Жил без страха и умер без страха. — Брат Бури
По сравнению с фалмерскими пещерами Забытой долины, замок Волкихар показался бы благоухающей террасой. Несмотря на удивительно рационально организованное хозяйство, фалмеры совсем не отличались чистоплотностью. Эйнир старался не думать, что было размазано по темным закоулкам тоннелей и проходов, пока они с Сераной крались от одной стоянки к другой. Дело спорилось: обстреливая их палатки стрелами и ледяными копьями из укрытия, они при необходимости добивали оставшихся уродцев врукопашную, и таким образом вскоре выбрались на свежий воздух. — Это словно другой мир, правда? — восхищенно прошептала Серана, глядя на долину с высоты ледяного уступа. Солнце здесь терялось в облаках и лишь мельком поблескивало на льдинах. Неподалеку ревели водопады, заглушая скрип снега под ногами. Прямо перед ними раскинулось замерзшее озеро. Все здесь казалось одновременно хрупким и величавым, но отчего-то острее всего здесь ощущалось одиночество. Серана покосилась на Эйнира, который хмуро дышал на ладони, пытаясь согреться, и представила каково было бы прийти сюда одной. Снежная королева, нашедшая свои владения, такие же пустые и холодные, как она сама… — Перебираться на ту сторону придется напрямик, — рассудил он и опробовал лед носком сапога. Пошли медленно и осторожно. На неровной поверхности было почти не скользко, но настораживающий хруст подсказывал не терять бдительности. В самом центре озера темнело неясное небольшое строение. — Эльф лесной идет по льду, сложная задача… — проворчал Эйнир. — …рядом с нордом-молодцом он ползет как кляча, — закончила Серана и он удивленно хохотнул: — Ты-то это откуда знаешь? — Эта присказка стара как Скайрим, — хмыкнула она, — тут всегда льда и расизма было в достатке. Он насмешливо поморщился. — Прямо-таки расизма? В детском стишке? — На этих стишках выросло не одно поколение нордов, считающих себя высшей расой, — пожала она плечами, — в этом плане вы ничуть не поменялись… — Вы? Ну да, звучит совсем не по-расистски. Серана всплеснула руками: — Не вырывай мои слова из контекста. А как иначе назвать лозунг «Скайрим для нордов»? Вот что он может подразумевать под собой, кроме «сгоним нелюдей в гетто, а непокорных на рудники»? — Далеко не все разделяют мнение Ульфрика, — заметил Эйнир, — однако было бы куда проще проталкивать антирасизм в массы, если б эльфы не переходили на другую сторону улицы при виде норда и не припоминали Конкордат Белого Золота к месту и не к месту. Серане послышалось, что подо льдом что-то булькнуло. Она остановилась и прислушалась. Тишина. — А как же Ночь слез как извечное оправдание притеснений? При вашей короткой жизни так долго цепляться за прошлое бессмысленно, — она продолжила идти, решив, что почудилось. — И снова возвращаясь к детям: они с материнским молоком впитывают мысль, что убийство эльфов — обязательный критерий героизма. Изграмор, Харальд, Хоуг, Вульфхарт… На этих преданиях еще я росла, а с тех пор история, как водится, переписывалась множество раз. На чьих плечах будущее Скайрима? Заносчивых и жестоких радикалов? Эйнир замедлил шаг там, где лед утоньшался. — Наоборот. Я верю, что каждое поколение лучше предыдущего, умнее и справедливее. Не мы ли с тобой тому подтверждение? Серана с притворным удивлением положила ладонь на грудь: — Вот это да! Я тебе правда нравлюсь больше, чем мой отец? Не успел Эйнир и рта раскрыть, как лед позади них вдруг с треском взорвался, осыпав их фонтаном осколков и брызг. Серана молниеносно отскочила и выхватила оружие; Эйнир для верности крикнул «Feim!», приготовившись к обороне. Из воды вынырнул огромный бурый дракон, и от его рева на склонах, окружающих озеро, тронулся снег. Несколькими ярдами левее его точная копия пробила толщу льда и взмыла в воздух, присоединившись к сородичу. Словно разминаясь после долгой спячки, они принялись выписывать над озером круги. Эйнир впервые видел таких драконов: с плоским шипастым телом и глазами, будто опалы, но на наблюдения времени не было — они с Сераной кинулись бежать к берегу, наплевав на хруст и треск льда под ногами. Драконы были быстрее. Пока один снова пикировал под воду, второй с высоты принялся палить их огнем. — Mu seik niid arx! — на бегу крикнул Эйнир. — Il mu hok ko drem! [1] Вместо ответа дракон проревел: «Tiid Klo Ul!». Наступила мертвая тишина, будто водопады, шаги Эйнира, ветер — все исчезло как по щелчку. Серана обескураженно обернулась. Все вокруг застыло, вмерзло в лед времени. Для вампира, однако, угнаться за временем не составляло труда — она осталась один на один с драконом. Тот, и не заметив, что на нее Крик не действует, подлетал ближе и ближе, не прекращая поток пламени. Серана метнулась к Эйниру и оттолкнула его с пути дракона, сама, при этом, подставившись под удар. Пламя лизнуло ее по спине и подожгло плащ. Ход времени вернулся к норме; Серана рухнула в снег рядом с Эйниром, в попытках потушить огонь; дракон, скрипнув хвостом по льду, снова набрал высоту. Не дав отдышаться, второй вынырнул прямо под ними, и они с криком провалились под воду. От холода у Эйнира воздух выбило из легких. Он зацепился за край проруби левой рукой, пытаясь нащупать правой исчезнувшую во всплеске Серану. Мокрые волосы залепляли глаза, ее нигде не было видно. Он позвал ее, пытаясь перекричать хлопанье крыльев, но ответа не последовало. Тогда Эйнир задержал дыхание, нырнул и осмотрелся под водой. Дракон метался подо льдом размытой тенью, извиваясь как змея. Вода вокруг него вдруг забурлила и окрасилась багрянцем, и он с утробным воем протаранил себе путь на поверхность. За чешуйчатый шип на его голове держалась Серана; в глаз был глубоко вогнан меч. Чудовище ушло в полете в «бочку» и ударилось о лед, придавив ее своим весом. Вытянув себя из воды, Эйнир опрометью кинулся к ним, но второй дракон отбросил его Безжалостной силой к центру озера. Приземлился он на спину и приложился затылком так, что в глазах потемнело. Думать. Думать или умереть. С трудом подняв голову, он оглянулся на строение, которое оказалось прямо позади него и, приглядевшись, от радости чуть не пустил слезу: это была Стена Слов. Скамп его знает, что она делала посреди озера, но незнакомый Крик мог стать их спасением. Эйнир вскочил на ноги и побежал к Стене. «Продержись еще немного, Серана», — мысленно умолял он. В окружении знакомой лепнины в камне был выточен рассказ о некоем Хеймверлунде, читать который было ну совсем не ко времени. Эйнир быстро пробежал по тексту глазами в поисках нужного слова. Strun? Гроза… Серана тем временем яростно отбивалась от драконов, метая заклинания одно за другим. Силы были на исходе. — Серана! Уходи со льда! Скорее! — крикнул ей Эйнир и помчался к разлому во льду. Собрав волю в кулак, она обратилась стаей летучих мышей и метнулась к берегу. Отвратительное липкое ощущение, будто ее разорвали на части, тут же накрыло с головой, напомнив, почему она всегда избегала применять этот маневр. На краю озера снова собравшись воедино, она продолжила идти на нетвердых ногах, и, сойдя со льда, из последних сил добила раненого дракона вампирским высасыванием. По пустому взгляду обоих чудищ, Эйнир догадался, что они были под чьим-то контролем и попытался сыграть на этом: — Mindin zu'u krii hi, zu'u krii hin in voth kirnd! [2] Свирепо глянув на него, оставшийся дракон бросился в атаку. Эйнир набрал побольше воздуха и сблефовал, будто сейчас нырнет в воду. Тот опрометью кинулся под лед и Эйнир наконец использовал оружие, которое они сами дали ему в руки: — Tiid Klo Ul! Вновь застывший мир стал тихим-тихим и Эйнир воспользовался форой, чтобы убраться с озера. Ускорившись Стремительным рывком, он ступил на твердую землю и наконец поставил точку в своем плане: — Strun! Одновременно с ударом молнии время вернулось на круги своя. Разряд угодил прямо в воду, за ним другой, в воздухе запахло озоном и горечью. Спрятавшись под ближайший уступ скалы, они с Сераной пережидали грозу, лежа на снегу. Эйнир раскраснелся: Крики чертовски изматывали. Дракон, как и ожидалось, светового шоу не пережил — его бурый силуэт лишь неподвижно темнел подо льдом. Ненастье закончилось так же резко, как и началось. Серана аж подскочила, когда души драконов лучами света вспыхнули над озером, заструились по воздуху и как щупальца обвили Эйнира. Их всполохи под его кожей кидали блики на снег и ее лицо. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох, бережно принимая чужие души и силу, а вместе с ними чужую боль. — Их звали Насларум и Восларум, — поморщился он, из вихря перекрикивающих друг друга угасающих воспоминаний пытаясь вычленить связные мысли. — Они… не хотели. Их заперли здесь на века, как цепных псов, лишив воли и сознания, но я не вижу кто, не вижу имени… Серана вздрогнула. — У тебя кровь пошла носом. — Правда? Скамп побери… — за неимением альтернативы, он утер нос рукавом. — Две сразу — не каждый справится. Серана в ответ на сальное замечание сыпанула снега ему за шиворот. — Как обычно, я делаю половину работы, а все лавры тебе. — Завидно? — подтрунил он, бухнув жменю ей в волосы. В ходе небольшой потасовки они скатились по склону обратно к озеру, вымокшие и облепленные снегом. Серана оказалась над Эйниром со снежком в руке. Ее смех застыл в холодном воздухе, когда они встретились глазами. Черные волосы разметаны по снегу, теплая рука на ее плече. Отчего-то облачка пара, срывающиеся с его губ, завораживали как мираж. От нее, уставшей, но улыбающейся, с растрепанными волосами и все тем же шлейфом дурмана и миндаля, невозможно было отвести глаз. Как можно после того, с чем они столкнулись, чувствовать себя… счастливыми? — Серана… Эйнир убрал выбившуюся прядь с ее лица. Ее улыбка растаяла, как и забытый снежок, и она напряженно посмотрела ему в глаза. В следующую секунду он перекатился, повалив ее на спину и злорадно хохоча засыпал снегом. — Ты проиграла! [1] Мы не желаем вам зла! Нам не нужно сражаться! [2] Когда вы истечете кровью, мы примемся за вашего господина.***
Спустившись в расщелину близ озера, они долго блуждали по тоннелям, пока не наткнулись на луч света, струящийся из этой залы. Вместо источника света, они нашли здесь незнакомца с волосами белыми, как молоко, неподвижно стоящего у причудливого алтаря в самом центре. — Подними руки и медленно повернись к нам лицом! — крикнула ему Серана. Эйнир для убедительности щелкнул механизмом арбалета. Он рук не поднял, но обернулся с абсолютно безмятежным видом и учтиво кивнул. Они переглянулись: незнакомец был эльфом, но эльфом странным. Все от его кожи до глаз было таким белоснежным, что почти светилось в полутьме. Он словно хозяин, обнаруживший у себя на пороге нежданных гостей, с вежливой полуулыбкой окинул их взглядом и пригласил: — Проходите-проходите, вам нечего бояться. Эйнир зловеще хмыкнул. — Кто ты такой? — потребовала ответа Серана. — Я рыцарь-паладин Гелебор. И, что, как вижу, заинтересовало вас и вашего спутника, — усмехнулся он, — снежный эльф. Добро пожаловать в Благую землю Аури-Эля! — Блаженнее не бывает, рыцарь-паладин, — буркнул Эйнир, не опуская арбалета. — Здесь есть кто-нибудь кроме тебя? — Не считая Насларума и Восларума, с которыми вы уже имели удовольствие познакомиться, никого. К слову, я впечатлен, очень немногие могут от них ускользнуть. — Они мертвы, — сухо сообщила Серана. Гелебора такой поворот ничуть не впечатлил, он лишь безразлично пожал плечами: — Жаль. Но давайте же перейдем к делу: вам нужен лук Аури-Эля. Тысячи лет я стою на страже Благой земли, и никто до сих пор не смог вынести его из долины. Они просили лук, а я просил их о помощи. Никто еще не справился с задачей… но никто из них и не был высшим вампиром. Он скользнул взглядом по Эйниру, как бы ища в нем что-нибудь равно выдающееся. Не найдя, снова обратился к Серане: — Я прошу вас убить викария Виртура, моего брата… Эйнир медленно опустил оружие и после мгновения тишины схватил его за шиворот. Эльф, вскинув брови, смотрел на него снизу вверх со сдержанным недоумением. — Скажи, что я ослышался, — сквозь зубы прошипел Эйнир, серые глаза метали молнии. — Ты не хочешь его крови на своих руках, поверь. Бесхитростно покачав головой, Гелебор ответил: — Отнюдь, мой брат должен умереть, и я могу объяснить почему. Лучше — стоя на земле. — Эйнир? — озадаченно окликнула Серана. Он выпустил эльфа и отчитал себя за вспышку: «Ты ничем не лучше, лицемер. Поздно кому-то что-то доказывать». От настороженного взгляда Сераны он скрылся, незаметно ступив назад, чтобы лицо оказалось в тени. — Родства между нами больше нет, — поправив изящную кирасу, начал Гелебор, — он стал чужим и опасным — вовсе не тем эльфом, которого я когда-то знал. Это всё Преданные, которых вы называете фалмерами: они что-то сделали с ним, я только не понимаю, как Аури-Эль это допустил… В любом случае, лук у него, и лишь через его труп вы сможете его добыть. — Почему тогда ты сам его не убил? — спросила Серана. — Здесь работает древняя магия снежных эльфов — чтобы войти в храм, придется пройти через самые темные уголки своего сознания и свои худшие страхи, — Гелебор шагнул к алтарю и прошептал формулу на эльфийском. Из самой середины бесшумно выдвинулся кувшин изящной работы. — Выпив Нектар аэдра из этого сосуда, вы погрузитесь в сон, где переживете свои потаенные кошмары. На меня, увы, это не действует: за тысячи лет служения Аури-Элю, к нему вырабатывается иммунитет, а значит путь в храм для меня закрыт. — Что если в этом сне умереть? — Проход останется закрыт, однако вы не получите никакого вреда в нашем мире, несмотря на то, каким реальным может казаться план вашего сознания. Серана без колебаний потянулась за кувшином. — Я сделаю это. — Откуда нам знать, что это не ловушка? — остановил ее Эйнир. — В свитке ясно говорилось, что лук именно здесь. К тому же психологические испытания — это вполне в духе эльфов. На паранойю нет времени. — Это не паранойя, а предосторожность. Я, в отличие от некоторых, вполне себе могу умереть, если ты забыла… Гелебор устало вздохнул, сам взял кувшин и сделал несколько глотков. Они уставились на него во все глаза в ожидании признаков отравления, опьянения, омертвения и тому подобного, но эльф даже не поморщился и выглядел все так же бодренько. Серана, многозначительно тряхнув головой, взяла сосуд из его рук, но Эйнир снова вмешался: — Постой, тогда давай сразу увеличим шансы на то, что у одного из нас выгорит, — он обратился к Гелебору: — Что будет, если мы оба выпьем? — Все, кто приходили сюда, приходили в одиночку. Мне неизвестно, окажетесь ли вы вместе или порознь, — задумчиво погладил подбородок тот, — но в теории Нектара хватит на двоих. — Отопьем по половине, — согласилась Серана и заглянула в кувшин. В прозрачной жидкости будто плясали светлячки. Эйнир слабо улыбнулся: — Хотелось бы, конечно, на брудершафт, но выбирать не приходится — пей. Она пила большими глотками; жидкость была вяжущей и будто шипела на языке. Оторвавшись от кувшина, она нахмурилась и часто заморгала: в глазах двоилось, а с периферии зрения наплывали переливающиеся золотом круги, словно рябь на воде. Мир накренился, а затем еще немного, и еще — пока она не очутилась в теплых объятьях. Даже жарких: на лбу выступила испарина. Она слышала голоса Эйнира и эльфа, но не могла разобрать ни слова. Как ее опустили на пол пещеры, она уже не почувствовала. — Если меня твоя отрава убьет, она открутит тебе голову, — пригрозил Эйнир и скрепя сердце приложился к кувшину.***
Единственным звуком в темноте был тонкий стук капель о дерево. Затем к нему присоединился отдаленный треск пламени. Затем скрипнула половица. Пахло сыростью и кожей. Справа висел в воздухе маленький светящийся шар, осторожно прикрытый ладонями. Приглядевшись, Эйнир разглядел знакомые длинные пальцы и еле видный в тусклом свете изящный профиль, и тихо позвал: — Серана! Во тьме ярко вспыхнула пара светящихся глаз и она, выдохнув с явным облегчением, метнулась навстречу. — Я уже думала… Как хорошо, что мы оказались вместе! — зашептала она, вслушиваясь в тревожную тишину. Эйнир потянулся за арбалетом и еле слышно чертыхнулся: — Мое оружие исчезло. — Да, мое тоже. Но мы и без оружия не овечки, — бросила она и, легонько сжав сгусток света, сделала его ярче. Они стояли на выметенном каменном полу под высоким потолком, тонущим во тьме. Серана подтолкнула шар пальцем, и он плавно двинулся вглубь помещения, выхватывая мрачные стены и паутину, пока не наткнулся на препятствие: алтарь из человеческих и звериных костей. Сердце Эйнира пропустило удар. Ну конечно. Он ведь прекрасно знал, на что шел, и все равно в глубине души надеялся, что этот кошмар обойдет его стороной. Или напротив, из извращенного мазохизма хотел заглянуть ему в глаза, наказать себя; или надеялся, что сможет его отпустить; или просто хотел увидеть их в последний раз… Идиот. Последний идиот. — Это мой страх, Серана, — безжизненным голосом сообщил он. Она поежилась и у ее ладоней уже заклубились красные нити вампирского высасывания. — Будет гораздо легче выжить, если ты скажешь, что это, — заметила она. В этот момент снова протяжно скрипнула половица впереди и послышались сбивчивые шаркающие шаги. Эйнир побледнел. — Мои братья… На стенах вдруг разом вспыхнули факелы. Из единственного темного угла за алтарем на свет медленно вышли три скрюченные фигуры. Их руки были согнуты под неестественными углами; из ржавой и помятой брони кое-где торчали стрелы и клинки; кожа, по-мертвецки синюшная, покрыта ранами и кровоподтеками. Серана встала между ними и застывшим на месте Эйниром. — Мне придется напасть… Просто помни, что это на самом деле не они, хорошо? — Нет, постой, — с трудом выговорил он и обратился к покойнику впереди: — Йорек, это я. Я пришел… извиниться. — Лжец! — прохрипел тот в ответ, с жутким хрустом вскинув голову. При жизни он наверняка был похож на Эйнира, но сейчас распухшее лицо с одним лишь глазом являло собой отвратительное зрелище. Второй брат был его точной копией, не считая недостающей челюсти, но третий был совсем другим: самый высокий из четверых, он выделялся к тому же гривой пшеничных волос, казавшихся еще светлее на контрасте с залитым кровью лицом. — Ты пришел сюда только ради себя, не пытайся нас обмануть, — с дьявольской усмешкой сказал он и сделал еще шаг навстречу. Их тут же окутало алое облако и все трое мучительно сгорбились в агонии. Йорек простонал: — Ты позволишь нам еще раз умереть от твоей руки, брат? — Ему дорога только своя шкура, ничего не изменилось, — скрипнул зубами светловолосый. Эйнир не отвечал. Это не они — обман эльфийского токсина в мозге. Они не стали бы так говорить, они совсем не так умирали, они даже не знали, что он наделал. Просто пусть это побыстрее кончится. Когда их стоны затихли, Серана несколько секунд стояла над их замершими телами, не зная, что делать и говорить. Обернулась. Он дрожал как в горячке, лицо будто постарело, а в глазах стояло отчаяние. Черная словно ночь безнадежность. — Мне жаль… — шепнула она, неуверенно подошла ближе и развела руки. Покорно шагнув в объятья, он прижал ее к себе трясущимися ладонями. Она погладила его по волосам, стараясь игнорировать его бешеное сердцебиение, отдающееся эхом у нее в груди. Последний раз ее саму утешали тысячи лет назад: она лишь по памяти бормотала ему в плечо то, что говорили тогда ей, до тех пор, пока его дыхание не выровнялось и не унялась дрожь. Вдруг с низким гулом пол пещеры дрогнул. Сверху посыпалась каменная крошка и потолок разом обвалился. На них хлынул ослепительный солнечный свет — Серана вскрикнула и поспешила прикрыться плащом, но тот исчез. В следующий миг исчезли и тела, и алтарь, и стены, и они оказались посреди пустыни. Кроме раскаленного песка вокруг не было ничего. Серана сжалась, ее кожа мгновенно начинала дымиться в лучах солнца. — Ляг! — рявкнул Эйнир. Она, рухнув в песок, легла на спину, стараясь занять как можно меньше места. Он оперся над ней на руки, по возможности закрыв собой. — Сними с меня доспех. — Не думала, что до этого дойдет в таких обстоятельствах, — шипя от боли проговорила Серана, торопливо открепляя пластину на груди. — Этого хватит. Солнце было в зените — подняв пластину под правильным углом, она могла закрыть ею и голову, и декольте. Вот только они все еще оставались в центре пустыни. — Идти куда глаза глядят — вариант не хуже других, — рассудил Эйнир. — Единственный вариант, ты хотел сказать. Они брели по пустоши под знойным солнцем; от пота волосы липли ко лбу. Вокруг ничего не менялось: за одним барханом шел другой, такой же песчинка в песчинку. — Может, твой страх сложнее, чем просто боль, — предположил он. Губы стали сухими и шершавыми. — Пустыня — это… скажем, метафора. И она ждет от тебя чего-то. — Тогда ей лучше намекнуть яснее, чего именно, — проворчала Серана. — Свет может меня убить — разумеется, я не в восторге от солнечной ванны. И, кажется, начинаю понимать отца… Она остановилась на полуслове как вкопанная. Эйнир тоже замер в недоумении. — Я боюсь стать как мой отец! — выдохнула она и подняла на него взгляд. — Мне нужно сделать то, чего он бы никогда не сделал. Если бы он сейчас был здесь… — … он первым делом оторвал бы мне голову, — невозмутимо закончил Эйнир. Уголки ее губ дернулись вверх. — Разве что в тенечке: он бы ни за что не подверг себя опасности. Эйнир догадался, о чем она думала и нахмурился: — Серана, мы не может быть уверены, что это действительно… Она глубоко вздохнула и резко опустила пластину. Боль исказила ее лицо, когда кожа и волосы начали на глазах разлетаться в пепел. Эйнир, стиснув зубы, заставлял себя оставаться на месте, бессильно наблюдая, как она терпит пытку, теряя человеческий облик, как тающая восковая фигурка. Когда она, не удержавшись на ногах, упала на колени, послышался раскатистый удар колокола. На горизонте черной точкой темнела узкая башенка. Эйнир кинулся к Серане и подхватил на руки, прикрыв пластиной. Она ахнула от облегчения, оказавшись в тени и обхватила его шею покрепче. Эйнир поморгал и, убедившись, что здание никуда не исчезает, крикнул: «Wuld Nah Kest!». В несколько Стремительных рывков, они достигли башни, оказавшейся склепом с колокольней, и влетели внутрь, в живительную прохладу толстых каменных стен. Единственным источником света здесь был круглый витраж на противоположной двери стене, а сам склеп был мал и абсолютно пуст: ни единой урны, гроба, свечи — того, что ожидаешь увидеть в усыпальнице. Сидя на холодном полу, оба пытались восстановить дыхание. Лицо Сераны регенерировало медленно, но верно. — Ты либо самый отважный, либо самый безумный вампир из всех, что я встречал, — покачал головой Эйнир. — Много встречал? — Больше, чем хотелось бы. — Раз мы тебе так не нравимся, чего ты себе все губы искусал, пока я на солнце жарилась? — лукаво улыбнулась Серана и тут же сморщилась, потревожив ожог. — Вот-вот, помолчи немножко. Эйнир перевел взгляд на витраж. Он мог бы поклясться, что секунду назад тот был пуст, но теперь на стекле красовалось весьма уродливое изображение бычьего черепа. Очередная детская загадка с недетскими последствиями. Он встал и подошел ближе, в надежде найти подсказку, что делать дальше. Само стекло было абсолютно обыкновенным, или, по меньшей мере, хотело таким казаться. — Я на солнце перегрелся, или только что этого здесь не было? — буркнул он Серане. Та не ответила. Эйнир попробовал выбить витраж локтем, но он был крепок, как эбонит. Когда даже колкости от Сераны не последовало, он обернулся. Она исчезла. Вместо нее в середине склепа появился ржавый железный стул. Сидящего в нем Эйнир не боялся. Он его ненавидел. — Ты набрал массу. Приятный сюрприз. — Где она? — прошипел Эйнир. — Одна. В кошмаре. Как и ты. — Вы мертвы. Вы больше ничего мне не сделаете, Старик встал и мирно почесал бороду. — Присядь, поговорим, — кивнул он на стул. — А если я откажусь? — Ты ж у нас всегда был за головастого — догадайся. Натянутый, как струна, Эйнир опустился на стул, не выпуская деда из поля зрения ни на секунду. Тот подставил к стулу взявшийся откуда-то табурет и, пошарив в кармане, вытянул стальную палочку с иглой, резной молоточек и банку чернил. Эйнир выдохнул сквозь зубы. — В этот раз сам выберешь место, — сказал дед, щедро поливая инструменты алкоголем, — и прежде чем начнешь бесноваться — помни, что ты здесь не один. Она тебя ждет. Эйнир, буравя старика свирепым взглядом, рывком отцепил левый наруч и засучил рукав. — Можем и первую освежить, если хочешь, — посмеиваясь в усы, предложил старик. С легким ударом молоточка, игла вошла под кожу. Адской боли, которую Эйнир помнил, не последовало. Было более чем терпимо. Заметив, что он немного расслабился, дед решил продолжить беседу: — Как парни? Уже виделся с ними? — Я не понимаю… — Что? — Я не понимаю, почему мой разум воспроизводит вас… таким. Вы старый неуравновешенный садист. Неужели теперь вы боитесь меня? — Ха! С чего бы? Потому что ты Драконорожденный? Это не заслуженная регалия, а чистая случайность, мы оба знаем, что в тебе нет ничего особенного, — усмешка потихоньку сползла с губ старика. — Все что я делал, я делал для вашего же блага… Эйнир в ярости стукнул по подлокотнику, перевернув чернила. — Йорек, Берт и Эринбьорн умерли из-за вас! Из-за ереси, которую вы вбивали нам в голову. Не будь я трусом, от нашей семьи бы не осталось ничего! Разве что одна могила — и та ваша… — Умереть героем лучше, чем жить червем, — исподлобья глянул на него дед. Эйнир откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Бесполезно. Это всего лишь видение, нельзя позволять ему залезть в душу. Работа шла быстро: время здесь очевидно искажалось. Старик не позволял смотреть, пока не закончил. Тогда он льняным лоскутом стер выступившие кое-где капельки крови и отодвинул табурет. Надпись была на Довазуле: «Sahlo». У Эйнира уже не было сил на злость. Просто хотелось уйти. — Тонко, — безразлично прокомментировал он и встал со стула. — Меня это перестало задевать примерно тогда, когда начала задевать плеть. Дед так же деловито расфасовал инструменты по карманам и ответил: — Тебя никогда не перестанет это задевать. Потому что ты сам это признаешь — ты слабак. Промолчал. Лишил его удовольствия. Отошел и дернул ручку двери. Старик кашлянул, кинул ему ключ и произнес: — Еще не поздно стать сильным, Эйнир. Эйнир отпер дверь. Нельзя позволять себе думать, не сейчас. Может позже, в безопасности. Рядом с ней.