Давай уединимся вместе?

Фролло ворочался в постели — сна не было ни в одном глазу! — и тихо, но с негодованием, фыркал. Эсмеральда сказала, что он не умеет смеяться. Что за глупость?! Он умел смеяться! Просто смех без причины — признак дурости. Фролло не считал нужным смеяться просто так, а поводов для смеха у него было не так уж и много. Смеяться над преступниками, которых он судил? Ничего, кроме отвращения, эти паскудные рожи у судьи не вызывали. Квазимодо? Жизнь и так сполна посмеялась над его пасынком — еще чего не хватало, если и он, Фролло, начнет. Над сплетнями, распущенными о некоторых парижанах? Но подобные слухи заставляли судью разве что морщиться от того, насколько тупыми были сами сплетни, либо над идиотскими ситуациями, про которые эти сплетни распускались. Людовик XI с его манией преследования? Бред! Это будет последний смех, который судья издаст в своей жизни. Короли не терпят над собою насмешек, и Фролло сначала пошлют в пыточные и вздернут на дыбу, а затем — казнят, как изменника. Единственным, пожалуй, местом, где судья смеялся, был вольер его черного жеребца Снежка. Судья наблюдал за выходками своего коня, и вот они вызывали у него приступы смеха. Снежок хоть и выглядел, как огромная машина для убийств, и мало кого к себе подпускал, кроме Фролло, но в вольере пускался во все тяжкие: валялся, корчил рожи и забавно повизгивал. Здесь было, над чем посмеяться, и Фролло это делал. Вот плакать судья не умел. В последний раз в своей жизни он плакал в семилетнем возрасте над трупиком своей кошки, которую забили камнями какие-то выродки. Он смотрел на беспомощное окровавленное тельце, вспоминал, какая она была ласковая — любила, чтобы ее гладили и чесали за ушами, будила его по утрам, вылизывая своим шершавым язычком, и… Ох, как он тогда рыдал! К несчастью, его увидел отец, схватил за шиворот и выпорол как следует — неделю сидеть не мог. Дескать, мужчинам плакать не полагается. Урок судья — тогда еще просто Клод — запомнил накрепко, и теперь из него слезинки невозможно было выжать. Фролло со вздохом в очередной раз повернулся на бок. Давненько он не вспоминал свое детство. Чертова Эсмеральда! Заставила его вспомнить то, о чем он уже многие годы не думал. Даже в горле запершило. Судья прокашлялся. Однако, как она его пробрала! Во всех смыслах, до самых глубин души. Перед его глазами снова встала она — юная, задорная и дерзкая. Фролло провел языком по губам. Сладость от поцелуя, который он вырвал у Эсмеральды, заставила его задохнуться. Стало жарко, и все тело пробрало дрожью. Судья покрылся лихорадочным потом, зашипел и с ненавистью стащил с себя ночную рубашку — ему показалось, что она душит его. В паху ныло — эрекция была мгновенной и болезненной. — Господи! — Фролло застонал. Мало ему того, что сон не идет, так еще и возбуждение нахлынуло такое — хоть волком вой. Фролло коснулся твердого, как камень, члена и отдернул руку. Это грех! Он попытался подумать о чем-то еще, чтобы избавиться от своей безумной похоти, как делал в минуты, когда ему нравилась какая-нибудь женщина. Обычно ему удавалось успокоиться. Но не на этот раз. Эсмеральда так и стояла перед глазами. Судья с хрипом обхватил пальцами упругую багровую головку и задохнулся. Он медленно провел рукой вверх и вниз, затрясся от удовольствия и снова застонал. Фролло сдался. Он ласкал себя не спеша — так, как ласкал бы эту девчонку, если бы она была рядом с ним, в его постели. Он вспоминал ее губы и нежную бархатистую кожу — с какой нежностью Фролло целовал бы ее! Его рука двигалась все быстрее, и, наконец, судью затопил экстаз, накрывший его резко, внезапно. Судья с криком выгнулся в постели, и семя брызнуло ему на живот. Фролло обмяк и затих. В комнате только и было слышно, что его тяжелое, рваное дыхание. Наконец, судья шевельнулся. Надо было смыть с себя последствия греха и его улики. И надо было помолиться. Господь милостив, он простит, но… да, надо помолиться. «Отче наш» несколько раз. Покоя так и не будет, но хотя бы он перестанет себя чувствовать настолько виноватым. Эсмеральда, глупая девчонка, подумал он, что ты со мной творишь?! Вода, которой судья воспользовался, чтобы отмыться, была холодной — он покрылся гусиной кожей и ежился. Но Фролло не роптал. Так ему и надо за его рукоблудие. Затем Фролло опустился на колени перед крестом, висевшим над камином, и зашептал молитву. Так он сидел какое-то время, бормоча себе под нос слова, которые не раз приносили ему успокоение. Наконец, произнеся последнее «Аминь», судья перевел взгляд на крест. — Боже, — прошептал он, — помоги мне! Направь меня! Что я должен сделать? Эта цыганская девчонка мучает меня. Я закрываю глаза, и она стоит передо мной, словно наяву. Я не могу ни перестать думать о ней, ни прогнать ее облик от себя… Что мне делать, Господи?! Ответом ему была тишина. Судья вздохнул. Придется потерпеть. Господь никогда не отвечал на его молитвы сразу. Частенько вообще не отвечал. Но время от времени случалось что-то такое, после чего судья понимал — вот он, ответ на его молитвы! Фролло надеялся, что и на этот раз будет так же. Какой-нибудь знак или внезапная идея, или еще что-то в этом духе. Надо просто подождать, а он был терпеливым человеком. Фролло вернулся в постель и сомкнул веки. Через некоторое время он уже спокойно спал. Снилось ему что-то расплывчато-приятное, иногда во сне он даже хихикал. Проснулся Фролло в прекрасном расположении духа. Правда, вспомнил то, что он натворил вчера вечером, и смутился, но тут же подумал о том, что замолил свой грех, а значит — беспокоиться не о чем. Во Дворец Правосудия судья поехал на Снежке, а не в карете. Было довольно рано, погода стояла солнечная, судья совершенно не торопился, поскольку никуда не опаздывал, и Снежок под ним шел неспешной рысью. Фролло въехал на мост Менял и, услышав звуки свирели и бубна, слегка нахмурился. Кто-то устроил пляски в такую рань? Но какой в этом смысл — людей еще не так много, и поживиться циркачам будет нечем? Впрочем, звуки были такие, словно кто-то еще только разыгрывался перед представлением. Судья проехал вперед. Кого угодно он ожидал увидеть, но только не ее. Не Эсмеральду. Он-то думал, что напугал ее вчера, как следует, и она еще долго не осмелится появиться у него на глазах, но… Она была там в компании толстого цыгана, который и наигрывал на свирели, а возле ее ног прыгала коза. Завидев судью, все они застыли на месте: Эсмеральда с вызовом смотрела на судью, коза прижалась к ногам Эсмеральды, а толстяк со свирелью постарался вжаться в стену дома, возле которой сидел. Фролло и вида не подал, что смотрит на эту девчонку, но краем глаза подметил, что сегодня она заплела волосы в несколько кос, и то, какой нежный румянец на ее смуглых щеках, а уж как ярко блестели ее зеленые глаза… У Фролло сперло дыхание. Эсмеральда была так прекрасна… Еще лучше, чем ее образ, который он представлял себе, когда… Судья судорожно сглотнул. Не следовало показывать Эсмеральде, как он о ней мечтает. У него, в конце концов, гордость есть! Фролло натянул на лицо обычную маску высокомерия, вздернул свой длинный нос и проехал мимо, делая вид, что эти цыгане — пыль под его ногами. Однако, все же услышал, как Эсмеральда еле слышно хмыкнула ему вслед. Дерзкая девчонка! Босоногая простолюдинка, а гонору, как у знатной дамы. И как ей не холодно — босиком-то? Была б его воля — взвалил бы ее на свое седло и отвез к башмачнику, потому что нечего ходить с босыми ногами по этим грязным улицам. Хотя… если подумать… одной его воли вполне достаточно. Он мог бы это сделать — и совершенно спокойно. Только вот она ни за что не согласится. Еще и проклятия обрушит на его голову — строптива, как дьявол. Поэтому сейчас Фролло решил все оставить, как есть. Пускай себе ходит и пляшет, и показывается ему на глаза, и дразнит его. Главное, что больше не прячется. Однако быстро же она оправилась! Еще вчера хоронилась по углам — попробуй найди ее. А стоило ему в том переулке показать свои истинные чувства и желания, так вон как приободрилась и перестала прятаться. Фролло усмехнулся. То, что он ее отпустил, дало свои плоды. Похоже, Господь все же намекнул ему, что делать. Только Фролло сразу этого не сообразил — а ответ-то был перед самыми его глазами. Что ж, теперь ему ясно, как действовать дальше. Капитан де Шатопер, как и было приказано, собрал перед Дворцом солдат. Фролло легко соскочил с коня, кинув поводья подбежавшему конюху, и капитан отдал ему честь. — Что прикажете, судья? — грудь колесом, в глазах рвение. Судя по всему — показное. Фролло помнил выражение лица капитана на Пиру Дураков, когда Квазимодо зашвыривали грязью и гнилыми овощами. Капитану не нравились ни эти издевательства, ни охота за цыганами — он хмурился, был озабочен. Фролло милостиво улыбнулся ему. — Действуй, как обычно, капитан, — спокойно сказал он. — Никаких преследований, никаких облав. Обычное патрулирование. На лице капитана промелькнула радость, которую он тут же постарался скрыть от судьи. Фролло кивнул ему и направился во Дворец Правосудия — надо было заняться обычными повседневными делами, которые он совершенно забросил, охотясь на Эсмеральду.

***

Эсмеральда проводила взглядом судью Клода Фролло, который проехал мимо так, словно перед ним было пустое место. До сих пор ее терзало любопытство — что он сделает, завидев ее опять? Она немного нервничала, когда решилась на эту эскападу, но он вчера совершенно четко приказал ей убираться. И она даже заметила, что Фролло остановил солдата, который хотел схватить ее. По правде говоря, Эсмеральда считала судью вполне предсказуемой жестокой скотиной. Он следовал правилам, и она думала, что вполне может предугадать его действия: нашел цыган — вышвырнул их из города, нашел Эсмеральду — бросил ее в темницы Дворца Правосудия. Все должно было происходить именно так, и никак иначе. Она вчера и оказалась в том месте, чтобы предупредить булочника о том, что судья идет доставать цыган из подпола в его булочной, где они прятались. В стражниках все же не все были такие скоты — находились и нормальные люди, сочувствующие циркачам из табора. Один из них и предупредил ее об облаве. Но, когда она прибежала на место, судья уже был там и сделал свое черное дело. Ей только и оставалось, что спрятаться. И вот ведь черт глазастый! Заметил ее! Когда Фролло ее схватил, Эсмеральда подумала — все, пришел ее час. Но умолять его о милости? Еще чего! Ее от одной мысли об этом с души воротило. Нет уж, она решила умереть с достоинством и снова наговорила ему дерзостей, от которых судья потерял голову, вмял ее в стену и начал целовать. И это вместо того, чтобы позвать солдат и заковать ее в кандалы. Фролло ее сильно напугал — она подумала, что он сейчас ей весь рот разворотит своем поцелуем, набросится на нее, словно дикое животное. Но Фролло касался ее своими губами нежно, осторожно, хоть и настойчиво. Впрочем, даже эта нежность не помешала ей содрогнуться от отвращения. Он ее еще в соборе взбесил, когда начал обнюхивать и лапать — двуличный ублюдок! Как же Эсмеральда была зла на него тогда! Если бы ненавистью можно было убить, то Фролло умер бы на месте в ту же минуту. Но — нет. Судья здравствовал и продолжал бесчинствовать и измываться над ее народом. Правда, после того, как она сбежала из собора, он это делал с особым размахом. Эсмеральда еще сильнее ненавидела его за это. И вот он схватил ее. А затем — отпустил. Только она не совсем поняла, почему он это сделал. Из-за поцелуя? Или по каким-то своим соображениям? Это был неожиданный поступок, из ряда вон выходящий: судья доселе никогда не выпускал жертву из своих острых когтей. С его стороны это было непредсказуемое поведение, и Эсмеральда теперь думала — а что же дальше? Что Фролло будет делать теперь? Из глубокой задумчивости ее вывело бряцанье, которое обычно издавало железо. Эсмеральда вздрогнула — по мосту Менял шли стражники. Толстяк Тибо в панике снова вжался в стену, его глаза широко распахнулись, да и саму Эсмеральду пробрала нервная дрожь — им некуда было бежать, стражники почти подошли к ним. Но патруль спокойно прошел мимо. Они даже не попытались отобрать у цыган выручку, которой было совсем немного — ранним утром всегда так. Вот ближе к вечеру, когда парижане гуляли, монетки так и звенели в их драной шляпе для денег. Эсмеральда с облегчением выдохнула, но… Что все это значит? Судья перестал устраивать гонения и облавы? Это было очень странно! — Эсмеральда, может не стоит их дразнить? — прохрипел Тибо. — Давай закончим, на хлеб нам хватит! — А на сыр — нет! — фыркнула она. — Так что продолжаем. Ты же видел, они просто прошли мимо. — Ох ты, господи! — Тибо застонал. — А вдруг они сейчас опять пойдут?! — Значит, пойдут, — Эсмеральда сверкнула глазами. — Мимо пойдут. Ты же видел, им было все равно. Тибо вздохнул. Эсмеральде явно шлея попала под хвост — когда она становилась такой, у него дух перехватывало: мало ли, что снова учудит? Все же он поднес к губам свирель и заиграл. С Эсмеральдой невозможно было сладить в такие моменты — оставалось только делать то, что она говорит. Время близилось к полудню, и им удалось собрать вокруг себя небольшую толпу парижан, охочих до зрелищ. В шляпу со звоном падали монетки — танцы Эсмеральды никогда не оставляли людей равнодушными. Иногда мимо проходили стражники, которые по-прежнему не обращали на циркачей внимания. А если и обращали, то не для того, чтобы прогнать, — они просто стояли и смотрели, как Эсмеральда танцует. Среди зевак Эсмеральда заметила того капитана, который отказался вытаскивать ее из собора по приказу судьи Фролло. Она припомнила как его зовут — Феб, Бог Солнца, как он ей тогда представился. Он и вправду был похож на бога солнца. Высокий и красивый, его великолепные латы так и горели в солнечных лучах. Эсмеральда украдкой залюбовалась им. А он с восхищением во все глаза смотрел на нее. Однако кое-что отвлекло Эсмеральду от разглядывания капитана. В шляпу упала полновесная золотая монета, она лежала там и ярко сверкала, притягивая взгляд своим блеском. Эсмеральда живо обернулась в ту сторону, откуда она прилетела, чтобы поблагодарить за столь щедрый дар — обычно им кидали медные монетки. Обернулась — и вздрогнула. Посреди толпы с легкой улыбкой на губах стоял судья Клод Фролло. Эсмеральда нахмурилась. Поглумиться над ней решил?! Но Фролло ухмыльнулся и кинул еще один золотой. После этого он вздернул свои тонкие черные брови, степенно развернулся и выплыл из толпы — люди сами расступались перед ним с почтительным страхом. Недалеко стоял черный жеребец судьи, и Фролло, легко для человека в его возрасте вскочив в седло, тронул бока коня пятками и уехал в сторону своего дома. Эсмеральда смотрела ему вслед, приоткрыв рот от удивления. Вот этого она от судьи вообще не ожидала! Он пришел сюда, чтобы посмотреть на нее. И даже изволил отблагодарить ее за танец! Да еще и золотом! Что он задумал?! Эсмеральда перевела взгляд на Тибо, который перестал играть. Лоб Тибо покрылся испариной, глаза были размером с блюдца — в них застыла паника на грани истерики, он тяжело дышал. Чего доброго, его прямо здесь удар хватит, и что Эсмеральда тогда будет делать? Она пересилила себя, звонко рассмеялась и поклонилась. — Спасибо, добрые люди, за вашу щедрость! — сказала она. — Мы благодарны вам! — Ты главное не исчезай надолго, девка! — прокряхтел какой-то старик. — Уж больно смотреть приятно, как танцуешь, ладная, пригожая. Она улыбнулась ему и подхватила шляпу. Золотые монеты, оставленные судьей, так и блестели поверх всей этой меди. Теперь им хватит не только на хлеб и сыр, но даже на мясо. Эсмеральда задумчиво покачала головой. Фролло никогда и ничего не делает просто так. Что же он задумал? Эсмеральда не ошиблась. Судья проявил подобную щедрость со строго определенным умыслом — привлечь к себе ее внимание. Уж слишком пристально девчонка косилась на капитана — явно он ей нравился. Фролло пробрала ревность, о существовании которой он даже и не подозревал. Он даже задохнулся. Но реагировать на людях счел бессмысленным и даже вредным. Поэтому Фролло сделал единственное, что мог в такой ситуации — швырнул в шляпу для пожертвований золотую монетку. От него не убудет, зато внимание Эсмеральды он на себя перетянул с успехом. Она словно забыла про этого капитана, и Фролло с удовлетворением увидел разочарование, промелькнувшее в его глазах. Теперь Эсмеральда смотрела на судью, и уж он постарался удержать ее внимание в полной мере — кинул еще один золотой. Для нищей девчонки столько золотых было целым состоянием. Да, теперь она точно будет ломать голову, что бы это все значило. Фролло хихикнул. Он-то полагал, что прежняя страсть к интригам в нем заглохла давным-давно. В этом не было необходимости, поскольку с ним просто не желали связываться даже знатные люди: Фролло вполне мог сказать пару слов королю, и этого хватало, чтобы король ополчился на того, кого указал судья. Интриговать не было смысла уже долгие годы — богатство у Фролло было, сместить его с поста никто не пытался. А тут на тебе — появился повод. Крошечный, но сколько удовольствия он доставил! Судья потер руки в предвкушении. Эсмеральда выглядела шокированной, и это было хорошо — теперь она станет думать о нем чаще, чем хотела бы, и именно это ему было нужно. Чтобы она гадала, что он задумал. И Фролло не собирался останавливаться на достигнутом. Он даст ей столько поводов для размышлений, сколько сможет. И тогда она сама придет к нему, в этом он не сомневался.