***
Я налила воды в кастрюлю и поставила ее на плиту. Раздался звуковой сигнал, оповещающий о том, что одна из поверхностей нагревается. В окне догорал закат. Красные солнечные лучи мягко ложились на кухонный гарнитур, отражались в паре пустых бокалов, специально извлечённых из нового набора. На столе стояла бутылка белого вина и, когда последний солнечный луч мазнул по ней, жидкость внутри окрасилась в янтарно-зелёный цвет. Пришлось включить свет в вытяжке над плитой — ни я, ни Женя не любили основного освещения, неприятного для глаз. Спустя пару минут, когда закипела вода, я отправила в неё спагетти. Курица с грибами уже потушились, пора было готовить соус. — Маэстро, Ваш черёд, — улыбаюсь. Женя поднимается с дивана, оставляя ноутбук на стеклянном столике. Он подходит, как будто нечаянно касаясь своим плечом моего, и принимается за приготовление сливочного соуса. Я внимательно наблюдаю за его действиями, почти как кошка за мышкой и с не меньшим любопытством. — Учись, Гриневская, пока я жив. — Шутит. — Что ты смеёшься? Я серьезные вещи говорю, а она смеётся. — Как скажете, Евгений Александрович, — прижимаюсь щекой к его лопаткам. Ладони скользят вверх к крепким плечам и задерживаются на них. Через тонкую ткань футболки чувствую тепло, исходящее от тела. — Не боишься отвлекать меня? Вдруг соус убежит. — Куда он денется? У тебя все под контролем. Он кивает, смеясь, а я прикрываю глаза и вслушиваюсь в бурление воды. Она все кипит, и кипит. Так проходит, мне кажется, бесконечность. Могут ли спагетти вариться так долго? Соколовский говорит, что ему надо найти мускатный орех. Я отвечаю, что едва ли он у него есть. Конечно, я оказываюсь права. — Настя будет на седьмом небе, когда узнаёт о нас. — Женя добавляет сливочное масло в муку и начинает помешивать. Постепенно соус начинает густеть. — Это точно, обожаю ее за такую искренность. Женя, а что мы скажем родителям? Твой отец неоднократно пытался со мной поговорить после всего, в последнюю нашу встречу даже хотел помочь с квартирой. Он молчит, обдумывая. — Да, я знаю. Именно он мне и сообщил, что ты живешь в общежитии. Но, Алёна, я с отцом не разговариваю о личном больше. Конечно, я сообщу ему о нашем примирении, только этим все и ограничится. Я прошу, чтобы ты с ним не общалась, даже если он сам проявит инициативу — особенно, если сам. Пожалуйста, прошу тебя сейчас просто принять это. Я не хочу и рабочие отношения с ним поддерживать тоже, если честно, поэтому думаю принять кое-какое предложение… Я отстраняюсь: — Какое? Не успевает Женя ответить, как в дверь звонят. Соус как раз закипает. Я остаюсь у плиты, чтобы домешать его и посолить, а Соколовский идёт в прихожую. Слышу знакомый мужской голос, но никак не могу понять, кто всё-таки пришёл. В кухне уже темновато, пора бы включить торшер, стоящий у книжного стеллажа. Через пару минут на пороге появляется Андрей Володин. — Андрей поужинает с нами, — кивает Женя мне. — Если Вы, Алёна, не против, — улыбается Володин, на плечах которого ещё висит темно-синее пальто, — не хочу мешать. — Нет, нет, что Вы, присаживайтесь, нам всем хватит, но ресторанного блюда не обещаем. — Улыбаюсь, возвращая внимания соусу. — И давайте перейдём на «ты»? А то как-то неудобно, правда. — Как раз хотел предложить, — следует ответ. Пока мужчины разбирались с каким-то документами, сидя на диване, я резала овощи для салата. Женя сидел, погруженный в работу, и совсем не обращал на меня внимания. Мне это было на руку, потому что я задумалась над его словами об Александре Евгеньевиче. Нет, пожалуй, это было слишком категорично — никаких отношений с отцом Жени не поддерживать. Соколовский-старший в самом начале показался мне хладнокровным, почти жестоким человеком, который может схитрить, обмануть. Учитывая его ко мне неуважительное на тот момент отношение, мужчина не просто не симпатизировал, но вызывал огромное желание как можно скорее от него уйти. Сейчас же, после всего случившегося, я почти ему сочувствовала. Откуда во мне было взяться эти чувствам, конечно, непонятно…но, если верить отцу Жени, дело не дошло до физической измены. Быть может, он просто заплутал? Как бы то ни было, я не имела права вклиниваться в отношения отца и сына после всех событий. Не замечаю, как Женя подходит ко мне и спрашивает, чем помочь. Я киваю на бутылку с вином. — Все хорошо? — По-видимому, он замечает перемену в моем настроении. Киваю. В начале ужина Володин рассказал несколько забавных историй о том, как он начинал боксировать с Женей, который, как предполагалось, никогда не умел бороться. Оказывается, Соколовский занимался в детстве каратэ и потому многие приемы дались ему просто. Андрей сказал, что Женя за месяц тренировок достиг большего успеха, чем он за полгода. Затем разговор плавно перешёл в деловое русло — упоминались незнакомые мне имена и фамилии, назывались даты договоров и контрактов. Когда стало ясно, что это не совсем мне интересно, заговорили об общих вещах, о взглядах на жизнь и планах на ближайшее будущее. Выяснилось, что Володины покупают дом в Подмосковье; они и сейчас живут в доме, но хотят увеличить площадь. — А ты бы хотела дом? — Спрашивает Женя, делая глоток вина. — Думаю, что да, но только, прости меня, Андрей, не хочу громадный. Мне больше по душе маленький домик. Я заблужусь во множестве комнат, честно! — Смеюсь. Володин подхватывает мой смех: — Нет, я тебя понимаю, мне тоже всегда казалось, что маленькие дома как-то уютнее выглядят и снаружи, и внутри. А сад? Вам бы, друзья, хотелось сад? Мы с Женей смотрим друг на друга, одинаково улыбаясь. И вместе отвечаем, что хотелось бы. Спустя еще час приятных разговоров обо всем и ни о чем, как я их называю, мы уже сидели и пили свежесваренный кофе. Мало что я запомнила из того, что говорил Володин; в деталях я бы вряд ли все вспомнила, но общие линии отпечатались в памяти надолго. Андрей неоднократно упоминал имя Агаты и делал это исключительно в положительном ключе, поэтому в конце концов я убедилась, что новый друг моего Жени действительно порядочный, уважающий свою избранницу мужчина, а это не могло не радовать. Посудомойка уже выполняла свою работу. В кухне-гостиной, освещённой торшером и светом над плитой, было очень комфортно находиться. Мы сидели за кофе, время утекало сквозь пальцы, а темы и вопросы все не заканчивались. — Этот договор с Богомоловым. — Начал Женя, обращаясь к Андрею. — Завтра закончится вся эта возня с документами, лишние встречи… Андрей посмотрел на меня, а я как раз нахмурилась при упоминании этой противной фамилии. Мне становится понятно, что Володину известно намного больше, чем следует. Откуда такая проницательность? Андрей переводит тему, а спустя десять минут встаёт из-за стола и говорит, что пора домой. Время было позднее, почти одиннадцать часов. — Заказал тебе такси. — Женя улыбается Андрею и хлопает его по плечу. Мы втроём уже стояли в прихожей. — Агате привет передавай. Завтра в офисе увидимся. Доедешь хоть? — Да брось, — смеётся Андрей, обувая ботинки. Телефон Жени, находившийся в кухне, громко зазвонил. Мужчина извинился, попросив подождать минуту, и удалился. Я помогла Андрею надеть пальто. — Спасибо, Алёна, и за пальто, и за вкуснейший ужин. Я улыбаюсь. — Алёна, позволь задать некорректный вопрос. Богомолов проявлял к тебе лишний интерес? — Откуда тебе известно? — Просто я уже видел этот его взгляд. — Агата? Он качает головой и говорит, что, конечно, не об Агате речь, иначе бы он ни за что не стал работать с Богомоловым. Я не знаю, что сказать, поэтому просто молчу и смотрю в серые глаза мужчины. — Женя в курсе? — Нет, конечно, нет. — Это нехорошо, Алёна. Если Женя узнаёт… Женя возвращается. Друзья прощаются, обнимаясь. Я пытаюсь улыбнуться как ни в чем не бывало. Входная дверь закрывается за Андреем с глухим, отрезвляющим хлопком.***
13 апреля
Первая и последняя лекция начиналась в два часа. Первую половину дня я провела в квартире Жени, читая книгу в кровати. Мне не хотелось торопиться в отель, чтобы отметиться, или гулять по городу. Я оставалась в постели до предела, пока не зазвонил третий будильник, призывающий меня как можно скорее отправиться в душ. Ещё немного полежав на подушке Жени, я все же заставляю себя подняться. Сегодня снова был солнечный день. Да, как и во все предыдущие дни, улицы Москвы утонули в тёплых солнечных лучиках, заблестели под ними тротуары и дороги. Такси медленно катилось по столице и, к большому удивлению водителя, по пути даже не попалась ни одна пробка. Я ответила ему, что это потому что все дороги перед нами открыты. Он улыбнулся, глядя на меня через зеркало заднего вида. Без десяти два автомобиль затормозил у главного входа в бизнес-центр. Тут и там толпились студенты. Опять все говорили о лекциях, о полезностях, которые усвоили за три дня. Три дня! Я с ужасом обнаружила, что события этих трех дней как будто не со мной случились, а с какой-то другой Алёной Гриневской. Найдя своих одногруппников, на душе стало спокойнейших потому что теперь Богомолов не мог застать меня врасплох. Мне было известно, что в пять часов должен приехать Богомолов, чтобы поставить свою последнюю подпись на договоре; вместе с ним подпись ставил и Александр Евгеньевич, разумеется. Так что сегодня я должна держаться группы, а после лекции уехать сразу на такси домой, чтобы избежать столкновения с неприятными лицами. Несмотря на то, что эта лекция была намного интереснее всех предыдущих, мои мысли все равно витали далеко за пределами зала. В первую очередь я думала о том, что сказал Володин. Не скажет ли он о нашем разговоре Жене, ведь сейчас они, насколько мне известно, уехали на другой конец Москвы, чтобы переговорить с подрядчиками по одному из проектов. Оказывается, Андрей теперь не только друг Соколовского, но и верный товарищ по работе. Но, нет, конечно, он не расскажет. Зачем это ему? Ведь на носу важный договор. Во вторую очередь пыталась припомнить, что именно Женя сказал о своём отце и отношениях между ними. Мне и вправду лучше вовсе не общаться с Александром Евгеньевичем? Так ли это верно, если учесть, что он во многом пытался мне помочь? Хотя, если разобраться, он и заварил эту кашу. Лекция подошла к концу. В зал зашёл Александр Евгеньевич Соколовский, чтобы поблагодарить всех — и студентов, и лекторов — за проявленное внимание и потраченное время. Он в очередной раз сказал, что эти лекции стали для всех нас золотым шансом научиться новому. Я смотрела на Александра Евгеньевича и обнаруживала огромное сходство между грамотной и четкой речью, жестикуляцией отца и сына. Аудитория стоя поаплодировала мужчине, затем он вышел. Студенты высыпали из зала следом. Автобус для нашей группы и других ребят из Петербурга готовился прибыть к центру только через полчаса — это время предназначалось для того, чтобы подкрепиться на дорогу в кафетерии и отдохнуть от лекции. Мы пообедали салатом и супом: сегодня аппетит ко мне вернулся. За ланчем Стас и Надя разговаривали больше всех, шутили на понятные им двоим темы. Я подумала, что, кажется, вечера, которые они проводили в компании друг друга, пошли на пользу. Возможно ли, что Подземцева своего-таки добилась? Когда ребята уехали на автобусе, время приближалось к четырём часам. Я стояла у главного входа, пытаясь вызвать такси, когда меня окликнул женский голос. — Алёна, милая! — Это была Регина Робертвона. — Алёна, как я рада тебя видеть, ты не представляешь! Она притянула меня к себе и обняла со всей силой, на которую были способны ее тонкие руки. Я обняла в ответ, не боясь объявить свои истинные чувства — тогда, в больнице, мне не хотелось ее отстранять, но это выглядело крайне неуместно, учитывая наши с Женей сложные отношения. Женщина смотрит своими глазами в мои, улыбается широко, показывая белые зубы. — Послушай, милая, ты не хочешь выпить кофе со мной? Я только что от Саши, он готовится к договору. У меня запись в салон на половину пятого, через двадцать минут надо выезжать, но мы успеем поговорить. Сходим в кафетерий? — Хорошо, — киваю, — там и еда вкусная, только что всей группой оценили.***
Регина Робертовна болтала в основном о Насте и ее нынешнем положении. Как это она станет бабушкой? Регина Робертовна, кажется, совсем не так давно была девчонкой, а теперь станет бабушкой! Могу ли я в это поверить? Она говорила, что жизнь прошла мимо и оставила ее за бортом. Но я-то, храбрая и решительная, не должна бояться. Мне, по ее словам, удастся поймать время за хвост. — Что Вы имеете ввиду? — Ты как будто из другого теста. Алёна, ты — чудо, свалившееся на нашу семью как снег на голову. После твоего появления все как будто изменилось, окрасилось совершенно другими красками, более живыми что ли? Не знаю, как объяснить. — Вы преувеличиваете, — смущённо улыбаюсь, чувствуя, как краснеют щеки, — я очень виновата перед Вами, Регина Робертовна, знаете Вы об этом? — О чем ты, милая? — Она накрывает своей ладонью мою. — Я ведь все знала об Александре Евгеньевиче. Знала, но молчала. Именно поэтому мы с Женей и разошлись: он не был готов к такому предательству с моей стороны. — Мне все это известно. Как известно и то, что он вовсе не посчитал это молчание за предательство. — Вы все знаете? Господи, как мне неудобно! Регина Робертовна, но как…откуда… — Саша. Он сам все мне рассказал. И о том, что ты все узнала ещё в начале января, и о том, что все время порывалась рассказать Жене, и о размолвке в конце февраля. Он на многие мои вопросы пролил свет. Кажется, теперь мне известно намного, намного больше, чем прежде. — Неужели? — Да. Я передумала с Сашей разводиться. Мы отозвали заявление. Я не знала, что ответить. Женское лицо имело выражение полного счастья. Разумно ли прощать такие вещи? Но что, если я, как и всякий другой человек, не имеющий прямого отношения к ситуации, не имею права анализировать и вникать? Ведь это их жизнь главным образом. Они вместе вот уже тридцать лет, если не больше, и только им одним известно, как лучше жить — вместе или порознь. — Ты грустна или мне кажется? — Спрашивает мама Жени. — Скажи, вы собираетесь мириться? Мой сын, когда я видела его в последний раз, на все мои вопросы о тебе совсем не отвечал, он закрытый по характеру, да ты и сама прекрасно знаешь. Поэтому я даже не понимаю, что происходит в его сердце. Он очень тоскует по тебе — в этом я уверена. — Регина Робертовна, мы с Вашим сыном снова вместе, я как раз собиралась ехать к нему домой. — Но когда? Боже, как славно! Неужели Вы снова вместе? А Настя в курсе? Ты знаешь, что она будет рада безумно за вас? Да как же так — помирились и не сообщили самым близким — родителям?! Иди сюда, поцелую. Она оставляет поцелуй на моей щеке, довольно улыбаясь. Волшебные двадцать минут разговора подходят к концу. Конечно, Регина Робертовна говорила бы и дальше, ведь о стольких вещах ей хотелось узнать, столькими новостями поделиться! Мы расстались в кафетерии. Мой кофе был недопит. Я посидела ещё пару минут, рассматривая прилавки со всякими булочками, сэндвичами и роллами, а потом вышла в холл. По пути обнаруживаю, что случайно капнула кофе на воротник чудесной белой блузы. Приходится дойти до туалетной комнаты. — Какая же я неуклюжая, Боже, — недовольно бормочу. Тёплой водой удаётся стереть пятно. Кажется, его больше нет. Довольная успехом, покидаю уборную. Мужские и женские располагались совсем рядом. Чтобы попасть к ним, нужно было пройти по широкому коридору, выложенному плиткой. Каблуки моих сапог застучали по ней сразу, как только я открыла дверь. Вдруг до моих ушей донёсся знакомый мужской голос. Я бы ни с каким другим его спутать не могла — это был голос Богомолова. Не знаю, что дернуло меня остановиться и прислушаться. — Да говорю тебе, через полчаса они будут на месте, я уже тут. Да, все нормально, дело сделано. Остаётся только поставить подпись. Да старик без сына ничего сделать не может, сдаёт по полной, говорю тебе. Подпишут и с концами, да. Конечно, потом уже ничего не докаж… В мою сторону движется мужчина в чёрном костюме, чьё лицо издали кажется смутно знакомым. Именно звук его приближающихся шагов заставляет меня отпрянуть от двери и все же выйти из коридора в холл. Сердце бешено бьется в груди. Я взлохмачиваю волосы ладонью, пытаясь мысленно сконцентрироваться на плане действий. Если я все верно поняла, сейчас случится подстава со стороны Богомолова. Неужели Женя что-то пропустил в договоре? Да ведь этого быть не может, потому что бумаги проверялись и перепроверялись множество раз не только самим Женей, но и Андреем, и адвокатами! Что же это происходит? Позади открывается лифт. Не долго думая, я прошмыгиваю в кабину и нажимаю на нужный этаж. Лифт едет долго, почти что вечность. Вот он тормозит. Я нахожу кабинет Александра Евгеньевича, но тот оказывается заперт. Ко мне подбегает раздражённый охранник и спрашивает, какого черта я забыла на этом этаже. — Мне нужен Александр Соколовский. Срочно. — Тараторю, печатая сообщение обоим Соколовским. — Его нет, он спустился на другой этаж. Или поднялся. Девушка, давайте пройдёмся до стойки и там Вас запишем. Кто Вы есть? Сообщение не отправляется, потому что здесь плохая связь. — Я его невестка. Вызовите его по телефону или как-нибудь ещё, мне нужно немедленно с ним поговорить. Двери лифта распахиваются, выпуская Богомолова. Он подходит ко мне и вежливо просит охранника извинить меня за бестактность. — Алёна, Александр Евгеньевич ждёт тебя внизу, он попросил сходить за тобой. Я молчу, чувствуя его ладонь на своей спине. Позади Богомолова стоит тот самый человек, с которым я столкнулась в коридоре. Конечно, он видел, что я подслушала разговор. Черт возьми, что же это твориться такое? Мы, сопровождаемые внимательным взглядом охранника этажа, заходим в лифт. Эта кабина слишком мала. Богомолов стоит непозволительно близко. — Ты услышала то, что не должна была слышать. Я человек гневливый, любую угрозу бизнесу устраняю. Алёна, ты для меня очень привлекательна — эти твои волосы, эти глаза. — Он пропускает Сватово локон между пальцев. — Но всё-таки бизнес на первом месте, ты должна понимать. И пусть мои к тебе чувства сильны, я готов о них позабыть, лишь бы остаться в удобном положении. — Это ясно. Мне нечего больше Вам сказать. — Ну, зачем так грубо? Ведь ещё не поздно все мирно решить: ты или останешься со мной, помалкивая обо всем, или отвергнешь меня, но все равно будешь помалкивать. Какой вариант ты выбираешь? — Тот, в котором я не буду молчать, Вас не устроит, полагаю? Он ухмыляется: — О чем я и говорил. Ты и бровью не дернула, дерзя мне. Знаешь ли ты, что большинство людей инстинктивно чувствуют страх при одном только взгляде на меня? — Вы неправильно их понимаете. Они не боятся Вас, а презирают. И верно делают. Я Вас тоже презираю. — Ну, хватит, — он отстраняются, недовольный моими ответами, — Илья, останови лифт. Мужчина нажимает на кнопку и кабина останавливается. Мне всегда было страшно находится в замкнутых помещениях. Теперь, застряв в одном из таких наедине с мерзавцем, уже покушавшемся на мою безопасность, мне становится совсем нехорошо. Я чувствую, что ноги подкашиваются. Воздуха все меньше и меньше. — Отпустите меня, прошу. Верните лифту движение. Мне надо выйти. — Неужели тебе некомфортно? — Пожалуйста. — Ты не скажешь об услышанном? Я молчу. — Не скажешь? — Богомолов касается своими пальцами моего подбородка. Теперь в его взгляде нет и следа от похоти, одна только жестокость, нечеловеческая агрессия. Я врала, когда говорила, что он не внушает мне страх. Никогда прежде мне не было так страшно, как в эту минуту. Стук сердца раздавался где-то в горле. Никакой помощи поблизости, только этот бугай с тупым, безразличным выражением лица. Ногам возвращается твёрдость, а сознанию — ясность. Причина столь резкой перемены остаётся для меня загадкой. Я просто поняла, что надо взять себя в руки. Ведь можно сказать, что я буду нема, но при первой же возможности все рассказать Жене или его отцу. — Я буду молчать, — киваю, убирая прядь волос за ухо. Богомолов улыбается: — Вот и славно, умный выбор, отличница. А кольцо? Не хочешь все-таки снять его? Я смотрю на него почти с ожесточением. — Дикая. — Слышу над ухом. Не знаю, когда лифт пришёл в движение и когда остановился, чтобы выпустить нас на первом этаже. Богомолов все ещё держал меня за локоть. Мы встали в стороне, за рядом колонн — там, где нас мало кто мог заметить. — Молчи, поняла? Ты от этого не пострадаешь, а на старика тебе плевать должно, он же тебе никто! — Он сильнее сжал локоть, дыша в волосы. На мужской шёпот тело вновь мгновенно отреагировало дрожью. — Я не шучу, Алёна. Я каким-то чудесным образом освобождаю свою руку и замахиваюсь, чтобы дать мужчине пощёчину. Мне удаётся осуществить задуманное, только вот спустя пару мгновений, когда Богомолов отпрянул, пристыжено глядя на меня, я почти пожалела. — Дурить вздумала? Мужчина молниеносно схватил меня за локоть и вывел на улицу. Охранники и глазом не моргнули, когда увидели нас втроём, настолько выражение лица Богомолова было доброжелательным — он улыбнулся им и пожелал хорошего дня, а я шла рядом почти как собака, на меня никто не взглянул даже. Свежий воздух вернул рассудку трезвость. Мы остановились в стороне от главного входа, здесь мало кто мог увидеть нас. Богомолов сказал ещё что-то, но едва ли я услышала. Нет, сейчас все пролетало мимо, ускользало от моего внимания. Солнце медленно опускалось. Я посмотрела в сторону дороги и заметила выходящего из незнакомой машины Женю в компании Андрея Володина. Богомолов, стоящий спиной к ним, не мог их заметить, ровно как и его глупый охранник. Соколовский был занят телефонным разговором и даже не смотрел в мою сторону, однако тут же, словно услышав мой немой крик, поднял глаза. Мне показалось, что весь окружающий мир в одно мгновение затих, только лишь тяжёлое дыхание звучало поблизости. Внезапно мужская рука ослабила хватку, а через секунду отпустила совсем. Не поднимая глаз, обхожу мужчину стороной и спешу навстречу Жене. Чем думал Богомолов? Неужели он и вправду полагал, что я промолчу? Или он не ожидал, что именно в ту секунду, когда его крепкая рука отпустит мою, на горизонте появится Соколовский? Я шла вперёд, хотя глаза застилали слёзы. Шла туда, где предположительно должен был находится Женя. Я сразу поняла, что врезалась в его грудь. — Алёна. — Он прижал меня к себе, но в следующую секунду был отстранён моими ладонями: меньше всего в данную секунду мне хотелось находиться в объятьях, слишком свежи впечатления из лифта. — Алёна, я рядом, слышишь? Что произошло? — Ты видел, что я тебе написала? Богомолов собирается обмануть вас всех. Я услышала разговор случайно в уборной, побежала к твоему отцу, но его там не было, а на обратном пути меня поймали. Женя смотрит в куда-то в сторону, наверное, в ту, где стоял Богомолов. Андрей говорит что-то, чего я не могу разобрать из-за шума в голове — это кровь бежала по венам, снабжая сосуды. Удивляюсь своей собранности, потому что внутри все буквально сходит с ума от перенапряжения. — Плевать. — Отвечает Соколовский на какую-то фразу Андрея. — Сейчас, погоди. Дай минуту. Алёна? — Смотрит мне в глаза, обхватывая лицо руками. — Сейчас ты в безопасности. Хорошо, что ты все слышала, понимаешь? Пожалуйста, садись в машину. Женя аккуратно касается моего предплечья, подталкивая к автомобилю. Я хватаю его за рукав пальто, останавливая. — Я тебя туда не отпускаю, только не туда. Он очень нехороший человек, Женя. — Именно поэтому нам сейчас предстоит долгий разговор, а ты в это время должна сидеть в машине. Все будет хорошо, я тебе обещаю. — Даю слово, что он будет в порядке, а Богомолову сейчас многое придётся объяснить. — Говорит Андрей, пытаясь меня успокоить. Женя смиряет его строгим взводом. Что-то тут не так. По глазам родного мужчины вижу, что душа его злится не только на Богомолова за договор, но и как будто на меня. За что ему на меня злиться? Есть только одна насущная проблема, о которой он не был в курсе. — Просто разговор, да? Женя кивает: — Ради моего спокойствия, просто сядь в машину, Алёна. Я покоряюсь. Через тонированное стекло заднего сидения вижу, как Соколовский и Володин подходят к Богомолову. Не пожав рук, они начинают идти в сторону главного входа бизнес-центра и вскоре исчезают за дверьми. Широкая спина Жени скрывается за ними последней. Я откидываюсь на спинку сидения и даю волю слезам.