию масляной пальмы. Похожая плантация была у Барта в Оранжевой республике. Немецкая плантация в Камеруне была в двадцать раз ее больше и по размерам напоминала скотоводческую бурскую ферму времен до большого переселения — чтобы обойти ее пешком, потребовалось бы несколько дней. Барт покупал прессы для выжимки масла у немцев, здесь похожие машины стояли, накрытые навесами, через каждые три мили. Прежде чем разогнать вновь прибывших рабочих по баракам, их посадили на землю во дворе перед особняком хозяина плантации. Здесь они прождали, не сходя с места, без еды и воды целую ночь и день, прежде чем пришел доктор и сделал всем прививки от оспы. Присматривали за черными рабочими такие же черные. За работу отряда Рики отвечал черный в сапогах и с двумя хлыстами за поясом: длинным и коротким. Раздражительный и сварливый, коротким хлыстом он целый день лупил по рукам, задницам и спинам работников, когда ему казалось, что они неправильно снимают, складывают плоды или двигаются слишком медленно. Длинный — берег для порок, которые здесь было принято откладывать на субботний вечер. Очень скоро Рики понял, что избежать короткого хлыста невозможно, а вот на порку длинным — нарываются только законченные идиоты. На десятый день своего пребывания на плантации он увидел, как пресс раздавил рабочему руку. Пока покалеченный был без сознания, трое надсмотрщиков решили, что лечить черного без руки слишком хлопотно и дорого, и застрелили его. В ночь после убийства калеки Рики снилось, что его, как Согоди, закопали и оставили на съедение грызунам. Просыпаясь, он помнил, как натягивалась и трещала его кожа под зубами крыс. Вечерами Рики околачивался около хозяйского особняка. Владельцем плантации был улыбчивый общительный немец. У него часто гостили люди из администрации, полиции и торговых компаний. Рики не понимал немецкого. Но иногда на плантацию заглядывал английский журналист, и тогда в доме разговаривали на английском. Речь неизменно шла о деньгах. Тоголенд называли самой доходной немецкой колонией. Но даже прибыли Тоголенда не могли покрыть затраты на подавление восстания Витбоя и гереро. Владелец плантации считал, что выгоднее было совсем отказаться от Юго-Западной Африки, чем ради подавления восстания превращать торговые суда компании «Вурманн» в военные и использовать их для перевозки оружия и солдат, останавливая поставки африканского скота, каучука и хлопка в Германию. Говорили, война против гереро и Витбоя обошлась немецкому кайзеру Вильгельму в миллионы марок. Английский журналист с азартом рассуждал о перспективах железной дороги: как только в Тоголенде закончат строительство железнодорожного узла, соединяющего колонии с Европой, железнодорожные перевозки станут серьезным конкурентом морским перевозкам «Вурманн». Эти разговоры помогли Рики составить представление о размерах Камеруна и Тоголенда, их управлении, главных городах, делении на районы, торговых путях и товаре, который по ним вывозился. Гостиная плантатора в Камеруне во многом была похожа на гостиную ван Райнбергов в Капе. Даже сигары гости немца и отца Рики курили одинаковые — португальские. Рики попытался посчитать, сколько лет прошло с тех пор, как он с отцом и Норманом покинул Кап ради лучшей жизни, и запутался. Ему казалось, прошла целая вечность. Он изменился, мир изменился. Между тогда и сейчас лежали две войны. Или три, если считать восстание Витбоя? Теперь буры растоптаны, их место заняли другие люди. Другие люди, как и они, одурманивают себя мечтами о богатстве и процветании. Рики ушел с плантации через месяц, получив новые документы и захватив с собой подзорную трубу хозяина и сапоги надсмотрщика с двумя хлыстами.

***

В отличие от англичан немцы не сгоняли черных с плодородных земель. Вместо этого они обязали их выращивать хлопок и скупали весь урожай по ничтожно низким ценам. Потому большая хлопковая плантация, на которую сослали группу пленных людей Витбоя, соседствовала с деревней дикарей, где у каждой семьи было свое маленькое хлопковое поле. Плантация лежала у подножия поросших вьюнком и красными цветами гор. На вершине гор свили гнезда орлы, в норах на склонах жили лисицы и зайцы. Рики ловил их, развесив около нор сети из вьюнка. Сети напоминали колючую проволоку. Две недели он наблюдал за плантацией в подзорную трубу. Восемьдесят негров от мальчишек до стариков. Двадцать белых надсмотрщиков, одетых, как охотники за слоновой костью. Субботние порки, небольшая часовня для черных, где по воскресеньям им проповедовал черный лысый пастор. Издалека было трудно различить лица людей. Но за две недели Рики изучил походки и повадки всех негров и мог поклясться, что Криса среди них нет. Звезды, на которые он смотрел бессонными ночами, твердили ему, что он ошибается. Прошло слишком много времени, воспоминания, которые лелеял Рики, устарели и превратились в иллюзии. Крис изменился. Его изменили мтабела, война, плен, восстание Витбоя, пустыня, рабство. Не может быть, чтобы его привычки и движения остались такими, какими их запомнил Рики. Ему придется заглянуть в лицо каждому негру на плантации. Рики решил, что легче всего приблизиться к ним ночью, когда плантацию охраняют трое белых и трое черных. У охранников были лошади, но вместо того, чтобы объезжать на них плантацию, они все две недели, что Рики за ними наблюдал, ночами играли в карты и пили вино. Для похода на плантацию он выбрал лунную теплую ночь, когда рабочие легли спать около бараков. Вблизи хлопковые поля пахли навозом и казались бескрайними. Но за две недели наблюдений Рики так хорошо их рассмотрел, что нарисовал бы их карту даже с закрытыми глазами. Между высокими кустами тянулась паутина. На мягкой земле под ноги не попадался ни один камень. Хозяйский дом выделялся темным пятном на фоне лунного звездного неба. Негры у барака ворочались, чесались и кашляли. Одни кутались в дырявые одеяла, у других на груди блестел пот. Мальчишка лет пятнадцати сосал во сне палец. Старик с бородой до пупка открыл глаза, когда Рики склонился над ним, кивнул ему и снова заснул. Криса на плантации не было. Это разочаровывало и тревожило. Прежде чем уйти и двигаться дальше, Рики решил поговорить с местным пастором и расспросить его о сосланных в Камерун из Юго-Западной Африки пленных. Лысый черный пастор приезжал на плантацию каждое воскресное утро и уезжал ранним вечером. В телегу он запрягал худую кобылу и охаживал ее бока кнутом весь путь от хлопковой плантации до деревни, жители которой возделывали маленькие хлопковые поля. Рики перехватил пастора посередине пути, между закатом и темнотой, в милях пяти от плантации. Пастор был пьян и улыбчив. Хорошо говорил на немецком и английском. Он вырос в Тоголенде, учился в его портовой столице Ломе в немецкой школе для черных, в Камерун приехал десять лет назад и все последние годы прожил на одном месте. Особенно тяжелым выдался в Камеруне год эпидемии оспы, вздохнул пастор, тяжелым для людей и для хлопка. Он спросил Рики, получил ли он прививку от оспы, и сказал, что раньше немцы делали ее только белым, но после эпидемии делают и черным. Рики слушал его полчаса или час, прежде чем спросил про пленных. Да, кивнул пастор, полтора года назад на плантацию привезли ссыльных из Юго-Западной Африки. Все худые, измученные, слабые. От работы на свежем воздухе они быстро поправились и окрепли. Но потом случилась блядская оспа, никто из ссыльных ее не пережил. Рики попытался представить, что он делал, когда люди Витбоя умирали от оспы в Камеруне. Трахался в Руфусом? Перегонял скот для «Вурманн»? Помог Моисею увезти оружие с базара? Записался в немецкий корпус цветных? Бесполезно. Всё, что было раньше, произошло как будто не с ним. Люди — хорошие, плохие, интересные — появлялись в его жизни и тут же исчезали. Умирали, отворачивались от него, или он отворачивался от них. Пастор хорошо знал Тоголенд и охотно объяснил Рики, как добраться до других плантаций из списка Лейтвина. С энтузиазмом рассказал об открытом в Ломе колледже для дикарей, где их учат выращивать хлопок по американским технологиям, чтобы повысить производительность труда. А с ней и вывоз хлопка в Германию, мысленно закончил Рики. Размахивая руками и вставая на носочки, пастор рассказал Рики о беспроводном телеграфе. Ты должен обязательно увидеть радиостанцию в Камино, настаивал он, сжимая плечо Рики. Как так получилось, думал Рики, слушая его болтовню, что старый лысый черный пастор, родившийся и всю жизнь проживший в Африке, сохранил восхищение цивилизацией, а Виктор, воспитанный этой цивилизацией, по прибытии в Рехобот полностью утратил способность восхищаться? Всю ночь после разговора с пастором Рики не мог уснуть. Что, если Крис был здесь, на этой плантации, и умер от оспы? Если Крис мертв… Нет, запретил себе об этом думать, он должен идти вперед, осмотреть остальные плантации из списка и отыскать всех пленных. Ему ничего не остается, кроме как продолжать двигаться вперед в одиночестве и темноте. Всю свою жизнь он барахтался в темноте, беспомощный и одинокий. Возможно, Криса никогда не существовало, и Рики выдумал его, как и свои идеалы, чтобы спастись от сдавливающих его со всех сторон темноты и одиночества. Или Крис существовал, но был совсем не тем человеком, которого Рики в нем видел. Занятый схваткой со своими страхами, возможно, он не сумел рассмотреть за своими иллюзиями настоящего Криса.

***

Рики вошел в Тоголенд на юге. Первым, что он увидел, стал отряд черных рабочих, выкорчевывающих камни на дороге, выравнивающих и расширяющих ее. Рядом с дорогой стояли таблички с надписями, запрещающими перегонять по новой дороге быков. Около столицы Ломе полным ходом шло строительство железнодорожной развилки, которая должна была соединить железные дороги немецкой Африки с Европой. Двигаясь от Ломе на север, Рики прошел мимо Камино. Над каменными домами белых, хибарами негров, рядами пальм и маленькими полями небо покрывала сетка из проводов, похожая на колючую проволоку. Только птицы не застревали в ней, а вили гнезда на столбах. Недалеко от Камино, из которого, по словам лысого пастора, можно было говорить со всем миром, лежал поселок Атакпаме. Со всех сторон его окружали каучуковые деревья. В их мелких листьях метались птицы, на стволах висели глиняные миски для сбора сока. Днем и ночью босые женщины меняли кувшины. Переполненные латексом ведра ближе к вечеру забирали черные полицейские. В Атакпаме их было десять, командовали ими трое немецких солдат. Управлял провинцией немец с гладко выбритым лицом и прыщавой шеей. Местные говорили о нем с уважением и подшучивали над его страстью к утиной охоте. Молодых мужчин в Атакпаме было мало. Многих запорол до смерти прошлый управляющий провинцией, Шмидт. Всё началось с тринадцатилетней девочки Аджаро Някуда. Шмидт поймал ее на контрабанде каучука, запер в подвале своего дома и два месяца насиловал. Ровно столько времени понадобилось братьям Аджаро, чтобы поднять восстание и привести всех мужчин Атакпаме к дому Шмидта. Шмидт подавил бунт, вызвав отряд полиции из Камино. Выживших бунтовщиков запорол насмерть во дворе своего дома. В том числе двоих из трех братьев Аджаро. Благодаря докладу немецкого миссионера о жестокости Шмидта в Ломе, губернатор немецкого Тоголенда снял Шмидта с должности и отправил домой, в Германию. Говорили, когда Шмидт уехал, Аджаро родила мальчика. Бастарда. Она утопила его в корыте для свиней. Так же мать Криса пыталась убить ребенка, который появился на свет в результате насилия. Местные действительно промышляли контрабандой каучука. Вместо того чтобы отдавать все ведра с латексом полицейским Атакпаме, они прятали треть и отвозили на продажу в Камерун.

***

Черный мальчишка на белом жеребце-альбиносе. Щуплый, подвижный и любопытный, ехал рядом с белым и что-то рассказывал ему, размахивая руками. Вдвоем они возвращались с ночной охоты, к седлам были подвешены убитые газели. Небо побелело, когда черный мальчик и белый въехали на хлопковую плантацию. Землю здесь покрывали низкие бурые кусты. Каменный дом хозяина окружали высокие пальмы. Черные надсмотрщики плантации носили рубашки и ботинки, рабочие — набедренные повязки или короткие протертые штаны. У первых кустов черный мальчишка соскочил на землю и взял своего альбиноса под уздцы. Остановившись около надсмотрщика, мальчишка махнул рукой на север, что-то рассказывая и улыбаясь. Мальчишка был бастардом, росшим в доме белого. Таких детей Рики мог легко распознать по поведению — они свободно общаются с белыми и черными, относятся одинаково свысока к надсмотрщикам и рабам, они самоуверенны, горды и считают себя особенными. Давным-давно Рики и сам был таким. Белый, охотившийся с мелким бастардом плантации Тоголенда, был его отцом или братом — шляпа скрыла его лицо и не позволила Рики определить возраст. Переговорив с надсмотрщиком-негром, мелкий бастард двинулся между кустов. Судя по тому, как он на ходу сбивал листья и крутил головой, его переполняла энергия. Бастард остановился около одного полуголого рабочего и присел около другого, чтобы рассмотреть пойманную им змею. Суетливо потянулся к ней, неуклюже ухватил за хвост. Змея выкрутилась из рук мальчишки-бастарда и шлепнулась на землю. Негр рядом с мальчиком наступил на змею и ловко поднял скользкое тело двумя руками, словно показывал, что нужно делать. Мальчишка-бастард радостно закивал и снова попробовал взять змею. Спину негра-змеелова покрывали шрамы. Спирали, полосы, бугры, впадины, широкие, узкие, темные и почти светлые. Рики убрал подзорную трубу от лица и вытер стекавший на глаза пот. То ли от жары, то ли от постоянной бессонницы сердце мерзко заухало в ушах. Мальчишка возился со змеей и смеялся. Негр со шрамами повернулся, и Рики увидел его обезображенную шрамами грудь. Неровное пятно, полукруг под солнечным сплетением. Издалека негр казался таким худым — крупные плечевые и локтевые суставы подчеркивали высушенные мышцы, — что Рики не сразу узнал шрамы. Рабочим на хлопковой плантации брили головы, чтобы не разводить вшей. Наверное, и прививки от оспы им сделали. Рики смотрел на Криса и ничего не чувствовал. Крис двигался медленнее и был ниже ростом, чем Рики помнил. В нем было больше общего с людьми, копошившимися рядом в земле, чем с воспоминаниями Рики. Красная птица над головой Рики уронила перо. Муравьи облепили его ноги. Кусты вокруг него пищали, жужжали и щелкали жизнью. Пожирая облака, солнце заползло в центр неба и как слизняк заскользило вниз. У Рики был мех с водой, но он ни разу не прикоснулся к нему до вечера. Хлопковые поля простирались на несколько десятков миль. Около белого дома блестело водой маленькое искусственное озеро. Мальчишка-бастард и его белый родственник обедали на веранде за столом с белоснежной скатертью. Тарелки перед ними менял черный мальчишка в белых хлопковых перчатках. Еще один белый толстяк курил в гамаке между домом и конюшней. Насколько Рики смог рассмотреть, под навесом конюшни пряли ушами не меньше двадцати лошадей. Чуть дальше стояли пристройки с инструментами и машинами для обработки хлопка. На плантации было тридцать черных надсмотрщиков, но только семерых из них вооружили ружьями. Этих семерых легко было отличить по шляпам, которых не было у остальных надсмотрщиков. Собирали хлопок и сворачивали его в тюки около двухсот полуголых рабов. От десятилетних детей до стариков. Крис работал в поле. За весь день он разговаривал только с мальчишкой-бастардом. Когда солнце вгрызлось в крышу белого дома, Крис выпил кувшин воды, сел под пальмой и замер. Он не двигался, пока над его головой солнце разыгрывало закат — резало небо красными лезвиями, хлестало синими плетьми и заплевывало темными пятнами. А когда солнце исчезло и на веранде белого дома зажглись факелы, темнота скрыла Криса от Рики, оставив его наедине с шумом крови в ушах. Невыносимо давящим и заглушающим все звуки вокруг. Тяжело вздохнув, Рики выпрямился и направился к плантации. Поджигая хлопковый куст, он думал о мальчишке-бастарде. Наверное, ночное нападение покажется ему трусливой подлостью, как когда-то казалось Рики нападение Отиса и ван Хорка на ферму Стюартов. С каждым шагом Рики двигался всё быстрее. Он обходил поле, поджигая один куст за другим, пока огненная кривая линия не растянулась на милю по южному краю плантации. Налетел ночной ветер и, заигрывая с пламенем, погнал его к дому. Рики шел за огнем, не чувствуя искр на коже и не обращая внимания на слезящиеся от дыма глаза. В пляске и судорогах огня чудилось что-то беспечное, безумное и освобождающее. Чем больше кустов вспыхивало, тем громче становился треск и выше поднимался дым. Вскоре закричали люди, заржали лошади. Рики пригнулся и побежал к конюшням. Ночь стала оранжевой, тени — огромными и подвижными. Из-под прикрытия кустов Рики перебрался под пальмы. Мимо промчались вооруженные ружьями надсмотрщики, даже ночью они не снимали шляп. На веранде белого дома мальчишка-бастард зачарованно следил за набирающим силу пожаром. Рики не ошибся — в конюшне было двадцать семь лошадей. Отогнав альбиноса и не желая связываться с жеребцами, боясь наткнуться на строптивого, Рики выбрал двух крупных кобыл. Выбирал по комплекции, зная, что старые клячи не бывают крупными. Накинув кобылам на головы уздечки, он отказался от седел. Перед тем как покинуть конюшню, обыскал и ощупал ее полки, стены и углы в поисках ружей, но ничего не нашел. С южной половины поля пожар перекинулся на западную. Ветер поменялся, огонь рванул вверх, облизал небо и захрустел травой. Добрался до пальм, оторвал верхние ветки и бросил их на землю. Двое негров в набедренных повязках отскочили от падающих пылающих веток и застыли на месте. Даже во время пожара они не пытались убежать. Рики не сомневался, что найдет Криса там, где видел его в подзорную трубу на закате. Неподвижность Криса поможет Рики его найти. Неподвижность предсказуемая и поэтому неправильная и уродливая. Лошади за спиной Рики пугались огня, вставали на дыбы, ржали и рвались в разные стороны. В любой момент они могли привлечь ненужное внимание. Пока надсмотрщики носились по горящему полю, пытаясь спасти как можно больше хлопковых кустов, но скоро кто-то из них догадается, что пожар возник не случайно, и тот, кто поджег поля, мог проникнуть на плантацию. Сбоку подлетел старик в набедренной повязке и врезался в одну из кобыл. Свалившись на землю, старик во все глаза таращился на Рики, но кричать не стал. Рики необходимо было как можно скорей найти Криса. Но одно дело наблюдать за плантацией в подзорную трубу, другое — сориентироваться на месте. С трудом удерживая лошадей, Рики путал направление и ошибался. Мотаясь между пальмами и хлопковым полем, он заметил, что один из рабов напал на надсмотрщика и пытается забрать у него ружье. Рики увидел Криса, когда свет пожара коснулся его шрамов. Не мигая, Крис смотрел, как огонь пожирает пальму. За спиной Рики раздался выстрел — то ли надсмотрщик, то ли раб завладел ружьем. Крис повернул голову на шум и встретился взглядом с Рики. Он не пошевелился, не изменился в лице. Смотрел, будто не узнавал. Рики показалось, что еще немного, и больная уродливая неподвижность Криса заразит и его. Рики рванулся вперед, таща за собой лошадей. Он успел сделать два шага, когда совсем рядом громыхнул новый выстрел, и Крис упал. За спиной Рики кто-то кричал и ругался. Между ним и Крисом промчались двое негров-рабов. Сполохи пожара, мечущиеся тени и люди не позволили Рики определить, откуда и в кого стреляли. Рискуя стать легкой мишенью, он упал на колени около Криса. Пуля прошла под ключицей и вышла над лопаткой. Со второй попытки Рики закинул Криса на спину лошади — вторую клячу пришлось отпустить. Он устроился верхом рядом с Крисом, чувствуя его кровь на руках и губах, вжал пятки в бока лошади. Дал кобыле и себе время привыкнуть друг к другу, шагая под пальмами, а потом толкнул ее сквозь огонь. Существовал единственный короткий путь с плантаций. Южная часть поля уже догорела, теперь здесь было больше дыма и золы, чем огня. Рики не позволил лошади струсить и развернуться, провел ее по обуглившимся хлопковым кустам через слепящий, разъедающий носоглотку дым и пустил в галоп на пустоши. Когда плантация скрылась из вида, Рики остановился. Убедившись, что их никто не преследует, он обнял Криса вокруг груди. На плантации он перекинул его животом через спину лошади, теперь — посадил перед собой. Несмотря на худобу, которая бросилась Рики в глаза днем, Крис оказался тяжелым. Облокачивая его на себя, Рики чувствовал тепло его тела. Уложив голову Криса себе на плечо, Рики заглянул ему в лицо — губы плотно сжаты, зрачки прыгают под полуприкрытыми веками — и осмотрел слабо кровоточащие раны. Разорвав свою рубашку, он кое-как прижал входное и выходное отверстия от пули на теле Криса. Больше он ничего не мог сделать, пока они не окажутся в безопасности. В Бечуаленде и Тоголенде Рики привык прятаться в горах. Английские и немецкие патрули обычно не забирались высоко, опасаясь засады. В свете луны горы на горизонте выглядели черной трещиной в звездном небе. Рики пустил лошадь рысью, рассчитывая достичь гор прежде, чем солнце вылупится из земли. Когда солнце выплюнуло в небо серый свет, предшествующий рассвету, Крис застонал, а лошадь споткнулась на пологом склоне. Нижнюю часть склона покрывала высокая трава. Над ней крутились дымчатые бабочки и жуки с блестящими металлом крыльям. Выше по склону начинался густой лес. Рики направил лошадь под кроны деревьев, тени опутали его руки и коснулись лица Криса. С каждым шагом деревья становились всё выше. На рассвете влага быстро испарялась, и в лесу витал запах плесени. От того, как приятно тело Криса давило на грудь, Рики чувствовал головокружение. А может, виной головокружения были ночное напряжение, усталость и голод. Не позволяя себе вздохнуть полной грудью, будто это могло причинить Крису боль, Рики двигался на звук, похожий на удары дождя по камням. Он надеялся, что этот звук выведет его к воде, хотя похожий шум могли издавать тысячи термитов, пожирающих листья. Водопад показался за деревьями и ослепил привыкшего к тени леса Рики своим сиянием. Вода падала с черного карниза и по пути превращалась в дым. Семь футов белой, блестящей на солнце пыли напомнили Рики рассказы Карла о снеге. Внизу вода лупила по большому зеленому, лоснящемуся мокрым мхом камню и собиралась в озеро. На его поверхности крутились травинки и птичьи перья. Рики опустил бессознательного Криса в траву на границе тени и света. Нужно найти еду: поймать черепаху, опустошить птичьи гнезда, сделать рогатку, смастерить капкан, проверить, нет ли в воде на камнях моллюсков. Собрать мох, развести костер. Рики думал о тысяче мелочей, промывая раны Криса. Касаясь его кожи. Крис не был горячим, дышал ровно, как спящий. Только глаза под веками бегали быстро, беспокойно, тревожно. Он изменился. Черты лица загрубели, подбородок стал шире и массивнее, нос больше не был прямым и тонким — переносицу много раз ломали. Из-за шрамов шея казалась короче. Кожу под подбородком срывали несколько раз, новая нарастала слоями и скручивалась жгутами. Местами бугристая и толстая, местами тонкая и морщинистая. Через такую кожу не прорастет щетина. Около пупка у Криса появился шрам длиной с мизинец Рики. Почти белый на темной коже. Оборванные короткие штаны Криса были такими изношенными и потертыми, что истончившаяся ткань облепила бедра и гениталии, как мокрая. На коленях кожа у Криса загрубела и посерела. Ноготь на большом пальце его левой ноги почернел от удара. Рики поспешно стряхнул муравья, забравшегося на голень Криса. Отогнал мух, круживших над его раной, лицом и полураскрытой ладонью. Глядя на синие жгуты вен, оплетающие запястья Криса, Рики сглотнул. Они не виделись больше пяти лет. Сколько людей умерло за эти пять лет? Сколько народов было побеждено, растоптано, уничтожено? Не каждый человек доживает до пяти. Пять лет — это половина сознательной жизни Рики. Между ним и Крисом лежала целая жизнь. Несмотря на яркий солнечный день, Рики начал стучать зубами. Он как будто чего-то боялся.