Пособие для Оливии: как выйти из френдзоны

Никогда бы не подумал, что люди могут быть такими бездушными. Сколько я с тобой борюсь, Оливия? Год? Три? Пять? Я потерял счёт времени, потому что меня достало считать каждую нашу ссору. Ты не была такой прежде — при первой встрече с тобой ты казалась доброжелательной, порой отзывчивой, и я с удовольствием пригласил тебя к себе пожить, зная, через что ты прошла. Родители выгнали тебя в четырнадцать лет из-за неуспеваемости в учёбе. Из школы отчислили, все друзья отвернулись и, казалось, что уже некуда идти. Я помог тебе. Хотел. Сначала ты приняла мою заботу — я бегал вокруг тебя, Оливия, старался угодить, выделил собственную комнату и каждый день заказывал еду. Ведь теперь нас двое. Денег было достаточно, знаешь, с ютуба хоть и квартиру не купишь, но жить в достатке возможно, поэтому я никогда не ограничивал тебя в вещах или еде. Ты тратила последние сбережения — я терпел. Ты тратила мою зарплату, что ютуб прислал день назад — я не обращал внимание. Просто видел, как ты улыбалась, и успокаивался. Ты мечтала о такой жизни, где не нужно работать — ты её и получила. И я даже не услышал «спасибо». Шли года, и ты менялась — тебе уже шестнадцать. Поверить не мог, что ты, моя подруга, так быстро подрастёшь, и вместе с этим подрастёт твоё новое качество — эгоизм. Его надо было заметить раньше, но не я не смог — вокруг были постоянные съёмки, монтажи, а на тебя времени уходило от силы двадцать процентов из ста. Хотел, чтобы ты жила в комфортном для тебя месте — пытался отдавать каждую копейку, чтобы ты была счастлива. Вместе с эгоизмом пришли жадность и наглость. Ты требовала большего, и вскоре ты начала задевать меня словами. Каждое неловкое движение не обходилось без твоих упрёков, но я лишь глупо улыбался и отшучивался. Хотелось верить, что и ты, дорогая, шутишь. Я ошибался. Однажды ты попыталась приготовить яичницу — что меня, несомненно, порадовало. И слова в моей голове: «Брайн, она наконец-то делает это сама» не покидали до тех пор, пока не случился пожар. Сгорело пол квартиры. Я даже подумать не мог, что ты умудришься спалить жильё с помощью одной сковородки и яйца. «Да не ссы, Брайн. Ты можешь позволить себе менять квартиры, как перчатки.» И я снял новую. Дорогую, двухэтажную. Я видел, как тебе нравилось, но уже переставал восхищаться твоей улыбкой — я знал, какая ты внутри, поэтому стал ограничивать себя в дружелюбии, Оливия. Хватит с меня твоих издёвок. Лживость проскользнула тогда, когда я ненароком заглянул в свой кожаный бумажник, не досчитав там двух голубых купюр. Я сразу спросил, не ты ли взяла две тысячи рублей, на что получил сразу отрицание и покачивание плечами. В тот вечер тебя выдали глаза и расстёгнутые карманы куртки. Я не стал ничего говорить. Я молчал, думая, что ты взяла их для чего то важного и вскоре захочешь мне рассказать. Но ночью я лишь увидел пьяную тебя, держащую в руках недопитую бутылку дорогого вина. Это был первый раз, когда ты пришла в таком виде. Это был первый раз, когда я захотел выставить тебя из дома. Делать я этого не стал — конечно, это неудивительно. Мне до сих пор было жаль тебя, ведь, по сути, у тебя украли детство. Отец ушёл из семьи в дошкольном возрасте, и после этого мать стала алкоголичкой. Это тяжело — принимать на себя домашнее насилие. Я избавил тебя от этого. Очень не хочу, чтобы ты была как своя мать. А потом к нам присоединился ещё один сосед. Его зовут Владислав, но как только ты увидела его в коридоре, прокричала: «Брайн, ты в Ботана превратился что ли? Снимай с себя эту позорную рубашку!», мы стали называть его Ботаном. И я не старался его задеть, нет, просто это была уже привычка, слышать прозвище из уст Оливии десять раз за день. Вот и приноровился. Ему было очень нелегко в первые дни — он слышал от Оливии много всяких гадостей, порой плакал, ведь парень был довольно слабохарактерный. Ли об этом знала и начала играть с ним злую шутку. Жестокость проявилась в синяках умника, и я стал переживать. Так сильно, что однажды впервые накричал на тебя, Оливия, чего прежде никогда не делал. Ты долго обижалась, посылала, но я вымаливал у тебя прощения — по-другому с тобой заговорить невозможно. И вот оно, твоё самое любимое качество — мстительность. Ты начала рушить на наших с Ботаном путях всё, что окружало. Ломала мои камеры, сжигала дипломы Бота — раз за разом мы терпели твои унижения. Ругались. Ссорились. И вскоре мирились, делая вид, что ничего не происходило. Я понял, что злость в тебе присутствовала всегда. С самого рождения. Я не побоюсь сказать, что внутри тебя сидит Демон Разрушения, который всегда готов напакостить в любой момент. В восемнадцать лет ты познала коварство, и я уже не был уверен, что справлюсь с тобой. В прошлом ты хоть как-то контролировала свои эмоции, но сейчас тебя ничего не остановит закатить очередную истерику. Оливия, я терплю ради тебя, надеюсь, ты поймёшь. Поймёшь, что я до сих пор ухаживаю за тобой, покупаю любимую еду, даю немного денег и дарю дорогие вещи и гаджеты. Пытаюсь не видеть тебя настоящую, понимаешь? Только так я могу снова беспокоиться и жалеть тебя, Лив. Хочу выгнать. Выставить за дверь, накричать, высказать всё, что копится у меня там, в душе, что не могу я больше терпеть тебя, черноволосую дуру! Не могу. Потому что люблю. Никогда не думал, что любить — это так больно.