Мы стоим в стороне от всех кланов! Наш дар настолько велик, что наша мощь почти ничем не ограничена. Наши тёмные силы делают из нас отличных хищников, отличных воинов. Живущие при солнечном свете дрожат от одного нашего имени! — Девиз клана Куарра из Вварденфелла
Покинули Драконий Мост со скандалом и только после длительного обмена угрозами с селянами. Солнце уже зашло, и Серана, скинув капюшон, скрылась в редком лесочке рядом с местом, где устроили привал. Эйнир тем временем обрабатывал полученные в реке ссадины. Он отказался от предложенной Сераной помощи и настоял на ночлеге на опушке. Недовольная этим Серана, не успевшая еще остыть после стычки с «неотесанной деревенщиной», угрюмо отправилась собирать сухие ветки для костра. Эйнир был удивлен: она ни слова не сказала, узнав, что он Драконорожденный. Тогда, в Вайтране, он на несколько дней стал настоящей знаменитостью, пока не решил пойти на попятную и сбежать. Все, кто узнавал о его происхождении, забывали о существовании Эйнира — с этого момента они лишь видели перед собой легендарного героя, обязанного снять кота с дерева, положить конец гражданской войне и принести местному ярлу голову Алдуина. Отчасти поэтому, подкинув золота парочке бедных бардов, он пустил слух о том, что Довакин, который убил Мирмулнира у Западной сторожевой башни, оказался шарлатаном. Дельфина пришла в ярость, а Эсберн, не скрывая своего неодобрения, все же помог за ее спиной заручиться молчанием ярла Балгруфа Старшего, посвященного в тайну Эйнира. Он знал, что старик просто не воспринимал его всерьез и в уверенности, что «перебесившись», Драконорожденный вернется, подыграл спектаклю. — Иногда просто в голове не укладывается, какие люди неблагодарные, — проворчала Серана, вернувшаяся с охапкой хвороста, и щелчком пальцев распалила костер. Затем, присев рядом на траву, покосилась на кое-как перевязанную спину. — Эйнир, те раны, что поглубже, разойдутся при малейшем движении. Почему ты не… — Не умею. Знаю сотню заклинаний и не могу использовать ни единого. — Когда доведешь меня до дома, можешь истекать кровью, сколько хочешь, — скривила губы она, — а пока ты мне нужен живым. Я настаиваю. — Я думал, вампиры с кровью не ладят, — попытался отшутиться Эйнир, но Серана серьезно покачала головой: — Обыкновенные — возможно, но не такие, как я. Высшие вампиры прекрасно контролируют голод, поэтому, если ты только этого опасаешься… Видимо, выхода не было. — Хорошо-хорошо, пожалуйста, — сдался Эйнир и размотал небрежную перевязку. Присев за ним, Серана застыла. Он невольно напрягся в ожидании ее реакции. Во всю спину проходило три длинных толстых шрама, старых, побелевших. Такие шрамы Серане доводилось видеть в далеком детстве на спинах рабов отца, а позже на трэллах, которым не повезло провиниться перед смотрителем. Их секли плетьми. Из-под собранных в низкий пучок черных волос выглядывал край расплывшейся татуировки, но разглядеть, что изображено, Серана не смогла. Конечно, стало понятно, отчего он так отчаянно отпирался. Вопросов задавать не стала, просто занялась ссадинами, бессознательно избегая касаться шрамов. «Больно уже не будет», — горько подумал Эйнир. Его взгляд упал на оставленный у костра золотой футляр, на стенках которого плясали яркие отблески пламени. — Крипта, саркофаг… Это все из-за того, что внутри, не так ли? — спросил он. — Да, — согласилась Серана, немного помолчав. — Стоило того? Она отняла руку от его спины и приятное жжение заклинания прекратилось. — Ты же видишь, что я не задаю вопросов, на которые ты не захочешь отвечать, — неожиданно холодно сказала она, — не спрашиваю, почему у тебя спина как у каторжника, о… драконорожденности. Жду от тебя того же. — Хм. Остаток вечера прошел в молчании. Сняв с лошади две свернутые волчьи шкуры, Эйнир расстелил их для ночлега по обе стороны костра. Положил секиру на расстоянии вытянутой руки и, краем глаза поглядывая на Серану, спрятал в рукаве кинжал. Их взгляды встретились в тот момент, когда она так же ловко сунула устрашающе острый гребень под подушку. — Я бы тебя давно убила, если б хотела, — фыркнула она, — это так, для спокойствия. «Кто еще чей пленник», — подумал Эйнир, но вслух сказал, потянувшись: — Понимаю, каторжникам доверять нельзя. Спокойной ночи, Серана. Под мерный стрекот сверчков, они уснули. Где-то вдалеке на Массер и Секунду выл волк.***
Утро выдалось холодным даже по меркам Скайрима. Привыкший к теплой осени Хай Рока, Эйнир неустанно брюзжал на сырость и ветер. Серане холод был нипочем, и она его ворчание находила забавным: люди, даже те, что кажутся больше и сильнее, да что уж там — Драконорожденные! — остаются такими хрупкими, такими слабыми. При одной мысли о том, что она когда-то была такой же, ее передернуло. С холма съехали на пустынный пляж. По серому песку, покрытому илом, сновали грязевые крабы, гадко щелкая клешнями. Лошадь не захотела везти по песку, поэтому, привязав ее к деревянному столбику у воды, дальше пошли пешком. Море окутывал плотный туман явно неестественного происхождения — все усиливающийся ветер нисколько его не разгонял. — Посмотри, вон впереди наша лодка, — указала Серана. — Удивительно, столько лет прошло, а они все оставляют ее в том же месте. Лодка выглядела подержанной, но дерево было явно дорогим. Со дна достали две пары весел и начали грести от берега. Под мерный плеск волн, они плыли к постепенно вырисовывающемуся поодаль замку. Мрачное величественное сооружение возвышалось на острых скалах, над ним зловеще кружили вороны. — Это твой дом? — присвистнул Эйнир. — Точно. Дом, милый… замок. — Что ж ты сразу не сказала, что ты вампирская принцесса? Серана прыснула. — Это уж больно громко сказано, да и не хотелось показаться… чванливой аристократкой. Ну знаешь, из тех, что сидят у себя в замках и примеряют украшения днями напролет. Да и ты о себе, справедливости ради, не распространялся. От его внимания не укрылось, что, несмотря на ровный тон, с каждым ударом весел она становилась все беспокойнее. — Все в порядке? — посерьезнел он. — Да, спасибо. Я просто… Видишь ли, у нас с отцом довольно напряженные отношения. Не думаю, что воссоединение будет приятным. — Я и сам кое-что знаю о сложных семьях, — Эйнир замялся, — но уверена ли ты, что идти туда безопасно для нас обоих? Я не против и в лодке посидеть. — Конечно, конечно. Место не самое уютное, признаюсь, но пока ты под моим покровительством, у тебя с головы и волос не упадет. Когда попадем внутрь, говорить буду я, а ты просто… скажем так, не делай глупостей. Глупость — понятие субъективное. Изран назвал бы глупостью упущенную возможность всадить ей во сне секиру в сердце, любой другой — войти в кишащий кровопийцами замок. Серана, очевидно, уповала на то, что их представления о глупости совпадают. Высадившись на крутом берегу, они прошли мимо темной смотровой башни по широкому мосту к главным воротам замка. Несмотря на ранний час, было темно; ни один луч не пробивался сквозь белесое марево. Гаргульи, сидящие на мосту, подозрительно напоминали тех, что Эйнир видел в крипте Ночной Пустоты. Казалось, они следили за каждым их шагом пустыми каменными глазами. В нескольких ярдах от входа их окликнул хриплый голос: — Стой! На смерть идешь! Кто смеет приближаться к замку Волкихар? Серана сбросила капюшон и насмешливо крикнула в ответ: — Ты как обычно встал не с той ноги, господин караульный? Послышался удивленный возглас, затем яростный топот, и из-за решетчатых ворот показалось сморщенное лицо старика-вампира. — Леди Серана! После стольких лет… Это правда вы? — Правда-правда. Открывай поскорее, уже кости ломит от сырости. Что-то кряхтя себе под нос, привратник снова скрылся с глаз, и через минуту ворота открылись. Из замка хлынул отвратительный смрад: крови, гниющего мяса и роз. Розы пахли неестественно, приторно, будто их аромат магически усилили, в попытке перебить тошнотворный запах смерти. Эйниру стало дурно. Даже Серана, успевшая отвыкнуть от этого зловония, скривила нос. — А трэллы что, теперь на своих двоих сюда приходят? — злобно смерил Эйнира взглядом старик. — Это мой гость, — сверкнула глазами Серана. Вампир стушевался под ее взглядом, — будь добр не позорить гостеприимство клана Волкихар. — Да, леди Серана, — проворчал он и проводил их внутрь. Убранство длинного темного коридора было крайне мрачным, а от стен веяло могильным холодом. Звук их шагов заглушали громкие голоса из глубин замка. Серана замедлила ход и шла, болезненно выпрямив спину, будто пытаясь придать себе сил, заставляя себя поверить, что держит все под контролем. У арки, ведущей в огромную столовую, она остановилась собраться с духом и обернулась на Эйнира. В ее горящих глазах читалась тревога. — Двум смертям не бывать, — через силу улыбнулся он. Она на улыбку не ответила. Стоило им войти, как в ярко освещенной зале воцарилась мертвая тишина. Кто-то со звоном уронил прибор. От увиденного Эйнир побелел. Пирующие вампиры сидели за выставленными подковой столами, на которых громоздились человеческие тела. Кровь была везде: на полу, на столах, на губах сидящих; дышать было практически невозможно. Вампиры, не обратив ни малейшего внимания на Эйнира, пораженно следили, как Серана, мгновение помедлив, спустилась к центру комнаты. Он, взяв себя в руки, последовал за ней, но держался на расстоянии. Она остановилась перед вампиром во главе стола — мужчиной благородной наружности, которому можно было дать лет сорок, но он, разумеется, был несколькими тысячами лет старше. Его лицо не выражало ничего, кроме спокойной и немного жестокой усмешки — совсем не то, что ожидаешь от отца, наконец воссоединившегося с дочерью. — Моя давно пропавшая дочь наконец вернулась, — звучно объявил он, затем понизил голос: — Вижу, мой Древний свиток у тебя. Серана вновь вернулась к привычке обнимать себя, чтобы успокоиться, и безжизненным голосом ответила: — И после стольких лет это первое, о чем ты спрашиваешь? Да, у меня. Глаза ее отца загорелись нехорошим огнем, и он поднялся с места. — Конечно же, я счастлив видеть тебя, дочь моя. Неужели обязательно произносить это вслух? Ах, если бы только твоя предательница-мать была здесь, я бы заставил её посмотреть на это воссоединение, прежде чем вздеть её голову на пику. Эйнир опешил. Сам выросший без отца, он никогда не думал, что кто-то способен так холодно и точно нанести удар собственному ребенку. Видя Серану, сжавшуюся под пристальными взглядами вампиров и оскалом отца, он больше не мог смотреть на нее как на инструмент, пленницу, монстра, воина. Все, что он видел — это такой же сломленный ребенок, какой жил и в нем самом. Переборов ужас от кровавой картины, он уверенно подошел к ней и положил руку на плечо. Она будто бы бессознательно накрыла ее своей, и весь зал снова притих. Тишину нарушил отец Сераны, вздернув брови, переводивший взгляд с нее на Эйнира: — Кого это, скажи на милость, ты привела в наш зал? — прищурился он. — Это, — откашлялась Серана, — Эйнир, мой спаситель. Он освободил меня и привел сюда. — Прими благодарность за возвращение моей дочери, Эйнир, — кивнул вампир, пристально глядя ему в глаза. — Я лорд Харкон, глава клана Волкихар. Эйнир неуверенно склонил голову. Лицо Харкона вдруг приняло хищное выражение. — Не присоединишься ли к нашему застолью? Вы как раз подоспели к десерту, — сказал он, хлопнув в ладоши, и приподнял серебряный клош на столе. С блюда на Эйнира раскрытыми в ужасе остекленевшими глазами смотрела голова ребенка. Он подавил позыв, прижав руку ко рту, его затрясло. Серана поспешила снова накрыть блюдо и разгневанно зашипела: — Отец! — Есть лишь один дар, которым я могу отплатить тебе за спасение Древнего свитка и моей дочери, — громко перебил Харкон, — я предлагаю тебе мою кровь. Прими её, и ты станешь львом среди ягнят! Люди будут дрожать при твоём приближении, а смерть отступит навеки. — Никогда. Харкон ехидно развел руки и повернулся к вампирам, те угодливо захохотали. Серана схватила Эйнира за плечи и горячо зашептала: — Мне так жаль, я не хотела… — Перестань, Серана! — рявкнул Харкон. — Просить прощения у смертного — позор для вампира. — Позор? Позор — это то, как ты поступаешь с человеком, вызволившим твою дочь! — взорвалась Серана. — В очередной раз ты лишь доказал, что плевать хотел на меня! Эйнир молча стряхнул ее руки и быстрым шагом пошел к выходу. На воздух. Еще секунда, и он сорвется, а шансов у него здесь нет. Подальше. Бежать, бежать! Когда он вернется, а он уж точно вернется, они все умрут. Все до единого. Даже… Серана. Он не знал, что теперь с ней будет в этом аду. Да и не хотел знать, и даэдра бы побрал день встречи с ней. Чем он думал, заявившись сюда? Идиот. Идиот. Он не стал оборачиваться, когда за ним закрывались ворота, но мурашки побежали по его спине под взглядом печальных янтарных глаз.