Навечно связанные

Качели тихо поскрипывают, то поднимаясь вверх, подхватываемые порывами холодного ветра, то падая вниз, в пучину мирской суеты, проблем и забот. На улице до неприятного холодно, но Каминари этого не замечает, поглощенный своими тяжелыми мыслями. Герой, любимец толпы, всеобщее светило, знамя любви и счастья. Именно так маленький Денки видел себе профессию героя. Именно так он себя чувствовал, переступая порог геройской академии. Теперь все по-другому. Чувства, бушующие внутри в избытке, оказались лишь внешним фарсом. Смелость, необузданность, тяга к добродетели — это все отошло на второй план. И сейчас Каминари на фоне своих сильных и умных одноклассников чувствует себя кучкой пепла под их ногами. Грязью, просто мешающейся грязью. Его класс уже на первом году обучения прославился, и это единственное, почему весь город знает его в лицо и просит автограф при встрече. Он лишь живой участник их кровопролитных битв. Ключевое — живой. Остальное значения не имеет. Да, получил геройскую лицензию. Да, работает в каком-то агентстве. Да, его вроде заметили на первом спортивном фестивале. Но он все равно остается жалким ничтожеством — ничем не выделяется, нигде сам не засветился, нигде сам ничего не смог, а, как всегда, рассчитывал на поддержку своих друзей. Они-то круче его, сильнее, умнее, сообразительнее. А он только и может, что мозги себе закоротить под двести с лишним. С такими «выдающимися» талантами его дорога только в цирк да на клоунское поприще. Но ведь он столько еще не сделал. У него были такие великие планы на свою жизнь, именно на свою геройскую жизнь, поэтому он точно знает, что нельзя сдаваться. Жаль, только, совсем не верит в свои силы. — Каминари, ты, что ли? Фух. Напугал-то как. Я думал, это Мик, или кто похуже. Перед Денки вырос темный силуэт с копной неуложенных фиолетовых волос. Чужие аметистовые глаза слабо поблескивали в темноте игривыми искрами, дыхание было тяжелым. Кажется, он от кого-то бежал. — С каких пор Мик является героем твоих ночных кошмаров? — светловолосый бросил выразительный взгляд на растерянного парня и, достав из кармана чупа-чупс, начал заниматься этим якобы мега-интересным делом. — Да при чем здесь это? Мы, вообще-то, за пределами академии в два часа ночи. — Аа, ты об этом, — Каминари слабо усмехнулся, неловко останавливая качели ногой, и кинул рассеянный взгляд на небо, запятнанное чернильными кляксами тяжелых туч, — я как-то забыл об этом. Знаешь, мне вообще, в целом, все равно, узнают об этом учителя или нет. Здесь хотя бы дышать можно, а в общежитии нужно быть веселым и миролюбивым придурком. Знаешь ли, заебывает стелиться перед всеми только потому, что они сильнее и круче меня. — Так ты у нас, значит, жизнью обиженный. А я и не думал об этом даже, — закончил он почти шепотом, — ладно, не важно. Тут неподалеку Айзава шароебится, кажется, спалил меня, зараза. Поэтому предлагаю свалить в закат. Он тянет ему руку с улыбкой и треплет его по светлым волосам. Каминари нехотя встает с насиженного местечка и протянутой руки касается с некоторой опаской. Все-таки от Шинсо можно чего угодно ожидать. Вплоть до того, что ради спасения собственной шкуры он сам сдаст его Сотриголове. Но сердце внутри бьется вроде спокойно, даже умиротворенно, и поэтому он крепче сжимает холодные пальцы, позволяет увести себя в глубь темных дворов, глупо улыбаясь и чувствуя живое тепло, исходящее от широкой ладони. Сейчас ему кажется, что этот человек сможет ему объяснить, зачем ему учиться в героике дальше. Зачем дышать, чувствовать, помогать людям. Поможет и расскажет, где коротать часы извечной бессонницы, но, главное, скрасит своим присутствием его ебанутое черно-белое восприятие своей жизни.