***
Чимин мечтал о звёздах с раннего детства, но и представить не мог, что бороздя необъятные просторы космоса станет свидетелем того, как вместе с небесными светилами, потухают глаза его команды. Он никогда не забудет мальчишку, совсем юнца с квадратной улыбкой – его звонкий смех, разносившийся по каюте, отскакивающий от алюминиевых стен. Чимин тогда впервые влюбился: в непосредственность и открытость, в блеск карих глаз и бархатный голос, в кипящую жажду жизни и новых открытий. Его имя Тэхён и через месяц плавания Чимин видит, как того разрывает. Пройдя не одну миссию, на внутренней стороне век отпечатывается именно Тэхён – его испуганный взгляд за секунду до.***
Чимин видит его у своего подъезда: парень в дутой куртке переминается с ноги на ногу в попытке согреться. Он похож на нахохлившегося воробушка: кончик носа и щёки порозовели, из приоткрытых губ вырывается облачко пара. Заметив старшего, он радостно улыбается. «Красивый», любуется Чимин, но тут же осекается: «всего лишь андроид». – Привет, я Чонгук! – представляется тот, протягивая руку. – Не пытайся казаться человеком, – отвечает Чимин, игнорируя раскрытую ладонь, направляясь к двери. Андроид наклоняет голову, пытаясь понять причину странной реакции человека. На секунду смятение на его лице заменяется грустью. Без энтузиазма Чимин даёт инструкции в коридоре: направо кухня и ванная, налево комната. У младшего небольшой чемодан вещей – Пак выделяет ему несколько полок в шкафу. Он переносит из комнаты кресло, ставя его рядом с розеткой у холодильника: – Заряжайся, пожалуйста, здесь. Я привык спать один, – да и другого места в тесной квартирке не предусмотрено. Чонгук озадаченно кивает. Он аккуратно раскладывает вещи по цветам и будто по линейке, стопочка к стопочке, когда замечает фотоальбом. – Хён, давай сделаем на память фото о дне нашего знакомства? У меня есть полароид. – Это мой альбом, – Чимин вырывает вещь из его рук. – Я думал, здесь всё наше, – Чонгук режется о колкий взгляд, мгновенно поникая. – Прости, я больше не трону твоих вещей. Андроид уходит на кухню, а Чимин стоит у окна, глядя в туманную даль. Прижимая альбом – единственную ценность – к груди, он не в силах открыть его – слишком яркие воспоминания стоят перед глазами.***
– Хён, можно я заведу растение? Маленькое совсем… – Чонгук смотрит с мольбой, и Чимину нет причины отказывать. Он отмахивается в привычном жесте «делай, что хочешь, только не лезь ко мне». – Хён, смотри! – Чонгук откручивает кончик указательного пальца – из торчащей металлической трубки брызгает струйка воды на сухую землю в пластиковом горшке. – Здорово, правда? Он звонко хихикает, совершенно по-дурацки морщит нос и Чимин не замечает, как улыбается в ответ. – Детский сад какой-то, – ворчит, отворачиваясь. На протяжении недели он краем глаза наблюдает за тем, как Чонгук разговаривает с посаженным семечком.***
Чимин пьёт таблетки, прописанные от болей в руке и бессонницы, но наотрез отказывается ходить на занятия групповой терапии. Пройдя курс индивидуальной, он не хочет тратить время на бессмысленные посиделки с «давайте возьмёмся за руки, выпьем помойный кофе с засохшим печеньем, под заунывное «я смело двигаюсь в светлое будущее». Чонгук не оставляет попыток подружиться с ним, Чимин соглашается на предложения прогуляться в парке, посмотреть вместе кино, послушать рассказ о прочитанной младшем книге, вместе приготовить ужин. Но каждый раз, когда кажется, что вот оно то самое – настоящий Чимин без скорлупы – он закрывается, возводя перед Чонгуком непроницаемую стену. – Мне это не нужно, – говорит Чимин. «Ты просто боишься дать себе шанс», не озвучивает Чонгук. Он не обижается на старшего, когда тот отталкивает нарочитой грубостью вроде: «мне не нужна домработница», «дурацкая машина», «тебе всё равно не понять». Чонгук физически не может чувствовать боль. Чонгук думает, что ему больно. Чтобы не спугнуть, он делает вид, что не замечает, как старший считается с его увлечением, невзначай освобождая стеллаж для коллекции фигурок N – раз в неделю на полке появляется новая. Чимин на автомате заглядывает в отдел видеоигр, возвращаясь из торгового центра, и Чонгук, едва сдерживая писк, рассматривает подарок, пританцовывая.***
– Почему ты заряжаешься в такой позе? – Чимин выдёргивает Чонгука из «спящего режима» посреди ночи. Ему снова не спится и хочется пить, желательно чего-то покрепче воды. Он застаёт Чонгука, свернувшимся калачиком в узком кресле. – Я хочу спать, – просто отвечает Чонгук. – Тебе это не нужно, – констатирует очевидное Чимин. – Но я хочу, – Чонгук едва шепчет, опуская взгляд. Ковыряя пальцем дырку в протёртой от времени обивке, он ждёт очередного упрёка. Чимин присаживается перед ним на корточки: – Чонгук, ты особенный, – он поправляет скрутившийся провод зарядки. – Мне жаль, что ты попал именно в этот дом. «А мне совсем нет», думает Чонгук. На следующий день удивлëнный Чонгук распахивает дверь грузчикам, заносящим в квартиру раскладное кресло-кровать.***
Чимин снова там – посреди непроглядной тьмы, зажат сплющенным ложементом. Приборная панель повреждена, стрелка давления трепыхается от ноля к максимальному значению, электронное табло разбито. Чимин не знает, сколько висит обездвиженный вниз головой, по лбу струятся капельки пота, тело бьёт озноб. В кабине неестественная тишина, фильтр работает на последнем издыхании, подавая кислород. Раз в десять секунд аварийная кнопка загорается красным, и Чимин вздрагивает, выныривая из забытья. Он тонет в вязкой бесконечности, не имеющей времени, постепенно теряя чувство пространства. Ему слышатся голоса товарищей, воспалённое сознание подаёт ложные образы, и он уверен, что сойдёт с ума раньше, чем дождётся подмоги или смерти от обезвоживания. Раздаëтся оглушительный скрежет металла и что-то сильное тянет Чимина. Он не может понять куда: наверх или вниз, с какой целью? Холод железа опоясывает тело, и он из последних сил сопротивляется: мотает головой, брыкается, вслепую нащупывает клешню, сдирает в кровь пальцы, пытаясь отодрать от себя инородное нечто. Чимин распахивает глаза, оказываясь в спальне, понимая, что продолжает кричать. Над ним нависает испуганный Чонгук, моргающий одним глазом. Второй свисает на проводах до подбородка. – Хён, ты в порядке? – Чонгук убирает свои ладони с чиминовых плеч. – Ты кричал во сне, я пытался тебя разбудить… – Д-да… – Чимин трёт затылок, пытаясь прийти в себя. Тут же спохватывается: – Чонгук, твой глаз! Вот чёрт! – Он резко подрывается, пытаясь встать с кровати. – Я повредил его? Нужно осмотреть провода и вставить обратно! – Хён, мне же не больно, забыл? – Чонгук смущённо хихикает и снова касается плеч старшего, в попытке успокоить. – И так я меньше похож на человека! Тебе нравится? – Он трясёт головой, искусственный глаз дёргается, будто подвешенный на сопле. – Фууу, – тянет Чимин – ему нравится. Это забавно и заставляет забыть о металлических клешнях, вытащивших его из шатла. – Тебе принести воды? Или хочешь чего-нибудь, перекусить там… – Чимин благодарит, отказываясь. Повисает неловкое молчание. – Тогда я пойду. Спокойной ночи, хён. – Подожди, – останавливает Чимин, несмело продолжая спустя минуту: – Можешь остаться? Посиди со мной немного, пожалуйста. – Руки перестали дрожать, и заснуть вряд ли получится, но он просто не хочет, чтобы Чонгук уходил. Младший кивает, забираясь обратно: – Обнимемся? Они лежат напротив друг друга. – Ты очень хороший, – Чонгук несмело убирает прядку волос Чимина за ухо. Сердцебиение старшего ускоряется. Странно, ведь он больше не боится приснившегося кошмара. – Позволь, – Чимин тянется к выбитому им глазу, изучая оболочку на предмет повреждений. – Это немного смущает. – Он вправляет протез на место и любуется Чонгуком, затаив дыхание. Кончики ушей полыхают и Чимин прячет пунцовые щёки на груди младшего, сползая чуть ниже. – Прости за то, что причинил тебе столько боли. – Всё в порядке. Я рад быть здесь, с тобой, хён. – Чонгук крепче его обнимает, упираясь подбородком в лохматую макушку. – Попробуй поспать, поговорим обо всём завтра, договорились? Чимин угукает, согретый теплом его рук. Удобно устроившись в объятиях младшего, он слышит монотонное гудение приборов внутри его грудной клетки. Оно успокаивает, баюкая память, заставляя веки закрыться. Тихий голос Чонгука, напевающего колыбельную, проникает в израненную душу, латает дыры, пускает маленькие разряды, заряжая одинокое сердце. Впервые с момента возвращения на Землю Чимин крепко спит. Плотнее прижимаясь к Чонгуку, он слышит потерянный космос.