[The Night King — Ramin Djawadi]
Тело тут же поглощает, утягивает вниз, мгла. Руки движутся, ладони сжимаются, стараясь за материю зацепиться, но она ускользает из-под пальцев. Ноги ищут опору, крылья раскрываются, но так мгла лишь сильнее их пропитывает, отчего перья становятся тяжёлыми, уже неспособными в лучшем случае помочь. Она тянет вниз, в эту пучину, мглу, неприятной липкой смолой подбирается к рукам, горлу, кислорода лишает, от чего подступает лёгкое головокружение, грудь давит, в солнечном сплетении что-то оседает. Тело обдает холодом, что кости сводит, заставляет оцепенеть. Тьма. Повсюду, везде, рядом, близко. Уже не просто приближается, пытается овладеть, захватить мощное тело в свои оковы. Он чертыхается про себя. Неприятное покалывание уже прошло, но сейчас положение куда тяжелее. Упрямо гнёт свою линию, силы внутри себя собирает. Его зеницы загораются, как и огни в руках. Готов поклясться, что так легко ещё не попадался. Так быстро ещё никогда не вёлся на чьи-то уловки. Был готов к хитрому прищуру глаз, к ухмылке и словам, пропитанным ядом, ударам смертельным, но к тому, что демонесса сказала в конце — нет. Отец знал о силе Астории, но ни разу не сказал об этом. Скрывал? Молчание — это в борьбе за престол было огромной ошибкой, что выбила в прямом смысле почву из-под ног. И где он сейчас? Энергетическое пространство, закрытая комната, Небытие? Астория бы захотела посмотреть на мучение, не избавилась бы так быстро. Да и Люцифер был бы не против поиздеваться над врагом, чтобы со злорадством наблюдать за тем, как жизнь медленно вытекает из чужого тела, как оно в страданиях содрогается. Слишком хорошо она поняла эту силу, сняла оковы и использовала в своих целях. Вновь обманула, но теперь уже так, что не выбраться. Но, черта с два, он не позволит себе сдаться раньше времени. Пока внутри него горит пламя — он жив, а значит способен побороть всё, а потом убить Асторию. Если смог запечатать её силу отец, то может ли Люцифер уничтожить её полностью? Окружить огнем, да сжечь дотла. Всё же, энергия оказала воздействие, а значит, что надежда все ещё есть. Сын Сатаны бы посмеялся, злорадно усмехнулся мыслям, что подобны размышлениям смертных, и он сделает это, как только разберётся с паутиной магической вязи. Отсутствие необходимого воздуха, теперь кажется не такой странной причиной смерти, но унизительной и нелепой все ещё считается. Все силы переходят в ладони, на которых появляется огонь, распространяющийся по коже. Сгореть и вылезти отсюда. Наружу, наверх, чтобы вернуться в игру. Так просто от него не избавиться. Пламя все больше кожного покрова заполоняет, но ему противостоит холод тьмы. Контраст температур сильнее давит, холод режет, словно льдом, а огонь раны прижигает жаром. Сочетание ужасное, хочется взвыть, но он терпит. И не из таких передряг выходил сухим из воды. Забавно, что сейчас он плавает в отнюдь не кристальных водах, а тягучей мгле. Среда обитания дьявола, вот только тьма не его стихия. Как она вообще додумалась до такого способа избавления от сына Сатаны? Что за неимоверная глупость? Он ожидал от неё большего. И если демон сейчас в Небытие, то оно определённо его не впечатлило и даже разочаровало. Ожидания на последнее пристанище души бессмертных возлагались бо́льшие. В какой-то момент становится ещё труднее, энергия высвобождается и прямым потоком направляется в мглу, в ней же скрываясь. Разносится громкий гул. Если бы здесь был какой-нибудь ориентир, брюнет бы точно сказал, что движется по какому-то течению. Когда он пробует снова, тьма беспросветная не отступает перед огнём, лишь сильнее вступает в противоборство, отыгрываясь на кожном покрове, который, кажется, скоро ожогами покроется. Боль перекрывает все другие ощущения, но кажется, будто та ледяная вязь, созданная тьмой, все же куда-то несёт тело. Совсем скоро холод понемногу отступает, становится как-то светлее. Падение. Резкое в начале, после плавное, заставляющее сердце будто упасть. Что это ещё такое? Хоть какой-то просвет вновь сменяется тьмой. Неочевидно, непонятно и неизвестно здесь все, вот только отчетливый удар спины, упавшего тела, о поверхность, которой здесь просто не может быть, ещё больше не вписывается в общую картину. — Дьявол! — недовольно хрипит он, приподнимаясь и осматривая обстановку рядом. Первый вздох. Второй, третий. Легкие наполняются воздухом, внутри саднит от долгой задержки, от долгого отсутствия кислорода. Приходится откашляться. Неосознанно дышать становится легче, словно теперь он в неком куполе, защищающем от тьмы, что все ещё нависает, но давит уже не на тело. Что же, горизонтальная поверхность найдена — это уже хорошо. Осталось вылезти отсюда, потому что злость невероятно требует выхода. И уже понятно, что будет первым действием по возвращению, кто будет главной жертвой. Снова принимает обычное положение, но даже после ничего разглядеть не может. Холод никуда не ушёл, но больше не обжигал своим льдом, не оставлял ожогов, а осторожно обволакивал, принося прохладу. Гостеприимное магическое пространство, более пригодное для прибывания, радостно приняло, не доставляя дискомфорта. Всё же дала поблажку, как и обещала. Но всё еще злит: она вздумала играть с дьяволом. Впервые за все прибывание здесь, чувствительные рецепторы улавливают запах, кажется, чью-то энергию. Сначала тонким шлейфом она проходится перед носом, заставляя идти вперед, а после обволакивает сильнее, будто впускает, доверяя её источник, владельца гостю. И тьма впервые принимает очертания. Клубами облаков расступается, мягким прохладным облаком аккуратно касается, принимая. За тучами проходит свет, создавая контраст. Демон продвигается ближе, когда его озаряет. Неприятно, болезненно слепит настолько, что пелена зеницы застилает, скрывая от взора картину, которая сменяется, указывая на очертания. Взор обращается вперёд. Постепенно взглядом осознавались очертания полуразрушенного строения. Основные столбы остались целыми, лишь верхняя часть пострадала, будто от хорошего земного оружия, последствие использования которого видно невооружённым глазом. От здания исходило свечение. Подле, когда-то высаженный, сад с цветами и деревьями, что оказался запущен, будто оставлен на долгое время, из-за чего жизнь у растений была отнята, обращая их в черный, серый, темный. В пути ничто не препятствует, что заставляет ещё раз оглянуться по сторонам, но ничего кроме тьмы и невесомой вуали купола взор не замечает. Будто он собой отгораживал тьму и что-то внутри нее. Что-то существующее независимо, что успели собой своды защитить. — Странно видеть здесь кого-то с такой сильной энергией, — раздаётся совсем рядом, заставляя обернуться. За крыльями внушительных размеров его фигура теряется в контрасте. Руки облачены в рубашку и подняты по обе стороны от тела, он подходит ближе к обрыву, равняется, устремляя взор вперёд. Кудрявые волосы на макушке едва заметно колышутся от легкого ветра, казалось, здесь невозможного. Ангел и сам весь будто светится, контуры перьев едва блестят внутренней, равномерно искрящейся, энергией, а с другой стороны падает теплое свечение, привлекая к пейзажу, впервые сменившему эту мглу. Времени, что ушло на разглядывание гостя, хватает младшему для опознавания личности пришедшего. — И живой. Ты Люцифер, верно? Сын Сатаны хмурится, но отвечает. Не он сейчас ведет, а вот воздействие на него какое-то оказывается. С таким, кажется, ребенком даже спорить не хочется. Ангел не по возрасту сильный, но свое поведение сын Сатаны списывает на банальную усталость, которую, однако, не показывает незнакомцу, по воли судьбы здесь оказавшемуся. — Верно, — незнакомец кивает, сам для себя подтверждая догадки. — Ты? — Мальчик из башни, если проще, — ангел улыбается. — Где мы? — интерес, уже давно засевший в голове, находит выход в словах. — Сложный вопрос, — неопределенно отвечает. — Лучше один раз показать, чем сто раз рассказать, — он будто что-то после этого припоминает, потому как взор замечает на лице его легкую улыбку, покрытую пеленой грусти. Делает шаг на край обрыва, чуть крылья приоткрывая, когда за ним следует Люцифер. Всё движения не удаётся совершать быстро, он будто под водой. Ангел, уже свободно перемещающийся в воздухе, упорнее махал крыльями, казалось, был быстрее. Они опустились у подножья обрыва, прошли вперед, мимо сводов потемневших, которые раньше обвивали лозы. В глазах будто мелькает, в голове воспроизводятся чьими-то воспоминаниями картинки того, как некоторое время назад все здесь росло, благоухало, разносило приторный запах, щекотало слух. Райский пейзаж контрастировал с реальностью. — Здесь не так плохо, как сейчас. И все же я думаю, ты здесь не навсегда, — проходя под каркасом, еще уцелевшим, они приближались к порталу, на котором был неразличимый рельеф. Внутри, однако, все оказалось в лучшем состоянии. Целое, масштабное, величественное, даже внушающее восхищение. Несмотря на колонны, что отдают тенями на полу и стенах, источника света не видно. Будто лишь насыщенные им частицы витают в воздухе, становясь то ярче, то глуше. — Почему? — Она не позволит. — Кто она? — смысл фразы от созерцания, впервые, кажется, действительно им осуществляемого, доносится через время. — Судьба, — мимолетный, скорее настороженный взгляд на ангела, что, улыбаясь, все здесь осматривает, будто сам впервые заходит в здание. Демон проходит далее, становясь в начале широкого зала. Осматривается. По краям, словно обрамляющие дорогу, красуются верхушки колонн коринфского ордера. Он правда не знал бы об этом, даже внимания бы не уделял, но одна особа как-то раз поделилась знаниями об этом. Проработанные когда-то глыбы, теперь же элементы архитектуры, вторгались в полотно на потолке, который внутри почему-то был целым. Иллюзия ли? Совсем рядом были постаменты. Над ними небольшие сферы, точно собранные для ритуала. Переливающиеся в разные цвета, они колышутся, удерживаемые внутренней силой в шаровидной форме, чуть вспыхивают, словно языки в ране материи на солнце. Лучи света все же оставались непойманными взором. — Это Небытие? — неопределенность сеет первые ростки недовольства. Молчание более оттягивает момент истины, добиться которой хочется уже не словами. Вот только он еще не знает, что раскроет другую правду. Настолько удивительную, сносящую с ног. Ломающую? Все зависит лишь от него. От него и его понимания, его реакции, его дальнейших действий. Главная роль, на пути к которой, он совсем скоро потребует решительных поступков, потребует сражений, битв, крови. А вот чьей — решать только ему. Единственному кровному наследнику Адского престола. Сын Сатаны не обращает на постаменты должного внимания, уделяя его более тому, что находится в центре. Скульптура. Женская фигура облачена в белое платье с золотыми узорчатыми вставками. Она изящными тонкими руками тянется, словно к свету, крылья за спиной готовятся к взлету. Ноги почти оторваны от земли, но её будто что-то удерживает, притягивает обратно, и момент некой борьбы остаётся запечатлён в камне. Демон хмурится, всматриваясь больше. На лице прослеживаются эмоции через, чуть сведенные, брови. Только после взор улавливает движение в стороне. — Я не могу сказать, что мы канули в Лето, — ангел отрицает. — Нас не забыли. Здесь что-то более важное, нежели умершие в бессмертии. — Почему так уверен? — Твоя энергия слишком сильна для погибшего или убитого. А еще слишком теплая, горячая. Вики не смогла бы предотвратить мою смерть, но память сохранила, из-за чего я тут, а тебя, скорее всего, от чего-то спасла, потому ты здесь ненадолго, — следующее предложение заставляет прислушаться, впитать все в себя. Если это действительно и ее рук действо, значит, удача на его стороне. — Я здесь давно. — В душе ее не всегда было так темно? — тень ложится на лицо. Что же, это становится все интереснее, но серьезность ситуации не дает не улыбнуться, не натянуть на лицо привычную усмешку, скрывающую многое. Он ждет ответа. Слишком запутанно и непонятно. — Душа… — Люцифер не только слушает, смотрит на спутника, что так же рассматривает скульптуру, словно в ней ища ответ. — Я не могу сказать, что мы здесь. Да, тут что-то важное, что-то греющее, но не душа. Она бы не позволила дотронуться. Если только что-то ужасное не случилось. Про себя вновь чертыхается. В Преисподней все еще идет бой за место короля, а главный на него претендент, все еще находится непонятно где, в компании ангела. Хорошо свое место отстаиваешь, Люцифер. — Если бы была душа, не было бы ограничений. А здесь они есть. Вики словно спрятала свои воспоминания от кого-то, сохранила, дабы они не исчезли в этой тьме. Я правда не знаю, есть ли отсюда выход, но, думаю, только она и решает. Однако, для меня его не существует.[Light of the Seven — Ramin Djawadi]
— Cra, cra… — где-то позади проносится раскатистый звук. Брюнет тут же назад оборачивается, когда замечает в контрасте света и тени очертания черного тела птицы, что облетает по спирали небесных существ, равномерно махая крыльями. На секунду пронзает удивление. И что птица делает здесь? Ворона становится в воздухе ближе, лениво перебирает крыльями, позволяя себя оглядеть. Тёмные крылья в свете блестят, в чёрных глазах, чей взгляд направлен словно в никуда, видны блики. Ангел выставляет вперёд руку, на которую птица садится, опуская свою голову ниже в знак благодарности. Все внимание переходит к животному. Другой свободной рукой ангел проходится по смоленым перьям, которые существо покорно подставляет, словно ластится, то опуская, то приподнимая крылья, стремясь вновь оказаться под мужской ладонью, что мягко перебирает покров. Она даже словно не замечает, что кто-то помимо здесь есть, не отвлекаясь на слова. — Что за существо? — брови ангела чуть сводятся, когда он слышит вопрос. — Не знаю… — он вновь дарит ласку зверю, — похожа на одну из райских птиц, про которых мне рассказывали, но у неё слишком темная окраска. — Ca-a-as! — существо встрепенулось от уже легких касаний, довольно потянувшись. Люцифер успел усмехнуться, скрывая легкое недоумение: он знал этих птиц с земли, что многие смертные не любили из-за суеверий. Такова была природа, как позже оказалось, ворон: они были черными, как ночь, громкими своими карканьями, что заставляли маленьких детей сжиматься, потому что они верили легендам, мрачным и внушающим страх. Увидеть столь обычное животное было странно, но, осознавая сущность хозяйки этого места, он понимал, почему что-то земное здесь присутствует. Здесь и ее любимая архитектура, про которую девушка как-то говорила, грустно улыбаясь земному, что осталось позади. Но что какая-то ворона для Уокер? — Может, ещё говорить умеешь? — смышленая. Он делает шаг вперед, выставляя руку, как животное, чего никто не ожидал, резко дернулось, словно его застали врасплох за нежностями с ангелом, обернулось назад, а после взлетело, тут же начиная громогласную тираду. — Cra! Cra! — птица поднимается выше, когда мальчишка её окрикивает, но ручная не возвращается на место, не успокаивается. Она начинает кружить над спутниками, теперь уже быстрее рассекая воздух, словно боясь, что и в воздухе ее поймают. Тишину, уже давно забытую, нарушают протяжные звуки, издаваемые вороной. Она сторонится Люцифера, но все же опускается ниже, не жалея собственных крыльев, чтобы напасть на демона. — Стой! — ангел кричит громче, дабы помочь, но никто, кажется, его слушать не собирается. Люцифер ведет рукой сильно, размашисто в воздухе поверх своей головы, от чего ворона уклоняется, но все же опускается на одну сторону. Её давний друг не понимает столь резкой смены настроения, старается успокоить, пока не осознает, куда направляется существо. Полет становится быстрее, взмахи крыльями более резкими, будто существо почуяло свежую кровь. Брюнет тут же оборачивается, готовясь в крайнем случае напасть, но ворона отлетает в сторону, словно ожидает удара, а после с силой опрокидывает на пол одну из сфер с постамента. — Элпис! Под воздействием, сфера перекатывается по горизонтальной поверхности, а после летит вниз, подгоняемая притяжением и весом. Все происходит быстро: соприкосновение, удар, звук треска и выпущенная из стеклянных оков энергия, мигом расползающаяся по полу и овладевающая воздухом, что заставляет давиться, выпуская из легких воздух. Едкая энергия попадает, заставляет глаза слезиться, отчего картина перед зрачками, что уже переменилась, трудна для восприятия. Голос вороны стихает, больше не слышно надрывных криков существа, что совсем недавно спокойно сидело на чьей-то руке. Наступает недолгая тишина, в которой они стараются избавиться от наваждения, пока хлесткие удары не врезаются в слух. В нос ударяет запах сырости вперемешку с металлом, что оседает на языке своим, до боли знакомым, привкусом. Демон отстраняет руки от глаз, заставляя себя посмотреть, почему обстановка переменилась так быстро. Знакомое предстало перед глазами, но отнюдь не самое приятное, что довелось видеть дьявольским зеницам. То же мужское тело за массивными крыльями, что, рукой замахиваясь сильнее, делая тем самым амплитуду больше, выносит ладонь, в которой зажата рукоять плетки, вперед, в направление уже исполосованного тела. В голове проносятся вопросы от такого неожиданного поворота, но более внимание вновь привлекает лицо. Снова покрытое пеленой боли, снова выражающее ужасные страдания, что не прекращаются долгое время. Люцифер хмурится, скрипя зубами: картина пыток вновь перед глазами, как и когда-то давно. Дыхание от этого становится только тяжелее, ладони сжимаются, желваки на лице играют. Он улавливает реакцию ангела, что пугается открывшегося представления. Тот едва отвлекается на, промелькнувшие во тьме, очертания, как вновь пытается окликнуть животное, что запретное показало: — Элпис! — птица направление меняет, пролетая совсем рядом, разнося взмахами крыльев покрывший пол туман, что поднялся выше, скрывая в себе фигуры. Теперь другое, но такое же близкое. Неприятное. Тонкая шея зажата в тисках рук, что сжимали кожу все сильнее и сильнее. Под пальцами она принимает цвет, который распространяется, окрашивая в красный, болезненный синий, от давления. Лицо поднято на верх, глаза смело смотрят вперед, прямо на демона, что сверлит красными зеницами лицо, постепенно приобретавшее нездоровый оттенок от недостатка воздуха. Он что-то шипит, в порыве сильнее пальцы сжимает, а Вики ему отвечает так же злостно, стараясь вырваться. Все непонятно, размыто, доносится будто из-под воды, но воспоминания восполняют картину — все сказанные слова, действия, что наложили отпечаток на душе. Это было настолько давно, что должно было под давлением всего нового забыться, стереться на плёнке, не оставить и следа, но все оказалось не так просто. Злость, негодование, ненависть и жажда мести настолько в то время овладевали, что уже не оставляли равнодушными. Вспышкой разбушевавшееся животное приносит другую сферу, что в воздухе на мелкие кусочки разлетается, и воздух вновь окрашивается в другой цвет. Все призрачное принимает другие формы, обрамляя темное пространство, надолго окружившее существ. Крик, шаги, треск разбившегося стекла. Веером листов осыпавшиеся бумаги на полу, что ветром, доносимым из окна, поднимаются в воздух, вихрем взлетают, вторя эмоциям. Сложенные на груди руки, напуганное отражением лицо. А в зеркале очертания молодой фигуры Непризнанной в одеянии, что приняло кровь существ. Ещё неизвестно чьих, но с точностью многих, большого количества и множества. Знакомый вид потерянного существа заставляет сдвинуться с места, сделать шаг вперёд, но прикосновение к плечу, уже уверенное и сильное, заставляет обернуться. Позади стоял ангел, что был не менее удивлён, напуган и шокирован, что струсился, пальцы беспорядочно заламывал, но все же уверенно перевёл взор на демона, под его напором остановившегося. — На воспоминания нельзя воздействовать, их нельзя менять. — Что здесь происходит? Какого она вообще это начала? — недовольство от развития столь неконтролируемой ситуации растёт, заставляет говорить громче, взором искать виновницу. — Нужно поймать её. Я не знаю, что на неё нашло, — фраза мысль повторяет, а тело уже готово двигаться дальше. Воспоминания, подгоняемые птицей раздора, проходят, звучат с треском, словно заезженные пластинки, бьют по ушам криками, шагами, остро сказанными предложениями. Вот разговор с серафимом Ребеккой — это отвержение, разочарование, отказ от ангельской метки. Когда до чёрных крыльев злосчастной птицы остаётся совсем немного, единственная фраза, произнесенная знакомым голосом, заставляет остановиться. — Моя душа захотела на покой? — шаги прекращаются, взор, обращенный на новую обстановку, замечает незнакомый кабинет, в котором, по меньшей мере, три существа: Самаэль, Астория и Азазель. — Я не желаю тебе зла, и это просто предложение, от которого, однако, тебе уже поздно отказываться. Мы, к сожалению, не выбираем себе родителей, так что о тебе все равно будут говорить, — разводя руки в стороны, проговорил он. — Мне даже сказать нечего, — демонесса сдвинула брови, негодуя, — Пока я здесь, на небесах происходит полная несуразица. Мне просто нельзя быть в Аду, пока с Мальбонте все не закончится! Удивление настигает, в голове вопросы рождаются от наличия этой картины, воспоминания. Это не её воспоминание. Точно ли не её? Астра злобно шипит, но лицо перед отцом сохраняет. Они перепираются, пока энергия от существ исходит, помещение заполняет, в себе рождая картины, произошедшие после. Мелькает впервые лицо Левиафана, бегство, вновь руки в крови, но уже другого существа. Подле Доллес, беспорядочные фразы извинений от бессилия и чувства вины, что на лице было отпечатано, бегство и нахождения спасения. Безразличие и безысходность. Воспоминания своим наличием ошеломляли, отчего скорее хотелось схватить ту ворону, что обрушила поток воспоминаний на них, да прижать посильнее. Когда сделать это удаётся, пальцы демона обвивают её шею, прижимают крылья к телу, которыми птица трепетала, пытаясь вырваться всеми силами. Тьма тут же отступает, когда её предводитель в ловушке цепких рук оказывается. Ангел так же от неё освободился, но намерением своим одновременно и удивил, и разозлил сына Сатаны. — Люцифер, отпусти её, — негодование было готово обрушиться на маленькое существо, но брюнет старался себя контролировать, даже слыша наказы в свою сторону, — Люцифер, отпусти! — Стой на месте! — одно предложение, сказанное в адрес ангела, в воздухе повисает, будто все останавливая и возвращая на круги своя, вот только, кажется, что вернуться к обычному состоянию не получится. — Стой на месте, — все же воздействие энергии оставляет след, на спутника не хочется кричать, но его присутствие здесь вместе с несостыковками, в душе поднимает восстание, готовое побудить на решительные действия. — Что здесь только что произошло? Какого хрена? — Элпис разбила сферы с воспоминаниями, — с явным сожалением от потери бесценного произносит ангел. — Она испугалась тебя. Отпусти, ты делаешь только хуже. — Еще разберемся, чьи это воспоминания, — Люцифер приближает к себе притихнувшее существо, что осознало свою беспомощность и бесполезность каких-либо действий. Осматривает чёрные птичьи зеницы, но в них ответа на такое поведение не находит. В какой-то момент применяет свои силы в действии, проникая внутрь сознания. История старой плёнкой просматривается, отражая все состояние строения и сада. Рождённое в этом существо — было поистине красиво, не имело несуразных перьев, чёрного мрачного окраса, райской птицей рассекая воздух близ. Словно отражало состояние хозяйки: тоже спокойное, в гармонии, пока напасти не стали рушить маленький мир. Небо становилось темнее, ветер, ласкающий перья, становился холоднее, морознее, грубее. Бил по телу, сметал с пути. Изменения от радостных открытий, позволявших саду жить, растениям расти и благоухать, в момент сменились неконтролируемым пожаром, нарушающим равновесие в душе. Пламя, словно взятое из пекла Ада, ранило растения, лишало их жизни и дыхания, не оставляла после себя ничего зелёного, цветущего. Пейзаж за секунды, казалось, сменился, более к прежнему состоянию не возвратясь. Маленькое существо, попавшее в пламя, старалось спастись, но красные огни бо́льшей территорией завладевали, принося боль, страдания. Вторил он событиям уже бессмертной жизни, отчего крохотный, когда-то такой важный и красивый уголок души, стал защищаться, особенно трепетное отношение хозяйки чувствовать. Первые сгустки тёмной энергии, что проникали в душу девушки, сюда не проходили, купол не ломали, лишь окружая, не давя. В тот момент прорвалось другое сердцу близкое существо, что смогло более обезопасить место. Когда тьмы стало настолько много, что она, готовая наполнить тело, подпитывалась светом души, появился свет из тёплых воспоминаний, связанных с ангелом. Этого хватило с излишком. Недовольно щурится, отпускает птицу, что неаккуратно опускается на пол, стараясь оказаться дальше. — Гребаный ящик пандоры. Чьи это воспоминания? Что это вообще такое? — поворот к ангелу, — Не смей врать, — непонимание огнями в глазах горит, радужку заполняет. — Это когда-то была часть её души, — ответ прямой не даёт, чем следует традиции белокрылых, однако не останавливается. — Тут были и воспоминания, а после она обособилась, её защищали. Вики связалась с силой, что была её могущественнее. Боялась, что не справится, все предусмотрела. Огонь не раз здесь прошёлся, думаю, потому Элпис так боялась. Разрушенное было взято под купол, чтобы тьма не завладела. Я попал сюда, когда что-то ещё сохранилось. А после… — он внимания от вороны не отводит, все успокаивая дрожащее тело, которое не на шутку перепугалось самого дьявола, что болезненные воспоминания оставил в душе, в гостях. — Вики перестала быть собой. Ей пришлось сменить имя, я видел это по воспоминаниям, что здесь бережно хранил. Она спустилась в Ад, но не по своей воле, а её душевное равновесие было нарушено. Будто в два полюса тянулось, потому защита пришлась кстати. Даже казалось, что Вики делает так, чтобы сохранить себя настоящую, свои настоящие воспоминания от врагов и того, что принесло сюда разрушение. — Значит, мой огонь настолько на неё воздействовал? — он кривится. Ангел не сказал, даже когда поднял на руки животное, приглаживая растрепавшиеся крылья. Не знал, но чувствовал. А по натуре не мог обвинить, но это не значит, что про себя этого не сделал. Нанести такой удар девушке, что даже это выдержала, да ещё и пошла навстречу, не раз в омут окунулась, зная последствия. В знак похвалы пять ударов по лицу без очереди. — Вики назвала себя Астрой? — один ответ, кажется, все рамы выбьет, внутри все изворотит, перевернет вверх дном, но правду донесет. Со стороны кажется полнейшим абсурдом для бессмертного, что был рядом долгое время, но отступать при наличии таких воспоминаний здесь он не собирается. — Да. — Не ври мне, ангел. Она не могла быть в двух местах, не могла сменяться. Вики сейчас под защитой в замке. — Воспоминания не врут. Это все, что осталось от нее настоящей, но Элпис почти все разбила. Я видел последнее воспоминание, она осталась во второй оболочке. Плохо контролировала другую, но и тут тьма окружила, потому здесь все за печатью. Правда хорошенько ударяет, отпечаток оставляет, под кожу забирается. Противоречивые эмоции подбираются, готовясь штурмом завладеть буйной головой. Значит, одно существо. Тайна, обман. Лгала довольно хорошо, а он близко подпустил к себе. Но так ли на самом деле? Её душа пред всеми была закрыта, глаза могли врать, но чувства и энергия — нет. Воспоминания двух существ здесь не собрались бы, некому, незачем. Сколько раз ещё стоит оступиться на теме: «Виктория Уокер», чтобы все понять? — Говорил, никому не даёт притронуться, — оба понимают: о чём речь. — Но тебе позволила. Здесь только боль и разочарования. Кто ты для неё? Что ты сделал? — кажется, лучшее решение — напасть, но тут брюнетом управляет лишь желание добиться полной правды. — Что здесь ещё есть? В шкафу Вики Уокер ещё остались скелеты, когда казалось, что одного, пойманного руками, при открытии дверцы достаточно. Сам не знает, чего от себя и своей силы ожидать, но правду ищет, сменяет тактику, впервые, кажется, чувства отвергая. Сразит правда? Или же она сама будет уничтожена? — Не только боль, — ангел уверенно отвечает, словно понимает его интерес, его желание, необходимость раскрыть карты, все рассказать. — Здесь все, что делает Вики ей самой. Оно сохранилось даже после того, как один демон вдохнул в неё тьму, что тут нас не касается. Кто-то заранее все предусмотрел, помог спрятать. Потому я не могу сказать, где мы. Но здесь есть и радость. Элпис, — внимание к животному обращается, — покажешь? Ворона, имя которой впервые в мысли приходит, поднимает взор понимающий на ангела, но одного вида хватает, чтобы понять отказ. Он еще раз ее успокаивает, гладит, стараясь не сильно ворошить покров, под пальцами появляется свет, что всё ближе, проникает, воздействует. Крылья больше беспорядочно не движутся, животное не спешит скрыться, но взлетает уже спокойнее, в воздухе задерживаясь. Амплитуда движений все больше, ветер поднимается, частицы, раннее в воздухе витавшие, кажется, льнут ближе, свечения незамысловатые образуя, к себе взоры привлекая красотой и изяществом. Маленькие светящиеся созвездия возникают, теперь и вовсе противостоя тому, что рождалось во тьме, словно этим что-то демонстрируя, на что-то указывая. В свете небольшая фигура раскрывала свои изящные ладони, приподнимала их на свет, что-то шептала, стараясь сконцентрироваться, что-то сделать, а после выпускала из рук темную вязь, в свете луны отливаемую. Пугалась, быстро скрывая, а после, со вздохом, впервые в своей бессмертной жизни, выпускала энергию, заложенную в ней, казалось, уже давно. Первый шаг, второй, разворот. Танец теней в таком освещении скрывал эмоции, состояние, но демонстрировал красоту и могущество той силы, выпускаемой из тела. Первое проявление, первые фигуры, сферы, попытка познать, преисполнить. Кудри волос, улыбка. Ветер, растрепавший локоны, что тонкая рука убирает, а после треплет, вызывая улыбку. Разговоры, советы, рассказы: в одном месте связывали потерянных, одних в этой башне. В них был путь к гармонии, спокойствию, единению. Ноги свисают вниз, болтаются, а покровные перья на крыльях так и трепещут под напором ветра, дух от этого захватывает и не отпускает, вплоть до глубокого глотка воздуха. Мелькают бумаги, распахнутое окно, зеркало. Исчезает, уходит с воспоминанием, как последствие, еще ломающее и разрушаемое, лишающее дорогого человека. Четыре пары крыльев, чьи обладатели на одной кровати, смех, что рождает очередная шутка демона. Все словно в замедленной съемке: медленное проявление улыбки, блеск в глазах, объятия и светлая грусть, застывшая на лице. После компания падших, спорящих, играющих с азартом, желанием победить, что стали близкими сердцу. Первое появление в воспоминаниях Либи и Доллеса, заставляющее раскрытые ладони сжаться, брови нахмуриться. Множество бессмертных в этих воспоминаниях, что приносили счастье, но нигде нет его. Значит, все же обманула? Стремительный, но легкий бег, от которого локоны развеваются. Небольшое тело всего через несколько шагов достигает цели, врезается в другое, с силой в руках сжимая, утыкаясь носом в ткань черной рубашки. На лице рождается улыбка, оно расслабляется от долгожданной близости, чего было лишено несколько дней. Демон спокойно принимает эти объятия, пусть и скрывая удивление, а после с привычной ухмылкой что-то говорит, от чего девушка закатывает глаза, вновь, как обычно это бывало, становясь серьезной. После что-то меняется, виднеется падающий на кровать свет. Девушка в рубашке что-то говорит, а после улыбается, но по губам прочитать можно — это шутка про Фенцио. Впервые смеется, заражает настоящей улыбкой, проявляет эмоции свои настоящие. В тот день она сама приняла его энергию, позволила… дотронуться? Все рассыпается, соединяется вместе, начиная движение. — Ты спрашивал, кем я для неё был, — в кружащихся частицах голос становится тише, мелодичнее, превращается в шепот. — И другом, и названным братом, возможно, первым, кому она открылась. Я в последний момент с ней поделился энергией, отдал частичку, совсем небольшую, но будто знал, что так нужно. Мальбонте взял большую часть, но в себя эту не вобрал. Когда совершился ритуал, стало сложнее. Две ее оболочки, я видел, окончательно разъединились, а Мальбонте занял другую, что Вики получила, как только появилась на небесах. Мальбонте… Энергия не защитила. Он в замке, в другом удобном для маскировки, смог сбежать, но демон не почувствовал, не понял. Те два разных глаза — не последствие ранений. И, если так, значит, вступил в игру, начиная ее с главной сцены всех развернувшихся событий под крылом у дьявола. Подступил ближе к княгине. Что сейчас наверху? — Здесь могло бы быть лучше, но рядом одна тьма, эта мгла ломает все хорошее. Я знаю, она пыталась, до сих пор пытается. Что-то пошло не так. Это разочарование было последним, — взор обращается к ангелу, — я надеюсь. Ведь что-то заставило ее помнить? Эта сильная энергия. Последнее воспоминание этим окружено. В ней она уже давно была, но тут вновь обрушилась, позволила опомниться, словно все всколыхнула. — Значит? — уже догадывается. — Это дело рук Адского пламени. Твоей энергии, я понял это, когда ты только здесь появился, но Элпис испугалась. Не все потеряно. Мальбонте занял физическую оболочку, встал на ее место, а тьма окружила. Но я же здесь? Пусть и не ощущаем. Значит, и память есть, эта энергия воспоминаний внутри теперь уже Астории есть, она сильная, я чувствую. Значит, и надежда есть. Правда, Элпис?