***
Когда Лёша переводится в новую школу на последнем году обучения, он не ждет ничего хорошего. Новые люди, новые лица, новые социальные связи — в гробу он видал все это. Не раз он сам опускал новеньких, устраивая унизительные розыгрыши, одаривая тычками и пинками, так что в первый же свой день он ожидает шквал негатива: новый человек в десять лет формировавшемся коллективе. Он переступает порог учебного заведения, замирая на секунду, и шагает в гудящий рой — будь что будет. Учительница рассыпается в приветственных словах, щедро одаривая пожеланиями и позитивом, только никого вокруг это ни капли не трогает, и через пару минут воодушевленная речь медленно затихает, сменяясь неловким молчанием. Женщина бегает взглядом по безразличным лицам, задерживаясь на незнакомом ученике в классе, тут же снова загораясь азартом и предвкушением. — Ребята, — говорит она, и Лёша с досадой сжимает губы, догадываясь о цели ее монолога, — вы заметили, что у нас новенький? Молодой человек, представьтесь и расскажите немного о себе, — и ее взгляд зажигается таким огнем, что Лёше становится совершенно неловко отказывать. Не привык он женщин разочаровывать. — Привет, — говорит Лёша, вставая со своего места за последней партой, и все взгляды в классе — заинтересованные, безразличные, презрительные или горящие предвкушением веселья — обращаются к нему. — Меня зовут Лёха Щербаков, мои родители получили работу в вашем городе, и поэтому я тут. В общем и целом, ничего интересного во мне нет, так что, пожалуй, на этом и закончим. — Лёша снова садится, игнорируя редкие смешки и замечания по поводу его одежды, внешности и умственных способностей. Через пару минут бодрого обсуждения его персоны между различными группками новых одноклассников преподавательница хлопает в ладоши, заканчивая фарс, который сама же и начала, и урок возвращается в привычное русло. Как только раздаётся гудящая трель звонка, парту Щербакова обступает весёлая стайка девчонок, наперебой спрашивающая и уточняющая что-то с такой скоростью, что Лёша не успевает отвечать, зависая на простых вопросах и беспомощно хлопая ресницами. — Да отойдите вы от него, — раздаётся глубокий, низкий голос откуда-то с другого конца класса, и одноклассницы мигом затихают, медленно расползаясь от Лёши, открывая вид на неожиданного спасителя. Тот, явный казах, сидит на парте где-то в середине класса в окружении других парней, и ухмыляется с огоньком азарта где-то глубоко в тёмных глазах, и Лёша нутром чувствует, что ничего хорошего от нового одноклассника ждать не стоит. — Не видите что ли, — продолжает тем временем тот, — он тупой совсем, — и весь класс до единого человека заливается громким хохотом. Ага, авторитет, значит. — А ты, блять, что, — мигом вовлекается в диалог Лёша, вспыхивая быстрее бенгальского огня в ночь Нового года, вызывая слабую усмешку на губах оппонента, — самый умный выискался? Или едва заметные глаза не дают разглядеть чужой интеллект? — парирует он, не желая оставаться в жертвах. С хамами только так, по-хамски. Лёша слышит, как кто-то одобрительно свистит, кто-то прикрывает смешки вежливым кашлем, кто-то поражённо ахает. Да неужели этому болвану никто никогда ответить не решался? Ну что ж, Лёша явно не из таких. Загадочный одноклассник сжимает губы, слегка вытягивая челюсть вперед так, что желваки ходят ходуном, смотрит с высокомерным презрением на улыбающегося Лёшу и явно выискивает повод для следующего удара, но его опережают. — Слышь, — говорит кто-то недалеко отошедший от национальности лидера шайки, — молчал бы лучше. Ты, бля, просто белый мальчик в чернобровой компании, — и ухмылка вырисовывается на всех лицах, обращая Лёшино внимание на то, что говорящий прав. Вокруг действительно слишком много отличающихся от него. А обещали, что ничем школа отличаться не будет, ага. «Смотреть до конца, » — орет кто-то из окружающих, и Лёша чувствует, как у него начинают чесаться кулаки. Гребанный Казахстан с его гребанным национальным составом. — А ты что-то против белых мальчиков имеешь? — резко спрашивает Лёша, который, по сути, никогда расистом не был, и начинать не планировал. — Да нет, — отвечает ему снова предводитель окружившего его стада, ухмыляясь и окидывая всего Лёшу таким взглядом, что у того по спине бегут мурашки, — я б даже выебал, только пакет на голову надел бы, — и компания снова взрывается мерзким хохотом, пока Лёша идет красными пятнами от лица до скрывающейся под воротом толстовки шеи. Ему кажется, что еще секунда и он кинется на длинного казаха с кулаками и хотя бы попытается выбить из того всю дурь, но прозвеневший звонок вытесняет из головы эти мысли. Лёша про себя выдыхает: осталось всего четыре урока. Уже на следующей перемене Щербаков узнает, что школьного мудака зовут Нурлан Сабуров, что он — капитан школьной баскетбольной команды, что его родители какие-то крутые шишки в городе, что вся девичья часть школы (да и некоторые парни, чего таить) от седьмого до одиннадцатого класса хочет затащить этого самопровозглашенного короля в кровать. Стандартный набор. Ничего интересного в новом неприятеле Лёша не находит и с абсолютным безразличием к его персоне погружается в школьную жизнь, уже на следующий урок забывая о присутствии мерзкого одноклассника в его жизни и планируя провести без инцидентов хотя бы первый день. Спокойно жить ему, конечно, не дают. На третьей перемене, только покинув кабинет, Лёша получает по лицу от какой-то девятиклассницы, которая с зареванными глазами и красным лицом обвиняет его едва ли не во всех грехах мира. Щербаков с удивлением отмечает, что с ненавистью на него косится едва ли не весь коридор. Его женская часть, если быть точнее. Через минуту он узнает, что вся школа говорит о том, как гребанный Сабуров пообещал его выебать перед всем классом. Школьные слухи быстро обрастают новыми фактами, расписывая глупый инцидент практически шекспировской романтичностью: украл русский мальчик сердце короля с первого же взгляда. Лёша выразительно крутит пальцем у виска каждому, кто отпускает в его сторону гневный комментарий или сальную шуточку, про себя обещая разобраться с Сабуровым — сам натворил, сам пусть и расхлебывает. Конечно же, его посылают. Сабуров громко смеётся, запрокидывая голову, выставляя напоказ длинную шею, в которую Лёше хочется вцепиться обеими руками и держать, пока отсутствие кислорода не заберёт наглого и самоуверенного казаха в могилу. Тот снова сидит в окружении своих шестерок и отвечает с такой напыщенностью, что у Лёши скрипят зубы от желания что-нибудь ляпнуть. Титанический усилием воли он заставляет себя молчать. Лишь бы не сделать хуже, блин. — Просто скажи, — говорит Лёша, закатывая глаза, — что это тупая шутка была. Меня твои поклонницы сожрут с потрохами. Смех стихает так резко, что Лёша не сразу понимает: а не оглох ли он? Сабуров смотрит на него цепко и внимательно, бегая взглядом по Лёшиному лицу, что тому становится не по себе, спрыгивает с парты, которую использовал в качестве личного трона, и медленно подходит ближе. Педантично поправляет Лёшину толстовку, разглаживает ему одному заметные складки и, наклоняясь ближе, в самое ухо шепчет: — А кто сказал, что я шутил? — и уходит, даже не оборачиваясь. На следующую, последнюю перед уходом домой, перемену Лёша не успевает выловить своего обидчика и спасителя в одном лице — проход ему перегораживает стайка девчонок с симпатичной казашкой во главе. Щербаков с тяжёлым вздохом останавливается, ожидая обвинительный речей, пощечин, даже серной кислоты в лицо, но ничего такого не происходит. Девушка окидывает Алексея заинтересованным взглядом и как-то неопределённо хмыкает, словно подтверждая какие-то собственные догадки, о которых никому вокруг неизвестно. Оглядываясь вокруг, Лёша отмечает, что все с любопытством и затаенным восторгом наблюдают разворачивающуюся сцену. Даже Сабуров останавливается где-то поодаль, заинтригованно рассматривая предстоящее шоу. — Я Диана, — говорит, наконец, девушка, протягивая узкую ладошку для рукопожатия, которую Лёша с опаской принимает, аккуратно сжимая в собственной руке и через секунду отпуская. — Твоё имя я знаю, не утруждайся, — продолжает, как только парень открывает рот, — Ты ничего, — спокойно заключает она, словно не замечая обращенных в их сторону взглядов. Лёше кажется, что назревает буря, но девушка разворачивается и уходит, больше не произнося ни слова. Толпа вокруг медленно расползается по своим делам, как только она делает первый шаг. — Нихера не понимаю, — шепчет себе под нос сбитый с толку Лёша, воспроизводя в своей голове календарь и начиная отсчёт до отъезда домой.Терпеть остается пятьдесят девять дней.
Оставшаяся неделя пролетает незаметно, пока Леша отбивается от нападок женской половины школы, старательно игнорирует пошлые шуточки в его адрес от мужской части и едко отвечает на каждый выпад Сабурова, затыкая его за пояс каждой своей фразой. И видит, что это распаляет одноклассника еще больше, только сдаваться на милость победителю не планирует. Война, так война. Ощущение надвигающейся беды по-прежнему не покидает светловолосую голову. Что-то будет. Что интуиция его не подводит, Лёша узнает после выходных в среду, когда, только переступив школьный порог, он едва не сталкивается с новой знакомой, практически за секунду до неизбежного успевая притормозить. Он возмущённо смотрит на девушку, глаза которой не отображают ни единой эмоции, в то время как рот растягивается в милой улыбке. — Привет, Лёша, это тебе, — говорит Диана, протягивая маленький черный пакет с загадочным содержимым, вызывая у Лёши крайнюю растерянность. Когда Щербаков заглядывает в пакет, его глаза принимают форму идеального круга, грозясь вылезти из орбит и покатиться по кафельному полу школы до самого кабинета директора. Да какого черта? — Иногда, — интимного шепчет ему на ухо девушка, приподнимаясь на цыпочках и прижимаясь к его груди своей, — Нурлан любит погрубее. Лёша ничего не отвечает, пораженно наблюдая за покачивающимися девичьими бедрами, пока Диана твёрдой походкой идет от него прочь. Содержимое пакета отдает жжением в крепко сжимающих его руках, и Лёша с пунцового цвета лицом быстрым движением пихает его в рюкзак, ставя в голове отметку, что это дерьмо нужно выбросить. Желательно, как можно дальше от школы, во избежание. Быстрым шагом покидая место личной трагедии, Лёша не замечает, каким прожигающим взглядом смотрит ему в спину Нурлан. Сабуров ловит его в конце очередного урока, ловко поджидая момент, пока Лёша останется один в классе. Он заходит внутрь как только последний человек покидает помещение, а Алексей копошится в своём рюкзаке, выискивая что-то в его глубинах, едва ли не с головой ныряя внутрь. Стук захлопывающейся двери отвлекает его от интересного занятия, и Лёша с опаской поднимает взгляд, сразу фиксируя его на однокласснике, лицо которого не выражает ничего хорошего. Блять. — Что она дала тебе? — спокойно спрашивает Нурлан, пока на его лице невероятным спектром играет буря не самых положительных эмоций. Лёша молчит, сверля взглядом остановившегося в паре шагов от него казаха, и незаметно застегивая свой рюкзак, скрывая от посторонних его содержимое. — Что. Она. Тебе. Дала? — с паузой после каждого произнесенного слова медленно спрашивает Нурлан, явно заводясь от игнорирования его вопросов. — Тебе какое дело? — отмирая, наконец отвечает Лёша, сразу занимая агрессивную тактику поведения. Лучшая защита, и все такое. — Если бы она хотела, чтоб ты знал, она бы тебе и подарила, осел. Только как видишь, пакет у меня, — пожимая плечами, говорит он, не сводя взгляда с оппонента, в любой момент готовясь отбивать атаку. — Щербаков, — медленно произносит Нурлан, хищно улыбаясь одними губами, подходя ближе, шаг за шагом притесняя Лёшу к стене, — не зли меня лучше, — длинные руки оказываются по обе стороны от Лёшиной головы. Сабуров стоит так близко, что приходится задирать голову, чтобы разглядеть лицо. Смотрит он только на губы. — Или что? — отчего-то тихо спрашивает Лёша, пока его грудная клетка ходуном ходит от тяжёлого глубокого дыхания. Решимости оттолкнуть зарвавшегося одноклассника не хватает, и Щербаков замирает, прижимая к груди полупустой рюкзак, в котором пакет с загадочным содержимым прожигает дыру. Черт бы побрал гребанного Сабурова и его пассий. Сабуров наклоняется ниже, носом проводя от угла Лёшиной челюсти до виска, заставляя задержать дыхание, и шепчет, задевая влажными губами покрасневшее ухо: — Выебу. Рюкзак выпадает из пораженно раслабившихся рук, эхом отлетая от стен звуком падения, и отвлекая внимание Нурлана. Тот хмыкает, подбирая и резким движением раскрывая упавшую вещицу, ловко выуживая оттуда черный пакет, что еще утром принадлежал Диане. Лёшино лицо полыхает рождественской звездой, когда одноклассник сует свой длинный нос в его содержимое, но сделать Щербаков ничего не успевает: его одной рукой прижимают обратно к стене. Нурлан присвистывает, разглядывая содержимое, и переводит взгляд на замершего парня, который молча наблюдает за сменяющемся на его лице спектром эмоций. Интересно. — Ты ее трахаешь что ли? — спрашивает, наконец, Сабуров с вмиг посеревшим лицом. И Лёше почему-то кажется жизненно важным объяснить, что его не так поняли. Что ничего с Дианой его не связывает. Что это глупое стечение обстоятельств. — Нет, я… — начинает он, но договорить ему не дают, впечатываясь в губы кусачим поцелуем, на несколько секунд завладевая ошеломленно приоткрывшимся ртом. До тех пор, пока Лёша четким ударом не выбивает дыхание у целующего его одноклассника, с презрением вытирая рот рукавом. — Ты ебанулся совсем? — спрашивает Лёша, не обращая внимания на разлетевшееся по всему классу содержимое злосчастного пакета. Нурлан улыбается ему зловещей ухмылкой и, кажется, ни капли не смущен ни своим поступком, ни Лёшиной резко отрицательной реакцией. Лёха отчего-то начинает злиться еще больше, совершенно не понимая, что творит глупый одноклассник. Ну не влюбился же он в самом деле? Появление в кабинете весёлой стайки учеников прерывает и Лёшины размышления и внезапный диалог. Рассыпаясь по классу, они мгновенно обращают внимание на Лёшу, все еще прижатого к дальней стене Нурланом. Следом их взгляд фокусируется на разбросанных по полу предметах, и на юных лицах тут же появляются ухмылки. Лёша тяжело выдыхает, мысленно давая себе подзатыльник — что-то будет — и, с трудом отталкивая довольного собой казаха, быстрыми шагами уходит из кабинета, справедливо решая, что уроков ему на сегодня достаточно. Лёша думает, что он сможет это перетерпеть.До отъезда остается пятьдесят дней.
Следующие две недели становятся для Лёши настоящим адом. И дня не проходит, чтобы, пройдя по коридору, он не услышал что-то вроде «Эй, Лёха, тебя так вчера отшлепали, что хромаешь теперь?». Стоит ему только отправить на известные буквы приставучих школьников, как с какой-то из сторон раздается: «А ты случайно не принес с собой кляп? Может, закроешь им свой рот?». Когда он распускает руки (водится за ним такой грех) в целях отстаивания собственной чести, кто-нибудь обязательно спросит: «Нур, ты можешь пристегнуть своего бешеного?» или «Нурлан, ты опять своего с поводка спустил?». И каждый раз неподалеку оказывается Сабуров, кривит губы в ухмылке и с видом победителя смотрит на красного от гнева и смущения Лёшу. После второй недели активной травли, Лёша плетется к Нурлану, однако, держа голову высоко поднятой: не капитуляция, мирный договор. — Успокой их, — просит Алексей, прямо смотря в глаза Сабурова, — ты же можешь. — потому что этот действительно может. Посмотрит своим презрительным взглядом, скривит губы, щелкнет пальцами, и на следующий день все забудут про инцидент с гребанным пакетом и его содержимым. И жизнь Лёши снова потечёт в прежнем русле. — С чего мне это делать? — ухмыляется казах, рассматривая Щербакова сверху вниз, подмечая крепко сжатые зубы и сверкающие то ли ненавистью, то ли отвращением глаза. Непорядок. — Да, блять, что угодно потом проси, — выпаливает с досадой Лёша, не успевая придержать язык за зубами. Сабуров сидит в окружении своих дружков, и адекватного разговора ожидать явно не стоит, думается ему. И он, конечно, оказывается прав. — Отсосешь? — сквозь смешок спрашивает кто-то из банды, заставляя Лёшу скрипеть зубами, а потом вся компания заливается злым смехом. Нурлан в том числе. Лёха разворачивается на пятках, с трудом сдерживая себя от того, чтобы броситься с кулаками на надменного казаха — ни к чему хорошему это не приведёт. — Да поебать, — бросает Лёша на ходу и уже тише добавляет, — сменю, блять, эту школу.До отъезда остаётся тридцать пять дней.
Как ни странно, травля прекращается. Нет, ему в спину все еще прилетают едкие комментарии, его все еще ненавидят и всячески пытаются задеть юные поклонницы Сабурова, но ни слова про злосчастный пакет больше не проскальзывает ни в одной издевке. И Лёша далеко не дурак, чтобы не понимать, чья в том заслуга. Только вот зачем? — Они ведь больше не достают тебя? — раздается низкий голос в коридоре, подоконник которого облюбовал Лёша. Он поднимает взгляд в сторону источника звука, строя удивление лицо, хоть и с самого начала знал, кто потревожил его покой. — И что мне теперь, встать перед тобой на колени? — едко спрашивает Лёха, опасно суживая глаза, но не двигая ни единым мускулом, когда Сабуров подходит ближе. Тот становится прямо промеж разведенных ног, укладывая свои руки на чужие колени, и Лёша весь внутренне напрягается, не выдавая себя ни одной эмоцией. — Нет, просто, — говорит Нурлан, скользя руками вверх по бедрам едва дышащего Щербакова, — если они успокоились, зачем тебе уходить? — смотрит прямо в глаза, не отводя взгляда и не убирая рук, застывших в опасной близости от Лёшиной промежности. — Я услышал твой разговор с директором, — в ответ на искренне не понимающий взгляд. — Не твое дело, — резко отвечает Лёша удивляясь скорости работы королевских ищеек — за два урока все разнюхали и донесли. — и руки убери, блять, — добавляет, опасаясь, что в коридор кто-то заглянет. Нурлан, конечно, не подчиняется. Вцепляется сильнее в чужие бедра, резко дергая на себя их владельца так, что Лёша оказывается прижат к мощному телу, и снова целует. И ему даже отвечают несколько десятков секунд. От неожиданности, безусловно. А чужие руки укладываются на его плечи. Чтобы удержать равновесие и не растянуться на подоконнике, разумеется. Нурлан проходится языком по кромке зубов, аккуратно оглаживает язык, внутренне содрогаясь от ощущений. Какой же этот Щербаков все-таки охуенный. Интересно, если поцелуй с ним вызывает такие эмоции, что же будет, когда Нурлан его разденет? Когда ощупает и вылижет каждый сантиметр, когда соберет пот с этого тела, когда войдет в него и начнет двигаться? От одной мысли у Нурлана встаёт. И он честно готов продолжить прямо сейчас, только руки, секунду назад сжимающие его плечи, отталкивают с такой силой, что ему приходится сделать пару шагов назад. — Да отъебись ты уже, блять, — зло выпаливает Лёша, быстрыми шагами уносясь прочь, пряча глаза и пунцового цвета лицо. Нурлан думает, что это маленькая победа: отвращения на лице одноклассника он не заметил.До отъезда остается меньше месяца.
Нурлан к нему больше не подходит. Не извеграет из себя пошлые шутки со скоростью пулеметной очереди. Не пытается зажать в темном углу. С шуток своей банды смеется вяло и неохотно. Лёше бы радоваться — король школы наконец оставил его в покое, но смутное ощущение надвигающейся беды не покидает светловолосую голову, и Лёша с опаской косится на одноклассника каждый раз, когда тот проходит мимо. Сверлит его спину тяжёлым взглядом на каждом уроке, если Нурлан оказывается впереди. Постоянно оглядывается, когда тот садится сзади. Лёша ожидает бурю, и ему это совершенно не нравится. Когда терпение подходит к концу, Лёша подходит к Нурлану. Он долго дожидается того у школы, ожидая пока Сабуров закончит тренировку, и ловит его на выходе. — Что ты делаешь? — сходу спрашивает Лёша, не давая однокласснику даже привыкнуть к мысли его внезапного появления у школы задолго после уроков. Лёша хочет услышать правдивый ответ, хочет узнать, что замышляет казах, хочет, чтобы тот воплотил свои злодейские планы. Все, что угодно, лишь бы не мучиться этой неопределённостью. — Я ничего не делаю, Лёх, — спокойно отвечает Нурлан, даже на секунду не останавливаясь. Лёша со злостью плетётся следом, твердо намеренный все выяснить. — Тогда что происходит? — говорит он, — Ты то ходишь за мной по пятам каждую перемену, то целуешь и зажимаешь в каждом темном углу, то игнорируешь мое существование. Я не понимаю ничего, — в растерянности заканчивает. — Тут нечего понимать, Лёш, — отзывается Сабуров, — ты просил отъебаться, и я отстал. — То есть, — медленно проговаривает Щербаков, ни на шаг не отставая от одноклассника, — я тебе больше не интересен и могу жить спокойно? — и врезается в резко остановившегося Сабурова. — Интересен, Лёш, — говорит тот, проводя пальцами по Лёшиному лицу и вдыхая его запах, — но ты можешь жить спокойно, — быстрым шагом продолжая свой путь. На этот раз Лёха даже не пытается его догнать.До отъезда остается меньше трех недель.
Подходит время школьных соревнований, и все ученики говорят только о предстоящем матче по баскетболу. Лёша баскетбол не любит, но невольно заражается общим восторгом, не меньше других ожидая игры. Он старается не думать, что мандраж перед предстоящим матчем усиливает то, что на поле будет Сабуров. Лёша сам не скажет почему, но надменный казах, словно совершенно забывший о его существовании, теперь занимает большую часть его мыслей в школе и за ее пределами. И Лёше это совсем, абсолютно точно не нравится. — Эй, Нурлан, — говорит Лёша, вылавливая того перед очередной игрой. Сабуров смотрит удивлённо и чуточку раздражённо от того, что Лёха отнимает его время, когда тренер уже начал инструктаж, и команда ждет своего капитана. — Я просто удачи хотел пожелать, — быстро заканчивает Лёша и уходит на трибуны. Он не замечает, с какой тёплой улыбкой смотрит ему вслед Нурлан.***
Они проигрывают. Вся школа гудит от разочарования, а Лёша выискивает взглядом поникшего Нурлана, который что-то обсуждает с тренером. Это первый проигрыш, и в полуфинал команда, возможно, выйдет, но теперь им придется несладко. Лёша, совершенно случайно отвлекший Нурлана во время финального броска своим выкриком, чувствует себя виноватым и опустошенным. А еще он чувствует, что следует извиниться перед одноклассником: он такого исхода не хотел. Когда Лёша собирается с духом и заходит в раздевалку, никого в школе уже не остается: в пятницу все стремятся быстрее покинуть учебное заведение и отправиться на заслуженный отдых. Нурлан сидит на скамейке, уперев локти в колени и сжимая голову руками. Лёша медленно подходит ближе, практически не выдавая своего присутствия, и только когда он упирается носками кроссовок в чужие, Нурлан поднимает голову и фокусирует на нем взгляд. — Добился своего? Отомстил? — зло спрашивает Нурлан, и Лёша давится вздохом от горечи и презрения которыми сочится каждая буква. — Нур, я не хотел этого. Не планировал. Это… — договорить Лёше не дают, впечатывая спиной в ближайшую стену и закрывая рот рукой. Щербаков еще несколько секунд мычит что-то в зажимающую его рот кисть, а потом обмякает, полностью отдаваясь на волю Нурлана. — Не ври. Ты же ненавидишь меня, — Сабуров не отрывает взгляда от чужих глаз, выискивая в них что-то, известное только ему. — Нет. — твердо отвечает Лёша, также не разрывая зрительного контакта. Нурлан смотрит на него внимательно и цепко несколько секунд, а потом с тихим «Разве?» прижимается к Лёшиным губам. Снова. Он ожидает, что Лёша, как и всегда, оттолкнёт его, что пошлёт куда подальше, в морду заедет, но Щербаков, обвивая руками чужую шею, тихо стонет что-то неразборчивое прямо в целующие его губы, и отвечает на поцелуй, крепко прижимаясь всем телом. Раздевать его — крышесносно. Снимать тряпку за тряпкой, постепенно оголяя все новые сантиметры желанного тела, прикасаясь пальцами, губами — электрическими разрядами. Пробовать солоноватую кожу на вкус — незабываемо. Слизывать капельки пота, сцеловывать судорожные выдохи, оставлять следы собственных зубов, словно метки на идеальной коже. Растягивать его — головокружительно. Шептать какие-то глупости, аккуратно разводить пальцы, оглаживая нежные стеночки. Смотреть, как давно завладевшая фантазией дырочка растягивается под тебя, для тебя. Терять терпение, самообладание, рассудок. Двигаться в нем — умопомрачительно. Плавно двигать бедрами, сдерживаясь от резких движений, даже когда сил не остается. Оглаживать руками сильные бедра. Снова что-то шептать: нежное, успокаивающее, пошлое. Кусать, трогать все, до чего дотянутся вездесущие руки. Терять от него голову — нормально. Сорваться на быстрый темп, сильными толчками вбивать его в стену, крепко держа за скользкие бедра, оставляя на них следы своих пальцев: пусть все знают. Едва не рычать на ухо, потому что все равно мало. Хочется больше, хочется всего его, без остатка. Кусать за удобно подставленное плечо, пока он откидывает свою голову и слабо стонет. Поцелуями-укусами впиваться в подставленные губы, пусть и неудобно. Целовать его после — незабываемо. Невесомо касаться линии челюсти, другой рукой зарываясь в короткие волосы. Оглаживать его язык своим, уговаривая и благодаря. За то, что появился в жизни, что доверился, что отдался. За то, что стал наркотику подобным. Оставлять его одного в пустой раздевалке, потому что «Нур, мне время надо, подумать» — как минимум странно. И Нурлан чувствует, что что-то не то и что-то не так. Что Лёша, сам на себя сейчас не похожий, не в порядке абсолютно, даже если «Сабуров, отъебись, я ж не девственница-семиклассница, чтоб ты меня теперь до дома провожал». Нурлан нутром ощущает, что что-то произойдёт. Что-то уже происходит. Но Лёша, отчего-то расстроенный и совсем немного разозленный, едва ли не бегом садится в (оказывается) заказанное такси, оставляя Сабурова одного на школьной парковке. Ладно, думается Нурлану, он даст неугомонному однокласснику выходные на рефлексию, а потом завладеет каждой клеточкой его тела, каждой мыслью, каждым нервным импульсом. Он разворачивается на пятках, и точно знает, что еще покорит это гранитное сердечко.До отъезда остается два дня.
***
Лёша стоит посреди комнаты, что за пару месяцев стала родной, и невидящим взглядом рассматривает собранный чемодан. Верить, что он вот так запросто уезжает, не хочется. Хочется пойти в школу, прижать к стене треклятого Сабурова и поцеловать. Хочется взять его за руку и прямо сказать, что теперь не отпустит. Получай, мол, что заслужил. Сам виноват. Хочется еще много всего, но в руке — билет на самолёт, в сумке — собранные вещи, в рюкзаке — паспорт и другие документы, а соседней комнате — суетящиеся родители, потому что: «Лёшка, давай быстрее, опоздаем». Лёша смотрит на открытое окно сообщений и совершенно не знает, что написать. Он пишет: «Ты не виноват,» — стирает. Пишет: «Я бы уехал в любом случае,» — не отправляет. Пишет: «Я, кажется, в тебя влюбился,» — пальцы зависают над кнопкой отправления, но в итоге сообщение тоже летит в корзину. Лёша пишет «прости», и отправляет сообщение.До отъезда остается один час.
Когда ему приходит странное сообщение с незнакомого номера, Нурлан сразу все понимает. Взгляд как-то машинально впивается в пустующее теперь место, которое раньше занимал светловолосый парень. Нурлан хочет спросить все ли у Лёши в порядке. Хочет узнать, не обидел ли он его. Хочет выяснить, где он и когда вернётся. Хочет сказать, что все еще заинтересован. Что это не был секс на один раз. Нурлан хочет сказать так много всего, но его мысли перебивает голос классной руководительницы, потому что: «Ребят, Лёша с нами больше учиться не будет, его родители забрали документы». Нурлан пишет: «Я тебя ненавижу.» — стирает. Пишет: «Пожалуйста, вернись,» — не отправляет. Пишет: «Я в тебя сильно, Лёш,» — сообщение летит в корзину вслед за остальными. Нурлан выбегает из класса, нажимая на кнопку вызова на ходу, но из динамика холодное: «Вызываемый вами абонент недоступен. Пожалуйста, перезвоните позднее».До отъезда остается один удар сердца.