Давай уединимся вместе?

Каждое утро давалось Эсмеральде тяжким трудом. Она просыпалась в своем шатре во Дворе Чудес, вспоминала судью и ту казнь, и на глаза наворачивались слезы. Затем переводила взгляд на свое платье. То самое, которое для нее сшили по заказу Фролло. Она с трудом удерживалась от того, чтобы не зарыдать в голос, но все же брала себя в руки. Если Клопен увидит ее в таком состоянии, то обеспокоится, будет спрашивать, почему ей так плохо, а ей совершенно не хотелось об этом разговаривать. Поэтому Эсмеральда надевала проклятое платье, натягивала на лицо улыбку и выходила в люди — за пределы шатра, но не дальше Двора Чудес. Здесь всегда кому-нибудь нужна была помощь, а Эсмеральде за работой становилось легче. Пока работаешь — перестаешь думать. Танцевать сейчас совсем не хотелось — она потеряла тот азарт, ту радость, которую испытывала раньше, выступая на публике. Да и Клопен бы ее ни за что не отпустил на парижские улицы. — Надо подождать, покуда все не уляжется, — говорил он. Город еще бурлил после казни Марко, и цыгане старались не выходить туда лишний раз. Только в самом крайнем случае. Впрочем, через несколько дней все успокоилось. Горожане сочли казнь вполне справедливым наказанием, хоть какое-то время еще и смотрели на цыган косо, но, раз убийца получил свое, не было смысла гнать их всех. Прежние связи возобновились, цыгане снова выходили из Двора Чудес, и все пошло своим чередом. Но только не у Эсмеральды. Она не хотела никуда идти, не хотела никого радовать своими танцами. Как она могла, если внутри все разрывалось от горя? И это платье… она ненавидела его, и, в конце концов, не выдержала. Спрятала в сундук и надела свое старое, поношенное. Клопен это заметил, и на его лице застыло мрачное выражение. Он хмурился, дергал себя за бороду, едва завидев Эсмеральду. Наконец, затащил ее в шатер и сердито спросил: — Почему ты еще здесь?! Разве тебе не пора к своему судье-французу?! Эсмеральда сдалась. Она опустилась на топчан и поникла. — Я не могу к нему вернуться… — прошептала она. — Он казнил Марко. Приговорил его к смерти. Я не могу видеть убийцу своего друга. Буду смотреть на него каждый день и вспоминать, как он послал Марко на казнь. — Ну и дура ты, прости Господи! — Клопен в сердцах выругался. Эсмеральда вскинула на него глаза. В ее взгляде промелькнуло что-то, похожее на недоумение. — Я не понимаю… — Оно и видно, что не понимаешь! — Клопен плюхнулся рядом с ней на топчан. — Помилуй бог, никогда не думал, что скажу это про судью Клода Фролло, но этот твой судья — красавчик! А ты, Эсмеральда, сейчас ведешь себя дурней своей Джали! Даже странно для такой умницы, как ты! Ты что, до сих пор так и не поняла, что он нас всех спас?! Ты хоть понимаешь, что случилось бы, если бы он не приговорил Марко к казни?! Парижане пошли бы на нас войной! Они не стали бы смотреть на то, что мы — не Марко, для них мы все были бы убийцами и укрывателями убийц! Мы остались бы и без крова, и без друзей среди горожан, а они, как ни крути, нам необходимы, ибо кто еще с нами будет торговать и нанимать нас на работу?! — Но Марко… — Марко заслужил свою участь! Он чуть не подвел нас всех под монастырь своим безумием! Послушай, Эсмеральда, я знал того кузнеца, которого он убил. Его звали Андрэ, он был очень добр ко всем, и к нам тоже. Никогда в помощи не отказывал, давал нашим работу. Вон, спроси у Питти — сына Луладджи, он там подмастерьем работал. Андрэ был женат на чудесной женщине, у них трое детишек народилось. Кто их теперь будет кормить?! Кормильца-то на тот свет Марко отправил! Да ты иди, и сама увидишь. Надеюсь, хоть что-нибудь до тебя дойдет! — Клопен яростно сверкнул глазами. Эсмеральда сглотнула. Сжала краешек платья в горсти и тихо сказала: — Да, я хочу посмотреть… — Ну тогда вот тебе то место, где он жил, — Клопен подробно рассказал ей, куда и как идти. — Да не беспокойся. Благодаря твоему судье, никто нас не трогает! Клопен фыркнул и, встав на ноги, стремительно вышел из шатра, оставив Эсмеральду одну. Она сидела, задумавшись над его словами. То, как отреагировал Клопен на ее нежелание возвращаться к судье, глубоко поразило ее. Клопен, до сих пор свято убежденный в том, что судья Фролло — монстр, целиком и полностью был на его стороне. Его, а не ее! И его слова об убитом кузнеце и его вдове… Эсмеральда встала с топчана и свистнула Джали. Они выбрались из Двора Чудес и пошли к дому Андрэ. Первым человеком, которого Эсмеральда там увидела, была совершенно измученная женщина. Неизбывная тоска и горе отпечатались на ее лице, осунувшемся и бледном. Тусклые глаза ее ничего, кроме печали, не выражали и опухли от пролитых по мужу слез. За подол черного траурного платья цеплялся мальчонка лет пяти. — Мама, а когда папа придет? — спросил он. По лицу матери тут же потекли слезы, и Эсмеральда закусила губу, чтобы самой не разрыдаться. И как объяснишь маленькому ребенку, что папы уже нет на свете, что его убил пришлый человек, просто потому, что тот не вовремя попался под руку? Женщина склонилась над сыном и тихо сказала: — Папа наш ушел к Господу, Матье. Он не придет больше. — А до Господа далеко? Я бы попросил, чтобы он папу отпустил. Я так соскучился! — Господь на небесах, сынок, — голос женщины зазвучал мягко, с нежностью. — И папа теперь рядом с ним. Смотрит на нас сверху. Эсмеральда не могла больше на это смотреть и сбежала оттуда. Она бродила по улицам, сама не зная, куда идет. Из головы не выходили слова Клопена: «Кто их теперь будет кормить?! Кормильца-то на тот свет Марко отправил!» Если бы Марко не увидел, как она залезает в карету судьи, ничего бы не было, и у этой семьи не отняли бы любящего отца и мужа. Вина невыносимо жгла изнутри. «Я должна что-нибудь для них сделать, — подумала Эсмеральда. — Помочь им, чтобы хотя бы первое время они не голодали…» Эсмеральда вернулась во Двор Чудес и открыла сундук со своими платьями для выступлений. Выбрав самое красивое — красное, в котором танцевала на Пиру Дураков, Эсмеральда сжала его в руках и застыла на некоторое время в задумчивости. Пришло время опять вернуться на парижские улицы, чтобы развлекать толпу, и неважно, что она при этом чувствует.

***

— Эсмеральда вернулась! — этот слух мигом пронесся по парижским улицам. Весь Париж гудел. Цыганку Эсмеральду никто не видел уже долгое время — с тех пор, как произошло то чудовищное убийство, а убийцу казнили на Гревской площади. Самая известная танцовщица тогда испарилась, словно ее и не было никогда. Но вот она вернулась, и горожане с нетерпением ожидали ее появления. Наконец пролетел еще один слух, что она выступает перед Собором Парижской Богоматери, и люди потянулись туда. Эсмеральда и в самом деле была там, и ее встречали радостными воплями. Люди уже успели позабыть, как она прекрасна, но вспомнили об этом, как только ее увидели. Она извивалась в танце под звуки свирели, била в свой бубен, и вокруг нее прыгала ее рогатая подружка-коза. И что-то в ее танце изменилось — он стал каким-то пронзительным, еще более эмоциональным, чем раньше. Люди не скупились, и то и дело в ее шляпу для денег падали монетки. Судья Клод Фролло, привлеченный суматохой, вышел из собора, где молился, пытаясь заглушить тоску, и застыл, увидев Эсмеральду. Он стоял и смотрел на нее, и не мог оторвать взгляда, как ни старался. Наконец он встряхнулся и подозвал одного из стражников, стоявших на площади во избежание беспорядков. Фролло вручил ему небольшой мешочек, туго набитый монетами. — Положи ей это в шляпу, — сказал он. — И, если прикарманишь хоть одну монетку, тебя вздернут на дыбу. Стражник вздрогнул и уставился на судью. Из глаз Фролло ледяной струей сочился холод — стражник словно заглянул в темный глухой тоннель, в котором не было ни проблеска света — одна лишь нескончаемая стужа и великая сушь в душе. Фролло не угрожал. Действительно — вздернул бы, не колеблясь ни секунды. — Да, ваша честь, сделаю все, как вы сказали, — он поклонился судье и побежал туда, где танцевала цыганка. Протиснувшись сквозь толпу, стражник вышел на площадку, кинул мешок с деньгами в драную цыганскую шляпу и быстро вернулся к судье. — Я все сделал, ваша милость! — доложил он. — Хорошо. Теперь иди, — кивнул Фролло и спустился по ступеням, где его ждал Снежок. Вскочил в седло и тронул бока коня пятками, кинув последний взгляд в сторону Эсмеральды. Больше он на нее не смотрел, просто поехал во Дворец Правосудия, чтобы занять свою голову делами. Так хотя бы не было больно.

***

Эсмеральда сразу же поняла, кто оказался настолько щедр, что не пожалел целого мешка денег для нее. Она смотрела, как судья едет мимо, впитывала в себя его облик: его высокую фигуру в черной сутане, осунувшееся лицо со впалыми щеками — одиночество, ставшее его спутником за последнее время, очень плохо сказалось на нем. И в этом тоже была виновата она! Потому что дура. Не смогла понять его, не захотела даже выслушать его доводы. И только Клопен открыл ей глаза, запечатанные скорбью по Марко, который, хоть и был другом детства, но не заслуживал этой скорби. В горле появился комок, но выступление надо было продолжать, и Эсмеральда чудовищным усилием воли избавилась от тягостных мыслей. Она потом об этом подумает, когда сделает то, что должна. Наконец, все закончилось, и довольные люди потихоньку разошлись с площади. Эсмеральда подняла с брусчатки отяжелевшую от монет шляпу. Мешочек судьи лежал сверху. У Эсмеральды и мысли не возникло, что она может взять эти деньги себе. Не ей они были предназначены. Она быстрым шагом направилась туда, где жила вдова кузнеца. Как только Эсмеральда подошла к дому кузнеца, дверь внезапно распахнулась, и на пороге возникла вдова. Увидев цыганку, она нахмурилась. — Тебе чего здесь нужно? — сухо спросила она. Эсмеральда побледнела. — Простите, я… — она не смогла продолжить. Выронила шляпу и со всех ног убежала оттуда. И даже не видела, как вдова присела над этой шляпой и раскрыла ее. Там было полно монеток — медных, серебряных, и еще сверху лежал туго набитый мешочек, в который вдова тут же заглянула. Сколько золота! Эта девушка не просто так пришла, и неважно, что она была цыганкой. Она пришла, чтобы помочь, и этих денег, которые она оставила, им хватит надолго, и ей, вдове, не надо теперь думать, на что ей кормить своих детей! — Боже, благослови ее, чтобы все у нее было хорошо! — прошептала она. Клопен встретил Эсмеральду с распростертыми объятьями. — Я слышал, ты хорошо потрудилась сегодня, Эсмеральда! — его смуглое лицо так и сияло, и она закусила губу. — У меня нет этих денег, Клопен, — выдохнула она. Клопен застыл на месте. Он не мог поверить своим ушам. — Ограбил кто? — спокойно спросил он, но в его темных глазах так и сверкнула молния. — Нет! — поспешно сказала Эсмеральда. — Вовсе нет! — А тогда куда все делось? — Ну, я… Я отдала все деньги вдове кузнеца! — она выпалила это на одном дыхании. Клопен приоткрыл рот. Он уселся на скамеечку и поскреб голову. — Ох ты черт… — пробормотал он. — Вот прямо все? — До единой мелкой монетки. Клопен, у нее ведь дети малые… — Ну… Может, ты и права. Черт побери, и где была моя голова?! Надо было самому об этом подумать и позаботиться о ней. Она же из-за одного из нас пострадала. — Клопен, я… я хочу вернуться к судье. Если он меня примет назад, конечно. После того, что я сделала… Клопен встал на ноги и обнял ее. — Ну, удачи тебе, девочка, — тихо сказал он. — Я буду молить Бога, чтобы тебе это удалось.

***

Фролло сидел в своих пустых покоях за столом, где работал, когда не находился во Дворце Правосудия. Он горько хмыкнул. Покои пустые, и сам он опустел, словно пересохший колодец. Когда-то давно одиночество привлекало его. Теперь Фролло его ненавидел. Не хватало тепла, несмотря на жаркое лето. Откуда ему взяться, когда Эсмеральды нет рядом? Один ее взгляд согрел бы его. Жизнь превратилась в сплошную тоску, дни пролетали одни за другим, похожие друг на друга до отвращения. Сегодня Эсмеральда танцевала на площади Собора Парижской Богоматери, и это снова напомнило судье, что он потерял. — У меня нет никакой надежды, что она вернется, — прошептал он вслух. «Надежды не было бы, если бы она умерла, — эта мысль внезапно вкралась в его голову. — Но она жива, и даже снова танцует, ты же сам видел». Но захочет ли Эсмеральда вернуться? Быть может, стоило все же подойти к ней сегодня, попытаться поговорить? Судья тут же возненавидел себя за малодушие. Именно это он и должен был сделать! А что сделал он?! Всего-то кинул ей денег. Идиот! Фролло грохнул кулаком по столу. И вот когда теперь Эсмеральда снова выйдет на улицы?! Ему так хотелось прямо сейчас вскочить, найти ее, поговорить с ней! Но он опять вынужден ждать — на этот раз из-за своей собственной глупости. В дверь робко постучали, и Фролло вздрогнул. Уж больно стук похож на Эсмеральдин, но судья отмахнулся от этой мысли. Это только кажется, откуда ей здесь взяться? Показалось, наверное, и это всего лишь Бертран пришел, чтобы уговорить его поужинать. — Проваливай! — рявкнул судья. — Я не буду есть! — Клод… — не похоже на Бертрана. Голос совсем не его — нежный, девичий. Фролло сорвался с места и рывком распахнул дверь. Эсмеральда. Стоит, потупившись, вся красная, неловко переминается с ноги на ногу. — Как ты прошла мимо слуг? — он ляпнул это, не подумав — совершенно не ожидал ее здесь увидеть. Эсмеральда подняла на него свои зеленые глаза, и судья вдруг согрелся. — Твой мажордом хотел предупредить тебя, но я упросила его не делать этого. Хотела сама… Он схватил ее за руку и втащил в покои. Наверное, сжал слишком крепко — ее лицо перекосилось в жалобной гримасе. Фролло тут же отпустил ее руку и обеспокоенно спросил: — Я сделал тебе больно? — Нет. Это я сделала тебе больно, — ее губы задрожали. — Я была так глупа! Но Клопен мне все объяснил. Я сегодня ходила к той женщине, вдове кузнеца, которого Марко… Я отдала ей все деньги, заработанные сегодня. Все, до единой монетки. Прости меня, Клод, если можешь! — ее голос сорвался, и Эсмеральда заплакала. — Господи! — он прижал ее к себе. — Я озолочу твоего Клопена! Я озолочу всех цыган в твоем таборе! Какой же она была теплой! Он и забыл это ощущение — так давно ничего, кроме тоски не чувствовал! Все вокруг заиграло яркими красками, жизнь снова наполнилась смыслом. Эсмеральда сама пришла к нему! Судья обнял ее лицо ладонями, сцеловывал с него соленые слезы и шептал, как безумный: — Никуда тебя больше не отпущу от себя! Никогда не отпущу! Безумие перетекло в желание — почти непереносимое. Судья впился в ее губы, целовал, как в последний раз, и поцелуи эти были солено-сладкие. Он рвал на Эсмеральде платье, хотел почувствовать ее всю, прямо сейчас, сгорал от нетерпения. Она со стоном дернула его за тунику, помогая Фролло раздеться. Они сами не заметили, как оказались в постели. Эсмеральда заставила судью лечь на спину и нависла над ним. — Я хочу искупить свою вину! — ее глаза заблестели — не от слез, от страсти. Она медленно склонилась к его лицу и поцеловала в губы — нежно, неспешно. Затем спустилась вниз, целуя грудь, живот, и вот уже ее голова там, где его член напрягся от эрекции. Губы Эсмеральды коснулись багровой головки, и судья застонал. Она ласкала Фролло в этом месте, ее язык касался там, скользил, и судья, не выдержав, зарылся рукой в ее волосы, и показал, как надо, слегка надавив на затылок. Наслаждение так и накатывало, он блаженно постанывал, вскрикивал, и, наконец, отстранил ее от себя. — Сядь сверху! — выдохнул судья, и Эсмеральда скользнула на его член, принимая в себя. Выгнулась со счастливым всхлипом, задвигала бедрами, закусив губу, и Фролло сходил с ума. Его ладони легли на ее полные груди, сжимая их, он теребил пальцами нежные соски, а Эсмеральда двигалась все быстрее и быстрее, пока не выгнулась в экстазе с криком, и тогда Фролло подмял ее под себя, бешено работая бедрами. Он взорвался в ней с торжествующим воплем. Какое-то время они лежали молча, сплелись в объятиях, пока Фролло не устроился с Эсмеральдой рядом, прижимая ее к себе — крепко, целуя в губы, плечо, висок. — Я скучал… — прошептал он. — Не мог без тебя, света не видел. — Из-за моей глупости ты мучился. Я люблю тебя, Клод. — Господи, это стоило всех мучений! — он со смешком погладил ее бедро. — Я давно хотел, чтобы ты мне это сказала. — Я сглазить боялась… Зря, как оказалось. Иногда обстоятельства хуже всякого сглаза, — ее голос задрожал. — Ну-ну, Эсмеральда, мой ангел. Теперь все у нас будет хорошо. Мы поженимся, ты станешь почтенной замужней дамой. — Звучит, как приговор. Ты запретишь мне танцевать? — Ни за что. Это сделает тебя несчастной. Счастливая ты мне нравишься больше. Я же помню, что цыгане не могут сидеть взаперти, — судья хихикнул, и Эсмеральда нависла над ним, вглядываясь в его довольное лицо. — А я-то еще не хотела к тебе возвращаться, — она покраснела. — Боже, какая дура! — Я рад, что ты поумнела, — Фролло улыбнулся. В дверь деликатно постучали. — Кто там? — громко спросил судья. — Ваша милость, может, все же поужинаете? — Бертран все-таки не оставил попыток уговорить судью поесть. — Неси все, что сможешь, и оставь у двери! Я безумно проголодался! И моя невеста тоже! — Слава Богу! — в голосе мажордома послышалось явное облегчение. По комнате раскатился дружный смех судьи и Эсмеральды.