Либералы

После того эпизода резкой и внезапной нежности, оставшейся за закрытыми дверьми, Астахов попросил включить слежку за всеми мобильными и компьютерными устройствами Саши, начиная от рабочего компьютера и заканчивая номерами, зарегистрированными на его родителей. Он давно уже не доверялся случайному человеку настолько — тем более, не подставлял свою брешь в непробиваемой оболочке. Благо, ресурсы на паранойю у Ивана Владимировича были: в мире, которым правила информация, реальное присутствие парочки охранников перестало отвечать требованиям слежки, но у Дельта-банка был очень хороший отдел информационной безопасности. Астахов уважал личную жизнь своего сотрудника, поэтому сам он не читал переписки и не мониторил запросы в поисковых системах. Он просто поручил это другим. Конечно, первым триггером, на который реагировал алгоритм отслеживания, была его собственная фамилия. — Иван Владимирович, — один из айтишников постучался к нему на следующий день. Сопровождала его взволнованная и бледная Катя. — Не сейчас, я занят, — Астахов просматривал отчеты, в которых цифры никак не сходились, и не мог отвлечься. — Прошу прощения, — Катя выдохнула, — но это срочно. — Что ж, ладно, — Ваня скривился недовольно и указал на кресла напротив, откидывая свою папку. — Я поставлю флешку? — Стас, заместитель начальника отдела информационной безопасности, выглядел нервным и растерянным, и его тревожность мгновенно передалась Астахову. — Конечно. Что случилось? — Ты поручил службе безопасности следить за компьютерами новенького, — пояснила Катя, переходя на «ты», — Петрова этого. Они пришли ко мне. Помнишь тот блог в интернете, который все время репостит Навальный? Где разборы недвижимости и другого имущества политиков? Всякие проколы и подобное. — Смутно, — признался Ваня, — я в такое предпочитаю не вникать. — Улюкаева из-за них убрали, — напомнила Катя, закусывая губу, — сейчас тебе Стас напомнит. Астахов кивнул, поворачиваясь лицом к большому экрану, занимавшему заднюю стенку кабинета. Ютуб-аккаунт с миллионами подписчиков открылся на последнем ролике. «Все правда о телеведущей, которую спонсирует министр спорта», — значилось в подписи. — Этот Петров поставляет им информацию. — Стас нервно дергался на каждом своем слове, — я пока не понял, как, потому что везде шифровка, они пользуются закрытыми соединениями и секретными чатами, всё очень продумано, мне вообще удалось отследить по паре запросов в гугле и по дискам, когда им понадобились слишком крупные данные. Я нашел случайно. — Поставляет им информацию за деньги? — уточнил Астахов. — Я не знаю, может, по идейным соображениям, — Катя мотнула головой, — Какая разница? Мы думаем, он здесь, потому что они под тебя роют. Они испугались, Ваня почувствовал их испуг. Даже легкий холодок, трепещущий шторы у приоткрытого окна, будто бы был знаком поглотившей всех тревоги, но мужчина не чувствовал ужаса перед неизбежным. Ему вдруг подумалось, что смертная казнь или ссылка всё же лучше тюрьмы, потому что они всегда конечны. — Приведите его, — спокойно велел он. — Сюда? — у Стаса сел голос. — Сюда, а куда еще? — Астахов зашуршал фантиком конфеты. В нос ему ударил мятный привкус оболочки, — Не будем же мы его за пустырями бить, как в девяностых. — Нет, надо подумать, — Катя поднялась на ноги, ее каблуки зацокали по кафельному полу, — Вдруг, если мы его возьмем, это спровоцирует слив информации, вдруг у него на тебя уже всё есть. — Что есть? — удивился бизнесмен, — Адреса двух моих квартир? — Он был у тебя? — с ужасом переспросила Катя. — Как-то подвозил, — кисло подтвердил ее босс. — Это провал, — пиарщица медленно села обратно в кресло, прижимая ладони к вискам, — это провал, появление у них ролика про тебя — дело времени. — Ну и что? — Астахов гонял конфету из одной части рта в другую, — Кроме Улюкаева кому-нибудь досталось? Нет? Что и требовалось доказать, — он развел руками. — Но это же фактически змея, которую мы пригрели у себя на груди! — вклинился Стас. — Еще и премию выписали, — хмуро добавила Катя.

***

Саша с легким стуком вошел в кабинет Астахова. Шефа в комнате не было, зато стенку подпирала Катя и еще какой-то молодой человек. — Вызывали? — мягко улыбнулся Петров и перевел взгляд на экран на стене. Улыбка тут же сползла, и до Саши вдруг дошло, почему браузер подтормаживал всю эту неделю, а интернет подвисал на соцсетях. «Сука», выругался парень на себя и свою беспечную тупость. Надо было заподозрить что-то неладное, а не витать в розовых мечтах о несбыточном счастье гомосексуала в России. Саша решил было, что Астахов решил притормозить — из-за отношений преподавателя и студента, шефа и подчиненного — и для дальнейших событий нужно было немного терпения и еще щепотку любви, но сейчас все очевидно раскрывалось в вариант окончания любых взаимодействий. — Это, типа, плохо? — на всякий случай уточнил он. Катя отлипла от стены: — Типа того. Остаток зарплаты можешь получить в бухгалтерии. Саша пожал плечами, развернулся и вышел. В бухгалтерию он заходить не стал: только в метро на эскалаторе безо всяких комментариев скинул Астахову файл с вариантами подарков сыну. Там нужно было побегать, чтобы достать кепку с автографом Канье Уэста, но Саша был уверен, что Катя справится. «Мне надо залечь на дно. И проверьте переписки, нас, возможно, читают» «втф?» «Астахов взбугуртил. Если что-то нарою по нашему делу, скину знаете сами куда» Астахов не подавал никаких признаков жизни, и парень решил, что имеет полное право игнорировать его в ответ. Саша понял бы, если ему в спину прилетел иск или какие-то угрозы, взятка или просьба молчать, но банкир молчал, а тот неловкий момент искренности повис над Петровым, как дамоклов меч, и разрешать его в одиночку Саша не собирался, как и не мог просто взять и забыть, как он забыл бы обычную закончившуюся неудачей стажировку. Петров не явился и на следующие семинары, и когда бизнесмен принес обещанные еще в той истории с ремешком пирожные и чай. Нате и другим девчонкам, чтобы отстали, Саша сказал, что влюбился в парня из кафе напротив, поэтому сохнет по нему и страдает–думать ни о чем не может, а дальше сплетни сделали свое дело. Вместо учебы Петров назло всей команде директора Дельта-банка начал раскручивать ютьюб канал и заниматься своим материалом, параноидально заходя в интернет с разных компьютеров интернет-клубов, раскиданных по всей Москве. Результат не заставил себя долго ждать — через месяц, к началу декабря, вышло разгромное видео про связь главы следовательного комитета России с тремя финансистами. Втайне Петров надеялся, что это заденет Астахова, потому что думал о нем каждый день: сначала раздраженно, потом со страхом за себя — он прекрасно представлял, что происходит с такими, как он, если у бизнесмена плохое настроение — а потом с легкой истерикой от невозможности собственного одиночества. Саша трахался, пил, пробовал мет и упарывался учебой и работой, не помогало ничего. Забить на всю эту историю тоже не получалось: зачет Астахов выставлял им лично и досрочно, и необходимость появиться на паре выводила Петрова из себя. В конечном счете он психанул и решил попрощаться со стипендией, лишь бы не видеть бывшего начальника в лицо: тому, конечно, было бы не до пересдач, и на допсессии Саша сдавал зачет комиссии.

***

Его подвел случай. Саша выбегал с пары декана, когда Астахов выходил из кабинета ректора. — Александр, здравствуйте, — первым нарушил молчание мужчина, и Саше пришлось буркнуть что-то в ответ, — не хотите сдать мне ваш зачет? Тут как раз кабинет свободный. Парень неопределенно пожал плечами и, кусая губы от досады и внезапно проснувшейся тревоги, поплелся следом за лектором. — Я видел ваш новый ролик, — начал Иван Владимирович без обиняков, присаживаясь напротив Саши, — вещь, конечно, гениально состряпанная. Все вы? Или команда? — Команда, конечно, я в основном факты рою, — нехотя ответил Петров. — И на Лубянке, надо полагать, вы не курсовую готовили? Саша промолчал, и Астахов продолжил. — Слушайте, ну я же не могу не признавать гениальность этой компиляции фактов. Топить такие таланты грешно и недальновидно, так что могу предложить свое сотрудничество. Финансовые вложения в обмен на неприкосновенность моих интересов. — Иван Владимирович, ваши интересы могут быть слишком широки, — чуть брезгливо пожал плечами Саша, — так что сразу нет. У нас нет нехватки в деньгах, люди донатят неплохо. — Тогда, по всей видимости, я вынужден испортить вам вечер и сообщить, что поставить зачет мне вам не за что. Петров равнодушно хмыкнул, самого себя заставляя верить в то, что ему все равно, и поднялся: — Тогда я могу идти? — Не хотите выпить где-нибудь чаю? — вдруг предложил мужчина. В голосе Астахова послышалась слабина, и Саша вцепился в нее, отчаянно выплескивая наружу свою обиду за долгое одиночество: — В Питере преподаватель убил свою студентку. Не хочу, чтобы меня потом тоже по частям выдавливали из Яузы. Бизнесмен попытался пошутить в ответ: — Ну, с моими возможностями вас бы никто и не хватился. — Идите к черту, — вскинул Саша глаза, едва сдерживая слезы, — вы даже не дали мне оправдаться, хотя я и не скрывал изначально, чем занимаюсь! Это Катя и ваши безопасники плохо проверили резюме, а крайним оказался я, и меня вышвырнули без права сказать и слово! Да вы вообще представляете, что такое — обнять вас? Мне, студенту-выскочке? Вы вообще представляете, чего это стоит? Нет, Астахов не знал, конечно, не знал. Откуда? Он не знал, каково это вообще — обнять кого-то, потому что хочешь этого, а не потому что нужно улыбнуться фотографу гламурного журнала, на вечеринке которого позируешь с женой или любовницей, испытывая и к первой, и ко второй одинаковую степень раздражения и неприязни. Он не знал, как можно стесняться или бояться, потому что в его жизни таких мальчиков можно было пересчитать количеством посещённых городов, и Астахов забывал их имена, как только самолет чиркал шасси о взлетную полосу, унося его далеко-далеко, в миры финансовых отчётов и котировок на бирже, пока спящие ребята просыпались в одиночестве и дышали запахом его парфюма, и сгребали деньги со стола. Их нельзя было помнить, иначе сойдешь с ума от чувства собственной непричастности ничему существенному, поэтому он помнил имена коллег и подчиненных, количество их детей, любимые курорты и любимые сорта цветов — потому что ненужная информация вытесняла из его памяти мягкость объятий и полузабытую нежность совместных утренних завтраков. И только Саша, появившись, бросил ему в лицо ворох всех смятых воспоминаний — небрежно, словно ему ничего это не стоило. О, наверное, он любил выводить на чистую воду — с изощренностью детектива, ведь кем он в сущности был? Борцом с режимом? Вряд ли ему было дело до вселенской несправедливости, обрушившейся на отдельно взятую страну. Оппозиционером? Он не стремился, кажется, во власть, а цель оппозиции не свергнуть кого-то, а поставить на его место другого. Журналистом? Да, в нем было что-то от хватки рыцарей пера и передовиц, но когда Ваня вдумчиво смотрел на него, то видел мальчика, про которого не понимал ничего совсем. Про президента — понимал, про ведущих представителей его аппарата — понимал, про Петрова — нет. Нет, он не знал, потому что последние объятия, врученные из нежности, подарила ему его дочь, Нина минувшим утром, когда они вместе готовили оладушки, поливая их малиновым вареньем, приготовленным на даче бабушки девочки, мамы Ивана Владимировича, а до Нины никто месяцами не обнимал его с чувствами, хотя бы суррогатно имитирующими настоящие, только с чувством значимости его денег. Никто, кроме Саши в тот самый момент. — У Вас незачет, — Астахов вывел свою подпись рядом с коротким «нзч» и поднялся на ноги, — я жду Вас его отрабатывать у меня в офисе, иначе ещё и практику не засчитают, — в том, как он бросил книжку на стол перед Сашей, тоже читалась обида. Словно бы Ваню ранила его резкость и искренность, хотя он и сам не мог себе объяснить, почему разозлился на парня. Катя убедила его, что Саша злой обманщик, втеревшийся к нему в доверие добыть компромат на Астахова и его друзей, и после трёх встреч за ланчем Ваня ей почему-то поверил, хотя всё его чутье твердило обратное. Возможно, он впервые за долгое время боялся признать, что совершил ошибку, и теперь вместо того, чтобы злиться на себя, злился на Сашу. За то, что тот не стал дерзить или наглеть, а честно и искреннее сказал, что ему больно. За то, что повел себя совсем не как обманщик или псевдо-оппозиционер. — Простите, — Астахов остановился уже у двери, не отпуская для верности ручку, и тяжело вздохнул, — простите, Саша, я ошибался в Вас, — он обернулся к нему, потерянным взглядом блуждая по кабинету, ища, за что бы зацепиться, чтобы сменить тему, чтобы сказать Петрову, например, «о, смотри, какая картина». Может, у них получиться отвлечься, и они вместе поговорят о чем-то неважном, а невысказанные претензии забудутся, как забываются страшные сны с первой чашкой кофе утром. — Могу я пригласить Вас поужинать? — неуверенно предложил он. — А у меня вообще-то планы на ужин, — сдерзил Саша, обернувшись, — собираюсь компромат на Вас искать. — Это свидание, — потупившись, добавил Астахов, и они оба замолчали, и потом детсковатое, пухленькое лицо Петрова озарила ясная и светлая улыбка, и Иван Владимирович тоже улыбнулся его несказанному «да».