Навечно связанные

Изуку сонно зевает, прикрываясь рукавом ярко-красного худи, и вперивает взгляд в чашку кофе перед собой. Отвратительно горького, дешевого и даже без сахара, он уже молчит о том, что Шото не удосужился ему туда просто молока налить. Сидит, качает ногами на высоком барном стуле, ненавязчиво касаясь пальцами горячей чашки, греет замерзшие руки. Дома, мягко скажем, прохладно — Бакуго окна, как обычно, настежь открыл. А на нем кофта одна, еле до бедер достает. А окна не закрыть, блондин злится будет, да так, что синяки потом неделю сходить будут. Ему, в общем-то, и за кофту прилетит пиздец как «потому что нехуй чужие шмотки таскать». Правда, если его нагло заткнуть поцелуем, и прижать к стене, со вкусом сжимая чужое горло, то кто-то явно забудет о своих первоначальных намерениях. Кофе стынет. Шото кидает неловкий взгляд на Мидорию, шепча еле слышные извинения за отвратный завтрак и тянется к чужим губам, сминая их в примирительном поцелуе. Деку подается вперед, немного увлекшись вкусом бледных губ и роняет кружку, скользя по образовавшейся луже рукой прямо в спасительные объятия. Чувствует, как сильные руки сжимаются на его талии, обнимая до хруста костей, и морщится, тычась носом в теплую грудь. Что Шото, что Бакуго меры с ним не знают, и это бесит. Он кусает в ответ чужие ключицы, глубоко вонзая острые зубы, довольно подмечая злобное шипение сверху. Они оба его задавить все время пытаются, делят, доминируют, властвуют. Альфа-самцы, блять, ебанутые донельзя. А Изуку терпи. А Изуку люби. Успокаивай, зацеловывай, не слезая с чужих колен. А он кусается и грызется, оставляет царапины от длинных черных ногтей, душит самозабвенно обоих, почти без меры, почти без пульса, упиваясь видом крови во вздутых венах под его ладонями. И улыбается широко-красиво друзьям-родителям, скрывая новые синяки и худое тело за мешковатой невыразительный одеждой. А все потому что так сладко. Ебануто-пиздануто-сладко. И невъебенно красиво. Да и вообще, синяки на ребрах в потрескавшемся и пыльном зеркале выглядят безумно эстетично. Настолько, что после этого зеркало совсем трескается под ударами чужих кулаков.