Мой рай там, где ты.

      Кёнсу шел, тихо ступая по влажной земле стараясь не издавать лишнего шума. Он внимательно смотрел по сторонам, чтобы быть готовым если появится какой-нибудь зверь. Сквозь редкие прорехи в кроне деревьев на землю падали теплые лучи солнца, воздух приятно пах травой, а в воздухе парили крохотные пташки, заливавшиеся звонким пением. Кёнсу задумался. Кругом царила такая идиллия. Даже его друг, который так много страдал из-за непонимания и одиночества, сейчас так счастлив. Он еще никогда не видел его таким. Да, он всегда улыбался, смешил других, но Кёнсу то знал, что это лишь защитная железобетонная стена, скрывающая его одиночество. Сейчас же он выглядел таким настоящим, полноценным, словно зияющую в груди пустоту до краев заполнила нежность и теплота. Так почему же его, Кёнсу, так злит и раздражает этот личный рай его друга. Кёнсу нахмурился. Он был тем, у кого было море ухажеров, кому дарили внимание многие парни. Он не Бэкхён, который либо учился, либо зависал дома перед компьютером, с отросшими растрёпанными волосами, в странных очках и пижаме. Но сейчас красивый подтянутый парень не выпускал его из своих рук, будто свою самую большую драгоценность и смотрит с такой нежностью словно видит саму душу.       Кёнсу нахмурился еще больше.       Да, определенно, это была зависть. Он завидовал и ругал, ругал себя за то, что злится вместо того, чтобы радоваться за друга. Он знал Бэки это заслужил, но разве он, Кёнсу, хоть когда-то делал что-то плохое, разве он делал что-то, за что его следовало бы наказать? Почему же он так одинок…       Погрузившись в самобичевание, он совсем потерял концентрацию. Невидящим взглядом смотрел по сторонам, не понимая куда наступает.       Из мыслей его вырвало движение, которое он почувствовал боковым взглядом и в то же мгновение ногу стянула тугая петля и его больно дернуло, подкидывая в воздух. Кёнсу даже сообразить не успел, издав сдавленный полустон, полуписк.       Он раскачивался на довольно приличной высоте. Нога предательски ныла от острой боли где-то в районе щиколотки. Кёнсу попытался подтянуться чтобы взяться за веревку и достать кинжал, но ногу пронзила острая боль и он вернулся в прежнее положение. Мысли бились в голове, принося физическую боль. В висках больно отстукивал пульс. «Кто поставил эту ловушку? Для кого она была предназначена? Значит тут есть люди? А если это люди то, что они сделают с ним когда обнаружат?», — мысли неслись нескончаемым потоком, который мешал собраться с силами и предпринять новые попытки освободиться. Руки дрожали от страха и волнения перед неизвестностью.       Время шло, а вокруг ничего не происходило. Кёнсу, выбившись из сил, пытаясь освободиться, висел неподвижно и был готов вот-вот отключиться. Вокруг так же гудели птичьи голоса, отдаваясь звоном в ушах.              Сознание дало о себе знать, когда он не то сквозь сон, не то приходя в себя почувствовал, как тело опускают на твердую землю, а в ноге стихает боль от долгого висения на ней. Лицо опалило теплое касание чужого дыхания. И тело, только почувствовавшее расслабление, напряглось с новой силой. Мысли со своей дикой скоростью сметая остатки недавнего беспамятства, а глаза сильнее зажмурились, не желая видеть реальность. Собрав все свое мужество, которое скорей походило за защитный рефлекс, который работал по принципу напади первым или нападут на тебя, Кёнсу резко открыл глаза.       Перед его лицом, всего в паре сантиметров были огромные, темно-карие, бездонные глаза, которые похоже внимательно его изучали. Глаза выглядели такими по-детски удивленными, словно ребенок, спустившийся рождественским утром в гостиную, обнаружил там спящего под елкой Санту. Но за пару секунд, когда незнакомец заметил, что Кёнсу открыл глаза, он быстро отпрянул, принимая защитную позу.       Сейчас глаза уже не выглядели такими же детско-наивными. Сейчас на него смотрели холодные, напряженные, с каким-то металлическим блеском глаза хищника. Кёнсу почувствовал, как внутри все холодеет и стягивается в тугой узел страха. Незнакомец отпрянул еще дальше, поднимаясь на ноги и направляя в свою жертву острие копья, вытесанного видимо из какого-то дерева. На конце, которого явственно проглядывались следы крови, что определенно намекало что оно не впервой встречается с жертвой.       Кёнсу перевел взгляд с оружия на парня. Это был высокий, жилистый парень. Его подтянутые мышцы заметно выпирали под смуглой кожей. В своей воинственной позе он напоминал статую древнегреческого бога, вылитого из бронзы. Единственным предметом гардероба, скрывающим крохотную часть этого божественного тела, была набедренная повязка. Подняв глаза обратно к лицу аборигена, Кёнсу заметил то ли смущение, то ли беспокойство от такого пристального разглядывания, но замешательство быстро сменилось гримасой злости. Он крикнул что-то на своем языке, потрясая копьем, по-прежнему направленным на До. Дикий страх окатил словно ледяная вода, заставляя снова зажмурить глаза.       В следующее мгновение он почувствовал, что ему связывают руки, приоткрыв глаза он успел увидеть лишь кроны деревьев, когда его закидывали на плечо. Он уткнулся носом в чужую спину и следующий час или пару часов, а может и какие-то минуты, Кёнсу не мог бы точно сказать сколько прошло времени, казалось, это тянулось целую вечность, он видел лишь крохотный участок бронзовой кожи, под которой двигались мышцы.       Когда Кёнсу уже показалось что эта пытка никогда не кончится его резким движением скинули с плеча, ставя на ноги. Поврежденную ногу пронзило дикой болью. Кёнсу взвыв как раненый зверь плюхнулся на задницу, заваливаясь на бок. Из глаз покатились слезы, хотелось потянуться, прикоснуться к раненой ноге, но связанные руки и ноги не давали даже толком пошевелиться. От этой беспомощности еще больше захотелось плакать.       Через пару секунд он почувствовал на своем лице чужое прикосновение. Судорожно сглотнув, он открыл глаза. Парень стоял перед ним на коленях. Удивленно распахнутые глаза внимательно смотрели на Кёнсу, а горячие пальцы водили по его щеке, где только что скатилась слеза. Абориген изумленно приоткрыл рот, словно увидел что-то совершенно невероятное. Су, растерявшись от этой ситуации, даже забыл, что боль в ноге так и не прошла. В глазах снова появилось то же детское любопытство. А приоткрытые губы говорили о высшей степени заинтересованности. На последних Су подвис настолько долго что в какой-то момент поймал себя на мысли, что ему безумно хочется прижаться к ним своими. Мысль о том насколько мягкими и приятными могут быть эти пухлые губы словно стала навязчивой идеей, что, если бы он не был связан по рукам и ногам, он точно бы это проверил. Проверил бы, игнорируя инстинкт самосохранения и то, что скорее всего его после этого бы убили как взбесившееся животное.       Словно прочитав его мысли, незнакомец медленно двинулся пальцем вниз, приближаясь к губам парня. В паре миллиметров от них он поднял глаза и встретился с Кёнсу взглядом. Зрительный контакт длился буквально долю секунды после чего он снова перевел взгляд на губы и слегка надавливая прошелся пальцем по нижней губе. С каждой секундой сердце Кёнсу начинало сильнее стучать под ребрами. Дикарь снова перевел взгляд на глаза и облизал свои пересохшие от волнения губы. Кёнсу рефлекторно повторил за ним это действие, проходясь по пальцу, который до сих пор прижимал его нижнюю губу. Незнакомец отдернул руку словно приходя в себя от наваждения и возвращая лицу прежнюю отстраненность и холодность.       Абориген поднялся на ноги скрылся за спиной. Кёнсу не мог повернуться и лишь слышал удаляющиеся, шелестящие по траве шаги. Прикрыв глаза, он глубоко вдохнул, вспоминая про ноющую боль в ноге.       Вернулся его «сексуальный похититель», когда уже стемнело. Кёнсу решил его звать именно так, отмечая про себя что никогда раньше не замечал за собой кинков на насилие. Су решил привлечь к себе внимание, потому как лежать в одном положении со связанными конечностями было то еще удовольствие. Тихонько поерзав на месте, насколько позволяло затекшее тело, он затих, прислушиваясь к действиям похитителя. Судя по хрусту веток тот собирался разводить костер и на шевеления поблизости никак не среагировал. Подождав еще пару секунд, он издал жалобный стон, стараясь передать всю глубину его мучений. На мгновение воцарилась гробовая тишина, говорящая о том, что мучитель все же прекратил свое занятие и прислушивается. Кёнсу сглотнул и повторил жалобный всхлип. Пульс болезненно стучал в висках, оставаясь единственным подтверждением что время все же продолжает двигаться пока он мучительно ждал развязки этой сцены. Он вздрогнул, когда тишину нарушили шелестящие шаги босых ног в его сторону. В темноте нельзя было различить лицо и от невозможности оценить эмоции на лице напротив, становилось еще страшнее. Темная фигура опустилась перед ним на корточки и выжидающе затихла.       Кёнсу еще раз болезненно застонал и пошевелил онемевшими руками. Фигура перевела взгляд на руки. Луна осветила профиль парня, озадаченно смотрящего на связанные руки, задумавшись тот закусил губу продолжая смотреть на веревку. Спустя мучительные минуты ожидания он мимолетно глянул на лицо пленника и достав из-за пояса нож, перерезал путы на руках, глянув на ноги он качнул головой и убрал нож обратно за пояс. Кёнсу понял, что ноги ему видимо не развяжут, опасаясь, что он сбежит. Но уже то, что он почувствовал освободившиеся руки было непередаваемым облегчением. Он принялся разминать онемевшие пальцы и ноющие от веревки запястья. Минут через десять, когда щекочущее покалывание в пальцах прошло, Кёнсу сел и потянулся к пострадавшей ноге. Со стороны послышалось грозное шипение. Его похититель уже развел огонь и сейчас разделывал, тем самым ножом, кролика. Когда Кёнсу потянулся к ногам тот недовольно зашипел и покачал головой смотря в глаза своей жертве.       — Я только помассирую. — голос после долго молчания прохрипел как чужой.       Заметив, что парень нахмурился еще сильнее, Су понял, что его просто не понимают. Задумавшись, Кёнсу изобразил на лице гримасу боли, постанывая и указывая на больную ногу. Он старательно изображал вселенскую боль вкладывая в свою игру весь свой талант, которого ему не занимать, как говорили в школьном театральном кружке. Глянув на парня, он заметил замешательство на его лице, но после минутного молчания он подошел и принялся ослаблять лианы, которыми были стянуты ноги Кёнсу. Закончив, он посмотрел тому в глаза и Су смущенно ему улыбнулся, в знак благодарности склоняя голову. Абориген вернулся к своему занятию, изредка бросая взгляды на свою жертву, которая массировала потянутую ногу и неотрывно следила за быстрыми ловкими движениями рук, разделывающих кролика.       Смотря на мертвое животное, Су вспомнил о своих друзьях, которых может больше никогда не увидит. На душе стало так паршиво, не этого он хотел, когда говорил о желании не видеть их. Он опустил голову, отрывая взгляд от завораживающих пальцев, подтягивая свои собственные руки и устремляя взгляд в свои ладошки.