***
Мне не спалось. Нет, первые несколько минут после того, как Женя ушёл, пожелав доброй ночи, я честно верила, что вот-вот засну — зевала без конца, веки сомкнулись сами собой, тяжёлые от усталости. Все говорило о том, что я сейчас унесусь в царство снов и оставлю все тяготы и беспокойства реальной жизни. Но теперь шёл второй час, как я пыталась заснуть. Женя давно вышел из ванной и теперь, наверное, уже спит. Я слышала тихое тиканье стенных часов и, если раньше это меня успокаивало, то теперь раздражало до безумия. Вместо того, чтобы отдыхать, сознание взвалило на себя непосильный груз и теперь тащило его, ежесекундно фокусируя внимание на даже самых слабых звуках. Мне вновь показалось, что я лежу неудобно, поэтому я перевернулась на другой бок, упираясь лицом в спинку дивана. И ещё через четверть часа, когда время перевалило за час ночи, я встала с постели и подошла к окну, чтобы выглянуть в улицу. Я бы тиха, как мышка. Подоконник здесь был длинный и широкий, поэтому я вполне могла устроиться на нем, посидеть почти с комфортом. В голове одна за другой проносились ночи, в которые я просыпалась. Ночи, а вернее часы — те, что следовали за тремя часами и тянулись как резинка до самого пробуждения. Я думала, что мне удастся заснуть и выспаться хотя бы этой ночью. В соседней комнате послышался скрип. Я накинула на плечи плед, что был оставлен мне на случай, если замёрзну, и тихонько приоткрыла дверь. Она даже не скрипнула. Как и та, что ведёт в спальню. Женя не спал. Он лежал на кровати, подложив обе ладони под голову, и смотрел в потолок. Когда я вошла, он ничего не сказал. На его лицо и оголенную шею, плечи и торс падал бледно-желтый свет — это от белых облаков отражались огни города. Он приподнялся, опираясь на локоть. Правая часть лица тут же оказалась в тени, как и правое плечо. Мне показалось, что на коже его блестели капельки пота, хотя это странно, ведь в комнате было прохладно. — Все хорошо? — Спрашивает Женя. Вместо ответа я задаю совершенно глупый вопрос: — Ты не спишь? — И ты. Не знаю, как заснуть, когда ты там. — И я. Не знаю, как заснуть, когда ты здесь. Он улыбнулся, отодвигаясь. Мне в глаза тут же бросились несколько небольших синяков — самый большой был на правом боку около рёбер, ещё парочка средних украшали плечо. Я прошла к кровати и легла рядом с ним. Женя лежал на левом боку, повернувшись спиной к окну, а я на правом. Теперь на мое лицо падал мягкий свет с улицы. Мы смотрели друг на друга и молчали. — Эти синяки такие большие. — Я кладу ладонь на его плечо. — Зачем ты пошёл на бокс? Тебе не больно? Он неотрывно наблюдает за мной. Я снова чувствую себя так, словно его взгляд — это микроскоп. Конечно, он считывает каждую мою эмоцию. Нет смысла скрывать что-либо. Только не от Жени, моего родного Жени. — Нет, мне не больно, — коротко отвечает мужчина. — А тут тоже не больно? — Рука касается синяка на боку. Кожа мягкая, горячая. Я понимаю, что мои лёгкие как будто перестают слушаться, теперь они вдыхают и выдыхают воздух через раз. Внутри — буря, а снаружи я спокойна, почти как поверхность воды в штиль. Качает головой. Я чувствую, что его тело напряглось, как мое собственное. — У тебя холодные руки. — Да? А у тебя? Он берет в свою ладонь мою. Женя приближает лицо к тыльной стороне руки и трется о неё носом. Почти как кот. — У тебя горячая. — Шепчу. Я пододвигаюсь ближе. Мне хочется отбросить остатки смущения и крошечную каплю сомнений, и я делаю это, покоряясь порыву. Губами касаюсь синяка на его плече, а после прижимаясь щекой к коже. — Теперь он заживет быстрее. — Алёна, ты понимаешь, что со мной сейчас делаешь? — Его тихий голос звучит слишком далеко, чтобы донестись до моего разума, который так соскучился по родному человеку. Я опускаюсь чуть ниже и целую бок. Подушечки пальцев чувствуют, как на коже вокруг синяка вдруг появились сотни мелких мурашек. Ладошки скользят к животу и возвращаются к плечам, тоже усеянным мурашками. Он притягивает меня к себе и целует. Каким-то образом я оказываюсь под его телом и теперь просто вынуждена посмотреть в лицо. Нет, та попытка прогнать смущение была с треском провалена — я почти наверняка была вся красная. Остаётся надеяться, что в этом мраке он ничегошеньки не заметил. Эти пустые мысли выбились из сознания тогда, когда тёплые мужские губы начали целовать шею. Он помог мне стянуть футболку и теперь глазами задержался на груди, ещё скрытой за тканью бралетта. Мне стало ясно, что Соколовский увидел кольцо на цепочке. — Я решила снять его с пальца до тех пор, пока все не устаканится. Ты не обижаешься? — Гриневская, ты такие вещи иногда говоришь забавные, честное слово. Как я могу обидеться? Только тебе решать, где и когда этому кольцу быть, я же тебе говорил. Главное, что оно у тебя. — А где же ему быть? Оно всегда было и будет со мной. Соколовский остаётся как будто доволен ответом. Его прекрасная улыбка заставляет и мою появиться тоже. Я вся дрожала, испытывая неописуемый восторг от того, что он наконец-то рядом! Хотелось прижаться к нему как можно сильнее и никогда, никогда больше не отпускать. Ведь в его руках безопасно. Он осыпал поцелуями шею, ключицы и уже обнаженную грудь. Мои руки гладили чуть сырые от пота плечи, спину, тянулись совершенно невольно к бёдрам и ниже. Как и всегда, где-то глубоко внутри разливалась тёплая волна, тягучая и приятная; волна, которая выходила наружу с нечаянными словами и стонами и которая ласкала, окутывала каждый сантиметр волнующегося тела. Женя тоже тянулся ко мне. И его губы то и дело возвращались к моим, а глаза жаждали видеть и замечать каждое чувство, каждое желание. Мы друг для друга были открытыми книгами, каждая страница которой дорога именно потому, что ты знаешь все без исключения слова, на ней написанные.***
Мы отдыхаем в тишине. Нет, этих полутора месяцев не было и быть не могло, да? Не было той ужасной стены у окна, когда он произнёс столько слов в ответ на мою ложь. И не было тех ночей бесконечных, которые я провела в абсолютном одиночестве, не считая компании из сотен тяжёлых мыслей. Он прижал меня к себе, и я все позабыла. Господи, какой же он тёплый, как будто с ног до головы был обогрет летним солнышком! Я уткнулась носом в его шею. Сейчас четыре часа утра и мы лежим в полудрёме, не осознавая вполне, что было и будет. Его тело остыло, как и мое. Постельное белье, идеально чистое, стало влажным от пота, но это мало беспокоило нас. Если честно, это было даже приятно. Усталость и удовольствие накатили сразу, сбивая с ног и затаскивая силками в царство сна. И это было похоже на забытьё, на спокойный сон наяву. Наверное, именно его я и ждала. Щекой я ощущала размеренное биение сердца Соколовского и его стук звучал как колыбельная. Я считала: раз, два, три, четыре…в конце концов сбивалась и начинала заново. Ноль слоев одежды между нами. И должно быть ноль несказанных слов. — Я просто хотела тебя защитить. — Повторяю свои слова, зевая. — Прости меня. Он возвращается в реальность, прижимая меня к себе: — Родная, я все понимаю, честно. Ты не должна думать об этом больше, пообещай. Я виноват за то, что обидел тебя словами. Не знаю, как мог сказать то, что сказал. Этого больше никогда не повториться, клянусь. — Ты действительно так думаешь? — Да. — Ты мне веришь? — Безоговорочно. — И доверяешь? — Абсолютно. — И я тебе. Все то, что ты испытываешь, испытываю и я. — Я тебя люблю. — И я тебя. Больше, чем ты можешь представить. Мы оба заснули. А через два с половиной часа зазвенел будильник. Женя осторожно, боясь потревожить мой сон, вылез из-под одеяла и поднял один его край, чтобы прикрыть открытое плечо. Через минуту его в спальне уже не было. Я открыла глаза и посмотрела в потолок. В окно поползли рассветные лучи, раскрашивая белые обои комнаты всеми оттенками рыжего и желтого. Сев на край, подставляю лицо под лучи и улыбаюсь. Да, это не сон. Лучи-то греют.***
Автобус останавливается у бизнес-центра почти в том же месте, где и вчера. Так, да не так! Я не могу сдержать улыбки. Кольцо, которое я постоянно перебирала пальцами, теперь как бы служило напоминаем, что все будет хорошо. Руки едва дрожали, когда переворачивали страницы книги. Рядом сидела Надя и все болтала о том, как они провели славный вечер в ресторане. Конечно, ребята интересовались, куда я пропала — пришлось соврать, что поехала к бабушке, с которой давно не виделась. Хорошо ещё, что куратор группы была не очень-то строга: на ночное сообщение о том, что я ночую у бабушки, то есть в безопасном месте, отреагировала обыкновенным «окей», а утром, застав меня в номере отеля, похвалила за примерное поведение. Автобус медленно катился по улицам столицы, останавливаясь то и дело на пешеходных переходах и светофорах. Пару раз мы попали в небольшую пробку и попусту потратили, наверное, около получаса. За то время, что мы ехали, я успела улыбнуться столько раз, сколько не улыбалась за последние полтора месяца. Когда Женя вышел из ванной, я уже была на кухне и варила кофе. Он подошёл сзади и обнял меня за талию, притягивая к своему телу. До сих пор чувствую горячее дыхание над ухом — Женя словно и сейчас стоит рядышком, что-то нашептывая на ухо. Соколовский доварил кофе за меня, а я быстро сходила в душ. Вернувшись, обнаружила на столе кружку с горячим кофе и какой-то йогурт. — Прости, это все, что есть, — пожал плечами он, — обещаю исправиться, завтра утром будет чудесный завтрак. Я улыбнулась: — Ты хочешь, чтобы я пришла вечером? — Хочу. — А как мне объяснить своё отсутствие? — Тебе, фантазерке, не составит труда что-то выдумать. — Да, но тогда договоримся: в случае, если не отпустят, ты приедешь и похитишь меня из номера, хорошо? Мы уже находились в конференц-зале — том же, что и вчера. Шум разговоров не стихал до тех пор, пока свет в помещении не погас. Когда проектор начал показывать презентацию, зал погрузился в полную тишину. Я сидела почти на том же месте, где и вчера, на самом последнем ряду. Из-за того, что на улице было солнечно, пришлось закрыть жалюзи, но это сказать, чтобы помогло. Воздух в зале подсвечивался, позволяя невооруженным взглядом замечать тысячи пылинок, в нем кружащих. Стояла духота. Мне было не до лекции, правду говорю. Тело мое устало, а душа успокоилась, растеряв за одну ночь все тревоги, что терзали ее на протяжении полутора месяцев, поэтому сейчас глаза сами собой закрывались. Меня уносило в сладкий сон. — Гриневская, — слышится рядом. Я приоткрываю глаза и понимаю, что это Стас зовёт. — Что такое? И, Боже, перестань назвать меня по фамилии, это воспрещается. — Посмотри, кто там. Это тот человек, с которым ты вчера разговаривала. Кто он такой? Пульт управления проектором держит Богомолов. Сон как рукой снимает. Я неловко поворачиваюсь на мягком стуле, пытаясь спрятаться за спиной впереди сидящих ребят, хотя почти наверняка это было бесполезно — в этом зале как назло было мало блондинок, да ещё и солнце это дурацкое светит больше всего именно на задние ряды, как будто выполняя функцию прожектора. — Этот человек мне не знаком, просто хотел узнать, где лифт. — Вру, пытаясь вникнуть в суть его речи. Оказывается, он был приглашён для того, чтобы рассказать о своём ландшафтном бюро, с которым сейчас работает компания хорошо всем известного Александра Соколовского. — Ты выглядела напугано, — встряла Надя. Стас кивнул. Этот человек с самого начала заставил меня почувствовать себя некомфортно. Прежде всего вспоминались маленькие глаза, бесстыдно рассматривающие шею и ключицы. Я коснулась высокого ворота джемпера, чтобы проверить, что кольцо находится под ним. Да, оно было надежно спрятано от чужих глаз. Может, надеть его на палец? Чтобы Богомолов, если сделает попытку поговорить, заметил его и отстал? Нет, во-первых, это будет неправильно, я не хочу надеть кольцо от страха; во-вторых, бесполезно, все равно этот мужчина знает, что его голос имеет большое значение и что будет так, как ему захочется. Стало ясно, что до конца лекции Богомолов останется стоять внизу, управляя презентацией. Я не смотрела на картинку, просто не могла позволить себе даже малейшее внимание уделить его труду. Он не видел меня или притворялся, что не замечает. Ни разу за все время лекции наши взгляды не встретились. Пытка закончилась. Время приблизилось к обеду. Студенты начали переговариваться едва затих голос Богомолова, большинство встали со своих мест и теперь толпились в дверях. Он кивнул мне. Как раз в тот момент, когда покидал зал через дверь для приглашённых спикеров, ведущую в соседнее помещение. Зря я смотрела в его затылок, зря! Но лучше я первая поймаю его глазами, чем он, так хотя бы не будет страшно. Телефон завибрировал. Я прочла сообщение. «Через полчаса встреча, сразу после неё хочу забрать тебя. Во сколько ты будешь свободна?» — писал Соколовский. — Эй, пойдём в кафетерий! — Надя улыбнулась, толкая меня локтем. — Или ты собираешься просидеть здесь весь перерыв? Мы встали с кресел и пошли в столовую, называвшуюся почему-то кафетерием. Я нормально не ела очень давно: когда волнуюсь и переживаю, аппетита нет совсем. Утром он был, а сейчас снова пропал. Перед глазами все стоял Богомолов, читающий лекцию. Почти наверняка именно с ним у Жени встреча! По телу пробежала дрожь. Мне стало дурно. Я поднялась с места, сказала ребятам, что схожу в уборную помыть руки и вернусь. Варя взяла на себя ответственность взять для меня кофе. — Спасибо, — улыбаюсь, касаясь ее плеча. В холле снова был шум, гам — тут и сям толпились группы студентов из разных питерских и московских университетов, офисные работники в белых рубашках и чёрных брюках. Я протиснулась через толпу и попала наконец в уборную. Холодная вода взбодрила лучше кофе. Из одной из кабинок вышла шатенка, чьи губы были накрашены красной помадой. Стук ее каблуков ещё долго раздавался в коридоре и холле. Я вышла из уборной и как раз проходила мимо одной из колонн, когда увидела Богомолова, выходящего из лифта. Мне пришлось остановиться, ведь если бы я продолжила идти вперёд, он непременно бы меня заметил. Сердце упало в ноги. Я развернулась на носочках и врезалась в чью-то грудь носом. — Ой. — Алёна? — Это был Володин. — Андрей! Он смотрит на меня и хмурится, хотя секунду назад как будто улыбался. Почему-то на меня накатывает чувство, что этому мужчине можно верить — в конце концов, он был другом Жени, а тот абы кого в своё личное пространство не впускает. — Все хорошо? Алёна, Вы выглядите напуганной. — Да, все хорошо, конечно, я просто устала. Вы с Богомоловым идёте обедать? — Да, вот он идёт к нам. — Мне надо идти. До свидания, Андрей. Я ухожу от него прежде, чем он успевает что-то сказать. Снова возвращаюсь в уборную, снова мою руки ледяной водой. Пальцы немеют спустя пару минут непрерывного нахождения под струей холодной воды. Закрываю кран, сушу ладони бумажным полотенцем. В зале должна была с минуты на минуту начаться лекция. Когда я выхожу, Богомолов с Андреем, Женей и Александром Евгеньевичем стоят в холле, оживленно разговаривая. Почему они еще здесь? Почему не ушли спустя пять минут? Оба Соколовских стоят ко мне спиной и, конечно, не могут меня видеть. Нет, мне не пройти незамеченной. Богомолов смотрит мне в лицо, когда я иду по коридору. Конечно, лучше посмотреть в ответ. Уверенно и серьезно, будто мне совершенно не страшно. Андрей, стоявший ближе всего к Богомолову, прослеживает за его взглядом. Я перевожу внимание с одного мужчины на другого и понимаю, что Володин прочёл на лице своего партнера то, что осталось незамеченным Соколовскими. Лекция уже началась.