Навечно связанные

Даби вымученно улыбается Тоге, теребит в руках только что сломанную сигарету и думает об этой странной, придуманной человечеством, идиотской болезни. Слово «ханахаки» вертится у него на языке уже второй час, и он все растягивает его на разные лады, пробует на вкус эти новые для него звуки и чувствует неприятный горький осадок в районе надсадно стучащего сердца, под выпирающими ребрами и сожженной кожей. /Ха-на-ха-ки. Вкусно и отвратительно/ Нечто, словно живые цветы, разливается по венам обжигающим теплом, прорастает через каждую клеточку тела, кричит надрывно свое чертово «люблю» так громко, что хочется задохнуться или, хотя бы, утопиться в ванной, лишь бы больше не чувствовать этой ломаной-переломаной любви, так внезапно появившейся между героем и злодеем. Лишь бы больше не кривить по-дурацки болезненных ухмылок на глупые рассказы Тоги, как там «бум-бам-бах и все взорвалась и все сдохли, особенно этот приставучий пернатый предатель, кровь, кишки, мясо, запах жженого железа, белые кости стертые в порошок причудой Томуры». И чужое красное перо в нагрудном кармане прожигает его тело насквозь, заставляет выгореть дотла, истошно скулить по ночам в подушку и ломать руки своим подчиненным в порыве неконтролируемой злобы. У них никогда не было шанса на любовь. Они украдкой касались запретного плода, вдыхали притягательный запах нормальной жизни, а после делали вид, что все нормально, что у них нет проблем. Самый яркий про-герой, самый темный злодей Альянса. Глупые сравнения, дурацкие слова, сумасшедшая жизнь. Хотя, что уж теперь, запретный плод исчез, так и не успев коснуться чужих ладоней. Он лишь манил за собой в пучину отчаяния и безысходности. А после ускользнул, оставив всех наедине со своими проблемами. Ястреба — со своей смертью и безбожно глупой от накатившего ужаса улыбкой. Даби — с одиночеством, комплексом «убей меня, пожалуйста, я виноват во всех его грехах» и чертовой любовью, которая растекается по телу, как сладкий яд и медленно убивает изнутри. Каждому свое, начертано на закрытых веках, выжжено на тонких запястьях дешевыми сигаретами, запечатано в груди тягуче-сладкими поцелуями и чужими признаниями, поставлено штампом на лице «убирайтесь» и спрятано в глубине заледеневшего сердца. «Уходите, хозяин уже давно и безнадежно мертв»