Навечно связанные

Ночь мягко опустилась на город, приковывая внимание своей вязкой чернотой. Казалось, что кто-то разлил чернила на пустые темные улочки, окутывая светящиеся во тьме окна, полупрозрачной дымкой жемчужного сияния. Шум жизни вокруг уже давно стих, навевая на Тодороки отвратительного рода флешбеки, намертво связанные с его неудавшимся по все канонам, детством. Шумно втянув воздух носом, он приложил руку к шее, отсчитывая ускорившиеся удары разбушевавшегося сердца. Он старался дышать более размеренно, оперевшись плечом на стену ближайшего дома, но страх былого вязкой паутиной окутывал его израненную душу. Перед глазами все плыло, взрываясь разноцветными фейерверками, весьма странными для глубокой ночи. И как он потерял сознание, сцарапывая нежную кожу на плече в кровь, медленно сползая по стене, он не помнит. /Пятнадцать лет назад/ Он бежал. Бежал подальше от дома. Подальше от страха. От сжигающей причуды его отца. Бежал даже от приторно-сладкого голоса старшего брата. От хрупкой матери, которая этого наверняка не переживет и от себя, в конце концов тоже. Отец слишком много хотел. И идеального сына, и красивую куклу и правильно работающие шарниры, и удобные ниточки, чтобы за них можно дергать, при малейшем непослушании. Шото не хотел ничего. Только умереть. И пускай сегодня ему исполнилось всего шесть. Но мысли о смерти уже роились в его желаниях, как черви, не давая ни вдоха ни выдоха, ни желанной свободы от дурацких оков. Их дом стоял далеко в глуши, чтобы простые люди были не в курсе их дьявольских, как говорил отец, возможностей. Он нехотя вытянул ладонь вперед, все еще продолжая бежать и создал небольшой огонек на кончиках пальцев, освещая себе дорогу сквозь непроглядную чащу. Но глаза застилали слезы и свет впереди, озаряющий лишь жалкий клочок пространства вокруг, кажется только усугублял ситуацию. Запнувшись за выступающий корень дерева, он упал ничком прямо в чью-то нору, натыкаясь вытянутыми руками на мягкий бок какого-то зверя. Он испуганно зажмурил глаза, против воли, вцепляясь руками в чужую шерсть еще сильнее и разразился громкими рыданиями. Зверь утробно зарычал, выражая то ли недовольство, то ли поддержку. Но прижал его к своему теплому боку тремя пушистыми хвостами и лизнул в щеку, вынуждая его поднять взгляд. Пушистая шерсть, оказалась ярко зеленой и лоснящейся, словно от маминого шампуня, от него пахло хвоей и почему-то сквозили нотки так любимых Шото, апельсинов. Зверь снова призывно лизнул мальчишку уже в нос и только тогда Шото увидел эти сияющие изумрудами глаза. Восхищение, заструившееся по венам горячим потоком, оказалось сильнее страха и горечи от пережитого. Он завороженно погладил мягкую шерсть, и уткнулся в нее носом, наконец-то закрывая глаза, чтоб провалиться в спасительный сон. Изящный зверь оказался кицуне, еще до конца не закончившим свой путь до небожителя. У лисы имелось всего три хвоста из необходимых девяти. Но Шото все равно был в немом восторге, каждый раз, когда его взгляд падал на эти большие и пушистые, мелко вздрагивающие от каждого шума хвосты. Кицуне почему то не перекидывался в человека. То ли не мог, то ли не хотел. Но лапой на земле нацарапал имя «Деку». Шото его так и называл с тех пор. Ну вернее еще четыре года, которые он провел рядом с ним. Лис категорически отказывался его куда-либо отпускать от себя и поэтому он провел с ним безумно много времени, изучая лес, повадки диких зверей и здешних богов. Деку учил его справляться с огнем и Шото понимал его на ментальном уровне, прекрасно зная, что хочет сказать лис в той или иной ситуации. Но спустя четыре года, он в очередной раз потирая сонные глаза после крепкого сна, обнаружил себя в городе, прямо в королевской спальне самого принца Каминари. Светловолосый мальчик тепло ему улыбался, предлагая лечь обратно спать и словно бы невзначай кинул, что они еще встретятся. Шото искренне верил, что эта фраза касалась Деку. Но Каминари больше не затрагивал эту тему, усиленно делая вид, что он не в курсе происходящего. Так он оказался приставлен к принцу, являясь его верным другом в играх, и напарником, когда они стали немного постарше. Жизнь шла своим ходом и со временем воспоминания о богоподобном кицуне стирались, растворяясь под новыми впечатлениями. /Наше время/ Шото приходил в себя несколько раз, постоянно видя семь пушистых хвостов, которые отбрасывали тень на свету, и настороженные зеленые уши, постоянно улавливающие его слабое дыхание. Он был уверен, что это Деку и мечтал дотронуться до него или хотя бы услашь его голос. Но все было бесполезно, он проваливался в небытие, раньше того, как пытался хоть что-то сделать. Сколько времени прошло с тех пор как он потерял той ночью сознание, он не мон сказать. Может пара часов, а может и пара недель. Время штука противоречивая, с ней в шутки не поиграешь. Поэтому он решил оставить этот вопрос на потом и встал с кровати, разминая затекшие мышцы. Кости неприятно хрустели после долгого лежания в кровати, но он хотя бы чувствовал себя по настоящему отдохнувшим и это несколько удовлетворяло его изнутри. Тихо выскользнув из комнаты, он все же мечтал увидеть Деку, но хитрого лиса нигде не было видно, как и следов его пребывания тоже. Он открыл первую попавшуюся на глаза дверь и с интересом зашел внутрь. Комната оказалась библиотекой, с пыльными стеллажами книг и одним большим окном, сквозь стекло которого пробивалось бледное сияние луны. Его он заметил не сразу. Невысокий, сосредоточенный на какой-то книге, в безразмерных перчатках и с непослушными зелеными кудрями. Ему хотелось спросить куда он попал, но прежде чем он это сделал услышал привычное «Уже проснулся?». Вот только в отличие от прошлого сказано это было вслух. Шото дернулся, резко подходя, к своему объекту обожания, и неловко коснулся чужих рук, разворачивая парня к себе. На него немного недовольно смотрели два таких же бесконечно зеленых омута, что и в детстве. Шото шумно задышал, чувствуя как гулко бьется сердце внутри и прижавшись сильнее к чужому телу, спросил: - Деку?