Навечно связанные

Изуку мечется по крыше, затравленно озираясь по сторонам. В его резких, бесцельных движениях сквозит юношеская беспечность, открытость миру, та самая всепоглощающая искренность. Бакуго почти верит в этот мастерски поставленный спектакль и тихо апплодирует. Негромкие хлопки эхом разносятся по ночному застывшему голосу и заставляют Изуку замереть на месте, якобы удивленно взирая на бывшего одноклассника. Бакуго хмыкает, довольный тем, что представление закончилось так быстро, и устало смотрит вдаль на заходящее солнце и его исчезающие за многоэтажкам лучи. Если бы Изуку до сих пор оставался таким - открытым, честным, прямолинейным. Если бы до сих пор оставался рядом.. Он сжимает кулаки в порыве тихой злобы. То он он бы его никогда и ни за что не отпустил. Мидория что-то говорит ему, но он не слышит. Видит только старый ободранный костюм, уже потерявшийся свой насыщенный темно-зеленый цвет, да плащ, который выглядит ничуть не лучше. - Ты похож на Пятно.. Слышишь, Изуку? Он сам себя не слышит, вдыхает тяжело, прижимая руку к груди, пытается успокоить собственное сердце, которое раненой птахой бъется где-то в горле, и запоздало смакует мысль о том, что это абсолютно невозможно. - Если бы я был маленький, как океан, этот мир прекратил бы мне досаждать. И ты Бакуго никогда не встал бы на моем пути. В голосе Изуку сталь. Он хриплый, низкий, совсем не похожий на голос того мальчишки с того же совместного спортивного фестиваля. - Это бред.. Какой океан, Деку? Ты.. Ты спятил? Тебе просто плохо, да? Тебе просто надо помочь, тебя просто надо простить и все будет хорошо.. Просто хорошо.. - Каччан, твоя забота опоздала лет на десять, не думаешь? А океан прекрасен в своем вольном беспечном обличии, необъятен и в тоже время невообразимо мал. Ты просто представь насколько бесконечна наша вселенная, и насколько ничтожны мы, как песчинки.. Нет! Меньше, в тысячи раз меньше и бесполезней.. - Деку, пожалуйста, очнись, прекрати нести эту чушь. Я тебя спасу, я же твой герой, спасу и защищу от всего мира.. Бакуго тянется к чужим рукам, крепко перехватывая тонкие запястья, и прижимает худощавое тело к себе. Тело, которое крупно содрогается от накрывающей его истерики. Ему больно это видеть, но он лишь шепчет что-то невнятное, и по глупому нежное, убирает с запутавшихся волос грязь, представляет как будет их отмывать через пару часов, выстригая колтуны и выцеловывая каждую ссадину на этом бледном худощавом теле. Изуку все еще плачет, вжавшись носом в чужое плечо, шепчет что-то про океан, и еле сдерживает себя чтобы не завыть в голос. Ему тоже больно. Но он же океан, а океаны сильные и храбрые, правда они еще и маленькие, поэтому Изуку плачет, позволяя себе на все-таки мгновение быть, а не существовать.