POV Евгений Соколовский
Я оставил за собой обнимающихся Агату и Андрея и быстрым шагом направился к Гриневской. Ее взгляд перескакивал с моего лица на пару позади и возвращался обратно, но в конце концов все же остановился на мне. Рядом с ней стоял хорошо знакомый мне охранник и смотрел на меня примерно с такой же внимательностью. — Евгений Александрович, — забормотал он сразу, как я подошёл, — случился какой-то инцидент с этой девушкой и той, — он кивнул в сторону Володиных, — я разбираюсь, в чем дело. Я нахмурился, наклоняясь к лицу Гриневской, чтобы поцеловать ее в щеку: — Что за инцидент? — Женская солидарность. — Быстро ответила Алёна, поворачиваясь, чтобы посмотреть на широкие двери главного входа. — Ничего серьезного. Она вернула ко мне внимание спустя пару секунд и принялась искать в лице ответы на какие-то вопросы. Алёна как будто даже нашла их, ведь через секунду напряжённое выражение ее лица сменилось на смущенное. Охранник — мой взгляд обнаружил имя «Дмитрий» на его бейджике — стоял совсем близко и пытался вникнуть в ситуацию и тем самым заставлял Алёну напрягаться все больше. Не успел кто-либо что-то сказать, как рядом возникли Володины. — Неужели это и есть та самая спутница? — Подошедший мужчина удивлённо вскинул брови, улыбаясь в то же время самой естественной и доброжелательной улыбкой из всех возможных, и протянул руку Гриневской. — Андрей, приятно познакомиться. — Алёна, — девушка пожала крепкую мужскую руку и улыбнулась в ответ, — взаимно. Агата интересующимся взглядом принялась изучать мое лицо, словно пытаясь прочесть на нем мои эмоции, тогда как ее муж большую часть своего внимания обратил на Алёну. Девушка поняла, что я совсем не в курсе произошедшей ситуации, и в двух словах объяснила, как Алёна спасла ее из рук какого-то пьяницы. Пока она посвящала меня в курс дела, Володин разобрался с охранником. — Даже не знаю, как отблагодарить Вас за помощь моей супруге, — начал Володин сразу, как мы вчетвером вышли на свежий воздух, — пожалуйста, я приглашаю вас двоих на ужин в ресторан, — тут он посмотрел на меня. Гриневская нахмурилась, повернулась ко мне и взглядом как бы сказала, что представляет выбор мне. Я в очередной раз убедился в том, что ни ей ни мне необязательно говорить, чтобы понимать и слышать друг друга, очень часто нам хватает зрительного контакта. — Пожалуй, мы отклоним твоё предложение, — спокойная улыбка коснулась моих губ. — Но на празднование тридцать первого числа вы все же, надеюсь, придёте? — Володин нахмурил широкие брови, переводя взгляд с меня на Алёну, — Женя ведь уже передал Вам наше приглашение? «Черт» — мысленно выругался я. Мне совсем не хотелось идти на приём Володиных, которые они устраивали в честь Нового Года, и потому я не видел смысла даже рассказывать о нем Алёне. К тому же она, насколько я знаю, тоже не особенно любит громкие мероприятия. Теперь же я пожалел, что не сказал ей о приглашении, однако Гриневская практически не растерялась. Не ожидая такого вопроса, конечно, она невольно сделала небольшую паузу, за секунду обдумала ответ, после чего ответила: — Разумеется, передал, но мне нужно ещё немного времени обдумать его. — Тут нечего обдумывать, — Агата сделала шаг вперёд и протянула Алёне визитку, — мы можем вдвоём сходить и подобрать наряды, буду ждать звонка. — Спасибо, — смущённо улыбнулась Алёна, прислоняясь ко мне плечом, — обещаю подумать надо всеми предложениями, что-то их больно много в последнее время. Володины синхронно усмехнулись, быстро с нами попрощались и пропали за углом, где, судя по всему, была припаркована их машина.***
— Алёна, давай оставим так, как есть, все же прекрасно, — торопливо сказал я, придерживая девушку за поясницу: она стояла на высоком табурете и закрепляла на карнизе новогоднюю гирлянду, — мы тратим наше время на ерунду, честное слово, а могли бы сейчас отдыхать в кровати. — Ты ведь совсем недавно на ногах еле держался, куда торопиться? — Гриневская повернулась ко мне лишь для того, чтобы хитро улыбнуться, а затем вернулась к украшению. — Я знаю, что ты не любишь праздники и... — И именно поэтому ты делаешь все возможное, чтобы я сошёл с ума, смотря на эту гирлянду? — Угадывающим тоном перебил ее, наблюдая за тонкими пальчиками, ловко прицепляющими украшение на занавески. — Алёна, оставь ее в покое. — Вы такой нудный, Александр Евгеньевич! Я вообще-то для Вас стараюсь.— Засмеялась Алёна, даже не поворачиваясь ко мне. — Ты такая лгунишка. — Довольная ухмылка коснулась моих губ, а пальцы ловко скользнули под ее вязаный свитер. Гриневская тихо смеялась, дрожа в моих руках, как пойманная в сети рыба, однако потом сдалась и все-таки развернулась ко мне: — Ты ничего не сказал об Агате или Андрее с того момента, как мы приехали, а мне интересно. — О них нечего рассказывать, — с расстановкой ответил я, продолжая путешествие подушечками пальцев по позвоночнику. — Это действительно так или ты просто не хочешь об этом разговаривать? — Грузно выдохнула она, сосредоточенно продолжая манипуляции с гирляндой. — Просто мне показалось, что ты был недоволен нашей встречей с ними. Мне вспомнилось странная встреча, состоявшаяся около двух часов назад, и внутри все как-то напряглось. То, каким образом Гриневская рискнула собственной безопасностью, не на шутку меня взволновало. Конечно, я понимал весь героизм этого поступка, всю смелость и доброту сердца той, кто его совершила, однако где-то глубоко внутри, в той части меня, которая вела себя несколько эгоистично, что ставила жизнь любимой девушки выше жизни кого-либо другого, я не мог понять ее мотивов. Конечно, я бы и сам вступился за того человека, который бы оказался в опасности, но одно дело я, здоровый мужчина, готовый в случае чего к драке, а совсем другое — девушка, в теле которой от силы сорок пять килограммов, имеющая на руках лишь добрые намерения. Карие глаза внимательно смотрели на меня. — Да, я недоволен, но вовсе не встречей, а той беспечностью, с которой ты относишься к себе. — Проговорил несколько резко. — Сначала ты приезжаешь ко мне глубокой ночью, рискуя собственным здоровьем ради того, чтобы напоить меня молоком с медом, затем вступаешься за незнакомку и… — Какой я плохой человек! — Нервный смешок вырывается из ее груди. — Как я могла помочь незнакомой девушке, попавшей в беду, и уж тем более как я могла испугаться за здоровье любимого мужчины? Ты не прав, Женя, подумай над тем, что говоришь. И вообще-то это я должна возмущаться тем, что ты не рассказал о приглашении. Я молчал, обдумывая каждое чувство, испытываемое моим сердцем. Конечно, она была права. Гриневская держалась спокойно и ответила на мое беспокойство, как я и предполагал, без какого-либо раздражения или возмущения. Особенностью наших отношений было полное взаимопонимание: мы сошлись не только сердцами, но и мыслями, это безумно важно заметить, поэтому каждую возникшую проблему предпочитали решать на месте, не умалчивая и тем более не взрываясь из-за неё. Алёна повернула голову в мою сторону и улыбнулась: — Поймаешь? Я смотрел в ее прекрасные карие глаза, блестящие в неярком свете нескольких ламп, читал в родном лице чувства, испытываемые мною же каждый раз, когда она была рядом, и благодарил самое Бытие за возможность быть в эту секунду тут. Все внутри меня трепетало от теплой радости, словно бы я превратился в маленького мальчишку, которому на Новый Год подарили подарок мечты. Алена находилась в моих руках и была буквально чудом. Мне тут же стало ясно, что примерно на столько же, насколько я волнуюсь за ее безопасность, я восхищаюсь ее героизмом. Ей не нужен был ответ, чтобы поддаться вперед, опереться на мои плечи и упасть ко мне в объятия. Я подхватил ее за ягодицы, крепко прижал к себе и уткнулся носом в шею — она пахла моими же духами. — Извини. И за то, что веду себя как полный идиот и за то, что не сказал о приглашении. — Шепчу над ее ухом. — За эти две недели я так соскучился по тебе, что теперь дорожу тобой ещё больше, если это вообще возможно. Не хочу таскаться по глупым мероприятиям вместо того, чтобы провести выходные только рядом с тобой, к тому же ты не раз говорила, что пресытилась всей этой мишурой, лестью и приторной вежливостью, живя с отцом. Она висела на мне, как мартышка, и тяжело дышала в шею. — Всегда нравилось это в тебе. — Ее горячее дыхание обжигает щеку. — Что? — То, что ты настоящий, полагаю. — Она подняла подборок с моего плеча и чуть отстранила лицо. Я просто не мог ничего ответить, настолько слова задели меня, и просто влюблялся в еле заметное зелёное пятнышко на радужке ее правого глаза. — Мне хотелось бы научиться этому у тебя. — Это я должен учиться у тебя, — губы невольно расплываются в легкой улыбке. Она улыбается мне в ответ и поддается вперёд, задерживаясь в миллиметре от моих губ. Ее тёплые руки опускаются с лица на шею и забираются под ворот футболки, нежно массируя позвонки. Я целую мягкие губы, обнимаю тело и чувствую грудью бешеный ритм ее сердца. На языке появляется приятный привкус мёда, а в памяти проскальзывает воспоминание этого лета — мы гуляли с Гриневской по Петербургу до некоторого часа ночи, влюбленные и счастливые, разглядывали на удивительно чистом небе множество звёзд и мечтали о чём-то загадочном, понятном лишь нам двоим. Я совершенно теряюсь во времени и пространстве, на замечаю, как мы оказываемся на постели. Все ещё чувствую мёд на кончике языка, да, но не приторно-сладкий липовый, а гречишный, ведь по вкусу он будет гораздо насыщеннее, голубая венка на тонкой шее пульсирует под моими губами, а тело дрожит в руках. Та, о ком я думал последние две недели, находится рядом, и меня окутывает необыкновенное спокойствие за ее жизнь и состояние. Мне хочется остановиться на секунду, чтобы просто взглянуть на неё ещё раз, и я делаю это. Большой палец касается ее красной щеки, затем спускается к приоткрытым губам. — Женя? — Она всегда как-то по-особенному нежно произносит мое имя. — Ты хочешь что-то сказать? Опять угадала. — Гриневская, я хотел вернуться к разговору, который мы вели месяц назад. — Внимательно разглядываю еле заметные веснушки на ее носике и возвращаюсь к глазам. — Я пытаюсь понять, почему ты так относишься с браку и ко всему, что с ним связно, честно, пытаюсь, но никак не могу найти настоящую причину. Тебя смущает возраст? Или ты боишься чего-то? Я просто хочу узнать и... — Постой, — она перебивает меня и хмурится, — дай подняться. Я отстраняюсь и наблюдаю, как Алёна быстро соскальзывает с кровати, встаёт на ноги, ищет рассеянным взглядом что-то по комнате и совсем не смотрит на меня, словно боясь увидеть мое лицо. Она поднимает с пола мою же рубашку и быстро накидывает ее на себя. — Ты ничего не скажешь? — Собственный голос кажется незнакомым. — Ничего не скажу, — качает головой, пытаясь застегнуть пару пуговиц дрожащими пальцами, и все ещё не решается поднять на меня глаза. — Ты же знаешь, что это не просто слова. — Что ты хочешь услышать? — Она срывается, причём ровно так же, как однажды, когда два года назад я впервые ее поцеловал. Алёна смотрит на меня с испугом, непониманием и искренним изумлением. — Я прекрасно понимаю, что ты пытаешься сделать все правильно, ты поступаешь, как воспитанный человек и мужчина, но... — Ты заняла свою позицию. — Перебиваю. — И это был просто вопрос, не предложение, так что можешь расслабиться. Она выглядит совершенно огорошенной, смотрит на меня минуту, затем пропадает в ванной комнате и прикрывает за собой дверь, а я быстро надеваю футболку и выхожу на балкон, чтобы покурить. В голове творится полный кошмар. Меня терзают мысли о том, что я должен сделать и тем, что я хочу сделать. Почему эта тема так остро воспринимается Аленой? Гриневская играет в моей жизни самую главную роль, как и я в ее, это точно, мы дорожим друг другом, учимся многому вместе. Я воспитан иначе и ощущаю себя взрослым мужчиной, который встретил ту самую, с которой хочет провести жизнь. Алёна может сказать, что дело в ее возрасте, только вот тогда чем для неё являются наши отношения и сколько, она думает, они просуществуют? Если ты уверен, что хочешь быть с этим человеком в будущем, то почему эта тема так для неё больна? Я более чем уверен, что за этим стоит нечто большее, но об этом она должна рассказать сама. Мне стало ужасно стыдно за то, что я сказал. Не стоило так обрывать этот разговор и говорить все эти «расслабься».***
Погода с самого утра не радовала: сыпал снег вперемешку с дождём, внезапно ртутная стрелка на термометрах поднялась до двух градусов тепла и снег начал быстро таять, отчего буквально вся Москва погрузилась в грязную слякоть. Я выскочил из машины ровно в пять минут десятого и быстрым шагом направился к нужным дверям высотного здания, проклиная московские пробки. В голове по-прежнему не было порядка, все мысли смешались в одну кучу и я не мог понять, что вообще сегодня нужно сделать, поэтому решил, что тут не обойтись без бодрящего напитка. Дома я сделать кофе не смог — мне впервые за два года хотелось поскорее уехать, чтобы избежать взгляда любимых карих глаз. — Сломался, — возвещает появившийся из ниоткуда отец, видимо услышавший мои ругательства в адрес кофейного автомата, — плохое утро? — Все нормально, — прохожу мимо него в свой кабинет, игнорируя все происходящее в открытом офисе. Мужчина переступает порог спустя пару секунд, садиться на небольшой диванчик и складывает руки у груди: — Как все прошло с Володиным в понедельник? — Хорошо, план на столе, — говорю я, одновременно с тем снимая с себя сырое пальто, — твоя поездка, насколько я знаю, тоже была успешной. Он улыбается и кивает головой. Совершенно неожиданно все перед моими глазами расплывается. Я чувствую огромное давление внутри грудной клетки и слышу хрип в собственных легких — все в точности, как было ночь назад, однако теперь дышать стало гораздо сложнее. К лицу приливает кровь и мне становится ужасно жарко, как если бы я только что завершил пробежку, по лбу, кажется, стекают капельки пота. — Ты в порядке? — Не замечаю, как отец оказывается прямо передо мной. — Сын? — Я в порядке, — шепчу, пытаясь упереться ладонью в край стола, однако промахиваюсь и совершенно нелепым образом падаю на пол, закрывая тяжёлые веки. Все вокруг меркнет.