***
— Так, ещё раз, и помедленнее. Диана наигранно устало вздохнула — хотя у меня были сильные подозрения, что я её действительно достала, — и вновь принялась объяснять: — Тебе нужно уведомить командира дворцовой стражи и получить от него документ, подтверждающий, что у тебя есть разрешение на выход. Так же к тебе будут приставлены стражники в качестве телохранителей, их количество и ранг определяются целью твоего похода, которую у тебя непременно спросят. Обязательным требованием является вернуться во дворец до заката солнца. Я сконфуженно нахмурилась, напоминая себе, что Феликс, вполне ожидаемо, и был командиром дворцовой стражи. Ему это подходит. — Почему один выход из дворца является такой марокой? — пробурчала я. После моего вопроса Лилиан с Дианой как-то странно переглянулись, и я внезапно почувствовала себя самой тупой в компании. — Потому что ты императорская наложница, Рина. — Блондинка выразительно на меня взглянула. После пары секунд упорного молчания, в разговор вмешалась служанка с её учтивым, назидательным тоном: — Верите вы в это или нет, леди Катерина, но всегда найдутся те, кто захотят вас похитить. — Она слегка помедлила прежде чем добавить: — Или убить. От осознания собственной недальновидности захотелось нервно рассмеяться. Разумно, я ожидала подобного ответа, но все равно была удивлена. Просто, я так привыкла видеть Диану, как единственную возлюбленную Клода, а остальных наложниц, как безликие декорации, что быстро перестала принимать во внимание свой статус. Да и зачем? Я от Клода так же далека, как Плутон от Солнца — маленькая, незаметная, и почти никак не влияющая на общую картину. Отчасти, мне было слишком неловко думать о том, что подразумевает под собой слово «наложница». — Хорошо, это я поняла, — пробормотала я, пытаясь стряхнуть непристойные мысли о сексуальном опыте настоящей Катерины с Клодом. Мне вдруг стало очень трудно смотреть Диане в глаза. — Напомни мне, почему ты не можешь пойти? — спросила я, разглядывая её платье цвета сладкой ваты. Оно было украшено незатейливым цветочным орнаментом — что-то, что на мне неизбежно смотрелось бы, как бабушкины тряпки. Подняв голову, я заметила, что Диана и Лилиан смотрят на меня с абсолютно идентичными выражениями снисходительного понимания. — Леди Диане не рекомендуется покидать дворец, — вкрадчиво произнесла Лили, и на этот раз у меня хватило мозгов понять. Глаза сами собой метнулись к её животу, и я торопливо кивнула. — Хорошо, думаю, на этом все. — Я щёлкнула пальцами, вспомнив последнюю деталь, и посмотрела на служанку. — Ах, да, Лили… Ты не знаешь, как пройти к кабинету Феликса? — Рина, — вдруг вставила Диана, едва служанка успела раскрыть рот. Я повернулась к ней, чтобы увидеть, что девушка упорным взглядом буравит стол. — Ты так и не сказала, почему хочешь выйти из дворца. — Ох, я просто… — Глаза сами собой зацепились за одну из колонн беседки: на ней аккуратно примостилась небольшая ящерица. Её чешуя переливалась на свету, играя оттенками черно-синего. Ещё более странным, чем её цвет, была крапивница, решившая подлететь слишком близко к колонне. В один момент бабочка порхала у мрамора, а в другой, ящерица съела её уже целиком. Подавить желание вздрогнуть было на удивление легко. — …Не хочу, чтобы меня съели заживо. Не хочу умереть от рук императора.***
Феликс понимающе кивнул, присаживаясь за стол и жестом пригласил меня присоединиться. Благодарно улыбнувшись, я присела, стараясь изобразить женственность, которой не обладала. — Какова цель вашего похода? — спросил Феликс, положив руки на стол и скрестив пальцы в замок. Я блаженно улыбнулась — все точно так, как предупреждали Диана с Лили.***
Арчибальд сжал губы, стараясь подобрать максимально безопасные слова для его неизбежного ответа. — Состояние леди Катерины стабильное: она не страдает от головных болей, однако память к ней ещё не начала возвращаться. Император тогда оказал ему честь своего драгоценного внимания, откладывая перо в чернильницу. Он положил локоть на стол, подпирая ладонью подбородок и обратил взгляд своих топазов на доктора. Утонченная, без вычурно налитых кровью мускулов, но не лишённая силы. То была рука атлета и бойца — император мог свернуть шею этой рукой, в чем, однако, не было необходимости, учитывая его магические способности. Молчание, которое длилось немногим больше секунды, казалось пожилому мужчине бесконечным. — Изменения в поведении были? Вспышки агрессии, паники? Арчибальд ощущал себя так, словно кто-то тряс землю у него под ногами, и искренне надеялся, что лицо его не выдаёт. А причем здесь это? Неужели император считает, что юная Деллароуз нестабильна? — Не было, ваше величество. Воспоминание об одном из их недавних разговоров доктор затолкнул как можно дальше — он не желал девочке зла и не собирался рыть ей могилу. — Она близкая подруга Дианы, — протянул Клод своим обманчиво усталым голосом, продолжая, при этом, буравить доктора взглядом. Клеменс чувствовал себя, словно крыса на виду у коршуна. Арчибальд, однако, приказал себе успокоиться: то, что юный император назвал свою фаворитку по имени, символизирует некий сдвиг в его поведении. И скорее всего, все внимание Клода сейчас приковано к реакциям мужчины. — Подумай хорошенько и ответь мне. — Арчибальд заставил себя не разрывать зрительный контакт: с ним, как с хищником, нельзя показывать свой страх. — Она представляет какую-либо угрозу? Куда большую угрозу тут представляете вы и ваш растущий к ней интерес, мысленно ответил доктор, но вслух он лишь сказал: — Никакой, ваше величество. Она просто растерянная девчушка. Несколько секунд Клод молча смотрел в глаза пожилого мужчины, очевидно, ожидая, что тот выдаст себя, однако, результата эта зрительная пытка не дала. Златовласый император дернул головой, словно развевая некие чары, и произнёс: — Все ясно. Ты свободен. Доктор, с благодарностью на устах, вежливо поклонился. Он развернулся, позволяя шелесту своей белой рясы наполнить тишину и неторопливо вышел из комнаты. Он размеренными шагами дошел до своего кабинета и неторопливо прикрыл дверь, как бы невзначай закрывая её на щеколду. Он подождал несколько секунд, и только потом позволил себе выдохнуть, уже чувствуя подступающую мигрень — явный признак того, что мужчина стал слишком стар для дворцовых драм. Девчушка была права. Возможно, не так, как она думала, но Клод де Эльджео Обелия действительно станет её погибелью. И, раньше, чем он будет вынужден наблюдать увядание очередной невинной души, мужчина решил, что пора вмешаться. Доктор поднял взгляд на дверь своей комнаты. Он поможет Катерине сбежать.***
Я кинула последний взгляд на дверь, из которой только что вышла. Поверить не могу, что и правда это провернула! Было немного трудновато на той части, где Феликс спросил, куда именно я направляюсь (я ведь совсем не помню географию этого мира), но я выкрутилась, и и теперь держу в руках разрешение на выход! Я опустила глаза на свиток у себя в руке, бережно сжимая его. Было немного странно, что Феликс решил написать прошение, которое теоретически должно быть от моего лица, сам… И если я имею право быть совсем уж подозрительной, то мне показалось, что он знает об амнезии. А, если подумать, откуда девчонке, которой отшибло память, знать как писать? К слову, что именно мне нужно сделать за этот поход? Оглядеть окрестности, присмотреть бары и места ночлега, запомнить, где чаще всего стоит стража, купить карту, найти какой-нибудь способ сменить внешность, узнать, как использовать свою магию (если я вообще могу это делать) и по-быстренькому научиться хотя бы одному защитному заклинанию, найти одежду, подходящую для простолюдинов, чтобы слиться с толпой… Какого черта? Я все это и за месяц не успею, а у меня всего — я напрягла память, — одиннадцать дней! К тому же, небезопасно слишком часто выходить из дворца, иначе это может вызвать подозрения. Из того, что я поняла, настоящая Катерина жила здесь, как затворница, и пусть слухи о моей «амнезии» очевидно уже начинают распространяться, чем меньше внимания я привлекаю, тем лучше. А значит, не стоит показываться на глаза Клоду. Просто перечисление всех необходимых к выполнению дел уже заставляло мигрень возвращаться с полной силой. Я наклонила голову набок, позволяя себе на секунду зажмуриться. А я ведь так и не нашла дневник… Чем тоже нужно заняться в скорейшем времени. Люди наверняка начнут задаваться вопросом, почему к Катерине не возвращается память. Завернув за угол, я заметила группу из трёх наложниц, которые смеялись и переговаривались друг с другом. Один лишь этот звук напомнил мне моих одногруппниц, которые только и делали, что болтали о парнях да макияже. Их внешний вид казался мне кричаще вульгарным: одинаковая ярко-алая помада на губах, тяжёлые украшения с огромными камнями и пестрые, щедрые на оборки платья, которые обнажали всё, чем их наградила природа. Девушки направлялись в мою сторону и, похоже, неплохо проводили время, пока вдруг не заметили моё присутствие. Их лица до комичного быстро изменились в то самое выражение, где человек не пытается скрыть, что ты ему не нравишься. — Леди Катерина, — поприветствовала одна из них со струящимися прямыми волосами цвета чистого серебра, когда мы почти поравнялись. Скорее всего, лидер этой маленькой шайки. Девушка смотрела на меня с чем-то средним между высокомерием и опаской, отчего я невольно выгнула бровь. Кто ты вообще такая? Серьезно, я ведь имени ее не знаю. Мне нужно было быстро выбрать между тем, чтобы показаться глупой или грубой, и я без особого сожаления выбрала второе. — Здравствуйте, — бросила я, не замедляя ход. Одна из двух других, набравшись смелости, раскрыла свой рабочий свисток: — Все никак не вылезете из похоронного платья? — прощебетала она, а потом хихикнула над собственной шуткой. «Как знать, может, я готовлюсь к твоим похоронам?» — мысленно съязвила я, но вслух лишь ответила: — Черный — цвет классики. А что, в деревне не преподают уроки стиля? Её тонкое личико вытянулось, и, за неимением лучшего ответа, она стала открывать и закрывать свой напомаженный ротик, словно выброшенная на берег рыбка. Схавала? Я продолжила идти вперёд, довольная тем, что их силуэты наконец скрылись из моего поля зрения. Их отдаляющиеся голоса я слышала уже у себя за спиной. — Ах, ты… — Не стоит, ты же знаешь, какие слухи о ней ходят. — Все верно, связываться с ведьмами — себе дороже. — Кстати о слухах! Я тут недавно слышала… Я вздохнула. Первое впечатление о наложницах: тупоголовые курицы. Что, пожалуй, даже к лучшему: я и так не собираюсь никого брать на свою Лодку Спасения из лап императора, а так, будь они нормальными, меня бы, скорее всего, замучила совесть. Хотя, как знать, я пока что поговорила только с тремя из них. Мэригольд была рада новости о моём выходе из дворца даже больше меня самой. Я старалась поумерить пыл девушки, напоминая, не хочу сильно наряжаться, но шатенка уже с головой нырнула в платяной шкаф с нарядами. И почему все платья Катерины выглядят так, будто она собиралась в них идти на похороны мужа, которого, возможно, сама и отравила? Я покачала головой, решив, что не время издеваться над прошлым, о котором я ничего не знаю. В конце концов, я остановилась на платье с белым верхом и черной, пышной юбкой в пол. Небольшой черный кожаный корсет очень выгодно подчеркивал талию, а само платье было довольно закрытым, с высоким горлом и длинными рукавами. Я не поклонница цеплять слишком много украшений, однако Мэригольд настояла на алмазной подвеске. — И, пожалуйста, дай мне пару перчаток. Мэри наклонила голову, озадаченно прикладывая палец к губам. — Но, госпожа, разве к этому платью подойдут перчатки?.. Не могу же я сказать, что хочу скрыть непонятные ожоги магического характера. Вопреки моим опасениям, волдыри не вздулись, так и оставшись покрасневшими пятнами, однако мне очень не понравилось то, как подозрительно Феликс покосился на мои руки. После моего взгляда Мэри вдруг одернула себя и пошла искать перчатки, бормоча под нос что-то вроде «да-да, конечно, вам лучше знать». Мы договорились, что она не будет больше ничего предлагать, если сделает мне простую и удобную прическу. Пока Мэригольд корпела над моими волосами, напевая себе под нос незнакомую мелодию, я задалась вопросом: а кто именно из стражников придет меня сопровождать? Их будет несколько? Чисто субъективно я, конечно, буду рада видеть Рэя, но он слишком умный и провернуть столько всего у парня под носом мне не удастся. — Готово, госпожа! — гордо воскликнула девушка, любуясь своей работой. Она смастерила мне пышный французский пучок, выпустив пару прядей у висков обрамлять лицо. Шатенка сцепила руки в замок и довольно, и мечтательно вздохнула. — Прямо как в старые добрые времена, когда я делала сестрёнке разные прически… Я вопросительно посмотрела на девушку, однако та, заметив мой взгляд, нервно дернулась и стыдливо опустила голову. — П-простите, госпожа, я… Я не подумала, — извинилась она, смущенно сцепив руки в замок. Я сощурила глаза, изучая шатенку. Не подумала? Она имеет в виду, что не должна была упоминать при мне свою сестру? — Мэри, ты знакома с кем-нибудь из моей семьи? Девушка посмотрела на меня наивным, запуганным взглядом, и уже собиралась что-то сказать, но, в последний момент, передумала. — А давайте сделаем вам макияж! — неестественно громко воскликнула она, натягивая на лицо улыбку. Я заговорила не сразу, немного удивлённая её отчаянной попыткой уйти от ответа. — Ну, я правда не думаю что… Раздался стук в дверь, заставивший нас переглянуться. — Вы кого-то ждёте? — спросила она с таким любопытством, будто ждала, что я объявлю о своем любовнике. Мэригольд все ещё пыталась скрыть свою неискренность громкостью голоса. — Стражника. А кто ещё это может быть? Девушка беспечно пожала плечами и пошла открывать дверь. Натягивая перчатки, я позволила себе взглянуть в зеркало. От осознания, что я хожу с чужим лицом, притворяясь другим человеком, внезапно стало тошно. Это делает меня плохим человеком? — Господа стражники прибыли, — торжественно уведомила Мэри, пропуская парней в форме от иголочки. Оба были одеты в идентичный наряд стражников: выглаженные синие штаны и красный мундир, с черной накидкой, которая крепилась к нагруднику крупными золотыми пуговицами. Не оборачиваясь, я увидела в отражении Рэя рядом с незнакомым мне парнем. Он глядел на мир как всегда отрешенным, почти остекленелым взглядом, и я невольно задалась вопросом, какие события в жизни человека могут заставить его смотреть на мир такими глазами. Другой стражник был обладателем вполне обыденной как для исекайной манги внешности: высокий (почти на голову выше Рэя), загорелый и мускулистый, с копной угольно-черных волос и глазами цвета закатного золота, которые так и искрились энергией. Очередной силуэт из массовки, который проживает целую жизнь на задворках чужой истории. Ничем не примечательный и никому не запомнившийся. Такой же, как и я. Парочка с натренированной синхронностью поклонилась мне, а потом в унисон объявила: — Члены имперской стражи Реймонд Тейлор и Андреас Кир к вашим услугам, мэм. — Благодарю, — ответила я, не в силах наполнить голос энтузиазмом. — Я все равно уже готова… — Но, госпожа, — чуть не прохныкала Мэри, с мольбой глядя на меня. Я заметила, как она мечтательно поглядывала на коробку с косметикой, и немного виновато улыбнулась. — Может, в следующий раз? — Выражение её лица в ответ на мои слова напоминало маленького ребёнка, который обиделся, но усердно старался это скрыть. Мне захотелось обнять шатенку, но я не чувствовала, что имею на это право. — Кстати, что по деньгам? — спросила я у парней, встав с небольшого табурета. Рэй, сохраняя невозмутимое выражение, отвязал со своего пояса небольшой мешочек и передал его мне. Внутри я обнаружила перстень с неприлично огромным топазом, внутри которого таинственным образом находился герб Обелии. Предугадывая вопрос, уже готовый сорваться с моего языка, зеленоглазый принялся объяснять: — Показываете его продавцу, и тот поймет, куда отправлять счёт с суммой, необходимой для выплаты. Деньги платить, разумеется, не нужно. Нда, местная система не перестает удивлять меня своими выкрутасами. Но неужто у Катерины нигде не заныкано какого-нибудь запаса на черный день? Хотя, даже будь оно так, со своей-то везучестью, я его и к старости не найду. — А что, с обычными деньгами никак? — Ну, а вдруг мне нужно будет прикупить какой-то нелегальный товар в подворотне, готова поспорить, я не могу заявиться туда с имперским колечком. Рэй заверил меня, что ему и Андреасу было предоставлено по два мешочка золота и мне не придется ни в чем себя ограничивать. Мэригольд, которая опять скрылась в глубинах платяного шкафа, на этот раз вышла с кучей черной, как душа грешника, ткани. Она с благоговением развернула то, что оказалось мантией, подходя ко мне ближе. — Ваша любимая, — с улыбкой произнесла она. Итак, вопрос того, является ли Катерина Деллароуз овдовевшей ведьмой, остаётся открытым.***
Император стоял неподвижно, застывший, подобно античной статуе, величественный и далёкий. Дневное солнце упорно пыталось заполнить собой всю комнату, касаясь и силуэта мужчины, но кожа его выглядела холодной, словно мрамор. Пальцы его руки застыли над скрипкой и, будь это любой другой человек, данный жест выглядел бы почти неуверенно. Феликс миновал порог комнаты, двигаясь бесшумно, но император его, разумеется, заметил. Рыцарь поклонился, произнося традиционное приветствие, которое Клод, впрочем, как и всегда, проигнорировал. Его пальцы парили над музыкальным инструментом, касаясь воздуха прямо над струнами, и прошло около минуты прежде, чем император заговорил: — У меня есть к тебе поручение. — Коротко и прямо к делу, блондин почти всегда опускал приветствия в речи, и только Феликс упорно стоял на соблюдении этикета. В конце концов, он был, и всегда будет, мечом императора, неважно, сколько лет они знакомы. — Я весь внимание, ваше Величество, — с готовностью ответил красноволосый. Некоторые из тех приказов, что он принимал, отбрасывали тень на его моральные ценности, но, как бы то ни было, правление империей — темное дело. Феликс не может вообразить, какие мысли роятся в голове того, кто держит в своих руках столько жизней сразу. И он давно поклялся, что готов испачкать руки по локоть в крови, ведь если это приказал Клод, значит, на то есть веская причина. А, вопреки уверенности многих, Клод де Эльджео Обелия был хорошим человеком. Ведь любой, кто способен на любовь, способен творить добро. — Катерина Деллароуз, — произнес блондин медленно, словно не может вспомнить имя, а потом позволил паузе повиснуть между ними. Феликс задал вопрос осторожно, стараясь не показать своего удивления: — Та, что потеряла память? — Ты так думаешь? — вторил ему император, и у Феликса сложилось лёгкое впечатление, словно это были мысли вслух. Он поднял взгляд, посмотрев на профиль мужчины. Долго ответа искать не пришлось — намек был вполне очевидным. Император не верит в амнезию девушки. И, как бы сам Феликс ни старался, ему было трудно назвать это абсолютно безосновательным. Люди, лишившиеся памяти, первое время бывают слишком заняты самобичеванием Проходят недели, а то и месяцы, прежде чем они выкарабкаются из этого положения. И даже тогда они ведут себя неуверенно, как дети или запуганные животные. Но не Катерина, подумал Клод, продолжая горящими глазами изучать остатки маны на скрипке. Её энергия внезапно возросла, став почти нестабильной, он чувствовал это на кончиках своих пальцев. В ней не было ничего от растерянного, лишившегося воспоминаний о своей жизни подростка. Нет, она выглядела как девушка, отчаянно желающая что-то найти — и Клод непременно узнает, что именно. Было тут что-то ещё — возможно, его интуиция, — что подсказывало Клоду продолжать искать ответ. Мужчина не привык игнорировать своё чутьё. Если раньше мана девчонки была блеклой и холодной, словно догорающие угольки, то сейчас она больше походила на дрожащее пламя свечи. — Приглядывай за ней время от времени, — произнес император, позволяя своему голосу заполнить тишину комнаты. — И держи меня в курсе любых изменений. — Будет сделано, — почти моментально отозвался Феликс слева от него. Чего и следовало ожидать. Приятно знать, что хоть некоторые вещи остаются неизменными. Клод продолжил впитывать в себя остатки её маны, пытаясь запомнить каждую крошечную деталь. Вновь послышался голос Феликса: — Не знаю, в курсе ли вы, но… — Она собирается выйти в город сегодня. Поняв, что на скрипке не осталось и крупицы её маны, Клод убрал руку, позволив ей на привычный манер повиснуть с перекинутой через локоть подвязкой. Двери, открывающие выход на балкон, открылись, стоило мужчине только сделать один шаг в их сторону. Клод с некой отчужденностью отметил теплоту лучей солнца и лёгкий ветер. Блондин не видел, но чувствовал — Феликс следует за ним, бесшумный, как призрак. — Точнее даже… — Он окинул взглядом простирающийся под собой сад, и на один нелепо короткий момент почувствовал огромное отвращение к природе, которая была неизменна в своем процветании, словно насмехаясь над законами жизни и смерти. Только благодаря годам тренировки он не скривил губы в гримасе. — …Сейчас. Он опустил взгляд вниз, ещё ниже — туда, где, словно насекомые, копошились другие люди, свободные в своем рабстве. Там, в сопровождении двух стражников, через сад шла девушка в строгом платье. Узнать её тыквенно-рыжие волосы было нетрудно. И вновь, Клод почувствовал, как внезапные эмоции захлестнули его — на этот раз, гнев. Гнев, обращенный на девчонку, у которой хватило наглости выделиться из толпы, привлекая его интерес. Катерина вдруг вздрогнула, словно физически ощутив тяжесть его взгляда — как, в принципе, и должно быть. Она обернулась бесцельно выискивая кого-то позади себя, а потом подняла голову, и мужчина позволил их взглядам встретиться. Нет, гнев тут не поможет, подумал Клод. Он будет спокоен и расчётлив, снимая с неё маски, одну за другой. Все твои тайны станут моими.***
…И почему у меня такое чувство, словно кто-то тычет пистолетом мне в затылок? Все тело охватил табун мурашек, и только длинные рукава платья скрывали гусиную кожу на руках. Я не видела, но знала, что кто-то смотрит на меня — внимательно, неугомонно, словно я была замком на сундуке сокровищ. Для кого я успела стать ненавистным препятствием? Я напрягла плечи, быстро оглядываясь, но позади не было никого, кроме Рэя с Андреасом, что молчаливо следовали за мной. А потом, словно кто-то подсказал мне поднять голову выше, я увидела его. Он стоял на балконе второго этажа, глядя на меня сверху вниз. У меня едва не перехватило дыхание от той величественности, что он источал, будто я, со своими смертными глазами, не должна была смотреть на него и вовсе. Мне стало почти страшно глядеть на Клода, на сосредоточие красоты и силы, который словно сиял холодным светом от своего могущества. А ещё, я готова поклясться, что он смотрел прямо на меня. Я торопливо отвернулась, поднимая капюшон мантии, будто это хоть как-то скроет меня от его глаз, глядящих прямо в душу. Я напомнила себе, что бывает с теми, кто слишком близко подбирается к солнцу.