Здесь нет ничего живого. Вокруг лишь восставшие мертвецы, которым лежать бы себе в могиле. Я слышу, как их кости звякают о камни или друг о друга, когда они ходят. Если доберусь до дома, повешу меч на стену и больше никогда никуда не пойду… — Записка в Каирне Душ
— Погоди, не нажимай, я ее… узнаю, — скрипнул зубами Эйнир, когда из кнопки на гномоне тусклой вспышкой выскочил острый шип. Серана, лишь слегка поморщившись, сжала раненую ладонь, точно, как он сам в Крипте Ночной Пустоты. Казалось, с тех пор прошла вечность. Знакомым лиловым огнем проступили витиеватые узоры, сперва там, куда упала капля крови, а затем и по всей поверхности часов. — Я тоже. Мама жутко любила эту систему безопасности — работает с любой кровью, кроме отца. Вот только в саду ее раньше не было… Они немного потоптались на месте, но, кроме бесстрастно горящего пламени, ничего приходить в движение не собиралось. Отупляющий шум в голове неуклонно возвращался, и Эйнир вопросительно глянул на Серану. — Этим защита исчерпывалась, — буркнула она, присев у подножия гномона. — Допускаешь мысль, что ты тоже в черном списке? — Не допускаю. Пререкаться не хотелось, в равной степени из-за того, что он еще чувствовал вкус ее губ на своих, и того, как звон в ушах переходил в визг. Эйнир зажмурился в попытке подавить его и вновь подступающую к горлу тошноту, а когда открыл глаза, по другую сторону часов на удивление бесшумно приземлилась рогатая горгулья. Галлюцинация? Их он насмотрелся достаточно в Хрустальной комнате: то абсурдные видения вроде этого, то призраки прошлого, то бесчинствующие в тенях безликие монстры. Отчасти они отвлекали от единственного настоящего монстра перед ним, а то и милосердно утаскивали с собой в забытье. Иронично — если бы не это временное безумие, он бы наверняка лишился рассудка всерьез. — Пароль! — деловито гаркнула горгулья. Серана в мгновение ока оказалась на ногах с мечом наизготовку. — Чтоб меня, — прошипел Эйнир, тоже выхватив оружие. Меч был отличный, да только ему самому мастерства не доставало — то ли дело родные арбалет да секира… — Паро-о-оль! Говори пароль! — снова загундело чудовище. — Какой пароль? — Я спрашиваю, а ты говори пароль. — Первый раз такое вижу, — прошептала Серана, — должно быть экспериментальная модель. — Дай подсказку, — как можно отчетливее попросил Эйнир. Горгулья с щелчком покрутила каменной головой. — Не велено! Велено только младшей хозяйке. — Так вот же она. Тусклые подслеповатые глаза пристально изучили Серану, но вердикт был не в их пользу: — Неправда… — Правда. — Неправда! У младшей хозяйки косы на голове! — Я расплела, мешали, — невозмутимо объяснила та, но горгулью оправдание не убедило. Тогда Серана сунула «Луч» в руки Эйниру и наспех сообразила колосок у виска. Горгулья несколько расслабилась, однако окончательно подозрительности не утратила. — А красивый ошейник? — исподлобья скрипнула она. — Потерялся. — Где? — Упал в море, — вмешался Эйнир, — к слову, вот тебе задание — сплавай за ним, когда пропустишь хозяйку. — Эйнир! Она же утонет, — укоризненно зашипела Серана. Он многозначительно приподнял брови, а горгулья с энтузиазмом накинулась на последнюю возможность подкопаться: — А это кто такой? — А его я съем. После короткого раздумья, безобразная стражница пришла к выводу, что ее такой ответ устраивает и торжественно объявила: — Подсказка! — Ее скрежещущий голос вдруг стал чужим, приобрел стальные нотки и аристократичную надменность: — «Мои прощальные слова». Валерика? Забавно, в начале их знакомства Серана нередко говорила таким же тоном. Эйнир ожидал услышать пароль вроде «Я люблю тебя», но она, кашлянув, произнесла: — «Выпрями спину». Глаза горгульи вспыхнули под стать часам, и, приблизившись вразвалку, она навалилась на гномон. С гулом тронувшись с места, он послушно описал под ее напором круг по циферблату. Пластины с изображением Солнца, Массера и Секунды одна за другой задвигались куда-то в пол, открывая винтовую лестницу под землю. Отряхнув лапы, чудище с чувством выполненного долга взмыло в небо. — Как думаешь, она топиться? — спросил Эйнир. Серана вернула себе меч и насмешливо свела брови. — Не льсти себе. Она вообще не восприняла тебя всерьез.***
Пусто. В лаборатории было пусто, словно в трактире утром Морндаса, за исключением, разумеется, огромной дыры в полу, откуда рвались к потолку лиловые блики, как от водной ряби. Из помещения будто высасывали воздух — каждый вдох давался с трудом и неприятной прохладой отдавался в легких. На почти голых полках, рядами уходящих под потолок, не было ни пылинки, и в этой неестественной чистоте место казалось еще более покинутым, чем если бы отовсюду лоскутами свисала паутина. — Не верю своим глазам… — выдохнула Серана. — Она сделала это! — Ох, ты тоже это видишь? — Это проход в Каирн Душ, план Обливиона, связывающий все существующие черные камни душ. Согласно маминой теории, захваченные коротают там вечность. Я думала, она забросила попытки открыть проход, но видимо… она лишь хотела, чтобы я так думала. Эйнир заглянул в брешь. Куда-то в мутный лиловый туман уходили висящие прямо в воздухе ступени. Он покачал головой: — Мы не можем пойти туда, это сумасшествие. — Что, скажи, позволяет тебе верить, что у нас есть выбор? — Серана, мы говорим об Обливионе. Что, если мы не сможем вернуться? Что, если ее там нет, а если и есть, то она… — он замялся и развел руками. — Мертва? — усмехнулась Серана. — Ты не знаешь мою мать, Эйнир. — Зато знаю, что ты истощена, у меня вместо брони лохмотья, а за твоей спиной шныряет несуществующая стайка мамонтов размером со шмеля. — Именно поэтому тянуть нельзя, если кто-то и может помочь тебе — это моя мать. Она настояла на контрольном обходе лаборатории и не зря: за одним из массивных стеллажей обнаружилась потайная оружейная, набитая хламом, магически защищенным от обветшания. Оставив Эйнира один на один с беспорядочно сваленными доспехами (преимущественно, к сожалению, женскими), Серана вернулась к спуску в Каирн Душ со словами, что хочет провести пару «испытаний». В ней явно начинала просыпаться злость на себя — это читалось по рваности движений, усилившемуся блеску глаз и твердевшему с каждым словом голосу. Она корила себя за то, что потеряла силу и достоинство в своих глазах и глазах отца, и подпитывала этот укор пережитым страхом. Возможно, в глубине души злилась и на Эйнира за то, что ради него жертвовала гордостью, как он подозревал, впервые в жизни. И уж наверняка за то, что не упустил, как она еле слышно застонала, когда он ее целовал. На этой мысли он поймал себя дотрагивающимся костяшками пальцев до губ там, где их касалась Серана. Как последний мальчишка, скамп подери. Они использовали друг друга, иначе быть не могло. Она была его проводником, он ее лекарством от одиночества, а все, что возникает между строк — не более чем баловство двух изголодавшихся по привязанности отверженцев. Вот во что он хотел бы верить. Не так ли было с Файоной, внебрачной дочерью пряхи по соседству? Нежеланной, беспризорной и регулярно подсматривающей за тренировками нордских мальчишек, сидя у веретена. Ей, конечно, куда больше нравился светловолосый нахальный Эринбьорн — бретонки всегда сперва обращали внимание на братьев, влекомые ореолом хрестоматийной нордской суровости. Лишь этим, пожалуй, она была Эйниру интересна: брат неизменно укладывал его на лопатки в спарринге, но эти победы Эйнир легко заткнул за пояс триумфально горящими на шее темными засосами. Это было непередаваемое ощущение: превосходство. Он был лучше. Хоть в чем-то наконец лучше. Другой раз был с Инес, невестой знаменитого в определенных кругах мага, которую они нанялись сопровождать в пути к Эвермору. Тогда ему казалось, что он по-настоящему полюбил, но иллюзий о ее чувствах не питал ни секунды: Инес лишь хотела последнего глотка свободы, прежде чем стать игрушкой годящегося ей в отцы старика. Она не говорила, как к этому пришло, лишь мимоходом прошептала ему в губы, что у нее не было выбора. И он не спрашивал, потому что тогда ему казалось, что он по-настоящему полюбил. А Серана… Иногда ему приходилось напоминать себе, что она не человек. Она не вызывала немедленного желания и шума в голове, как Инес; но при всей ее патологической прямолинейности, ее невозможно было видеть насквозь. Инес хотелось обладать, а Серану понять, узнать, что происходит в ее голове и сердце. Любопытно. Ему никогда не было дела до кого-либо, кроме себя. Погруженный в раздумья, Эйнир споро разбирал запасы брони. Своего снаряжения было жаль — что бы он ни думал о Страже Рассвета, Гунмар и Сорин Журар экипировали охотников на славу. А еще было жаль треклятый лук Аури-Эля, оказавшийся в руках Харкона. При таком раскладе, проще уже было б убиться самим; впрочем, этим поход в Каирн Душ легко мог обернуться. Единственные приличные доспехи были, видимо, с плеча Харкона и оттого несколько велики, но в остальном жаловаться не приходилось. Серану он застал сидящей у края дыры в компании двух крыс: одной мертвой, другой — обращенной в нежить. Бедолага без особого интереса ползала по ступеньке у ее ног, залитая мертвым светом Каирна Душ. — Ему нужна плата, — мрачно пояснила Серана. — Я прохожу свободно, потому что технически не жива; то же самое с крысой — из живой нечто на глазах высосало эту самую жизнь. — Я не стану вампиром, — глухо отрезал Эйнир. Она подняла на него взгляд и саркастически заметила: — Уже выглядишь как вампир, дело за малым. — Серана… — Спокойно, ты же знаешь, что я тебя ни к чему не принуждаю. Мне ли не знать каково это, — нервно тряхнув головой, она отвернулась. — На ум приходит один фокус, который можно попытаться провернуть: я заключу одну из поглощенных тобой душ в камень, и ее мы выдадим за твою собственную. — Как ты собираешься вычленить одну из семи? — Пока не знаю, уж нащупаю как-нибудь… Два черных камня я нашла здесь. Эйнир отпихнул носком дохлую крысу и присел рядом с Сераной. От прохода пахло озоном и веяло холодом. — Знаешь, у меня остался дом в Хай-Роке. Мы могли бы просто сбежать. Она горько улыбнулась и оправила наплечник его доспеха. — Отец найдет нас. Сегодня он отнял у меня последнюю надежду пожалеть его… И потом, мы не можем притворяться, что у этого есть будущее, Эйнир. — Не можем, потому как будущего нет ни у кого. Надеяться на лучшее — роскошь, которой в такие времена, таким как мы не полагается… — Он наклонил голову и легко поцеловал ее в лоб. — Просто подумай над этим, если выживем. — Выживем. Первая попытка закончилась скверно: сразу несколько душ устремились из Эйнира в камень, а стоило тому треснуть, с силой дернулись обратно, резко ухудшив и без того паршивое самочувствие. Серана впервые ругнулась при нем, и, зажимая кровоточащий нос, Эйнир сообщил, что оно того стоило. Во второй раз она до боли стискивала его руку, сосредоточенно перебирая души, что непривычным трепетом отдавалось в ребрах. Каждая побеспокоенная душа выплескивала отголоски хаотичных воспоминаний и чувств, хотя он все это время считал их не более чем обезличенными, растворившимися в нем самом трофеями. Остановилась на Салокнире, драконе, убитом ими с Дельфиной в роще Кин, в день, когда Эйнир впервые говорил лицом к лицу с Алдуином. За день до того, как он сбежал. Душа Салокнира податливо скользнула было в камень, но Серана сменила темп заклинания, и ее поток стал плавным, почти вязким. За ней в груди оставалась какая-то ноющая пустота, место которой, медленно занимали оставшиеся души. Знобило.***
Появившаяся из полуразрушенной крепости женщина под небом глубокого, до рези в глазах, фиалкового цвета походила на валькирию. Глаза ее не отливали мягким янтарем, а слепили огнем, белесым, как в самом сердце свечного пламени. Да и мягкая красота Сераны не повторяла хищного изящества, не совсем еще увядшего в лице матери. Единственное, что ее портило, это, пожалуй, прическа — атавизм странных вкусов прошлых поколений. — Мама! — позвала Серана, кинувшись ей навстречу. — Как я рада… — Нет, нет, нет, — уже слышанным из уст горгульи жестким голосом отчеканила Валерика. — Слишком скоро! Неужели он нашел тебя так легко? Ее хватка на плечах Сераны выглядела совсем не по-матерински, и Эйнир безотчетно шагнул ближе. Валерика окинула его хмурым взглядом. Остановившись на свежем клейме под скулой, она помрачнела еще больше: — Ты совсем с ума сошла? Это трэлл! — Не трэлл, — возразил Эйнир. — Я на вашей стороне, Валерика, поэтому нет нужды… — А кто же? Благородный рыцарь, внезапно воспылавший состраданием к нашему роду? — Эйнир вытащил меня из крипты, благодаря нему я сейчас здесь, — вступилась Серана. — Все стало намного хуже, мама, нам нужна твоя помощь. Валерика зловеще прищурилась. — Никаких «вас» нет. Смертного не касаются семейные дела. — Ваши семейные дела угрожают людям и, что меня сейчас волнует больше, угрожают Серане. — Твое оборудование здесь? — перебила та, прежде чем мать успела огрызнуться. — Эйнира отравили. Займемся противоядием, а остальное обсудим дома, снаружи. — Я заперта Идеальными Правителями, — сквозь зубы процедила Валерика. — Они обманули меня… — Что значит заперта? — Сверх пошлины в шестьсот душ, они потребовали и мою. Тогда я укрылась в руинах и возвела силовое поле, но они обратили его против меня: древней магией связали его с моей душой и душой запертого здесь дракона. Пока он жив, мне не выбраться. — Это не проблема, — Серана покосилась на Эйнира и исправилась: — Будет не проблема, если ты нам поможешь. Валерика неохотно кивнула и такой же боевой походкой повела их в крепость. Идти Эйниру было все тяжелее, а от вида поднятой ее каблуками пыли, собирающейся в кольца и со свистом уносящейся куда-то ввысь, к застывшим в воздухе осколкам башен, мутило. Что из этого было реальным? Определить в Каирне Душ было в равной степени невозможно и бессмысленно. На пороге Валерика вдруг подняла ладонь и остановилась. — Пусть смертный отдаст мне оружие. Скрепя сердце Эйнир передал ей только подобранные лук и меч. Земля под ногами медленно, но неуклонно кренилась то в одну, то в другую сторону, а во рту снова появился гадкий привкус крови. Валерика угрожающе пристально смотрела ему в глаза. — Все оружие. Тогда он, выдерживая взгляд, вытряхнул один кинжал из рукава и, секунду поразмыслив, выудил второй из-за голенища сапога. — Я знала, что вы поладите, — фыркнула Серана.***
— Порасторопнее. Трэлл, отойди к столу и не лезь под руку. Серана, дистиллятор. Перезвон склянок и перегонных кубов эхом прокатился по тесной лаборатории, когда вампиры принялись методично готовить оборудование к работе. — Откуда у тебя свежие ингредиенты? — спросила Серана, разжигая горелку под тигелем. — Горгульи на посылках. К слову, как тебе модель-портье? — Портье? — усмехнулась Серана. — Скорее вышибала, причем слишком болтливая. — Неизбежный побочный эффект искусственного сознания. — Голос Валерики неожиданно смягчился. — Помнишь нашего первого голема? Женщины обменялись лукавыми взглядами и прыснули, и, хоть Эйнир понятия не имел, что это могло значить, уголок рта невольно дрогнул в улыбке. — Симптомы? — вновь посерьезнела Валерика. — Почернение крови — думаю, мора тапинелла, понижение температуры — морозная мириам. Не уверена насчет галлюцинаций… — Судя по цвету покровов, человеческое сердце. — Человеческое что? — поперхнулся Эйнир. — Нужно проверить на примеси, — Валерика вдруг шагнула к нему, но Серана поймала ее за руку и выпалила: — Я сама! Мать сдвинула брови, однако вернулась к дистиллятору без слов. — Ты собралась меня… кусать? — Эйнир непроизвольно отодвинулся и скрестил руки на груди. — А ты, вступая в Стражу, думал, что тебя ни разу не укусит вампир? От одной мысли о вонзающихся в шею клыках, у Эйнира неприятно засосало под ложечкой. — Есть риск заражения? — Практически нет, — Серана нервно постучала ногтями по столешнице, скользнув глазами к почерневшим венам на его шее. Ее перспектива укуса тоже явно не прельщала. — Добро, — с парой глубоких вздохов Эйнир обреченно сдвинул край воротника. — Только будь нежнее, это мой первый раз. Серана с напускным порицанием поморщилась и, мягко отвернув его голову от себя, наклонилась ближе. Вдыхать ее запах и чувствовать дыхание кожей было несвоевременно… возбуждающе. «Что со мной не так?» — раздраженно подумал Эйнир, молясь, чтобы Серана не заметила, как он вытирает ладони о штаны. Укол. Будто спицей — не слишком глубокий, почти безболезненный. Лишь когда она оторвалась, боль неяркими вспышками побежала от укуса по телу, очень быстро сменившись легким покалыванием. Теплая струйка скользнула за шиворот. — Лист жарницы, — заключила Серана, сплюнув в сиротливо пылящееся под столом ведро, — крохотная доза. — Серана, отойди, — ледяным тоном скомандовала Валерика. — Я могу объяснить… — Я сказала, шаг назад! Над ее ладонью возникла россыпь острых как бритва осколков льда. — Что ты такое? Говори! — угрожающе прорычала она. — Под жарницей человек бы не протянул и пары часов. — Мама, он не обязан… — Серана попыталась встать между ними, но Эйнир предпочел просто сознаться, только бы поскорее прекратить эту невыносимую тошноту и пляски мушек перед глазами: — Я Драконорожденный. Льдинки испарились, будто их и не было, и Валерика пораженно прижала руку ко лбу. — Драконья кровь, вот чего мне не хватало! Ну конечно, как же я раньше не… Серана, надрежь-ка ему вену и набери мне ампулу. — Исключено. — У тебя новая игрушка, рада за тебя, но мне сейчас не до капризов! Ты не представляешь, с каким открытием я имею дело и чего мне это стоит… — Так объясни! — всплеснула руками Серана. — За этим я и разыскала тебя — чтобы мы решили это вместе, как семья. — Драконорожденный или нет, этот человек остается убийцей! Пока он здесь, не жди от меня никаких ответов. — Я больше не принадлежу к Страже Рассвета, и знаете почему? — встрял Эйнир. — Потому что я встал на сторону Сераны, когда они стали… ей… Он закашлялся, прикрывшись ладонью, и трясся в приступе мучительно долго. На отнятой от рта руке алели капли крови с черными крапинками. Дальше вампиры работали в гробовой тишине.***
Едва добравшись до постели в одной из полуразрушенных комнат крепости, где сквозь брешь в стене виден был клочок аметистовых туч, Эйнир отключился. Серана приносила зелье в несколько приемов, а между ними он либо метался в бреду, либо спал. Она то появлялась у его постели, то исчезала, и он слышал ее голос, доносившийся из коридора, пару раз, кажется, срывавшийся на гневный крик. Определить, сколько прошло времени, в Каирне Душ было невозможно, но неприятный сюрприз в виде колючей щетины по пробуждении наталкивал на малоутешительные выводы. В коридоре, как и в комнате, было тихо и пусто. Эйнир заглянул в несколько дверей: подобие библиотеки, две пустые спальни, кладовая. Под одной из них расплывалось пятно засохшей крови. Он подергал ручку, но безуспешно. Остановившись у широкого окна, он вскользь обернулся на удручающую пустошь снаружи и, вскрикнув, отшатнулся к стене: перед каменной рамой нависала шипастая морда крайне озадаченного дракона. — Joor? Смертный… Тебя не должно здесь быть, — прогромыхал он и обвел взором видимый кусочек коридора. — Где Валерика? — Het ahstaad, — брякнул Эйнир и тут же мысленно дал себе подзатыльник. Дракон прищурился: — Dovahkiin… Браво, Валерика, такому ножу в спину позавидовал бы сам Miraak. — Кто? — Wook. Она призвала тебя, чтобы убить меня, vahzah? [1] — Я пришел по своей воле, но не по твою душу. — Хм, — дракон смерил его проницательным взглядом и постучал когтем по внешней стене кладовой. — В таком случае, окажи одну hindah: мне нужен деревянный сосуд с поцарапанной крышкой. Не выпуская его из виду, Эйнир приоткрыл дверь. — Есть бочка… — когда он попытался приподнять ее, у самых краев что-то забулькало. — Тяжелая. Что в ней? — Не твое maarahmik, давай сюда. — Предлагаю превратить hindah в sent: бочка за один вопрос. [2] — Не играй с огнем, Dovahkiin. — Ну почему же, такой Крик я знаю. Дракона его нахальность заметно позабавила, и он придвинулся чуть ближе к окну. — Что-то в тебе есть, Dovahkiin — ahkrin, hinz или чуднóе чувство юмора. Что ж, задавай. [3] — Тебе известно, чем здесь занимается Валерика? Она говорит с тобой? — Это два вопроса, — заметил дракон, но на минуту задумался. — Я лишь знаю, что она хочет исполнить некий qostiid. — Пророчество? — пробормотал Эйнир. — Но… — Sent есть sent, — отрезал дракон. Разве не предотвращению свершения пророчества Валерика посвятила последние века? Она не могла быть заодно с Харконом, иначе… Иначе все пропало. Нужно было найти Серану. Он подкатил бочку к окну и не без труда взвалил на раму. Сжав ее в лапе, дракон бросил: «Vonok» и улетел восвояси. [4] Эйнир ускорил шаг. Обжитое крыло было совсем небольшим, поэтому скрип главной двери в его тишине казался оглушительным. О чем-то взволнованно переговариваясь, Серана и Валерика отряхнули подошвы, сложили у порога оружие и не сразу заметили Эйнира, выходящим из-за угла. Валерика в знак приветствия лишь коротко кивнула, а Серана просияла и бодро похлопала его по плечу. — Выглядишь намного лучше, — заметила она и, заговорщицки понизив голос, добавила: — Тебе кто-нибудь говорил, что тебе идет щетина? Эйнир украдкой покосился на Валерику. Та с абсолютно непроницаемым лицом поспешно скрылась за поворотом. Невзирая на проснувшуюся после слов дракона тревогу, Серана все так же легко переключала все его внимание на себя одним своим присутствием, и он не удержался от ухмылки: — Говорят, жутко раздражает женскую кожу. Проверим? — Может позже. Мы знакомились с местными жителями, — тряхнув мешочком на поясе, сообщила Серана. — Те скелеты, что мы видели по пути — оказалось, они оставляют за собой камни душ при смерти. Занимательно, да? — Невероятно. Послушай, нам нужно поговорить без посторонних ушей. — Под посторонними ты имеешь в виду мою мать? — ее тон мгновенно похолодел. — Серана… — Все это время я правдами и неправдами убеждала ее, что нам троим жизненно необходимо работать вместе, открыто и без паранойи. И знаешь, что? Она согласилась объяснить, что происходит. Нам обоим. Поэтому если такую же беседу придется проводить и с тобой, видит небо… Каждое оброненное здесь слово было риском — Валерика могла слушать, не выдавая себя ни шорохом. Эйнир схватил Серану за локоть и потащил в пустую спальню, самую отдаленную от комнаты хозяйки. На полпути Серана выдернула руку, но вошла за ним в комнату без возражений. Оглянув коридор, он закрыл дверь на щеколду и выпалил: — Валерика может быть на стороне Харкона. Негодующе дернув плечами, Серана отступила на шаг. — Ты хоть десятью словами с ней обменялся, чтобы раскидываться такими обвинениями? Да она ненавидит его, как можно этого не заметить! — Я говорил с драконом, о котором она упоминала. — Дюрневиром? Эйнир, их натравили друг на друга, как собак, глупо верить его слову… — И все же этого заклятого друга она чем-то регулярно угощает из кладовой: он караулил ее у окна, будто бродячий кот. Ее так называемые исследования — это попытки исполнить пророчество. Серана обняла себя за плечи и зашагала туда-обратно по комнате. Он чувствовал себя почти палачом, такими известиями руша воссоединение семьи, которое для Сераны, несмотря на перепалки, стало вторым дыханием. Но по своему обыкновению с ложкой меда судьба подсовывала им бочку дегтя. — Мне она сказала, что занимается изучением стручков душ, — пробормотала она. — Может речь о другом пророчестве? — Есть только один способ узнать. Двумя дверями левее запертая комната, — в голове наскоро вырисовывался нехитрый план: — если ты отвлечешь Валерику, я поищу ключ в ее спальне и… — Нет, Эйнир, я не могу так с ней поступить, — отклонила Серана тоном, не терпящим возражений. — Мы поговорим, как цивилизованные вампиры… но позже. Она ушла на весь день в заброшенное крыло, ухаживать за какой-то особой плесенью и грибами. Эйнир отпер дверь, но выходить никто не торопился. А ведь сейчас был идеальный момент, чтобы обыскать комнату Валерики… Что ж, ему не дано было понять, каково это — доверять матери, тем паче подвергать это доверие сомнению, поэтому оставалось только уважать решение Сераны, нравилось оно ему или нет. Обстановку разрядил внезапно заурчавший живот — на одних зельях любой был бы голоден, как саблезуб. — Звучит, как работа для горгульи, — хмыкнула Серана. — Я бы тоже убила сейчас за Эльсвейрское фондю… — Кошмар, не разговаривай со мной больше, — скривился Эйнир. — Тебе просто не доводилось отведать толково сваренное! Ну чего ты скалишься? — Вспомнил, как Йорек говаривал: «Блюдо без мяса, что баба без…» Что? Ты сама спросила. — Не разговаривай со мной больше. В лаборатории витало слишком много посторонних запахов, поэтому накрыли один из столов в библиотеке. На вкус фондю действительно оказалось лучше, чем в каджитской столовой в Хай Роке, но отбивная из оленины все еще занимала в глазах Эйнира почетный титул лучшего, что только есть на Нирне. Он нашептал горгулье прихватить к блюдам бутыль вина, которое они, за неимением бокалов, теперь прихлебывали из алхимических колб. Наверное, так нормальные мужчины его возраста и проводили вечера с женщинами ее красоты, но для них непринужденный ужин под мирной крышей не был бы событием такого масштаба, ведь им не приходилось теряться в глазах друг друга, только чтобы забыть на секунду, что эта крыша буквально находится в Обливионе. Болтовня о насущном незаметно перетекла в игру, за которой, по словам Сераны, вампирская молодежь часто коротала посиделки. — Правда. — Она покрутила в руке вилку и сверкнула глазами. — Спрашивай, что угодно. Эйнир осушил колбу и положил подбородок на сцепленные ладони. — Ты когда-нибудь раньше была близка с человеком? Серана ухмыльнулась краешком губ, якобы застенчиво обводя мизинцем край тарелки. — Под «близка» ты имеешь в виду?.. — Просто общение. Хотя если есть, о чем рассказать, с удовольствием послушаю. Она со вздохом начала: — Первое время я не могла привыкнуть к своему… положению: то и дело баловала трэллов, пару раз помогала сбежать. Они все равно боялись меня, поэтому, отвечая на твой вопрос — нет. Со временем я заставила себя поверить, как и любой вампир, что это было нездорово. — Серана подняла глаза и закончила чуть изменившимся голосом: — Теперь я другого мнения. Она подлила обоим вина и, снова повеселев, подстегнула: — Твой черед — правда или действие? — Действие, — ощерился Эйнир. Серана думала подозрительно недолго: — Хочу увидеть татуировку на твоей шее. Он попытался сохранить на лице спокойствие, и медленно стянул волосы в хвост на затылке. Встав из-за стола, Серана зашла ему за спину и проговорила: — Знак Талоса… Со стороны ты не кажешься набожным человеком. — Это верное впечатление. — Ты скрываешь ее из-за того, что она… такая? Кривая, растянувшаяся, выцветшая? Отчасти, но хотелось бы ему, чтобы этим дело и ограничивалось. — Ребенком я пытался научиться магии по стянутым из местной библиотеки томам заклинаний. Дед поймал меня с поличным и… В общем, это было мое наказание. «Настоящему норду не нужно ничего, кроме веры в Талоса, остальное — для эльфийского сброда и им подобным». — Ты говорил, что неспособен колдовать, — тихо отозвалась Серана. — С тех пор неспособен. Снова обойдя стол, она придвинула свое кресло впритык к его и решительно схватила его за руки. — Я научу тебя. Он мягко сжал ее ладони в ответ, но покачал головой: — Бесполезно, Серана. Думаешь, я не пытался? — Думаю, я не пыталась. Выпрямись и перестань стучать ногой, — она приподняла его подбородок и на секунду задержала ладонь. — Самое простое — это пламя. — Серана… — За попытку денег не беру, просто попробуем. Эйнир послушно умолк и постарался не отвлекаться на то, как красиво огонь свечи выхватывал тень от ее ресниц. — Многие ошибочно полагают, что «полная концентрация», которой требует заклинание, означает монотонное скандирование формулы в голове. Концентрироваться следует не на ней, а на чем-то внутри себя, что сделает тебя единым со стихией. Что уже горит. — Потрясающе сказано. Уверен, какой-нибудь ледяной тролль тактично подождет в сторонке, пока я буду занят самокопанием. — Достаточно один раз обнаружить это ощущение, и тролли вообще тебе станут не страшны. За тобой, к слову, не всегда будет приглядывать высший вампир, — ехидно цокнула Серана. — Формулу ведь знаешь? Он буркнул ее себе под нос, и из ладоней вяло брызнули мелкие искры. Весьма печальное зрелище. — Теперь — самокопайся. Не теряя скептицизма, Эйнир попробовал все же сосредоточиться на… на чем? Раньше он по совету опытных магов пытался выплеснуть в пламя свою злость и хроническую обиду на весь свет, но они не были более так осязаемы. Конечно, оставались Харкон, Валерика, Стража Рассвета, Дельфина, Эсберн, дед — хватило бы на целый поджог, но почему-то бесноваться не выходило и не хотелось. «Ненавижу их всех», — без особой уверенности попытался подсобить внутренний голос, но его заглушало нечто другое, упорно переманивающее его внимание на аромат дурмана и миндаля и неотрывно следящие за ним глаза, переливающиеся жидким золотом. Когда его лицо наклонилось к ее, она едва слышно выдохнула его имя и подалась навстречу. Эйнир не собирался целовать ее так жадно, почти горько, почти болезненно. Он попытался заставить себя сбавить обороты, но Серана не позволила. Их дыхание не впервые становилось единым — впервые этого казалось недостаточно. Одна ладонь легла на ее щеку, а вторая вспыхнула вдруг одним единственным язычком пламени и тут же погасла. Он оторвался на секунду, чтобы приподнять Серану за бедра и встать. Обвив его ногами и нетерпеливо скользнув по щеке, она нашла его губы снова. Пнув с дороги свое кресло, он бросил «Fus!» через ее плечо и усадил на освободившийся от так некстати подвернувшихся книг и свитков стол у стены. — Позер, — слегка севшим голосом кинула Серана, борясь со шнуровкой его рубашки. Не отставая расстегивались один за другим крючки на ее спине, пока верхняя одежда обоих не оказалась на полу. Казалось, каждый миллиметр его кожи горел, горел дыханием дракона, и лишь в ее холодных прикосновениях крылось спасение. Она напротив обжигалась о его тело, но это словно лишь подстегивало ее стискивать клыки и прижиматься крепче, пока между ними не полетят искры. Он никогда не считал себя особенным, до того самого дня, когда душа Мирмулнира ворвалась в него всплеском сосредоточенной силы, вместе с ответственностью, страхом и чужими ожиданиями — всем, от чего он и бежал в Скайрим. Эта «особость» и близко не давала столько силы, сколько давала сейчас Серана, заставляя чувствовать себя единственным. Желанным. Нужным. Эйнир спускался от ее губ к краю нагрудной повязки, держащейся на замысловато сплетенных кружевных лямках, растягивая удовольствие, и Серана в отместку стала так же медленно чертить невесомую линию вдоль его позвоночника, едва касаясь кожи. Мурашки волнами следовали за ее пальцем, дыхание предательски сбивалось — ласки стали проверкой на прочность. Он сдался первым, принявшись разматывать черный шелк. Безумно хотелось разодрать его в клочья, но в то же время разворачивать Серану, словно подарок, казалось куда интереснее. Она не помогала, лишь гладила его руки и целовала шею, где все еще бледнели крошечные следы клыков. — Созвездие Змея, — пробормотал Эйнир, обведя пальцем россыпь родинок под ее грудью, когда проклятая повязка, наконец, скользнула на стол. — Что-нибудь еще, достойное твоего внимания? Безусловно, были вещи намного важнее — на них Эйнир и сосредоточился. Вскоре где-то в ребрах тупой ломотой отозвались недавние злоключения, поэтому для удобства он осторожно уложил ее на столешницу. Стоило холодному дереву коснуться лопаток Сераны, как ее руки застыли на его поясе, и все ее тело напряглось, будто обернувшись мрамором. — Ты в по… — Эйнир осекся на полуслове, встретившись с ее взглядом. Она смотрела на него широко раскрытыми чужими глазами со смесью угрозы, вины, но в первую очередь обреченного страха зверя, загнанного в угол. Казалось, что она смотрит даже сквозь него, видя… Эйнир оторопело отшатнулся. Ему в затуманенную желанием голову и не пришло, что Нектар аэдра намедни воскресил в ее памяти. Стряхнув наваждение, Серана резко села, подтянув колени к подбородку, и дрогнувшим голосом выдавила: — Дай мне секунду. Эйнир набросил ей на плечи блузку, с досадой на свое бессилие пододвинул откинутый табурет и сел, лихорадочно подбирая слова. Они не шли. В этот единственный раз, когда были действительно нужны, они не шли. — Я думала, что готова, но ошиблась… — тихо сказала она наконец. — Мне жаль. — Он через стол потянулся за ее ладонью и коротко прижал ее к губам. — Просто… Знай, что для меня это ничего не меняет. Абсолютно ничего. Сидели так долго, и из этих минут вынесли тайну, о которой не поют барды и не рассказывают друг другу у костров краснеющие подростки. О том, как можно искренне и чутко молчать по душам, и насколько это, оказывается, интимнее, чем близость.***
Вечно залитое солнцем ущелье сегодня было темно. Птицы сиротливым клином тянулись на юг, в Сиродил. Если бы Белевал их пересчитала, она насчитала бы восемь, что, как известно, крайне дурная примета, но она в приметы не верила. Изран и Селанн контролировали снаружи восстановление разрушенной во время набега стены и издали заметили приближение всадников. Как и то, что вместо четырех возвращалось только трое. Белевал спешилась, с помощью Агмейра сняла со спины коня тяжелый сверток и бережно уложила на крыльцо, не проронив ни слова. Селанн вполголоса пробормотал молитву, а Изран медленно отогнул край свертка. — Вори… — он на мгновение прикрыл глаза, затем выпрямился и прорычал: — Как это произошло? — Мы отпустили их, только чтобы они оставили ее в живых, но… — Белевал до боли сжала кулаки, пока под ногтями не выступила сукровица. — Кезон нашел ее такой. Проходящие мимо охотники сняли шлемы, некоторые сложили пальцы древним знаком траура. — Эйнир все еще человек? — спросил Селанн. — Может выглядеть как человек, но теперь мы знаем, что они оба чудовища, — непривычно жестко ответил Агмейр, — и мы отомстим. — Бросить удвоенные силы в погоню! — рявкнул Изран. — Больше никаких переговоров, никакой солидарности, только миссия и возмездие! Той ночью в поле для учений жгли костер, отправляя Вори в Совнгард. Отправляли те, кто знал ее с того дня, когда она, опытная воровка, вломилась в Форт и вместо сокровищ нашла новую философию, новую цель в жизни, те, кто видел ее хохочущей по любому поводу за общим столом, те, кто ее совсем не знал… Они смотрели, как пламя ласково укутывает ее совсем обескровленное тело своими бархатными лапами, как зарывается в ее волосы изгарь. А она смотрела только на небо, усеянное тысячами тысяч звезд, как и сегодня утром, испуская последний вздох в руках убийцы. [1] Неважно. Она призвала тебя, чтобы убить меня, не так ли? [2] Предлагаю превратить услугу в сделку: бочка за один вопрос. [3] Что-то в тебе есть, Довакин — храбрость, глупость или чуднóе чувство юмора. Что ж, задавай. [4] «Прощай».